| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Где они стоят? Возле двери?
— Нет. Возле костра.
— Ты не можешь видеть камни с такого расстояния.
— Ракшад рассматривает их на солнце. Они прозрачные... и блестят. — Малика повернула к Адэру. — Алмазы?
— Не знаю. Возможно.
— Но Анатан говорил, что заброшенный прииск находится возле Ущелья Испытаний.
— Значит, ему нельзя верить. Как и всем остальным.
Малика вновь приникла к щели. Отскочила:
— Идут. — Стремительно приблизилась к Адэру. В глазах лихорадочный блеск, на щеках нервный румянец. — Пообещайте, что сделаете в точности так, как я скажу.
Он заволновался — еще не хватало, чтобы его подруга по несчастью повредилась рассудком. Проговорил вкрадчиво:
— Малика... успокойся...
— Это наша единственная возможность вырваться отсюда, — вскричала она.
— Хорошо. Что я должен сделать?
— Вы скажете ракшадам одно-единственное слово "Йола", и вас не тронут. Меня сбросят в море. Меня должны сбросить в море, — говорила Малика взахлеб. — Но вы не бойтесь, я выживу. Я могу нырять с любой высоты. И я отлично плаваю — так никто не плавает. Вам надо сказать "Йола". Сказать так, чтобы ракшады услышали и поняли, что вы сказали. А я приведу Крикса.
Адэр вжался в угол. Тарабарщина пугала сильнее, чем шаги за стеной.
— Пожалуйста, пожалуйста, — частила Малика. — Сделайте, как я сказала. — Неожиданно рванулась к Адэру, уткнулась лбом ему в плечо. — Я боюсь.
Он грубо оттолкнул ее:
— Возьми себя в руки!
Открылась дверь. Порог переступили двое.
Оса установил посреди лачуги табурет. Натянув цепь, вынудил Адэра согнуться в три погибели. Хлыст сбил Малику с ног, пятерней вдавил лицом в бурое пятно. Глядя ей в затылок, Адэр судорожно сглотнул. В Ракшаде женщина, как низшее существо, должна лежать в присутствии мужчин, распластавшись по земле, лицом вниз.
Раздались тяжелые шаги. Бандиты скрутили спины кольцом.
Невзирая на жгучую боль в шее, Адэр приподнял голову. Ранее он рассматривал ракшадов разве что на фотографиях в учебнике истории. Теперь воочию видел могучего темнокожего воина. Это был действительно воин, о чем свидетельствовали выбритые виски. Крайне необычный человек с удивительной и пугающей внешностью: голый торс; от мизинцев до впадин над скулами татуировки в виде спиралей и лиан; прямой нос; блестящие изогнутые брови; миндалевидные темно-карие глаза; длинные черные волосы, стянутые на затылке в конский хвост; дымчатые кожаные штаны; сапоги из шкуры серого льва.
Поигрывая тонким металлическим прутом, воин уселся на табурет. За его мощной спиной застыли двое ракшадов — сочные тени своего хозяина: мускулистые тела; татуировки до локтей; глаза, подернутые поволокой; пепельные замшевые штаны; сапоги из рыжей, как огонь, кожи.
Ракшады равнодушно взирали на Адэра — так смотрят на монотонный унылый вид, проплывающий за окном автомобиля.
— Сколько? — спросил воин неимоверно низким голосом, от которого загудели стены.
— Десять моров, — заискивающим тоном ответил Оса.
Воин поджал темные губы.
Бандит запустил пальцы Адэру в волосы, задрал ему голову:
— Посмотрите хорошенько. Это редкостный товар. Много ли у вас рабов с золотыми волосами? А глаза? Посмотрите, у него синие глаза. Зубы все на месте. Лично проверял. Ногти крепкие. Ростом вышел. И в ширину удался. Вы за него в пять раз больше выручите, чем мы просим.
Воин указал прутом на Малику:
— Сколько?
— Да ни сколько, — произнес Оса. — Не ест, не пьет. Чахнет как скошенная трава.
— Намучаетесь с ней в дороге, — подключился Хлыст. — Братва нижайше просит оставить ее: бельишко заштопать, супец сварить, напряжение снять.
— Развяжи его, — приказал воин.
Хлыст и Оса забряцали цепью, щелкнули карабином, стянули с рук веревку. Ракшад небрежным кивком велел им убраться и, когда подонки закрыли за собой дверь, направил на Адэра холодный взор.
Несомненно, это был не рядовой воин, а важная в своей стране персона. Об этом говорили татуировки, сплошь покрывающие руки, плечи, шею и скулы. Что же еще знал Адэр о Ракшаде? Только то, что знает нерадивый студент, прослушавший вполуха курс лекций по международной политике.
В той далекой и таинственной стране укоренились дикие традиции и царят безжалостные законы. Там продают своих дочерей, а сыновей забирают у матери, как только та перестает кормить их грудью. Там правителя называют хазир, а Совет — Хазирад. Там в кресле старшего советника сидит верховный жрец, ибо для любого ракшада Всевышний был, есть и будет на первом месте. Там многочисленная армия и не имеющий себе равных флот. Та страна, по величине не уступающая Тезару, подписав всемирный пакт о разоружении, заменила каждый клинок воином, обученным убивать. И той страной правит хазир Шедар Гарпи, который ради престола сжил со свету отца и старших братьев.
Адэр смотрел на воина. Такой не воскликнет с искренним удивлением: "Эй! Парень! Ты как тут оказался?" Не выведет за порог и не похлопает по плечу: "Ну, будь здоров!" В его мужской красоте не было ничего человеческого: лицо походило на выточенную из камня маску, великолепно сложенное тело напоминало изваяние из шоколадного мрамора. И только мерцающие глаза напоминали: это нечто — живое.
Адэр надеялся, что всклокоченные волосы, пятидневная щетина и замызганная одежда собьют воина с толку. Не потому, что боялся разоблачения. А потому, что какой-то воин восседал на прогнившем табурете как на троне, а он, правитель страны, как презренный раб, еле держался на ногах.
— Жалкое подобие великого отца, — произнес воин.
Узнал...
Адэр вздернул подбородок:
— Кто тебе дал право топтать мою землю?
— Ты не понимаешь, кто здесь хозяин.
— Это ты не понимаешь, перед кем сидишь.
— Понимаю. Перед владыкой клочка карты, повелителем неотесанной голытьбы, властелином убожества. Мне продолжать? — Воин поднялся, приблизился к Адэру. — Теперь я знаю, почему Моган выдворил тебя из Тезара. Ты не бился с обидчиками насмерть, не вгрызался в их глотки, не пытался сбежать. И сейчас ты сжимаешь кулаки вместо того, чтобы наброситься на меня. Ты — позор своей отчизны. Ты настолько ничтожен, что я даже в насмешку не склоню перед тобой голову.
— Придет время, и ты встанешь передо мной на колени.
Прут рассек воздух, сбоку вспорхнула тень, и Адэр, сбитый Маликой с ног, упал. Все произошло так быстро, что несколько долгих секунд он лежал, тупо наблюдая, как на рукаве серого платья расплывается темное пятно. Опомнившись, столкнул с себя Малику, вскочил. Приятели воина свалили его на живот. В подбородок вжалась лоснящаяся шкура серого льва. Адэр дернулся. Ракшады коленями вдавили его в пол.
— Поцелуй великому воину ноги, и он подарит тебе легкую смерть, — прозвучал шипящий голос.
— Поистине великий воин дарит жизнь, — промолвила Малика.
— Молчи, — прохрипел Адэр.
По диким законам Ракшады за слово, обращенное к мужчине, женщину приговаривали к смерти.
— И если ты действительно великий, — наперекор ему вновь заговорила Малика, — отпусти нас.
Воин сел на табурет. Закинув ногу на ногу, принялся что-то выводить прутом на земляном полу. После недолгих раздумий подал своим сообщникам знак пальцами. Те сползли с Адэра и позвали Осу и Хлыста.
Поднявшись на ноги, Адэр сцепил за спиной руки, расправил плечи, вскинул голову — он готов услышать приговор.
— Даю двадцать моров. Ей на шею камень и с обрыва. Его скормить пещерным крысам, — произнес воин и с невозмутимым видом удалился.
* * *
Слова ракшада не давали Адэру покоя. Несмотря на конфликт между Тезаром и Ракшадой, воин недружелюбной страны называет Могана великим, а его — жалким подобием.
Отец взошел на престол в шестнадцать лет во времена относительно тихие и спокойные. Народ жил ровно, без особых потрясений, и Тезар походил на пруд со стоячей водой, покрытой ряской и тиной. Моган с юношеским максимализмом расшевелил тяжелое на подъем высокородное сословие, робкое перед новыми и трудными делами, выдернул народ из безмятежного пруда, очистил и оживил воду.
Он действовал с полным произволом — страдали все, но подчинялись, ожидая, когда молодой неопытный правитель споткнется и уже не встанет. Его имя произносили сквозь зубы, смеялись над ошибками, злорадствовали при затруднениях. И только через долгие девять лет, увидев первые результаты произвола короля, подданные заговорили о нем с неподдельным почтением. А еще через пять лет Могану дали второе имя — Великий, ибо его знают современники, его не забудут потомки, ибо его ошибки и затруднения временны, а заслуга перед отчизной вечная.
Почему же он, престолонаследник могущественного Тезара, в свои двадцать пять лет ничтожен и жалок? Потому что у него клочок карты, а не богатая и сильная страна? Потому что у него грубая и неотесанная голытьба, а не сплоченный и преданный народ? Нет. Потому что великий отец променял сына на державу. Как только умерла его единственная любовь — Тори Вайс, — Моган забыл о нем. И как Адэр ни пытался напомнить о себе, Тезар для отца всегда был важнее. Великий собственными руками вылепил из сына презираемого ракшадом пленника, ожидающего смерти в зловонной лачуге.
Адэр перевел взор на Малику. Опустив веки, она неподвижно сидела возле стены. Глаза ввалились, на лбу бисеринки пота, пересохшие губы плотно сжаты. Окровавленная ткань платья, вспоротая прутом, открывала на плече глубокий дугообразный разрез с вывернутой по краям плотью.
Адэр словно раздвоился. Его восхищали смелость и выносливость Малики. Он столько дней черпал из этих далеко не женских качеств собственную силу и понимал, что стержень внутри него — это она, девица из низшего сословия. И в то же время смотрел на нее, как смотрят на грязь под сапогами, боролся с презрением, но ничего не мог с собой поделать.
— Ты ждешь от меня благодарности? — спросил Адэр.
Малика устремила на него взгляд:
— Нет. Не жду.
— Правильно, что не ждешь. Ты поступила очень глупо.
Она изогнула бровь.
— Нет, я ошибся. Твоей самой большой глупостью было не прыгнуть под прут, а заговорить с ракшадом. Будь ты немного умнее, он сохранил бы тебе жизнь. Продолжала бы ублажать мужиков.
Лицо Малики покрылось красными пятнами.
— Как я понял, ты уже нашла общий язык с Жердяем. Ну и как он? Силен в мужских делах?
— Я вас прощаю, — промолвила она.
— Разве я просил у тебя прощения?
— Вы не такой, каким хотите показаться.
— Меньше всего меня волнует, каким я тебе кажусь.
— Сейчас говорит ваша темная сторона.
— Я могу повернуться к тебе другим боком. И уж поверь — ничего не изменится.
— Вы боитесь смерти, и за гнусными словами пытаетесь спрятать страх.
— Пока мы здесь сидели, я сотню раз умер. Теперь я знаю — намного легче умереть один раз, по-настоящему.
Адэр запрокинул голову. В дырах крыши серебрилось небо, а на душе выл ветер, гремел гром и хлестал дождь. Если ему не связали руки и не пристегнули к цепи, значит, неминуемая смерть близка. Чем заняты бандиты? Провожают ракшадов? Или делят деньги? Безусловно, важное занятие. Опять же важнее, чем он.
— Вам надо продержаться одну ночь, — проговорила Малика.
— Я попрошу крыс поедать меня медленнее.
— Мне нужна всего лишь ночь. На рассвете мы с Криксом придем за вами.
Адэр сел рядом с ней, прижался затылком к стене:
— Сколько метров до моря? Сто? Двести?
— Думаю, больше.
— Ты, вероятно, не знаешь, что при прыжке с большой высоты удар о воду все равно, что удар о бетон.
— Я знаю, как надо нырять.
— А вдруг там подводные скалы. Ты об этом не думала?
— Я не думала, что вы так быстро сдадитесь.
— Ты пытаешься подарить мне надежду, но не понимаешь, что навязываешь еще одну ночь кошмаров и мучений.
— Вам так не терпится умереть?
Адэр смотрел в черные глаза как в зеркало. Видел себя изнутри и снаружи и искал в себе силы отвернуться — отражение не нравилось: с виду он этакая заумная ехидна, а душа трясется зайчонком.
— Я не боюсь смерти в глобальном смысле слова, мы все когда-нибудь умрем. Но не хочу умирать долго и мучительно. И если мне суждено умереть сегодня, хочу, чтобы смерть была мгновенной.
Снаружи послышались шаги.
— Это за мной, — сказала Малика и поднялась. — За вами придут, когда стемнеет. Днем пещерные крысы не нападают
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
