Трон Знания. Книга 1. Часть 01

На этом сайте выложен черновой вариант книги. Если вы начнёте читать и поймёте, что нравится сюжет и нравится стиль — лучше перейдите на сайт ЛитНет, где находится окончательный и причёсанный вариант. И где вы найдёте эту сагу полностью.

Сага "ТРОН ЗНАНИЯ"

Моим дочерям посвящается

ТРОН ЗНАНИЯ

Книга 1

Пролог

В стране объявили траур.

Люди посмотрели на траурные флажки, которые за двадцать лет успели поистрепаться и выгореть, и поспешили по своим делам. Никто не помолился об усопшем, не проводил его в последний путь, не помянул покойного добрым словом. Народ сбился со счета, сколько наместников иноземного правителя ушло в лучший мир, не оставив в памяти ни имени, ни отпечатка.

Некогда эта страна носила другое название. Когда-то летописцы сохраняли историю для потомков. Но отпрыски мятежных отцов растерзали прошлое на мелкие кусочки и дали родине новое имя — Порубежье.

Долгие годы страна переходила из рук в руки. На трон карабкались знатные роды и не столь именитые фамилии. Их петушиные бои и мышиная возня, толпы беженцев и дым пожарищ утомили правителя соседней державы, и Мóган Великий — владыка могущественного Тезара — простер над Порубежьем крыло.

Моган, как правило, назначал наместником человека в годах. Выдвиженцу вменялось наблюдение за порядком и пополнением казны Тезара драгоценными камнями, которые таила в себе присоединенная земля.

Замена ушедшего в невозвратные края престарелого вельможи проходила быстро. Однако в этот раз лоскутки скорби уже исчезли с домов, а сообщения о новом ставленнике Великого все не было. Ранее спокойный и равнодушный к наместникам народ в смятении засыпал, с тревогой просыпался — что задумал Моган, ни разу не посетивший их родину?

* * *

Дворец готовился к балу: хлопали двери, звенела посуда, оркестр настраивал инструменты. Но в зале Совета царило далеко не праздничное настроение. Советники с пеной у рта пытались протолкнуть своих протеже на пост наместника в Порубежье.

Мóган Великий — статный, синеокий, с переливчатой волной золотых волос и легкой сединой в короткой бороде — смотрел на неподвижный маятник старинных напольных часов. В пылу словесного сражения никто не заметил поникших плеч правителя, его рук, устало лежащих на подлокотниках кресла, его отстраненного взора. Не заметил никто, кроме старшего советника Троя Дадье.

— Великий? — тихо произнес Трой.

Моган придвинул к себе список претендентов, подпер кулаком подбородок. За именами в перечне стояли престарелые сановники. В списках никогда не было молодых вельмож. Они могли обзавестись семьей, окружить себя новоиспеченными родственниками и сомнительными друзьями и, забыв об интересах Тезара, встать на защиту интересов колонии.

Моган пробежал взглядом по строчкам. Любой из претендентов достоин победы. Но только не сегодня! Решение принято, однако до сих пор терзали сомнения — не допускает ли он ошибку?

— Обсуждение продолжим завтра, — сказал Великий и отложил документ.

В зале повисла тишина. Трой Дадье поднялся с кресла, подошел к напольным часам. Узкий в плечах, тонкий в кости, с седыми лохматыми волосами, он больше походил на суфлера, чем на старшего советника. И если бы не баснословно дорогой костюм, то можно было решить, что сухопарый старичок случайно забрел во дворец, перепутав его с театром.

Трой перевел стрелки, подтянул гири.

— Еще немного, и Порубежье забудет, что у него есть хозяин, — произнес он и толкнул маятник; раздался отчетливый стук часов.

В углу зала из-за письменного стола поднялся молодой дворянин — высокий, слегка полноватый, с непослушными русыми волосами и глазами чайного цвета:

— Мой правитель! Прошу слова!

Советники опешили. За сорок лет правления Могана это был первый случай, чтобы на заседании государственных мужей заговорил слушатель Совета.

Всегда спокойный и сдержанный Трой резко повернулся:

— У вас нет права голоса.

Дворянин одернул черный пиджак, сшитый по последней моде:

— Великий! Прошу слова!

— Напомните свое имя, — сказал Моган.

— Вилар. Маркиз Вилар Бархáт, мой правитель.

Великий посмотрел на оцепеневшего Суана Бархата. Кто бы мог подумать, что у самого безупречного советника такой бесцеремонный сын?

— Слушатель Совета не участвует в обсуждении вопросов. Вас не предупредили?

— Предупредили, мой правитель, — ответил Вилар. — Я знаю, что нарушаю правила. И знаю, чем мне это грозит, если мои слова окажутся недостойными вашего внимания.

— Подойдите, — приказал Великий и, когда молодой маркиз приблизился к круглому столу, коротко кивнул. — Мы слушаем.

Вилар поклонился:

— Мой правитель! Назначьте наместником Адэра Каррó.

Моган сжал подлокотники кресла. Смельчак и смутьян озвучил решение, которое уже несколько дней мешает вздохнуть полной грудью.

— Продолжайте.

— Великий! Вы настолько авторитетный и влиятельный правитель, что за вами никто не видит вашего сына. Когда человек долго находится в тени, он привыкает к этому и уже ни к чему не стремится. Дайте Адэру возможность почувствовать силу. Дайте ему право самому принимать решения и отвечать за поступки. Разрешите ему выйти из вашей тени и занять место рядом с вами.

Великий рассматривал молодого маркиза. Сын рядового советника жаждет знаний, стремится постичь науку управления, мечтает стать достойной сменой отцу. А сын правителя? Моган перевел взор на пустующее кресло, стоявшее по левую руку. Прочь сомнения! Безделье и правитель — понятия несовместимые.

— Я услышал вас. Можете уйти.

Вилар расправил плечи, приподнял подбородок:

— Великий! Если вы назначите Адэра Карро наместником, разрешите мне поехать с ним.

Моган жестом приказал Вилару удалиться, с чрезмерным спокойствием сложил бумаги в стопку и без единого слова покинул зал Совета.

— Это как понимать? — произнес сухой, как палка, и прямой, как трость, советник Патрик Канáль. — Великий принял решение или нет?

Трой вернулся к столу:

— Думаю, да.

— Это какой-то абсурд!

— Решения правителя не обсуждаются.

— Обсуждаются! — Каналь с трудом перевел дыхание. — Обсуждаются, когда наследника престола великого Тезара низводят до заурядного наместника и собираются отправить в какую-то глушь. И с чьей подачи? А? Я вас спрашиваю: с чьей подачи? Вместо того чтобы выставить наглеца за дверь...

— Осторожнее, Каналь! Вы говорите о моем сыне, — сказал Суан Бархат.

— Да кто он такой, ваш сын, чтобы давать советы Великому?

— Вы еще можете остановиться.

Каналь хлопнул ладонью по столу:

— Могу! Могу, но не хочу!

Бархат сложил на груди руки, изогнул дугой седую бровь. В бронзовых, потускневших, как старые подсвечники, глазах сверкнула смешливая искорка.

— Хватит ломать комедию. Вас волнует ваша дочь, а не наследник престола. Его отъезд рушит ваши планы. Разве не так?

Каналь побагровел.

— Неужели вы думаете, что слова моего сына повлияли на решение правителя? — вновь заговорил Бархат. — Вы так и не поняли, почему назначение наместника переносилось со дня на день?

Повисло тягостное молчание. Тишину в зале нарушал лишь размеренный стук маятника напольных часов.

— Объявляю заседание закрытым, — промолвил Трой.

— Нет, Дадье! Нет! Сделайте что-нибудь! — воскликнул Каналь.

— Что, например?

— Поговорите с Адэром.

— О чем? О чем говорить с человеком, для которого праздные дни и ночи стали нормой жизни? К сожалению, время упущено, и командовать наследником престола уже не получится. Ему нужна хорошая встряска, чтобы в нем проснулся правитель, — произнес Трой и с присущей ему неторопливостью спрятал блокнот в черную папку с серебряным гербом Тезара. — Суан!

— Слушаю, Ваша Светлость, — отозвался маркиз Бархат.

— Меня подкупила смелость твоего сына. Если ему понадобится помощь, он может на меня рассчитывать.

Бархат почтительно склонил голову:

— Благодарю, Ваша Светлость!

Порыв ветра распахнул окно. Тяжелые бархатные шторы всколыхнулись волной и поникли. С дворцовой площади донесся шум праздничного города.

Трой окинул взглядом мрачных советников:

— Расходитесь, господа. Сегодня вас ожидает незабываемый вечер. Вы должны быть в форме. Хмуриться будем завтра.

Государственные мужи спешно покидали зал. Выйдя последним, Суан Бархат столкнулся с Каналем.

— Думаешь, твой сын заполучил могущественного покровителя?

— А разве нет? — спросил Суан.

Каналь хохотнул и устремился к лестнице.

* * *

Замерев на краю обрыва, молодой человек рассматривал распростертую внизу долину, похожую на бурливое море. Изумрудные травы покорно склонялись и вскидывались, повинуясь прихоти ветра. Шелковистые волны бежали к затянутому дымкой горизонту. Могучие деревья, как сказочные корабли, покачивали тяжелыми кронами-парусами. Прячась в курчавой листве, зяблики исполняли гимн весне.

Человек устремил взор в небо — такое же темно-синее, как его глаза. Вынырнув из-за лохматой тучи, солнце озарило высокий лоб, ровный нос и твердый подбородок. Лучи скользнули по светло-пшеничным волосам, сбежали по величавой фигуре. Размытая тень распласталась пятном у крепких ног. На краю обрыва стоял сын Могана Великого, престолонаследник Тезара Адэр Каррó.

На обочине дороги возле сверкающего серебром автомобиля топтались его друзья: рыжеволосый Дамир и жгучий брюнет Стефан.

— Не опоздать бы на вечеринку, — произнес Дамир.

— Не волнуйся, без именинника не начнут.

— Надеюсь. Но на месте Адэра проверять бы не стал.

— Ты не на месте Адэра, — грубо бросил Стефан.

— Разумеется. — Дамир постучал носком лакированного ботинка по колесу. — Нельзя так часто испытывать терпение отца. У терпения есть свойство иссякать.

— А что Великий сделает? Отменит бал? Как бы не так! — Стефан присел на краешек капота, скрестил руки на груди. — Он дождется блудного сына и сделает вид, что ничего не произошло.

— Представляешь, каково ему?

— Хватит! — прикрикнул Стефан и понизил тон. — Решит Адэр проторчать здесь до вечера — я слова не скажу. Решит вернуться в замок Грёз — я поеду с ним. И плевать я хотел на бал. Мне даже все равно, что предпримет Великий. А знаешь, почему? Потому что я хочу стоять рядом с троном, на котором скоро будет сидеть Адэр.

Дамир усмехнулся:

— Кто тебя туда поставит?

— Он и поставит.

— Зачем ему беспринципный лентяй?

Стефан сузил глаза:

— Знаешь, в чем твоя ошибка? Сказать?

— Ну, скажи.

— Ты думаешь, что безупречная репутация и усердный труд помогают человеку добиться в жизни многого.

— Не думаю — я в этом уверен.

— Ты так же недальновиден, как и Вилар. Бегаете, выслуживаетесь перед Троем Дадье.

Дамир вспыхнул:

— Мы не выслуживаемся.

— Тебя задело это слово? Хорошо, скажу иначе. Лебезите, лакейничаете, подхалимничаете, пресмыкаетесь. Выбирай любое. Только вы никак не можете понять, что когда к власти придет Адэр, Трой Дадье исчезнет, а вместе с ним исчезнут его прихвостни. Их место займут люди, которые не заливают Адэру в уши нотации, а делают его жизнь ярче.

Дамир вздернул подбородок:

— Знаешь, в чем твоя ошибка?

Заложив руки за голову, Стефан потянулся:

— Хочешь меня уколоть? Не получится.

— Ты недооцениваешь сына Великого, — сказал Дамир и посмотрел на часы. — Адэр! Ты поставишь отца в неприятное положение, если опоздаешь на бал. Ты же не хочешь, чтобы десять тысяч гостей насмехались над монархом Тезара?

Адэр окинул долину тоскливым взглядом и направился к автомобилю.

* * *

Градмир — столица Тезара — был привычен к балам и приемам. Отмечались государственные и религиозные праздники, знаменательные и не очень значимые события. Каждый год носители знатных фамилий страны собирались во дворце Великого на дне рождения наследника престола. Но столь грандиозного торжества в его честь, как в этот раз, никто не помнил.

Горожане и туристы заполонили площадь еще с утра. Вечером стражи порядка оттеснили их от парадной лестницы. К дворцу потянулись шикарные автомобили и конные экипажи. Зеваки встречали мировую элиту аплодисментами и, пока важные гости неторопливо поднимались по широким ступеням, разглядывали роскошные наряды и модные прически.

Часы на смотровой башне пробили десять. Гвардейцы, облаченные в красные мундиры и черные фуражки, закрыли лакированные двери и отгородили мир для избранных от мира для всех.

В зале Приемов звучали медоточивые голоса, звенели бокалы. Обмениваясь улыбками и любезностями, дворяне прохаживались по паркету из ценных пород дерева. Золотые лианы оплетали стены и заканчивались на потолке причудливыми завитками, в центре которых мерцали россыпи маленьких ламп. Овальные зеркала в рамах, усыпанных драгоценными камнями, отражали свет, отчего казалось, что искрил и переливался сам воздух. Легкий ветерок вносил в распахнутые окна изумительный запах цветущих акаций.

Трой Дадье стоял в стороне от праздной публики. Его никто не тревожил: желание поболтать со старшим советником Великого отбивали сжатые в одну линию губы и хмурый взгляд.

Из толпы вынырнул молодой сановник:

— Приехал наследник. — И вновь растворился в толпе.

Трой посмотрел по сторонам. Старшая дочь Великого — Элайна — грациозно скользила между гостями, исполняя роль полноправной хозяйки. Наметанный глаз уловил смятение в ее движениях, в том, как часто она поправляет на груди ожерелье из редкостного зеленого граната.

Трой устремился к Элайне. Она пошла навстречу немного быстрее, чем следовало. Замерла в полушаге.

— Адэр во дворце, — одними губами прошептал Трой.

Элайна в голос выдохнула. С благодарной улыбкой легонько прикоснулась к локтю советника и вновь направилась к гостям.

По заведенным во дворце правилам правитель входил в зал Приемов последним. Распорядители рассчитали время, за которое титулованные дворяне успевали обменяться новостями и подогреть знатную кровь вином. С точностью до минуты был определен момент, когда незаметно исчезали слуги, унося на подносах пустые фужеры. Возле главного входа вставал почетный караул. И гости растекались как две реки, освобождая центр зала.

На праздновании дня рождения наследника престола существовал другой порядок — Адэр появлялся после отца.

* * *

Поигрывая желваками, Адэр смотрел в окно. На дворцовой площади толкалась и шумела толпа в ожидании вина и угощений.

Личный костюмер, одетый по моде завтрашнего дня, — остроносые замшевые туфли, штаны с мотней на уровне колен, узкий пиджак на голом торсе, белоснежный атласный платок на тонкой шее, — ползал возле ног Адэра, подворачивая брюки.

Личный секретарь Гюст, совершенная противоположность своему господину — низкорослый, с торчащим брюшком и покатыми, как у женщины, плечами, — охрипшим от волнения голосом зачитывал список особ, приглашенных на бал.

— Довольно, — произнес Адэр.

— Ваше Высочество, осталось совсем немного.

Адэр выхватил из подрагивающих рук секретаря бумаги и, скомкав, бросил в угол.

Гюст вытащил из кармана пиджака сложенный вчетверо лист, расправил в местах сгибов, протянул Адэру:

— Ваш ответ на поздравление Великого.

— Чем тебя не устраивает моя речь?

— Та, что вы произносите каждый год?

Адэр скривил губы:

— Надо же, сообразил.

Гюст состроил виноватую гримасу:

— Ежегодное "благодарю" — это не совсем речь.

— А ежегодная проповедь — это не совсем поздравление.

В комнату заглянул слуга:

— Ваше Высочество! Объявили Великого.

Перешагнув через костюмера и оттолкнув локтем секретаря, Адэр вышел из комнаты.

Стоя перед троном, он с вызовом смотрел на своего великого отца. Величественно возвышаясь над высокочтимой публикой, Моган бесстрастно взирал на своего непутевого отпрыска.

— Я помню твой первый крик, первый шаг, твое первое слово...

Адэр изогнул бровь. Если кто-то до сих пор это помнит, то уж точно не отец. Скорее няньки, заменившие умершую мать.

— ...твою первую конную прогулку...

Адэр сузил глаза. Зачем отец кривит душой? Ведь это хранит в памяти только гувернер.

— ...твой первый научный трактат.

Адэр хмыкнул — этого не помнят даже учителя.

— Мы всю жизнь делаем что-то впервые, — понизив тон, промолвил Великий и еще тише добавил: — Ты был чудным ребенком.

Адэр приготовился услышать указания — как ему жить, к чему стремиться, — а отец погрузился в себя, и казалось, забыл, где находится. Гости несмело зашевелились. С озадаченным видом покосились на друг на друга.

— За двадцать пять лет, как все успели заметить, ты вырос, — наконец сказал Великий.

Прозвучали тихие смешки и тотчас смолкли — на лике правителя ни один мускул не дрогнул.

— В кресле наследника тебе уже тесно.

Адэр пошатнулся. Отец уступает ему престол?

— А посему я дарю тебе, мой сын, трон знания, власти и правления. Твори закон и верши правосудие, разрушай и созидай.

Великий обвел изумленных гостей тяжелым взглядом, остановил его на сыне. За несколько коротких секунд Адэр сто раз пожалел, что не выучил ответную речь на поздравление отца.

— Отныне — ты правитель Порубежья.

Адэр вытянулся как струна. Сколько же стоило сил собрать мысли воедино, сколько же потребовалось напряжения, чтобы голос прозвучал громко и твердо:

— Благодарю.

* * *

Пока за окнами мелькали привычные для взора картины, внимание на них особо не задерживалось. Колосились поля, цвели сады. Зажиточные селения чередовались с большими городами. Завидев летящие по дороге автомобили с правительственными флажками на капоте, мужчины снимали кепки и шляпы, женщины приседали. Но окружающая безмятежность не радовала.

Спешные сборы в Порубежье походили на жалкие попытки привести себя в чувство. Адэр блуждал по дворцу, словно в полудреме, надеясь, что отец объявит о конце розыгрыша. А известие о том, что предложение о ссылке поступило от Вилара, окончательно выбило почву из-под ног. Адэр пытался понять, почему близкий друг обошелся с ним так подло, и не находил причин для предательства.

Вынырнув из мрачных размышлений, посмотрел на лежащую рядом тонкую папку с документами, еще во дворце вложенную ему в руки кем-то из советников Великого. Пришло время ознакомиться с содержимым.

Первый лист. Почерк отца. Хорошего ожидать не приходилось, раз Великий писал сам, а не кто-либо из его бумагомарателей.

Скользя взглядом по строкам, Адэр мрачнел. Складывалось впечатление, что отцу надоело Порубежье, и он подарил ненужную игрушку сыну, но потом спохватился и надумал сломать в ней важный механизм. С присущей ему сдержанностью выдвинул единственное требование: колония — теперь уже бывшая — в финансовых отношениях останется зависимой от Тезара. А значит, денежный поток, берущий начало в Порубежье, продолжит исчезать в казне Великого.

В конце документа — после непонятных формул, расчетов и схем — Адэр прочел: "Плата за охрану границ".

Да, он получил право на самостоятельность в решении внутренних и международных вопросов. Но тут и дураку понятно: право на бумаге есть, но в реальности его нет и не будет, пока правитель не является полноправным хозяином казны.

Следующий лист, кем-то любезно вложенный в папку, гласил: Порубежье в основном граничит с Тезаром; несколько миль с Партикурамом; по одному пограничному посту с Тарией и Викуной. Морскую границу оберегают подводные скалы. Адэр потер переносицу. Напрашивался вопрос: Великий собрался охранять подаренную страну от самого себя?

Следующий лист сообщал: согласно какому-то международному закону необходимо в определенный срок сформировать Совет. Адэр вжался затылком в подголовник. Сзади едут Вилар, охранители, секретарь и личный костюмер, но не советники. Волынки затянули на душе унылый мотивчик.

Взгляд упал на последний документ. Спасибо доброму человеку, сложившему в папку бумаги — он словно знал, что сын Великого ни сном ни духом не ведает, о каком законе идет речь. Адэр лихорадочно просматривал текст, перескакивая через строки. Ну, где же... где... определенный срок... вот он... три месяца...

Взяв себя в руки, еще раз прочел закон. Если высокородная особа, принявшая в дар страну, в течение трех месяцев не сформирует Совет и не приступит к работе на правах правителя, к ней сначала будут приставлены наблюдатели, затем легат, затем... Адэр скомкал лист в кулаке. Его признают недееспособным и, как ничтожеству, укажут на дверь.

Неожиданно машину тряхнуло. Очередной толчок заставил посмотреть в окно.

— Почему ты съехал с дороги? — обратился Адэр к водителю.

— Здесь нет дороги. Она пропала, когда мы пересекли границу.

Адэр не заметил пограничную заставу — голова была занята бумагами, лежащими на коленях — и теперь, широко открыв глаза, взирал на свои владения.

Кортеж провел в пути всего-то несколько часов, а словно перенесся за тысячи миль от Тезара, причем в край заброшенный, всеми забытый. То ли зимы здесь такие суровые, что измученная морозами почва не находит весной сил и желания выталкивать из себя ростки и побеги. То ли солнце изо дня в день палит столь нещадно, что земля выцвела, оголилась, и ничто на ней не может удержаться, кроме камней и колючих кустарников. А может, всему виной саранча? Или ветер, гоняющий по пустоши клубы спутанных веток?

Скудные островки блеклой травы походили скорее на последний вздох природы, чем на ее пробуждение. Даже вороны казались смертельно уставшими: рев моторов не согнал их с засохших деревьев. И только серые пичуги носились, как шустрая детвора, которая осталась без присмотра взрослых.

Наконец кортеж медленно покатил по улицам какого-то селения. Вдоль ухабистой дороги теснились кособокие глиняные здания, разделенные прямоугольниками огородов и садов: убогая зелень напомнила о весне — а ведь в Тезаре она буйствует вовсю. Почему же здесь все так печально?

Чумазые ребятишки копошились возле куч мусора, как муравьи возле муравейника. Увидев машины, рванули навстречу, а потом еще долго бежали рядом, прижимая к окнам грязные ладошки. Снизив скорость до минимума, водители беспрестанно сигналили. Редкие прохожие с озлобленным видом наблюдали за происходящим.

Адэра бросило в пот: еще чуть-чуть, и кортеж остановится. Слава богу, кто-то из охраны догадался опустить стекло и швырнуть на обочину дороги горсть монет. Детишки на миг опешили, затем кинулись собирать деньги. Водителям хватило нескольких секунд, чтобы вдавить педали газа в пол и вывести машины из злополучного городка.

Немного придя в себя, Адэр снял через голову галстук, расстегнул на сорочке верхние пуговицы. Отец решил напугать его? Ну что ж, у него получилось.

Автомобили тряслись по пустоши, объезжая теперь все селения стороной. День близился к концу. В душе засел страх, что придется заночевать в каком-нибудь ужасном месте, но водитель сверкнул в зеркале заднего вида белозубой улыбкой и радостно заерзал. Адэр с ожившим интересом прильнул к окну. Замелькали зеленеющие деревья и цветущие кустарники, вместо колеи появилась сносная дорога. Вдали показался огромный замок. Чем ближе он становился, тем надсаднее стучало сердце.

Широкие ступени со стертыми краями взбегали к потускневшей двустворчатой двери. Темно-серые в белесых разводах стены и башенки на крыше отбрасывали рваные тени. Три ряда арочных окон безжизненными глазницами взирали на неровную аллею и давно не стриженные кусты. Возле лестницы выстроились в шеренгу встречающие: не первой молодости прислуга и несколько седовласых человек повыше рангом, о чем свидетельствовали их более-менее добротные костюмы.

Не дожидаясь, пока водитель обежит вокруг автомобиля, Адэр распахнул дверцу и выскочил из салона.

Невысокий, худой, смуглый старик шагнул вперед.

— Я Мун, управляющий хозяйством замка или попросту смотритель, — сказал он и смиренно склонил голову; через секунду Адэра вновь буравил настороженный взгляд.

Один из встречающих кашлянул в кулак:

— Я первый помощник почившего наместника...

Адэр представлял себе не такую встречу. Все что угодно, но только не фамильярность вельмож мелкого пошиба и не глупость нерасторопной челяди. Еще свежи воспоминания о низких поклонах и заискивающих взглядах во дворце отца. В душе зашевелилась злость — ему оказывают прием, достойный очередного наместника.

Адэр взлетел по ступеням и вошел в замок. После ослепительного солнца и бескрайней пустыни большой холл напомнил винный подвал: мрачный, преисполненный угрюмого безмолвия, лишенный жизни. Окна были закрыты ставнями, под мятыми чехлами угадывалась мебель, с картин на серых стенах свисала ткань, в светильниках и люстрах горели не все лампы.

— Сюда, пожалуйста, — проскрипел за спиной Мун, и, выскочив вперед, указал на лестницу, ведущую к балконам верхних этажей.

Адэр устремился к широкому арочному проему в стене напротив. Свита уныло поплелась за прислугой к лестнице. Охранители, наученные не попадаться хозяину на глаза, растворились в полумраке поворотов, углов и ниш. Не осмелившись последовать за правителем, обитатели замка с потерянным видом переступили с ноги на ногу и зашептались.

— Желаете осмотреть замок? — спросил старик, покорно семеня за Адэром по слабо освещенному коридору.

— Где приемная правителя?

— Кого?

Адэр резко остановился. Смотритель уткнулся лбом ему в спину и, попятившись, пробормотал извинения.

Весть о том, что взамен наместника Великий присылает правителя, да не какую-то подставную фигуру, а своего сына, долетела до замка всего за несколько часов до появления кортежа. Мун времени зря не тратил. Срочно собрал людей, некогда приехавших из Тезара. Из сбивчивых и зачастую противоположных сведений сделал вывод: Адэр сумасброден, испорчен вниманием женщин и равнодушен к государственным делам, а значит, то немногое, чего добились ставленники Великого, пойдет прахом.

В голове старца зародилось подозрение: между Моганом и Адэром пробежала не просто черная кошка, а промчался огромный злобный зверь, коль Великий отправил сына в этакое захолустье. И встречать его надобно как очередного наместника. Ведь не было сверху никаких распоряжений о торжественности приема.

Наивность и простодушие старика не имели границ. Он уже видел себя в роли воспитателя отпрыска Могана. Но, столкнувшись с взглядом Адэра, почувствовал, как нафантазированные планы чрезмерно раздулись, словно яблоки в печи, и лопнули, обдав колючими горячими брызгами.

Адэр озирался по сторонам, жалея, что не последовал за стариком, а глупо, по-мальчишески вырвался вперед.

— Где собирался Совет?

— У нас не было Совета, мой господин.

— А что у вас было? — спросил Адэр и скривил губы, заметив потуги дряхлого старца сообразить, какого ответа от него ждут.

Наконец Мун пробормотал:

— Собрание помощников наместника.

— Где оно проходило?

— Чаще в его спальне...

— Меня не интересуют чьи-то посиделки, — перебил Адэр.

Мун ссутулился:

— Наместники редко беседовали со всеми сразу. Они вызывали к себе...

— Ненавижу, когда люди много болтают. Четко и ясно — где находится зал для собраний?

— По коридору второй поворот направо, — с небольшой задержкой сказал смотритель. — Вы хотите посмотреть комнату? Так там ничего интересного нет.

— Созывай собрание.

Мун сдвинул брови, вероятно, прикидывая, куда направиться в первую очередь. Адэр отвернулся, еле сдерживаясь, чтобы не взорваться от злости. Зашуршала ткань костюма, раздались на удивление быстрые удаляющиеся шаги.

Коридор привел к двустворчатой двери. Брезгливо растопырив пальцы, Адэр уперся в залапанные створки, — раздался протяжный скрип, — переступил порог и невольно приоткрыл рот. Это сон! Явь не может быть настолько ужасной.

Комната с высоким серым потолком и облущенными стенами ничем не напоминала зал Совета отца. Седая вскосмаченная пыль усеяла длинный стол. К его потрескавшимся бокам прижимались запыленные деревянные стулья. Во главе стола стояло кресло с просиженным сиденьем и протертой спинкой. Это и есть трон знания, власти и правления?

Взгляд наткнулся на камин — единственное украшение комнаты. По краю каминной доски шла затейливая резьба, гирлянды диковинных мраморных цветов обвивали колоны. Сам камень даже в тусклом свете переливался причудливой сеткой разноцветных прожилок.

Адэр забрался на подоконник и попытался открыть давно не мытое окно — стекла задрожали, угрожая превратиться в острые зубы. Приблизился ко второму окну. Рамы нехотя отворились, и в комнату ворвался свежий воздух с примесью какого-то запаха. Нет, даже не запаха, а вкуса. Адэр ощутил его, как только вышел из автомобиля, и решил, что долгая поездка в салоне, пахнувшем новой кожей, немного исказила обоняние. Но сейчас еще сильнее почувствовал на губах непонятный привкус.

Глубоко дыша, Адэр рассматривал одичалый сад, убегающий от стены замка к горизонту. Послышалось шуршание одежды. Вернулся смотритель? Быстро же!

Резко обернулся:

— Это что?

Посреди комнаты стояла девушка с собранными на затылке черными волосами, в сером платье простого покроя. Высокий воротник скрывал шею, из длинных рукавов выглядывали кончики пальцев.

Отведя жгуче-черные глаза, девушка присела:

— Сад.

Адэр окинул взором невысокую фигуру, скрытую под бесформенным балахоном, смуглое лицо, высокие скулы. Если бы простолюдинка увидела, сколько презрения было в его взгляде, то немедленно выскочила бы из комнаты.

Пощелкал пальцами:

— Смотреть на меня. — Обвел комнату рукой. — Это что?

Девушка шагнула назад:

— Эта часть замка давно закрыта.

— Почему здесь грязно?

— Наместники и помощники жили в другом крыле.

— Ты слышишь, о чем я спрашиваю?

— Слышу.

— А мне кажется, ты ни черта не слышишь. Я спрашиваю — почему здесь грязно?

— Я пытаюсь вам объяснить, а вы меня перебиваете.

Адэр уставился на простолюдинку. Из-за врожденного тупоумия она явно не понимает, кто перед ней.

— В этой комнате не собирались лет восемь, а может, и больше, — как ни в чем не бывало продолжила девушка. — Раньше, конечно, заседали, но потом какой-то наместник сказал, что его удручает вид за окном, и приказал закрыть эту часть замка. Можно подумать, что вид на гараж или на пустошь чем-то лучше. Нет чтобы нанять садовника и любоваться видом. Но это ладно. Кое-кто даже надумал пустить сад на дрова, но, слава богу, поспал и забыл, чего хотел. Там некоторым деревьям больше ста лет.

— Ты, как я вижу, не знакома с этикетом, — промолвил Адэр, с трудом сохраняя остатки выдержки.

Девушка сморщила лоб:

— Чего?

— Ты должна молчать, пока тебя не спросят.

— Так вы же спросили.

— Ты должна молчать! — повторил Адэр, четко выговаривая слова.

Девушка торопливо присела:

— Извините.

— Прошу прощения, мой господин. Ты должна так говорить.

— Прошу прощения, мой господин, — эхом прозвучал бесцветный голос.

— И разве ты не знаешь, что, прежде чем войти, принято стучаться? — цедил Адэр сквозь зубы.

— Прошу прощения, мой господин.

Чем ниже приседала девушка, тем выше поднимала голову злость. Разнести бы все к чертовой матери, камня на камне не оставить. Или, на худой конец, запустить креслом в окно. Но присутствие плебейки мешало дать волю чувствам.

Адэр спрятал руки за спину, сжал-разжал кулаки.

— Ты кто такая?

— Никто.

— И это верно: ты никто. Зачем пришла?

— Я услышала, что будет собрание.

— Услышала. И что?

— Я веду... — Девушка на секунду замешкалась. — Я вела протоколы собраний.

Адэр ужаснулся — она допущена к важнейшим документам? Но не успел довести мысль до конца, как в комнату вошли Мун и помощники бывшего наместника.

Заметив девушку, смотритель заметно растерялся, но довольно быстро взял себя в руки.

— Маликá! — прикрикнул он, нахмурившись. — Ты что здесь делаешь? А ну марш к себе!

Она попятилась, налетела на переступивших порог Вилара и Гюста. Пролепетав извинения, прижалась к двери.

Тезарские дворяне в замешательстве замерли. Их взгляды заметались от пола к потолку, от мебели к окнам. Адэр в душе позлорадствовал — не только ему прозябать в этих стенах.

Помощники наместника с нескрываемым интересом рассматривали сына Великого.

— Не предлагаю сесть. Хотя... — Он улыбнулся с наигранным добродушием. — Вы привычны к таким условиям.

Помощники уставились в затоптанный пол.

Адэр мерил комнату шагами, пытаясь вспомнить те заседания Совета во дворце отца, которые осчастливил своим присутствием, но память упорно хранила молчание. О чем же сейчас говорить? А сказать что-то надо, иначе он будет выглядеть по крайне мере глупо.

Остановился перед чиновниками:

— Если вы умудрились довести до такого состояния замок, я представляю, до чего вы довели страну.

— Мой господин, — произнес первый помощник. — У нас были другие цели и задачи.

— Какие?

— Трудиться на благо Тезара. Интересы родины для нас превыше собственных, и уж тем более превыше интересов этой страны.

Адэр нахмурился. Потаенная надежда сформировать Совет из помощников последнего наместника дала глубокую трещину.

— До тех пор, пока Великий не прикажет нам вернуться, — продолжил чиновник, — мы в вашем полном распоряжении.

Надежда издала предсмертный вздох.

— Я не нуждаюсь в ваших услугах.

— Без приказа Великого...

— Здесь приказываю я! Ознакомьте меня с состоянием дел в Порубежье и отправляйтесь домой. — Адэр перевел взгляд на Муна и Малику, растерянно стоявших за спинами дворян. — Что касается вас, если через пару недель от меня не поступит иных распоряжений, вы получите полный расчет. — С омерзением посмотрел на ладони. — Надеюсь, в замке есть горячая вода?

Помощники расступились. Мун низко склонился. Адэр, освещенный лучами закатного солнца, в полной тишине покинул комнату.

* * *

Он всю ночь просидел, глядя в раскрытое настежь окно. Мысли уносили в Тезар, а непривычно огромная луна, озаряя запущенный сад, упорно возвращала обратно, в старомодное тесное кресло. Когда заалел горизонт и робко засвистела первая пичуга, Адэр пошевелил плечами, потер будто засыпанные песком глаза и вышел в освещенный тусклыми лампами коридор. В нос ударил запах сырости и тлена.

— Откройте окна, — еле слышно сказал Адэр караульному и, пошатываясь, словно пьяный, побрел к лестнице.

Поскользнувшись на ступенях, навалился на перила. Взгляд метнулся по мрачному холлу. В голову ударила кровь.

Не в силах совладать с собой, Адэр пронесся по очередному коридору, влетел в комнату собраний, закрутился на месте. Это сон! Это не может быть правдой! Неужели именно этого добивается от него отец — признания собственной ничтожности без Тезара, без дворца и без опеки Великого?

Схватился за раскрытые рамы и глубоко задышал. Прохладный воздух наполнил легкие незнакомым ароматом. Первые лучи солнца мягко коснулись лица.

— Доброе утро, — прозвучал тихий голос.

Адэр посмотрел вниз. Среди деревьев на пожухлом газоне стояла простолюдинка в сером платье. Похоже, что эта наглая девица — единственное олицетворение молодости в этом замке. Очередная насмешка судьбы...

— Вы меня не помните? Я Маликá.

— Что тебе надо?

— Мне? Ничего. Я просто гуляю. Я всегда гуляю на рассвете. У вас бессонница?

— С чего ты взяла?

— Наместники никогда не вставали раньше одиннадцати. — Малика улыбнулась как ребенок: искренно и в то же время застенчиво. — А хотите, я покажу вам замок?

— Иди, куда шла.

Продолжая растягивать губы в наивной улыбке, она затеребила складки дешевенького платья:

— Кухарки еще спят. Я могу принести вам завтрак. Готовить я не умею, но могу посмотреть, что осталось с вечера.

— Иди-иди, — сказал Адэр, сопроводив слова пренебрежительным жестом. Вздохнул полной грудью. Вновь этот странный запах... — Постой! Мне кажется или здесь на самом деле чем-то пахнет?

Малика пожала плечами:

— Мне пахнет весной и морем.

— Морем?

— Да, мой господин.

Уловив в голосе печальные нотки, Адэр поморщился: поглощенный мыслями, он совсем забыл о море.

— Никуда не уходи. Покажешь дорогу.

Отойдя от окна, в сердцах выругался. Надо же было так сглупить! Еще и перед кем?

* * *

От знакомых чувств защемило сердце. Совсем недавно он точно так же стоял на краю обрыва. Только сейчас перед ним расстилалась не зеленая долина, а нечто более волшебное. Внизу на ослепительно-белый песок накатывали пенистые волны. Поверхность воды излучала живой, играющий блеск. Жемчужно-белые чайки парили на уровне груди, издавая жалобные крики.

Адэр потянулся всем телом вперед.

— Осторожно! — прозвучал голос Малики.

Адэр оглянулся:

— Я тебя звал?

— Когда упадете с обрыва, звать будет поздно.

— Я не настолько глуп, чтобы рисковать.

— А я не настолько глупа, чтобы смотреть, как вы испытываете судьбу.

— Уйди с глаз, — процедил Адэр сквозь зубы.

Ветер подхватил слова и швырнул Малике в лицо. С поникшими плечами и уныло опущенной головой она поплелась к автомобилю.

— Постой!

Малика замерла. Опустила голову еще ниже, стиснула кулаки.

— Что ты делаешь?! — вскричал Адэр.

— Считаю до двадцати.

— Зачем?

— А вы как думаете?

— Я ничего не думаю.

Малика вздохнула:

— Вот это и плохо.

— Что ты сказала?

— Ничего. — Малика показала Адэру кулачки. — Я считаю.

Адэр прижал пальцы к виску, пытаясь вернуться мыслью к чему-то забытому, упущенному. Зачем он остановил девушку?

— Я могу идти? — спросила Малика и, не дожидаясь разрешения, пошагала к машине.

— Эй, ты! Как тебя...

Она резко обернулась:

— Надо было считать до ста! — Приблизившись к обрыву, раскинула руки; за ее спиной бирюзовое море плавно перетекало в лазурное небо. — Вот здесь я лишняя.

Быстрым шагом прошествовала в другую сторону и встала на фоне безжизненной земли:

— А здесь и без меня тошно. Поэтому мне лучше уйти. И не надо меня останавливать.

— Ты соображаешь, с кем говоришь?

— Конечно. С мужчиной, которому этикет позволяет обращаться с женщиной, как с вещью. — Малика присела в безупречном реверансе. — Прошу прощения, мой господин! Я сегодня же покину замок.

Стремительно пошла между камнями, поднимая ботинками желтую пыль.

Машина медленно катила по бездорожью. Сидя на заднем сиденье, Адэр смотрел в затылки шофера и охранителя, время от времени бросая взгляд на идущую невдалеке Малику. Да, он зол на отца, сердит на друга. Да, он ненавидит весь мир! Но эта девчонка не из его мира, и она не виновата, что судьба столкнула их в этой глуши.

Автомобиль преградил Малике дорогу; Адэр распахнул дверцу:

— Предположим, я был немного резок. — И сжал ручку дверцы. Как смеет эта девица отворачиваться, когда с ней разговаривает правитель?!

— Я вас прощаю, — прозвучал тихий голос.

Адэр опешил — он и не думал просить прощения, а собирался преподать ей урок, желая пресечь дерзкие выходки в будущем.

— Ты много о себе возомнила.

Малика пошла вперед.

— Постой! — крикнул Адэр, вдруг вспомнив, о чем хотел спросить. — К морю есть спуск?

— Есть, — ответила Малика, продолжая шагать.

— Далеко?

— Во владениях маркиза Безбура.

— Садись в машину. Покажешь дорогу.

— Не покажу.

— Малика!

Она споткнулась. Приложив ко лбу ладонь козырьком, посмотрела на Адэра:

— Вы вспомнили, как меня зовут...

— Иди сюда! — приказал Адэр и, когда Малика приблизилась к автомобилю, спросил: — В какой стороне спуск?

— Не знаю, как заведено в Тезаре, а в Порубежье земли дворян охраняют стражи. Народ у нас шутить не любит, поэтому и стражи — люди серьезные.

— Они не пустят правителя во владения какого-то маркиза?

— Вы думаете, они знают правителя в лицо? Или вы взяли с собой паспорт?

— Садись в машину, — приказал Адэр и бросил водителю: — В замок.

Малика глядела в окно. Адэр с любопытством рассматривал ее. В лучах солнца блестели иссиня-черные волосы, завязанные на затылке в узел. Крылатые брови и веерообразные ресницы, на виске родинка в форме маленькой звездочки, еле заметная оспинка на высокой скуле, ровный прямой нос, полноватые губы, длинная шея, закрытая высоким воротником — все выглядело бы привлекательно, если бы не кожа, отливающая бронзой. И удивительное дело, появилось необъяснимое желание продолжить беседу.

— Придется познакомиться с маркизом Безбуром, — произнес Адэр.

— Другие дворяне вам не интересны?

— Интересны, если в их владениях есть спуск к морю или что-либо, достойное моего внимания.

— А простой народ, которым вы будете править, — он достоин вашего внимания?

Адэр не сдержал колкую ухмылку: у простолюдинки напрочь отсутствует чувство юмора. Уже жалея, что усадил ее рядом и затеял беспредметный разговор, грубо ответил:

— Еще не решил.

— Тогда чем вы отличаетесь от наместника?

— Останови машину!

Автомобиль резко затормозил.

— Оставьте нас!

Когда шофер с охранителем закрыли дверцы, Адэр всем телом повернулся к Малике:

— Не знаю, чем пичкали твою голову наместники и их помощники, но они явно забыли научить тебя элементарным правилам хорошего тона. Таким, как ты, не место в моем замке.

— Вероятно, вы забыли, я сама решила его покинуть.

— Решила? Здесь я принимаю решения!

— Можно задать один вопрос?

— Здесь я задаю вопросы!

— Зачем вы приехали? Вы свободный человек, могли бы отказаться.

Адэр откинулся на спинку сиденья. Последние дни он только то и делал, что спрашивал себя: почему там, в зале Приемов, перед троном Великого, не отказался от ненужного подарка?

— Не все так плохо,— произнесла Малика. — Просто вам надо выспаться.

Адэр открыл дверцу машины и жестом позвал водителя.

* * *

Вилар откинул одеяло. Опустив ноги на холодный пол, обвел взглядом комнату. Кроме кровати, бельевого шкафа и старенького кресла, в ней ничего не было. Похоже, комната служила одновременно и спальней, и гостиной, и гардеробной. Вот только его гардеробная в имении отца в три раза больше, чем эта каморка.

Переступив через чемоданы, которые еще не успела разобрать прислуга, Вилар вошел в ванную: в углу душевая кабинка, рассчитанная на худого человека; над маленькой, словно игрушечной раковиной — потемневшее зеркало; на вбитых в стену гвоздях три несвежих полотенца — с вечера их так никто и не сменил. О ванне напоминали привинченные к полу искривленные ножки.

Вилар боком втиснулся в кабинку, дернул дверцу. Черт... заело... С третьей попытки дверца закрылась. Из покрытого ржавчиной душа полились реденькие струйки горячей воды.

Вилар закрыл глаза. Оказывается, тяжело быть человеком, для которого интересы родины превыше собственных.

Думы переметнулись к предстоящему разговору — с Адэром не удалось встретиться после бала. Сначала помехой послужили многочисленные гости, требующие внимания именинника, затем скоропалительные сборы исчерпали остатки времени и сил, а позже разные автомобили понесли друзей в Порубежье.

Подставляя воде лицо, Вилар подбирал слова, чтобы объяснить скорее себе, а не Адэру, причину выступления на Совете Великого. Шепотки в кулуарах дворца об образе жизни престолонаследника давно переросли во фривольные беседы за чашечкой кофе в светских гостиных. Истории обрастали пикантными подробностями и сомнительными слухами и грозили просочиться сквозь стены особняков и замков. А как только хохот над непристойными анекдотами сотрясет воздух трактиров и приезжих домов, пробьет последний час величия Тезара. Вместо того чтобы положить конец пересудам, Адэр намеренно подогревал их — безудержное, буйное веселье с кутежом и попойкой стало частым гостем в его замке Грёз.

Несколько дней назад, находясь во власти душевного порыва, Вилар решил вытащить друга из болота порочных утех и тем самым уберечь отчизну от позора. Однако сейчас, в маленькой и душной комнате, уверенность в правильности своего поступка истончилась, поплыла к двери и вместе с невесомым паром выскользнула в щели. И когда Вилар протер запотевшее зеркало, отражение посмотрело на него глазами человека, осознавшего ошибку.

В коридоре Вилар столкнулся с Муном. Смотритель сухо сообщил, что наследник куда-то укатил на автомобиле. Вилар открыл рот, чтобы указать старику на недопустимость прозвучавших выражений, но удержал резкие фразы — недовольное бормотание о нравах современной молодежи было так похоже на сетования отца.

Вынырнув из родных сердцу воспоминаний, Вилар оглянулся. Сгорбленная спина виднелась в конце коридора.

— Мун!

Смотритель приблизился на удивление быстро. В необычайных сине-зеленых глазах, окруженных сеткой морщин, замерло ожидание.

— Если ты решил, что Адэр Карро — очередной наместник, то сильно заблуждаешься, — проговорил Вилар.

Старик согнулся, словно тонкий прутик ивы.

— Я не видел его комнату. Надеюсь, она не такая, как моя.

— Мой господин, мне никто не сообщил, что с правителем приедут важные особы, поэтому с вашей комнатой вышло недоразумение. Я уже выбрал для вас апартаменты. К вечеру они будут готовы. — Старик еще сильнее сгорбился. — Извините, что не предупредил вас.

— Займись подбором прислуги. Тех, что нас встречали, мало.

— Будет исполнено, мой господин.

— В замке есть телефон?

Мун провел Вилара под центральную лестницу. В углу над низенькой дверью горела матовая лампа. Влево, в темноту, убегал узкий коридор. Указав на него, Вилар спросил: "Что там?" — и, услышав "архив", вошел в комнату с грязным оконцем под потолком. На столике стоял старый телефонный аппарат без диска для набора номера.

— Как им пользоваться? — Вилар оглянулся, но Мун успел уйти. Поднял трубку.

Послышался щелчок, и прозвучал строгий женский голос:

— Приемная старшего советника Троя Дадье. Кто у аппарата?

Вилар растерялся. Он хотел позвонить отцу, а никак не Дадье.

— Говорите, — потребовал голос в трубке.

— Маркиз Вилар Бархат.

— Соединяю.

Повисла долгая тишина. Вилар молил Бога, чтобы старший советник был занят.

— Ты опоздал с отчетом, — вкрадчиво прозвучало в трубке. — Мне уже доложили, что вы добрались до замка. Как чувствует себя Адэр?

— Он... ему тяжело.

— Когда ты вызвался поехать с ним, на что рассчитывал?

— Ни на что. Я хотел поддержать друга.

— Вот и поддерживай, только уже в роли советника.

Невольно, необдуманно вырвалось:

— Прошу прощения, но, кем я буду, решаете не вы.

— Что-то еще? — резанул слух металл в голосе.

— Я совершил ошибку и хочу ее исправить, — торопливо проговорил Вилар, боясь, что Трой положит трубку. — Мне нужна ваша помощь.

— И это будет провал. Твой провал, как советника, и провал Адэра, как правителя.

Вилар посмотрел на оконце, такое же маленькое, как надежда вернуться домой.

* * *

Он сидел на широких ступенях и измученно вглядывался вдаль. Солнце клонилось к земле. По аллеям тянулись длинные тени фонарных столбов. В неряшливых зарослях кустарника шуршал листвой ветер. А чуть дальше, за полусонным мирком, начинался мертвый грязно-желтый мир, распластавшийся до самого горизонта.

Наконец вдалеке показался столб пыли, за ним просматривалось темное пятно. Вилар поднялся, отряхнул брюки, застегнул верхние пуговицы сорочки. Из-за плеча бесшумно вынырнул Мун и, приложив ко лбу ладонь козырьком, затаил дыхание. Почему старик так волнуется?

Автомобиль затормозил перед лестницей. Опередив водителя, Адэр открыл дверцу. Выйдя из машины, протянул руку. Черноволосая девушка, прикоснувшись к его пальцам, выпорхнула из салона. Мун надсадно задышал. Дочь? Внучка? Хороша чертовка! Но старик зря тревожится — Адэр к таким девицам равнодушен.

Вдруг девушка посмотрела на Вилара. По-особенному, сбиваясь с ритма, забилось его сердце. Непривычно тяжело приподнялась и опустилась грудь, делая вздох. Стало невыносимо жарко.

— Кого-то ждешь? — спросил Адэр, взлетев по лестнице.

— Да... тебя... то есть вас. Мы можем поговорить?

— Через полчаса буду в столовой, — сказал Адэр Муну и бросил Вилару: — Идем.

Открытые настежь окна сверкали чистыми стеклами, колыхались белоснежные занавеси, позвякивала хрусталиками люстра, отражаясь в натертом до блеска паркете. Стол и стулья излучали красивое матовое сияние. Только кресло с наброшенным сверху красным плюшем оставалось нелепым и жалким.

Подойдя к окну, Адэр оперся руками на подоконник и опустил голову. Стоя возле двери, Вилар потер шею. Давил воротничок сорочки. Вызывая чувство гадливости, по спине струился пот. И предательски дрожали колени.

Молчание затянулось. Вилар испугался, что друг уйдет, так и не выслушав жалкий лепет оправданья.

— Адэр... Прости меня.

Адэр передернул плечами. Озлоблен. Конечно. И сильно раздражен. Смешно надеяться, что сейчас он способен простить и понять. Но откладывать разговор опасно — глубокая пропасть между ними вот-вот превратится в бездну.

— Адэр... Я знал, что Порубежье нищая колония, но не думал, что настолько. Я знал, что назначение наместником заденет твое самолюбие, но не думал, что Великий подарит тебе трон. Всё пошло не так, как я представлял себе. Я ошибся. Прости меня.

Адэр обернулся. В глазах холод. На лице спокойствие.

— У меня один вопрос: почему исподтишка?

— Я хотел сказать, но ты пропал почти на месяц.

— Не мог подождать?

— Я боялся, что Великий назначит наместника до того, как ты объявишься. Я думал, ты будешь счастлив, когда получишь власть и свободу.

Адэр отодвинул кресло от стола. Долго смотрел на него, видимо, раздумывая — стоит садиться или нет. Сел:

— Наконец-то я счастлив.

— Адэр...

— Что — Адэр? — вскричал он, хлопнув ладонью по столу. — Свобода и власть была у престолонаследника Тезара. У правителя Порубежья есть только клетка и плюшевый трон. — Откинулся на спинку кресла. — Теперь я знаю: нельзя доверять ни отцу, ни другу. К сожалению, отца не выбирают. — Погладил подлокотники. — Возвращайся домой. Ты мне больше не нужен.

Заслуженный удар под дых. Вилар даже ощутил физическую боль, и только леденящий взгляд не позволил прижать руку к животу и согнуться.

— Можешь идти, — произнес Адэр.

— Разреши мне загладить вину.

— Интересно, как? Позвонишь Трою Дадье? Скажешь, что мальчик хочет к папочке? Представляю, как он будет смеяться.

— Уже звонил.

Запрокинув голову, Адэр уставился в потолок:

— Мой Бог... Образумь раба своего.

— Я совершил ошибку. Я знаю.

— Сколько можно? Вилар!

— До просьб не дошло, но он догадался.

Адэр облокотился на стол, потер ладонью лоб:

— Теперь я точно не вернусь.

Вилар приблизился к столу:

— Вернешься. Твой отец, как любой человек, иногда совершает ошибки, потом их исправляет, сам или с помощью Дадье.

— Даже если они сильно захотят, я не вернусь. С утра и до утра они будут думать, как вытащить меня отсюда, а мне будет уже все равно. — Адэр устремил на Вилара жесткий взгляд. — У меня есть козырь. Я знаю, на что они способны. А они не знают, на что способен я.

Стремительно пересек комнату. Возле двери оглянулся:

— Простить не обещаю, но постараюсь на время забыть о "ноже в спину".

* * *

Малика влетела в спальню, рухнула на кровать. Чопорность и равнодушие вельмож мало волновали ее — она давно к ним привыкла. Сколько себя помнит, именно такие люди приезжали из Тезара — надменные сухари. Но еще никто не позволял себе так унижать ее.

И вот приехал он: высокомерный, зазнавшийся, самовлюбленный. Разве таким должен быть правитель? Даже наместники осматривали замок, где им предстояло провести остаток жизни, знакомились с его обитателями, меняли слуг, окружали себя толковыми людьми, проводили собрания, распределяли обязанности, и уж потом погружались в созерцательную дремоту. Но что с них возьмешь? Старые немощные люди, выжатые Моганом, как лимоны. Где еще они могли отдохнуть от дел, как не на троне Порубежья?

А этот? Спуск к морю — единственное, что его заинтересовало. Да он отродясь не слыхивал, что в Порубежье есть море.

Малика тяжело вздохнула. Почему так не везет на смышленых и интересных людей? Один лишь Мун — самый дорогой человек на свете. Всегда рядом, всегда поддержит, успокоит, а если надо, мозги песком прочистит.

Скрипнула дверь. Легок на помине. Но как же не хочется слушать его поучения. Сейчас бы в душ, смыть презрение и злобу, что выплеснул на нее Адэр.

— Что ты творишь? — начал от порога Мун.

Малика не шевелилась. Может, решит, что она спит, и уйдет?

— Стоит отвлечься, и на тебе! Получай очередную глупость, — непривычно сурово звучал старческий голос.

Малика сжала под подушкой кулак. Нет! Выговор старика не заставит повернуться и с виноватым видом захлопать ресницами.

— Зачем ты пошла к правителю?

Послышались шаги. Или решил уйти, или... Стул с грохотом опустился возле кровати. Заскрипел дерматин.

— Ладно, я еще могу понять девичье любопытство. Увидела, ну и смазывай пятки. Но усесться в машину?! Надо быть без царя в голове.

Малика стиснула зубы. Старик не на шутку разошелся. Даже припомнил прадедовские прибаутки. Видать, отделаться молчанием не получится.

— Что это ты? Зубами скрипишь? Ишь, как уши ходят ходуном. Вот сейчас возьму ремень и отхайдóкаю почем зря, не посмотрю, что девица.

Повернувшись к старику лицом, Малика приподнялась на локтях:

— Это как?

— А вот отхайдóкаю, тогда и узнаешь, — сердито ответил Мун, но старческий взгляд потеплел.

— Что случилось? Не помню, чтобы ты раньше ремнем грозился.

Старик поднял палец к потолку:

— Это правитель! А ты решила с ним лясы точить? Лучше бы на кухне помогла.

— При наместниках посуду не мыла, а сейчас побегу?

— Сильно ты вознеслась! То и чураются тебя бабы. Даже поболтать тебе не с кем.

— О чем с ними болтать? О мужиках или о картошке с брюквой?

Малика села, поправила платье. Украдкой глянула на Муна — выпустил пар или придется еще послушать?

— Так вот, голуба! — проговорил старик. — Адэр — большой человек. А ты мошка. Раздавит тебя и не заметит.

Малика тряхнула головой. Все! Хватит на сегодня унижений!

— Ненавижу его! — прошептала она.

— Кого?

— Его! Твоего правителя Адэра!

Мун взлетел со стула, не по-старчески резво подбежал к двери, выглянул в коридор и с посеревшим лицом повернулся:

— Дурья твоя башка!

Малика подошла к окну. Отодвинув цветущую герань, умостилась на подоконнике:

— Глупее человека не видела.

Мун опасливо приблизился к ней:

— Ты чего мелешь? Заболела?

Его губы тряслись, в глазах тревога. Старик не знал, куда деть руки: то прятал за спину, то складывал на груди. Наконец сцепил пальцы и прижал к животу. Глядя на Муна, Малика мысленно осыпала себя упреками. Надо было повиниться, признать свою ошибку, и делу конец. Нет! Взыграла кровь, заговорила гордость. Самого близкого человека заставила волноваться.

Она обняла старика и уткнулась лбом ему в плечо:

— Мун! Я пошутила.

— Хороши шутки.

— Нет, правда! — Малика легонько боднула его в шею. — Я немножко огорчилась. Правитель и не знает о море. И кто додумался его сюда отправить?

— Не нашего ума дело.

— Я бы на месте Адэра...

— Да как ты можешь сравнивать себя с правителем?

Малика отклонилась назад:

— А чем он от меня отличается? Только тем, что родился с короной на макушке. Нет. Есть еще одно отличие. Он писает стоя. Подожди, есть еще...

— Хватит! — Мун укоризненно покачал головой. — Твой язык до добра не доведет. Как мне пережить две недели?

— Мы можем уехать сегодня. Прямо сейчас. Давай?

— Нет, Малика. На кого я оставлю замок?

— Тебе не все равно? После нас хоть пожар...

— Прекрати! — Мун взял ее за плечи. — Пообещай мне...

Малика потянулась поцеловать его в щеку, но старческие руки держали не по-старчески крепко.

— Пообещай, что к правителю ни ногой.

— Обещаю.

Малика вырвалась из цепких пальцев, обежала старика и прыгнула на кровать. Панцирная сетка натужно заскрипела. Лицо Муна просветлело, губы растянулись в улыбке.

В комнату заглянула служанка:

— Малика! Правитель срочно вызывает тебя в комнату собраний.

Малика посмотрела на побледневшего старика, пожала плечами.

* * *

Рассудком завладело единственное желание — быстрей вернуться и успокоить Муна. И Малика, не в состоянии думать ни о чем другом, бежала по переходам хозяйственного крыла, прыгала через ступени, неслась через холл. Услышав голоса, заглушенные изгибами и поворотами коридора, споткнулась, прижала руку к груди. Вторя биению сердца, в голове заколотился вопрос — зачем ее позвал правитель?

Мысли, подобно застигнутым врасплох ящерицам, ускользали, оставляя бесполезные обрывки. Взор метался по затоптанному полу, словно искал в тусклых разводах подсказку.

Малика похолодела — а вдруг Адэр узнал, кто она? Привалилась плечом к стене, потерла виски. Нет... Нет! Даже ставленники Великого не догадались. И слуги знают о морунах только понаслышке. Единственное, что может ее выдать — это глаза, необычайно черные, обжигающие. Но смуглая кожа и волосы, цветом и блеском напоминающие смолу, собьют с толку любого сведущего человека.

А вдруг Адэр узнал, что ее старый добрый Мун — ориент? Но откуда? Тот, кто в нарушение закона дал ему в замке приют, давным-давно ушел в мир иной. Прошедшая после него вереница наместников без устали меняла слуг. Вскоре не осталось ни одного человека, кто бы помнил, что тихий и покорный смотритель — выходец из морского народа. В конце концов, изменился сам Мун — хотя глаза цвета морской волны и несмываемый загар остались прежними, всё остальное скрыли годы.

— Чего ждем? — прогремел голос охранителя.

Малика от неожиданности вздрогнула. Оттолкнулась плечом от стены и быстро пошла мимо закрытых дверей, чувствуя спиной пронизывающий взгляд. Сбежать не получится. Уже стемнело. До ближайшего селения, где находится их маленький домик, три часа ходьбы по пустоши, кишащей дикими собаками и шакалами. А эти хмурые верзилы, которых привез с собой правитель? Без его разрешения они вряд ли позволят уйти.

Завернув за угол, Малика остановилась. Свет, вылетающий из зала собраний, разделил коридор и словно разорвал жизнь на две части. На освещенной границе между "до" и "после" плечом подпирал открытую дверь секретарь Адэра — важный на вид, но с измученным тусклым взором.

Малика глубоко вздохнула и сделала шаг вперед.

В воздухе витал терпко-сладкий аромат. Молодые люди тихо разговаривали, стоя возле камина. Вернее, говорил Адэр, а человек, который недавно ждал его на лестнице, с растерянным видом крутил в руке бокал с вином и порой кивал в ответ.

Адэр заметил ее:

— Чего топчешься у порога?

— Я не топчусь. Я только что пришла.

— Подойди! — Адэр взял с каминной полки бокал с вином и протянул Малике. — Выпей.

Она отшатнулась.

— Не хочешь?

В синих глазах пустились в пляс веселые чертики. Хмельной взор забегал по ее лицу, задержался на губах, сполз на грудь. Малика вспыхнула — она не товар на сельской ярмарке — и сжала кулаки.

— Считай. Я подожду, — произнес Адэр и, беззлобно улыбнувшись, сделал глоток вина.

Малика спрятала руки за спину и только сейчас увидела возле ножки стола две пустые бутылки. Адэр заразительно рассмеялся — видимо, его развеселило выражение ее лица.

Приказав секретарю закрыть дверь с другой стороны, сказал:

— Позволь тебе представить маркиза Вилара Бархата. Можешь обращаться к нему, как и ко мне — мой господин.

Малика, склонив голову, присела.

Адэр повернулся к Вилару и указал на Малику:

— А это... Черт... Как твое полное имя?

— Малика Латаль.

— Напомни, чем ты занимаешься в замке?

— Сейчас — ничем. Когда были наместники, я читала им книги, переписывала документы, вела протоколы собраний...

— Представляешь? — перебив Малику, Адэр обратился к Вилару. — Она в курсе всего, что творится в колонии. — Залпом опустошил бокал и с непонятной злостью бросил его в камин. — Сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Ты не по возрасту четко и понятно излагаешь свои мысли.

Малика опустила голову:

— Видимо, я прилежная ученица.

— И кто же твои учителя? Неужели наместники? — В голосе Адэра прозвучало неподдельное удивление.

— Я же сказала: я читала им книги, переписывала документы. Чуть дальше по коридору огромная библиотека, под центральной лестницей архив.

Она ждала колкие фразы, а слышала шум ветра за окном. Покосившись на правителя, столкнулась с его оценивающим взглядом.

Адэр указал на кресло и стулья возле камина. Первым развалился на красном плюше. Малика присела на краешек сиденья. Вилар передвинул свой стул так, чтобы она не могла его видеть.

— Я хочу пригласить в замок самых влиятельных титулованных дворян, — промолвил Адэр. — Человек сорок. Может, пятьдесят. Не более.

— Вы обидите остальных, — тихо произнесла Малика.

— Я бы позвал всех, но здесь мало места. Я хочу, чтобы ты занялась подготовкой этой комнаты к приему.

Малика посмотрела по сторонам.

— Вымытых окон и плюша на кресле недостаточно, — сказал Адэр. — Здесь все должно быть торжественно и строго. Справишься?

— Почему я?

— А кому я должен это поручить? Нерасторопной прислуге с допотопными вкусами или помощникам наместника, которых ничто, кроме Тезара, не интересует?

— Зачем вам эта комната? В левом крыле есть Мраморный зал.

— Он в нормальном состоянии?

— Еще нет. Но это вопрос нескольких дней, Мун как раз набирает прислугу.

— Кто распорядился?

— Я, — прозвучал за спиной голос Вилара.

Подвинувшись на край кресла, Адэр наклонился к Малике:

— Дьявол! О чем с ними разговаривать?

Малика уловила в его дыхании тягучий аромат терпкого вина.

— Мой господин, давайте все обсудим завтра.

Адэр вцепился ей в колено:

— Я спрашиваю — о чем?

Малика боролась с желанием разжать его пальцы, да с такой силой, чтобы захрустели косточки. Надо сказать ерунду. Пусть взорвется. Пусть обругает и, сочтя идиоткой, больше никогда не вызывает к себе.

— Если вы позволите мне сопровождать вас на приеме...

— В той стране, откуда я родом, сопровождающей дамой может быть либо супруга, либо родственница, либо фаворитка. Таковы традиции, — на удивление добродушно произнес Адэр и отпустил ее колено. — Ты никаким боком к ним не относишься.

Малика уставилась в пол. Адэр не так прост, как ей показалось. Его могло разозлить ее молчаливое присутствие, но околесицу выслушал спокойно. Вчера прятал за ехидными словами растерянность, утром гневно громыхал, пытаясь скрыть смятение, сейчас удивил — не было вспышек злобы, взгляд выдавал простые человеческие чувства. Вино помогло ему превратиться в человека, или усталость лишила сил выходить из себя, но, как бы там ни было, Адэр непредсказуем, а от того втройне опасен. Прав Мун — таких людей надо сторониться.

— Неплохо бы посмотреть, что из себя этот Мраморный зал представляет, — позвучал голос Вилара.

— Посмотри. Тебе все равно нечем заняться. А списком и рассылкой приглашений займется секретарь.

Когда за Адэром закрылась дверь, Вилар пересел в его кресло:

— Ну что ж, будем знакомы?

Малика рассеяно кивнула и тотчас вскочила:

— Прошу прощения, мой господин.

— Вилар. И не надо вставать, когда я сижу.

Малика села. Вилар долго ее рассматривал. Его взор, в отличие от взгляда Адэра, вызвал в душе приятное волнение.

— У тебя удивительные глаза. Если бы не цвет твоих волос и оттенок кожи, я бы решил, что ты моруна.

Под ней словно разверзлась земля. Малика вцепилась в стул.

— Я что-то не то сказал? — промолвил Вилар озадаченно. — Прости, если я тебя чем-то обидел.

Непривычные слова, прозвучавшие из уст знатного человека, застигли врасплох. Не зная, как себя повести, Малика погладила подол платья. Руки предательски дрожали.

— Ты напугана.

Его горячие пальцы крепко стиснули ее ладонь. Малика прислушалась к доселе неведомым ощущениям — мужская рука впервые прикасалась к ней столь чувственно и одновременно властно. Внезапно через кончики его пальцев ей передался нестерпимый жар. Еле сдерживаемая страсть мощной волной накрыла Малику. Она задохнулась. Закрыла глаза. Нет, это не ее страсть. Она проникла в сердце извне.

Малика сжалась. Комната собраний находится слишком далеко от хозяйственного крыла. Прислуга по коридорам просто так не бродит. Секретарь правителя уж точно убежал вслед за хозяином. А значит, она один на один с теряющим над собой контроль мужчиной. Даже если закричать — никто не услышит. А если кто услышит — осмелится ли заступиться?

Малика попыталась выдернуть руку.

— Не бойся, — тихо произнес Вилар. — Я тебя не обижу. И другим в обиду не дам.

Словно в подтверждение слов бушующее пламя в его груди стало утрачивать силу и превратилось в теплый ласковый огонек.

Малика смотрела в золотистые глаза. Это ей кажется или она на самом деле чувствует то, что испытывает к ней Вилар?

— Господин, можно мне уйти?

— Зови меня по имени.

— Я не могу...

— А ты попробуй.

— Господин! Отпустите меня.

Вилар придвинулся к Малике еще ближе и прошептал:

— Даже не помню — был ли у меня такой тяжелый день, как сегодня? Но мне кажется, с этого дня началась новая жизнь.

В какой-то миг показалось, что маркиз поцелует ее. Малика резко отшатнулась.

Вилар поднялся и холодно произнес:

— Идем, покажешь Мраморный зал.

* * *

Документы лежали везде: на столе и креслах, на подоконниках и стульях. Полки в шкафах были завалены папками и тетрадями. Складывалось впечатление, что помощники наместника преднамеренно размножили отчеты, чтобы еще сильнее запутать новоявленного правителя. Порой появлялось желание вызвать секретаря и препоручить ему изучение нудных бумаг. Адэр тянулся к звонку, но каждый раз чувство собственного достоинства останавливало руку.

Высыпав на стол очередную порцию макулатуры, помощники отбыли в Тезар. Адэр остался один на один с нестерпимой головной болью, которую усиливали визиты Вилара. Друг — ранее степенный и медлительный — словно зарядился необузданной энергией: влетал в кабинет с непонятным блеском в глазах, быстро, в двух словах, рассказывал, как продвигается работа по подготовке к приему, давал счета на подпись и уносился, будто подхваченный шквальным ветром.

Закрыв папку, Адэр потянулся; по спине побежали приятные мурашки. Подошел к окну; золотисто-огненное солнце, забыв о весне, опахнуло лицо жаром. Взлохмаченные работники в потных рубашках скоблили и натирали до блеска парадную лестницу, расчищали аллеи, подстригали кусты.

Наблюдая за вялыми движениями слуг, Адэр с удивлением вспомнил, что слишком долго не покидал замок и не дышал свежим воздухом. Хотя рамы были открыты с утра и до позднего вечера, ветерок, сделав круг по комнате, тотчас пропитывался запахом залежалых пыльных бумаг.

Адэр вышел из кабинета. За поворотом свалил стремянку, зацепившись за нее полой пиджака. В полумраке споткнулся о ведро. Вынырнув из темной ниши, охранитель провел его по незнакомому коридору в мрачный вестибюль и с трудом открыл обитую железом дверь. Переступив порог, Адэр скривился — вокруг все та же пустошь, разве что поодаль на фоне желтой земли и ярко-синего неба серел огромный гараж. Ветер доносил специфический запах. Место явно не предназначено для прогулок правителя.

Адэр хотел уже вернуться в замок, но вспомнив о столе, заваленном бумагами, пошагал вдоль стены флигеля. Повернув за угол, увидел сад. Извилистая тропинка, похожая на русло высохшего ручья, привела к срубленному деревцу, под которым стояла каменная скамья с отломанной спинкой. Адэр очистил сиденье от прошлогодней листвы. Взору предстали искусно выточенные в камне цветы, стебельки и завитушки, крохотные пчелы и бабочки с рельефными крылышками.

Усталое солнце льнуло к кронам деревьев, мягкие тени вытягивались в полупрозрачные узоры, сонный пересвист пичуг прижимался к тонким ветвям кустарника. Вглядываясь в сказочный рисунок, Адэр впервые за все эти дни улыбался.

Он собирался уже лечь в постель, как в дверь постучали.

— Мой господин! К вам маркиз Бархат, — донесся из гостиной голос секретаря.

Адэр не успел ответить. Дверь распахнулась, и порог спальни переступил Вилар:

— Иди, принимай работу.

Адэр опустился на край кровати:

— Вилар, все завтра. Я сильно устал.

— Идем!

— К чему такая спешка?

— Завтра приезжает Элайна. Тебе будет не до меня.

Адэр снял пиджак, бросил его на спинку кресла.

— Хочу тебя удивить, — не унимался Вилар.

— Сильнее, чем Великий? Сомневаюсь, что у тебя получится.

— Спокойной ночи, — сказал друг и вышел из комнаты.

Гюст глянул через плечо, повернулся с довольным видом:

— Прошу прощения, мой господин, что потревожили вас. Я говорил, что вы отдыхаете, но маркиз...

Адэр хлопнул руками по коленям, поднялся:

— Вилар! Подожди.

Последние дни он ходил в кабинет и возвращался в апартаменты другим путем. Охранители вели его по запутанным переходам и узким лестницам, ограждая от встреч с толпами работников, занятых ремонтом и уборкой. Сейчас Адэр спускался с третьего этажа по главной лестнице. Сверкающий мрамор широких ступеней и приятная прохлада идеально гладких перил напомнили о дворце Великого. Даже эхо шагов прозвучало как дома. Высокий белоснежный потолок холла, украшенный старинной лепниной, перетекал в молочно-жемчужные стены. Начищенный до блеска пол отражал массивные хрустальные люстры. Огромные окна были прикрыты ажурной кисеей. Возле антикварных столиков и кресел, обитых серым бархатом, стояли вазоны с миниатюрными кучерявыми деревцами.

— Ну как? — спросил Вилар, шагая позади.

— Неплохо, — произнес Адэр и охватил взором весь холл. — Куда ты дел картины?

— Сейчас увидишь.

Пройдя по просторному коридору, освещенному множеством бра, они приблизились к двустворчатой двери из красного дерева, инкрустированного перламутром.

— Готов? — спросил Вилар и взялся за бронзовые дверные ручки.

Адэр, привыкший к великолепию отцовского дворца, считал, что уже ничто не сможет его поразить. Но стоя на пороге Мраморного зала, понял — он заблуждался.

Потолочный свод расстилался лучезарным небом. Белоснежные чайки, расправив кипенные крылья, парили в лазурной вышине. Пол растекся гладью моря, в замысловатых разводах угадывались рифы и стайки радужных рыб. На коврах, будто на пушистых облаках, разместились столики и кресла на резных ножках. Четыре огромные картины с морскими пейзажами взирали с разных стен на свое отражение в удлиненных овалах зеркал.

— Эта роскошь висела в холле под грязными тряпками. — Вилар погладил покрытый золотом багет. — Хорошо, что помощники наместника не видели, а то увезли бы в Градмир.

— Где взяли мебель?

— На чердаке. Если б ты знал, сколько там всякой всячины. Но это все ерунда. — Вилар глянул поверх плеча Адэра. — Туда посмотри.

Адэр обернулся. На возвышении стоял мраморный трон. Камень как камень — ни отделки, ни инкрустации, привычный для мрамора красивый узор и не более.

— Я тоже сначала подумал, что ничего особенного, — промолвил Вилар и направился к двери, — пока работники не отремонтировали люстру, и пока мы ее не включили.

Адэр поднял голову. Над троном, под самым потолком висела люстра — не люстра, зеркало — не зеркало, изогнутая волной пластина с блестящей полированной поверхностью.

Из коридора донесся голос Вилара:

— Включаю.

Лист под потолком слегка побелел, вниз полился мягкий слабый свет, и трон заискрился, как шампанское в хрустальном бокале, как узорчатый иней на окне, как алмазная пыль водопада под солнцем.

— Ну, как? — спросил Вилар, приблизившись, и сам себе ответил: — Потрясающе!

Адэр поднялся по ступенькам к трону. Усевшись на бархатную подушечку, посмотрел на картину, расположенную на противоположной стене. Мириады мерцающих звезд усеяли небо, протянув к затихшей морской глади туманные тонкие руки. Искрящиеся персты, прикоснувшись к воде, пролегли звездной дорогой, бегущей к далекому горизонту.

— Мой господин, — прозвучал от двери голос секретаря.

— Чего тебе? — спросил Адэр.

— Раз уж вы не спите, я хотел бы ознакомить вас со списком приглашенных особ.

Адэр откинулся на спинку трона и жестом приказал подойти.

Совсем недавно вот так же, держа в подрагивающих руках листы, Гюст зачитывал перечень гостей. Но тогда, в прошлой жизни, Адэр с кем-то был знаком лично, кого-то видел, о ком-то слышал. Сейчас за титулами и именами зияла пустота.

— Как они выглядят? — перебил Адэр Гюста.

— Не знаю.

— А кто знает?

— Прошу прощения, помощники уже уехали...

— Как ты собираешься представлять мне дворян?

— Я? — Лицо секретаря посерело, как домотканое сукно. — Я расспрошу слуг. Может, кто видел...

Адэр подпер кулаком щеку и долго сидел неподвижно.

— Зови Малику.

* * *

Вилар лежал на кровати и, глядя в потолок, заново переживал дни, проведенные рядом с Маликой.

Склонившись над планом Мраморного зала, они расставляют столики и кресла. Их плечи соприкасаются. Он вздрагивает. Малика водит по плану пальцем.

Они обходят стремянки и ведра с краской. Их руки встречаются. Он задерживает дыхание. Малика придирчиво осматривает стены.

Они пробираются между схороненной на чердаке мебелью. Он протягивает руку. Их пальцы сплетаются. Его бросает в жар. Малика ощупывает обивку стульев.

Оставив замок на растерзание строителям, они сели в автомобиль и понеслись по бездорожью. Остановились в неприметном городке, вошли в грязный трактир. Сидя на узкой скамье, слушали песни бедняков. Столкнувшись с незнакомой жизнью простого люда, Вилар переводил взгляд на Малику. Она одна из них? Отворачивался и мрачно смотрел, как на заплеванном земляном полу отплясывала и веселилась разгоряченная вином публика. Но, вспоминая о цели путешествия, прислушивался к голосам певцов и звучанию инструментов. К своему огромному удивлению, он быстро определился с выбором музыкантов для увеселения гостей на приеме.

В местной полуразвалившейся школе они оплатили комнату для репетиций музыкального коллектива и вручили ключ щуплому маэстро. Затем заглянули к единственному в городке портному. Услышав, сколько необходимо костюмов для музыкантов, швейных дел мастер округлил глаза и плюхнулся на топчан.

Сколько раз в конце тяжелого дня Малика холодно прощалась с ним у лестницы и уходила в хозяйственную часть замка. И сколько раз Вилар стоял возле кабинета Адэра, но зайти не решался — о чем говорить с человеком, который никогда не любил?

Он мог взять Малику силой. Посреди пустоши заглушить двигатель автомобиля и заманить ее на заднее сиденье. Или на захламленном чердаке повалить на диван. Но как только вспыхивало желание, Малика пристально смотрела на него. Она молчала, говорил ее взор. И Вилар выметал из головы низменные мысли. Как она догадывалась, что с ним происходит? И почему он подчинялся?

Вилар вскочил с кровати и заходил из угла в угол. Послезавтра прием. После него Малика покинет замок, если Адэр ее не остановит.

Вилар подошел к открытому окну. В саду среди деревьев виднелась фигура человека. Тревожно забилось сердце — что потребовалось кому-то в саду ночью? Первая мысль — вызвать охрану. Но сомнения в необходимости ночного переполоха взяли верх.

— Кто здесь? — высунувшись из окна, спросил Вилар.

— Мой господин! — прозвучал голос Малики. — Это я.

Повинуясь внезапному порыву, он выбежал из спальни. На ходу застегивая рубашку, мчался по коридору, перепрыгивал через ступени. Вылетел из замка. Только б не успела уйти! Только б не ушла!

В лунном сиянии стояла она. На миг показалось, что удалось зажать чувства в кулаке. Но Малика улыбнулась, и кулак разжался.

— Малика, — тихо сказал Вилар и притянул ее к груди.

Сердце билось все глуше. Каждый удар чуть слышно отдавался в голове и растворялся в хороводе стонущих желаний. Казалось, еще один толчок, и сердце замрет в предвкушении чувственного взрыва. Рука съехала с хрупкого плеча, поползла по гибкой спине.

— Пойдем со мной, — прошептал Вилар.

Малика запрокинула голову. Лунный свет коснулся ее глаз и рассыпался искрами.

— Я не боюсь вас.

Вилар ослабил объятие.

— Я не знаю, что мне делать, — промолвила она и выскользнула из рук. — Я совсем забыла о платье. Мун закрутился с ремонтом и тоже забыл. У меня есть платья, но они обычные. А заказывать портному уже поздно.

Ее слова отрезвили.

— В Порубежье нет модных магазинов? — спросил Вилар.

— Есть. А толку?

— Можно купить готовое платье.

— Вы видели, какие там цены?

— Не видел.

— И я не видела. — Малика вздохнула. — Мун сказал: на них лучше не смотреть. — Затеребила пуговицу на манжете. — Как думаете, правитель сильно разозлится, если я не пойду на прием?

— Ты пойдешь на прием.

— Я не могу его опозорить. Там будут такие люди...

— Завтра я куплю тебе любое платье, какое ты выберешь.

Малика отшатнулась:

— За кого вы меня принимаете?

— За человека, который не подведет правителя.

— Я не смогу вернуть вам деньги. Мы с Муном остались без работы.

— Мне не нужны твои деньги.

— А что вам надо?

Вилар усмехнулся:

— Ты похожа на перепуганного воробья.

— Что вы потребуете взамен? — не унималась Малика.

— Ничего. Мы купим платье и забудем.

— Забудем?

— Обещаю.

Она обхватила себя за плечи:

— Я чувствую себя продажной женщиной.

— Малика! Не смеши!

— Вы ведь не думаете, что я специально ходила под вашими окнами, чтобы выпросить платье?

— Я думаю, тебе пора спать. Поедем с утра пораньше, а то не успеем вернуться.

Малика кивнула и пошла к замку. Перед тем, как открыть двери, оглянулась:

— Я забыла сказать вам спасибо.

Вилар широко улыбнулся:

— Завтра скажешь.

Взъерошил волосы и, засунув руки в карманы штанов, побрел по аллее вглубь сада.

* * *

Детство вспоминалось смутно. Память перепрыгивала через провалы, ныряла в дымку: виднелись расплывчатые силуэты людей, слышались приглушенные голоса. Но внезапно память озарялась, и чудилось, что давние события происходят сейчас.

Задыхаясь от гордости и восторга, он бежит по коридору: маленький мальчик, едва достающий до педалей машины, впервые сам проехал вокруг гаража. К кому лететь, как ни к отцу? Пусть порадуется успехам сына, посмотрит на него с уважением, а может, на колени усадит. Дорогу преграждает секретарь. Выслушав сбивчивый рассказ, обещает сообщить Великому. И если Моган сочтет встречу с сыном необходимой, его пригласят.

Каким же он был доверчивым и наивным. Несколько дней не выходил из комнаты, ждал приглашения, до головной боли прислушивался к шагам в коридоре. Пока не пришла Элайна и не попросила прокатить с ветерком.

Вдруг вспомнилась сумасшедшая боль. Он упал с лошади. Его окружили конюхи и гувернеры. Среди чужих побледневших лиц мелькнуло посеревшее лицо сестры. Адэра перенесли в спальню, уложили на кровать. Врач обработал ссадины. Появился Трой Дадье, сдержанно поинтересовался: есть ли опасность для жизни наследника? Выслушав отрицательный ответ, с удовлетворенным видом исчез. Сестра несколько долгих дней просидела возле его постели, а отец так и не пришел.

— Ручная работа, — прозвучал вялый голос. — Очень красиво.

Адэр скользнул взглядом по обеденному залу, прошелся по зеркалам на стенах. Остановился на Элайне; глядя в окно, сестра машинально мяла в руке кружевные занавеси.

— Хочешь поговорить о шторах?

Продолжая смотреть на сад, сестра недовольно повела плечиком:

— Когда я сюда ехала, я думала, что мы с тобой это обсудим, это и это. А сейчас выдавливаю из себя каждое слово.

Адэр отхлебнул из чашки остывший кофе:

— Не мучай себя.

— Я хотела тебя поддержать, но у меня не получается.

— Считаешь, я нуждаюсь в поддержке?

Немного помедлив, Элайна повернулась к Адэру лицом. Хрупкая, нежная, ямочки на бледных щечках, русые волосы, уложенные в чудную прическу — она удивительно походила на мать, будто супруга Могана Великого сошла с картины в его спальне и прибыла в Порубежье.

Сестра изо всех сил старалась держать себя в руках, но глаза болотного цвета выдавали волнение с примесью тоски и усталости.

Элайна отвернулась к окну и вновь принялась мять в кулачке шторы:

— Кто тянул Вилара за язык?

— Дорогая, не начинай.

— Кто мог подумать, что он способен на предательство.

Адэр усмехнулся:

— Он не предатель.

— А кто? — спросила Элайна, опустив голову.

Адэр посмотрел на поникшие плечи сестры, подрагивающие пальчики, сжимающие ткань. Неужели она до сих пор неравнодушна к Вилару?

— Он друг, который хотел меня спасти.

— От кого? — прозвучал тихий голос.

— От меня самого.

Элайна повернулась к Адэру. Сестре удалось надеть маску и придать себе шутливый вид:

— Поэтому ты стал похож на этот замок? Такой... одинокий. Здесь нет девиц?

— Не знаю.

— Ты не знаешь своих придворных?

— У меня их нет. — Адэр покрутил в руках чашку, поставил на стол. — Как твои дочки?

— Скучают по тебе. Их некому баловать.

Адэр улыбнулся:

— Почему не привезла их? Им бы здесь понравилось.

— Кто бы сомневался? Ты бы разрешил им сидеть на ступенях, сутулиться за столом, бросаться едой, глотать слова. Продолжил бы учить их врать, не краснея.

Адэр вздохнул:

— Из меня получится плохой отец.

— Самый лучший. — Приблизившись, Элайна уселась на ковер возле его ног. Как в детстве... Опустив руки ему на колени, устремила на него лучистый взгляд. — Почему мой муж не похож на тебя?

— И слава Богу.

— Ты полюбишь, Адэр. И твои похождения прекратятся.

— Ты сама себе веришь?

Элайна пожала плечиками:

— Я надеюсь.

— Считаешь, что я не люблю Галисию?

Элайна с наигранным видом посмотрела по сторонам:

— А где она? — Вновь направила взгляд на Адэра. — Не отдавай своё сердце кому-то из здешних дам.

— Постараюсь.

— Ты же знаешь отца. Он не позволит тебе жениться по любви. Короли не женятся по любви, как и дети королей. Как дети придворных и титулованных дворян. Тебе придётся оставить сердце здесь, а самому вернуться в Тезар.

— Ты говоришь так, будто я способен на сильные чувства.

— Отец никогда не примет твою избранницу, — промолвила Элайна, словно не услышав его. — Ты женишься на стране.

Адэр насторожился:

— Отец ведёт за моей спиной переговоры?

— Пока нет, но Трой Дадье уже составил список невест.

— Откуда знаешь?

Элайна выдавила улыбку:

— Ты забыл, что мой муж советник Великого?

— Вы с ним почти не видитесь. Что изменилось?

— Тебя выслали из Тезара, и я поняла свою ошибку. Я бы попыталась не допустить этого. — Элайна сузила глаза. — Я тебя расстроила?

— Ничуть. Брак — это клетка для женщин. Мужчина всегда найдёт потайной выход.

— Похоже, ты неисправим. Тогда, что тебя тревожит?

— Абсолютно ничего, — сказал Адэр и прижался губами ко лбу сестры. Его волнения так заметны? Устал держать себя в руках?

— Какой костюм ты наденешь? — поинтересовалась Элайна.

— Еще не решил.

— Решай быстрей. Я хочу определиться с платьем. Наряд сопровождающей дамы должен гармонировать...

— Элайна! — Адэр отодвинул сестру от себя. — У меня уже есть сопровождающая дама.

— Вот как... Кто же она?

— Малика Латаль.

— Маркиза?

Адэр улыбнулся.

— Графиня? — не унималась Элайна. — Неужели обычная дворянка?

— Простолюдинка.

Казалось, сестру хватит удар — лицо побледнело, по шее пошли красные пятна.

— Ты с ума сошел... — прошептала она.

Адэр выровнял спину:

— Забываешься.

Опираясь на его колени, Элайна с трудом поднялась:

— Ты не вправе нарушать традиции...

Адэр встал:

— Ты говоришь о традициях своей страны. Позволь тебе напомнить: сейчас ты не в Тезаре.

Они стояли друг напротив друга. Она прижимала руки к груди. А он... Он поступит так, как решил.

* * *

Огромное зеркало увеличивало и без того большую гостиную. Вдоль серых с серебряными вкраплениями стен стояли креслица на низеньких ножках. За все предшествующие дни в них никто не сел и вряд ли кто сядет — даже во дворце Могана, забитом до отказа и нужными, и бесполезными людьми, Адэр не любил посетителей в своих апартаментах.

На темном, почти черном паркете белый ковер с серебристой бахромой. Возле окна софа — мягкая, широкая, обитая серой кожей с тисненным серебряным узором. Что то, что другое — в прошлой жизни незаменимые вещи. Со своей возлюбленной Галисией Каналь Адэр развлекался в спальне, с благородными дамами забавлялся на софе или кушетках, а девиц низкого происхождения подминал на ковре. Здесь же, в замке, софу иногда продавливал коленями, открывая или закрывая окно, а ковер протаптывал сапогами, когда не спалось.

Наверное, борясь с бессонницей, Адэр так и бродил бы по ковру, если бы не нашел увлекательное занятие — разглядывание в углах гостиной колонн из аспидного камня с выточенными фигурками девушек. Одной безлунной ночью он установил возле колонн канделябры, зажег полупрозрачные свечи. Повинуясь прихоти ветерка, проникающего в комнату через распахнутое окно, огоньки свечей трепетали, отбрасывая блики на черный камень. Подключилось воображение, и выпуклые силуэты девушек ожили.

Адэр какое-то время наблюдал за их танцем, еще барахтаясь в пучине своих дум. Но взор то и дело останавливался на одной фигурке — тоненькой, изящной, с чудным изгибом рук. Сердце застонало: "Галисия". С этого все и началось.

Каждую ночь Адэр разглядывал девушек, выискивая в них сходство со своими любвеобильными пассиями. Округлые бедра — Маньяра. Большая грудь — Ния. Копна кучерявых волос — Лита. Десятки фигурок — десятки имен. Имена закончились, а вверху на колонне остался еще один силуэт, непокорный теням и пламени.

Как ни старался Адэр оживить фигурку, переставляя с места на место канделябры со свечами, она продолжала неподвижно стоять, вздернув подбородок и вцепившись руками в длинное платье. Адэр копался в памяти до изнеможения, силясь вспомнить еще хоть одну горячую подругу, а на ум приходила невыразительная, холодная и грубая, как камень, особа. И Адэр дал последней девушке имя — Малика, надеясь, что не за горами то время, когда ее место в галерее образов займет желанный предмет страсти и утех.

Но сегодня было не до ребячества и глупых забав.

Адэр подошел к зеркалу в позолоченной раме, одернул черный фрак, поправил перекинутую через левое плечо белую атласную ленту, усыпанную алмазами — символ чистоты и открытости. Отступив на шаг, окинул себя придирчивым взором. Как всегда безупречен, но глаза... Разволновался, как его встретят? Пустые переживания! Ему будут рукоплескать хотя бы за то, что он сын Великого.

Достал из кармана листок — его речь перед великосветской толпой. Посмотрел на свое отражение, усмехнулся. Сегодня он впервые произнесет чужую ложь. Глядя на себя в зеркало, смял в кулаке лист и бросил в угол комнаты.

Шагая по коридору, прислушивался к гулу далеких голосов. Чем явственнее звучал говор гостей, тем тверже печатался шаг. И когда взору предстали двери Мраморного зала, от былого волнения не осталось и следа. Адэр остановился, но лишь для того, чтобы между объявлением правителя и его появлением на пороге прошло положенное по этикету время.

Он шел по мраморной глади моря к возвышению, на котором находилось обычное кресло — по приказу правителя прислуга убрала трон буквально за минуту до прибытия первого гостя. Отвечая легкими кивками на холодные поклоны и невыразительные реверансы, краем глаза рассматривал парадные костюмы мужей и украшения дам. И это нищая страна? Смешать с тезарской публикой — не отличишь, кто есть кто.

Сбоку псевдотрона стояла Малика: кремовое платье с глухим воротом и длинными рукавами (буднично, но терпимо), волосы завязаны на затылке в неизменный узел (могла бы что-то заплести), и взгляд простолюдинки — в пол.

Адэр повернулся к гостям. Позади всех сбоку двери увидел сестру (стыдится). Ничего, скоро все закончится. Пережить лишь вечер.

— Хочу представить вам мою сопровождающую даму — Малику Латаль, — сказал он жестким тоном, желая пресечь насмешки над его выбором.

Малика грациозно присела и спряталась за его плечо.

Тотчас забыв о простолюдинке, Адэр окинул взором собравшихся людей — бегло, бездумно, чтобы не сбиться с заданного настроя — и громко проговорил:

— Я, Адэр Карро, отныне являюсь правителем Порубежья. Хотели вы этого или нет, сейчас не имеет значения — я уже стою перед вами. Я не вправе требовать от вас безграничной любви и слепой веры, но обращаюсь к вам с призывом. Поддержите меня на нелегком пути. Позвольте опереться на ваши крепкие плечи. Помогите мудрым советом. Подскажите мне то, что не услышу. Укажите на то, что не увижу.

Прижал руку к груди:

— Перед вами, Высокородные свидетели, присягаю в верности Порубежью. Клянусь идти по праведной стезе к процветанию страны! Клянусь благими делами приближать благополучие народа!

Мертвая тишина... Неужели дворяне надеялись, что он прилюдно откажется от трона? Или думали, что в торжественной обстановке будет назначен очередной наместник? Видимо, придется покинуть зал под стук собственных каблуков. И что дальше? Дальше он будет править, но только без них.

Под потолочным сводом прозвучал низкий с хрипотцой голос:

— Я, маркиз Мави, продолжатель рода Бéзбур...

Гости, словно отхлынувшее от берега море, открыли взору седого как лунь человека с гладким лбом без единой морщинки.

— ...клянусь следовать за тобой, Адэр Карро, до тех пор, пока ты идешь по чистому и справедливому пути.

Послышался мягкий, бархатистый голос:

— Я, граф Юстин, продолжатель рода Ассиз...

Гости расступились.

Красивый молодой мужчина — брови вразлет, выпуклые губы, подбородок с ямочкой — сделал шаг вперед:

— ...клянусь поддерживать тебя, Адэр Карро, до тех пор, пока твои дела не расходятся с твоими словами.

Со всех сторон понеслись голоса. Самые важные и знатные люди Порубежья приносили клятвы и тут же выдвигали требования. Кому? Сыну Великого? Наследнику престола могущественного Тезара? Будущему владыке полмира?

Стиснув кулак, Адэр вонзил ногти в ладонь. Рукой, прижатой к груди, он, если бы смог, сдавил бы сердце, лишь бы замолчала распирающая его злость. На время. Пока он не придумает, как наказать.

— Они просят то, что вы им сами обещали, — прошептала за спиной Малика.

Место злости мгновенно заняло смятение — он озвучил мысли? Адэр оглянулся. Плебейка с бесстрастным видом смотрела в пол.

Заструилась, как чистый горный ручей, мелодия. Зазвучали переливчатые голоса. И полился рассказ: о солнце — жарком, как сердца людей; о море — таинственном, как их души; о скалах — высоких, как их помыслы; о плодородной земле, любящей своих детей.

Адэр стоял возле кресла в ожидании к себе должного внимания со стороны гостей и молил Всевышнего, чтобы Малика не ошиблась в титуле и имени подошедшего дворянина. Но дамы, обмахиваясь веерами, украдкой поглядывали на свое отражение в зеркалах, мужи, держа бокалы, вполголоса перебрасывались короткими фразами. Даже сестра и та с унылым видом смотрела в окно.

Адэр запаниковал — еще немного и прием превратится в скучную вечеринку с тихой музыкой, надкушенными бутербродами и недопитым шампанским.

Малика вынырнула из-за плеча и встала рядом:

— Как думаете, о чем они будут говорить после приема?

Адэр неосознанно одернул фрак. Какая разница, о чем? Хотя... Немного о замке, чуть больше о Мраморном зале. Конечно, обсудят кресло-трон. Затем, вероятнее всего, сравнят его с Великим, отметят внешнее сходство. И, пожалуй, все...

— Они знают о вас понаслышке и не могут найти общую тему для беседы, поэтому не решаются подойти.

Адэр заложил руки за спину, перехватив одну другой.

— Помните, вы спрашивали меня, о чем вам говорить с гостями?

Адэр качнулся с пятки на носок.

— Я подготовилась.

Приподняв бровь, Адэр посмотрел на Малику.

— Видите господина, который присягнул вам первым? Маркиз Мави Бéзбур. Можем начать с него. Рядом с ним супруга Лия. Тридцать лет в браке. У них две дочки. Младшая учится вокалу в Партикураме. Старшая заканчивает педагогические курсы в Бойварде.

Пока они переходили от одной пары к другой, Малика нашептывала о детях, занятиях и увлечениях приглашенных особ. Адэру достаточно было сказать дворянину несколько преисполненных теплоты и сердечности фраз, сделать его супруге пару комплементов, сверкнуть белозубой улыбкой, и собеседники заметно расслаблялись. Громче звучали голоса, звонче играла музыка. Раздавались взрывы смеха. Слуги не успевали приносить с кухни подносы с угощениями.

Далеко за полночь уставшие от вина и разговоров гости выстроились перед псевдотроном в очередь, чтобы попрощаться с правителем. Малика где-то затерялась. Зато Элайна встала рядом с Адэром и, сжимая ему плечо, награждала родовитую знать самыми благосклонными взорами, на какие только была способна.

Под утро последний гость покинул замок. Адэр уходить из зала не торопился. Запрокинув голову и глядя на чаек в мраморном небе, прокручивал в уме разговоры, снова и снова задаваясь вопросом: кто из дворян достоин сесть за стол Совета? И лишь сестра, нарочито громко зевая за спиной, заставила подняться с кресла.

Ведя Элайну через холл, Адэр заметил возле входной двери Малику, Вилара и Муна с переброшенными через плечо котомками. Уже шагая по лестнице, увидел, как Вилар открыл дверь, и предрассветная мгла поглотила сгорбленного старца и черноволосую девушку.

* * *

Яркий солнечный свет заливал спальню. За спиной уютно, по-домашнему, тикали часы. Повернуться к ним и посмотреть, сколько сейчас времени, не было ни малейшего желания. Вот если бы кто-нибудь пришел и откинул одеяло. Весна дышала летним зноем. Что же будет летом, если уже сейчас проскальзывает мысль о ночлеге в саду?

Увидев на прикроватном столике стакан с водой, Адэр приподнял руку, вяло пошевелил пальцами, безвольно уронил. Он мог ночи напролет предаваться развлечениям, без устали гнать автомобиль или лететь на скакуне. И было достаточно короткого сна, чтобы вновь наполнять бокал вином, хвататься за руль или браться за поводья. Очевидно, разум так утомился на приеме, что забыл, как командовать телом.

Стук в дверь звенящей болью отозвался в затылке. Занавеси всколыхнулись. В комнату вошел Вилар — каблуки только его сапог так гулко барабанят по паркету, и только его упитанная фигура может закрыть солнце за окном.

— Как думаешь, что это? — спросил Вилар и протянул Адэру серебряный поднос с горой бумаг.

Адэр дотянулся до стакана, одним глотком осушил его и, откинувшись на подушки, прижал ко лбу прохладное стекло:

— Вилар, давай поговорим позже.

Заскрипела кровать.

Адэр посмотрел на усевшегося в ногах друга:

— Я же сказал: позже.

Вилар высыпал на одеяло бумаги, взял верхний лист:

— "Благодарю Вас, что не обошли мою скромную особу своим Высочайшим вниманием..." Следующее: "Ваши познания поразили меня до глубины души". Вот еще: "Прием в Вашем замке превзошел мои самые смелые ожидания. Я и моя семья не находим слов, чтобы выразить Вам свою признательность..."

Адэр заложил руку под голову и уставился в потолок. Казалось, что Вилар никогда не закончит читать. И странно, хотелось бесконечно слушать приятные слова от людей, которых он уже не помнил.

Друг отложил последнее письмо:

— Может, позвонишь отцу и расскажешь, как все прошло?

— Элайна расскажет.

— А я бы своему позвонил. Я две недели не слышал его голос.

Адэр отбросил одеяло, сел:

— Ты распорядился насчет завтрака?

— Почему ты не хочешь наладить нормальную связь с Тезаром? — не унимался Вилар. — На весь замок один телефон, по которому мы не можем поговорить с кем хотим.

— Лично я ни с кем не хочу разговаривать.

— Я хочу.

— Езжай в город и звони.

— Там даже не знают, как телефон выглядит.

Адэр потянулся и повторил:

— Ты распорядился насчет завтрака?

Вилар взял поднос с письмами:

— Сейчас обед.

Последние десять лет — год в ту или иную сторону не имеет особого значения — как только Адэр входил с друзьями в обеденный зал, сразу отсылал прислугу за дверь. После бессонных ночей или пирушек, или... да мало ли в жизни случаев, когда нет сил и желания контролировать слова и жесты. Поэтому завтракать, а чаще всего обедать без свидетелей за спинками стульев — уже вошло в привычку. Если необходимо провести смену блюд, достаточно позвонить в колокольчик и помолчать несколько минут.

Зная о странной прихоти правителя, слуги бесшумно выскользнули из обеденного зала, оставив двух молодых мужчин без присмотра. Умяв пару булок, от которых исходил дурманящий запах свежеиспеченной сдобы, Адэр сделал глоток горячего кофе и с наслаждением зажмурился.

— Могу я задать один вопрос?

Вялый голос друга заставил открыть глаза. Вилар сидел с потерянным видом и совсем не напоминал того человека, который час назад с воодушевлением читал письма.

— Если он не касается телефона.

— Это личный вопрос.

— Слушаю.

Вилар помешивал чай, не замечая, что проливает его на стол.

— Ну же! — подбодрил его Адэр.

— Нет, он касается приема.

Адэр отхлебнул кофе:

— Спрашивай.

— Почему ты приказал убрать трон?

— Встречный вопрос: почему Великий отправил нас в захолустье, а не в столицу Порубежья?

Глаза Вилара ожили. К лицу прилила кровь. Таким он был на уроках, когда учитель загадывал ребусы и ждал решение от престолонаследника, но отвечал маленький маркиз.

— Наместники двадцать лет управляли страной из этого замка.

— Я не наместник.

— Здесь собраны все документы.

— Их можно перевезти.

— Мы недалеко от границы с Тезаром.

— Зато вдали от цивилизации.

— Тогда почему?

— Великий владел колонией, но ничего, кроме этого замка в глуши, у него не было. Ни особняка, ни дома, ни комнаты в столице или в любом другом городе Порубежья. Да и замок построили лет двести назад никак не для династии Карро.

Вилар вновь принялся помешивать чай:

— Твой отец, будучи владыкой полмира, не нуждается ни в особняках, ни, тем более, в комнатах. Ему даже этот замок не нужен.

Ложечка в его руке замерла.

— А при чем тут трон?

Адэр уставился в чашку. Что ответить другу? Отец умышленно бросил его в страну, где все чужое, и он всегда будет чужим, с единственной целью — показать, что без Тезара он, как этот мраморный трон посреди пустоши, великолепен, одинок и ничтожен. Нет, говорить об этом другу не стоит.

— На троне надо сидеть с гордо поднятой головой, но гордиться пока нечем. — Адэр отставил чашку в сторону. — Давай-ка, возьмем Элайну и съездим к морю.

— Насколько я знаю, она собралась уезжать.

— Поедет ночью. Уснет и не увидит нищих городов.

* * *

Здесь явно потрудился человек. Расчистил от камней пятачок земли, установил валуны полукругом, оставил не загроможденной лишь полосу со стороны обрыва, откуда открывался вид на море.

Лежа на меховом пледе рядом с Виларом, Адэр наблюдал за сестрой: на краю крутого откоса стояла неподдельно счастливая молодая женщина и, заслоняя ладонью глаза от солнца, вглядывалась вдаль.

— Если бы не земля под ногами, я бы решила, что лечу, — произнесла она и посмотрела на Адэра. Ее лицо светилось искренним восторгом. — Я могу поймать чайку. — Повернулась к морю и вскинула руки. — Адэр! Смотри! Она летит на уровне груди!

— Отойди от края.

Элайна шагнула назад. Какое-то время наблюдала за птицами, покачиваясь в такт шуму волн. И вдруг проговорила:

— Она красивая.

Внезапный порыв ветра поднял клубы желтой пыли и песка, швырнул на камни. Песчинки прошуршали по валунам и исчезли в узких щелях.

— Что? — переспросил Адэр.

— Не что, а кто. Малика. Дикая. Жгучая. После наших постных тезарских дам она, как крепкий обжигающий напиток. Одурманит, и глазом не успеешь моргнуть.

— Ты о ком? О Малике?

— Да, родимый, о ней. Ах... — выдохнула Элайна. — Совсем забыла спросить... — Посмотрела на Вилара. — Тебе передали посылку?

Вилар сел, оттянул воротник сорочки.

Адэр приподнялся на локтях:

— Я что-то пропустил?

— Утром я столкнулась на пороге с рассыльным. Обертка на посылке была немного надорвана, и я увидела ткань. Хорошее платье, но, на мой взгляд, для приема не годится. Вилар, дорогой! Ты совершенно не разбираешься в моде.

Вилар расстегнул верхнюю пуговицу.

— Ты купил ей платье? — удивился Адэр.

— Купил.

— Зачем?

— Странный вопрос. Чтобы тебе не было стыдно за свою даму.

— Адэр, родной, отдай мне Малику.

Молодые люди одновременно повернулись к Элайне.

— У тебя мало служанок? — поинтересовался Адэр после недолгого замешательства.

Сестра отрицательно качнула головой.

— Тогда зачем она тебе?

— Хочу спасти Тезар от позора, — ответила Элайна и усмехнулась. — Хорошо, что никто не видит ваши лица.

— О каком позоре ты говоришь? — спросил Адэр.

— Я пошутила. — Сестра протянула ему руку. — Пора возвращаться. Мне еще предстоит пережить бездорожье домой.

* * *

Было невыносимо тяжело смотреть на машину, которая уносила частичку души. Элайна стояла коленями на заднем сиденье. К стеклу напряженно прилипла миниатюрная ладонь. Заскользила вниз и сжалась в маленький кулачок. Сестра уткнулась лбом в спинку кресла. Плачет...

Адэр торопливо вошел в замок.

В холле ждал Гюст, прижимая к груди папку:

— Мой господин, я принес бумаги на подпись.

Но Адэр уже поднимался по ступеням. На середине лестницы остановился — может, от тоскливых мыслей отвлекут документы?

— Хорошо! Идем! — сказал он и сбежал вниз.

Кабинет встретил привычной тишиной и на миг показался уютным. Всего лишь на миг, пока взгляд не скользнул по стопкам книг на столе и по заваленным бумагами полкам. Неожиданно вспомнился свой неизменно чистый стол во дворце Великого.

Адэр посмотрел в окно на превратившуюся в точку машину сестры, уселся в кресло.

Гюст достал из папки два листа и положил перед ним:

— Я подготовил два приказа о назначении секретаря.

— Какого секретаря?

— Я один не справляюсь. Я гонец, камердинер, секретарь и слуга в одном лице. Вы созовете Совет, я вообще разорвусь. — Гюст переступил с ноги на ногу. — Первый приказ о том, что вы назначаете меня секретарем и освобождаете от других обязанностей.

— А второй?

— Я нашел среди прислуги более-менее грамотного человека. Пока я выполняю ваши поручения, он будет строчить протоколы собраний.

— Хочешь, чтобы дела Совета обсуждались на кухне?

— Не хочу, но иного выхода не вижу.

— Это все?

Гюст достал из папки еще один лист:

— Я целый день занимался подбором человека на должность смотрителя замка.

В кабинет заглянул Вилар:

— Вы заняты?

— Заходи. Послушай, какие приходится решать вопросы.

Вилар опустился на стул и отрешенно уставился в окно.

— Продолжай, — приказал Адэр Гюсту.

— Я взял список работников замка и попросил каждого поставить галочку напротив имени человека, который, по их мнению, мог бы стать смотрителем. Но вышло маленькое недоразумение. — Гюст положил перед Адэром исписанный лист. — Этот человек у вас уже не работает. Просто я забыл его вычеркнуть.

— Мун, — произнес Адэр, глядя в список. — Он уволен?

— Прошло две недели. Насчет Муна и Малики от вас не было никаких распоряжений.

— Малика тоже получила расчет?

— Да, мой господин. Они прожили в замке почти двадцать лет. Новые наместники набирали новых работников. А вот их, как ни странно, никто не выгонял.

— А я, получается, выгнал. — Адэр постучал пальцами по подлокотникам кресла. — Староват Мун.

— Староват, — согласился Гюст. — Но всех держать в узде сил ему хватало. Я сам видел, как перед приемом он давал прислуге жару. — Кашлянул в кулак. — Прошу прощения.

Адэр еще раз посмотрел на длинный ряд галочек напротив имени старика, устремил взор на Вилара:

— Вернем?

Глаза друга странно забегали.

— Пойду, разузнаю, где они живут, — пробормотал Гюст.

Вилар вскочил:

— Я знаю! Малика показывала свой дом. Разрешите мне поехать.

— Хорошо, езжай.

Вилар пошагал к двери.

Адэр глянул в затянутое сиреневыми сумерками окно:

— Да не сейчас. Утром.

— Это рядом. Я мигом.

Вилар выбежал из кабинета. Из коридора донесся его голос:

— Машину! Быстро!

Адэр жестом отправил Гюста. Заложив руки за голову, уставился в потолок.

* * *

Ветер врывался в открытые окна автомобиля, хлестал по разгоряченному лицу. Вилар с досадой поглядывал на чернильное небо. Всматриваясь в ненавистную пустошь, уже понимал — заблудился.

Автомобиль ревел на предельной скорости, колеса рвали землю, выбрасывая из-под себя камни и песок. Фары выхватывали нагромождения булыжников и одиноко торчащие валуны. Неожиданно машину швырнуло в сторону. Раздался металлический скрежет.

Вилар провел рукой по вмиг вспотевшему лбу. Выбравшись из салона, достал из багажника фонарь. Обойдя автомобиль, посветил на искореженное крыло и колеса, вывернутые в разные стороны. Ударил кулаком по капоту, закрутился на месте. Со всех сторон льнула мгла с размытыми очертаниями то ли низкорослых деревьев, то ли кустарника. Порой луна выглядывала в рваную брешь между тучами, но за несколько секунд рассмотреть что-либо не удавалось. Воздух сгущался, и еще сильнее чувствовался запах моря.

Вилар запрокинул голову и застонал от бессилия. Песня крепчающего ветра, взметнувшаяся в небо пыльным потоком, вторила ему.

Вилар упал на сиденье автомобиля. Он столько времени летел по бездорожью с единственным желанием найти и вернуть ту, без которой жизнь теряла смысл. Сквозь завывание ветра слышал тихий голос, в темноте видел блеск бездонных глаз. Слишком жестоким способом Всевышний решил умерить его пыл и остудить горячую голову. И теперь он сидит, прислушиваясь к дыханию ночи и беспомощно взирая в пустоту.

Нет, сидеть нельзя! Да кто он на самом деле, чтобы опускать руки — маркиз или бесхребетный плебей? Городок где-то близко. Стоит только напрячь слух и присмотреться, и лай собаки или огонек бессонного окна укажет дорогу.

Вилар перекинул пиджак через плечо и пошел вперед, пробивая мглу слабым лучом фонаря. Из мрака проступило очертание холма. Сердце запрыгало — вот удача! Может, сверху получится что-то разглядеть?

Вилар долго стоял на пригорке, досадуя на безлунье. Вдруг потянуло дымком костра. Огня не видно. Вероятно, поздний путник решил переночевать в степи, спрятавшись между валунами. И возможно он подскажет, в какую сторону идти.

Вилар сбежал с холма и пошел на запах дыма.

Над пустошью пронесся вой оголодавшего хищника. Сзади. Идет по следам! Вилар прибавил шаг. По спине заструился холодный пот. Дьявол! Теперь зверюга знает, что он боится.

Вмиг все вокруг наполнилось звуками, словно звериный утробный рев разбудил ночные злобные создания. Над головой зашумели крылья невидимых птиц. Где-то в стороне, зашуршав, покатились камни. Как из-под земли выскочил заяц и, коснувшись ноги, стремглав умчался в темень. Но ничто не тревожило так сильно, как глухое сипение за спиной, переходящее в нетерпеливое урчание. Все ближе и ближе.

Вилар побежал. Фонарь не давал необходимого света, и слабый луч лишь искажал действительность — ямка представала глубокой рытвиной, кустарник превращался в огромный валун. Пот заливал глаза. Ноги отказывались передвигаться. Страх сковывал тело. Вилар затоптался на месте. Умирающий лучик выхватил чье-то движение, но испугать, и тем более отогнать преследователя, не смог.

В какой-то миг Вилар понял, откуда ждать нападения. Повернувшись лицом к невидимому зверю, перехватил фонарь и, крепко зажав его в кулаке, приготовился нанести удар. Ощущая зловонное дыхание и слыша рвущиеся из глотки хрипы, попятился. И с запоздалым удивлением осознал, что под ногой нет земли.

Размахивая руками, он падал в пустоту. Секунды рассыпались на мельчайшие частички продолжительностью в жизнь. Перед внутренним взором мелькнули отец, Адэр. Внезапно всё поглотила чернота. Чернота глаз Малики.

* * *

Градмир — столица Тезара, крупнейший город Краеугольных Земель — имел полное право на свою никому не подвластную жизнь. Сам себе хозяин, сам себе господин — принимал друзей и закрывал ворота перед врагами, вершил правосудие и равнодушно взирал на безгрешность, вычерчивал линии судеб и с легкостью рушил надежды.

Окраина столицы походила на центры многих крупных городов — чистые улицы, высокие здания, зеленые скверы и, конечно же, люди с выразительными лицами и целеустремленными взглядами.

По приближении к центру столицы время стремительно бежало вспять. Современные здания уступали место старинным особнякам и замкам. Улицы становились шире, храмы выше, ветер тише.

Дворец Могана — венец творения рук человеческих — смотрел на шумный город с высоты царственного положения. Как бы ни кружили улицы, силясь запутать путников, как бы ни изгибались звонкими ручьями, они стекались к нему.

Дворец, как и Градмир, жил своей жизнью.

В коридорах царило оживление. Важно прохаживаясь, вельможи вели беседы. Секретари носились с кипами бумаг. Гонцы торопились, сжимая походные сумки. Высокородные дамы не спеша скользили по мраморным плитам, обмахиваясь веерами и кокетливо улыбаясь государственным мужам.

Коридор третьего этажа был пуст. Никто не нарушал тишину шагами, ни единое слово не пролетало под высоким потолком. Караул неподвижно стоял возле двери и, не мигая, смотрел в одну точку. За лакированной преградой заседал Совет.

Великий Моган взирал на дочь, старший советник Трой Дадье взирал на Великого.

Элайна рассказывала о городах с грязными улочками, о людях в мешковатых одеждах, о пустоши и бездорожье. Трой слушал краем уха. Доносы его секретных агентов не были столь сжатыми, как рассказ дочери правителя. От ее женского взгляда ускользнуло то, что не ускользало от соглядатаев и слухачей.

Трой изучал тайные сообщения, лично готовил отчеты и направлял их в кабинет Великого. Раньше эти документы не были помечены грифом "Важно" и потому в любой стопке неизменно оказывались в самом низу. Да и сейчас почти ничего не изменилось — оттиск важности на них не появился. Однако Трой догадывался, что с недавнего времени при закрытой двери серым листам уделялось особое внимание. Моган не выказывал отцовских чувств, но скрыть беспокойство о сыне от старого друга ему не удавалось.

Великий знал о состоянии дел в Порубежье. О том, что творится в замке, до мельчайших подробностей знал только Трой. В одном из донесений промелькнуло имя — Малика. И когда помощники наместника, вернувшись из Порубежья, доложили, что Адэр затеял нечто грандиозное по меркам того края и ни словом не обмолвились о девушке, старший советник заподозрил неладное. Но расспрашивать не стал, дабы не давать повода для непонимающих взглядов и никому не нужных пересудов.

Трой встретился с Элайной перед ее отъездом в Порубежье. В тщательно продуманной беседе выказал обеспокоенность судьбой будущего правителя Тезара. Говорил настолько ухищренно, что ему даже не понадобилось о чем-либо просить дочь Великого. В том, что, вернувшись из замка, она без всякой задней мысли расскажет ему обо всем, Трой был уверен. И такой разговор состоялся.

Известие о сопровождающей даме-простолюдинке озадачило. Ненадолго. Хотя Трой был далеко не молод, память до сих пор хранила очень многое о былых временах. Он помнил, как Моган, придя к власти, упразднил некоторые традиции, посчитав их безнадежно устаревшими. Так почему же Адэр, в чьих жилах течет кровь великого отца, не может поступить точно так же? Счел возможным приблизить к себе толкового человека? — замечательно, что таковой оказался рядом. А то, что происхождением низок — не так страшно. Сопровождающая дама на одном приеме — это еще не советник.

Теперь Трой ждал той части рассказа Элайны, в которой упоминалась бы простолюдинка. Если бы разговор проходил на троих при закрытых дверях, Трой ни о чем не переживал бы. Моган, даже выказав недовольство, внял бы голосу благоразумия. Однако выслушать Элайну пожелал Совет. А потому Дадье приготовился держать бой с теми советниками, кто с непонятным упорством настаивал на замене Адэра очередным наместником.

Наконец Элайна перешла к повествованию о приеме. Взгляд Могана ожил, Восседающие заметно насторожились.

Дочь Великого была искусной сказительницей — слова облачались в видения и проплывали перед взорами мужей: престолонаследник накануне приема, его речь перед надменными дворянами, их присяга правителю, плебейка за его спиной.

— Великий! — произнес подобный союзу палки и трости Патрик Каналь. — Негоже правителю приближать к себе низшее сословие.

Восседающие одобрительно зашумели.

Трой нахмурился. Переживал не зря. Если к Каналю примкнут другие советники, будет тяжело убедить Могана в том, что нельзя заставлять Адэра действовать по указке.

— Благодарю за исчерпывающий рассказ, — сказал Моган дочери. — Можешь уйти.

Элайна присела и поспешно покинула зал.

— Надо запретить Адэру прибегать к помощи и советам... — Каналь на секунду умолк, вероятно, подбирая слова, — невесть кого.

Трой Дадье поднялся, вскинул голову и словно вырос.

— Кто осмелится указывать правителю, как ему править страной? Вы? Или вы? — говорил он, указывая на советников. — А может, вы? — Прошелся вокруг стола, остановился за спиной Каналя. — Будь ваша воля, вы бы привязали Адэра к юбке своей дочери.

— Это не относится к делу, — промолвил Каналь.

— Вы правы. Это относится к простолюдинке. Ведь причина не в ее происхождении. Если бы Адэр приблизил к себе благородную даму, вы бы все равно возмутились.

Трой заметил, как через зал, согнувшись чуть ли не до пола, прошмыгнул молодой человек в темно-синем костюме телефониста, положил на стол рядом с его блокнотом сложенный листок, и так же быстро выскочил за двери.

— Я поддерживаю правителя Адэра Карро в его начинаниях, — говорил Трой, направляясь к своему креслу. — Он использует любую возможность, чтобы собрать вокруг себя единомышленников — это хороший знак.

Взял со стола записку.

— Рассуждения об опасности присутствия простолюдинки в его окружении считаю преждевременными, — продолжал Трой, раскрывая послание. — Наша задача — держать руку на пульсе событий и вовремя реагировать на его сбой.

Пробежал взглядом по строчкам. Сердце скакнуло к горлу, замерло и неровно забилось.

Старший советник так стремительно прошел через приемную, что секретарь не успел даже вскочить.

Влетев в кабинет, Трой схватил телефон, несколько раз глубоко вздохнул, прижал трубку к уху: "Когда?" — и рухнул в кресло.

* * *

Утром сообщили, что маркиз Бархат до сих пор не вернулся. Адэр расплылся в улыбке. Остаться на ночь! Как ему удалось уговорить Малику и перехитрить Муна?

Ближе к вечеру радужное настроение побледнело и сменилось тягостным ожиданием. Солнце приникло к земле, а машина друга так и не показалась. Нарастающая волна переживаний вызвала приступ тошноты. Адэр забил тревогу.

Собравшиеся в холле обитатели замка жались друг к другу и, казалось, были искренне удивлены, услышав, что у Муна и Малики есть дом. Заикаясь, они строили догадки. Кое-кто предположил, что смотритель и его воспитанница ушли к морскому народу — уж очень старец походил на ориента.

Прихватив фонари, работники пробродили по пустоши добрую половину ночи и вернулись ни с чем. Утром поиски возобновились.

Адэр метался по замку. Перебегал от окна к окну в надежде увидеть в воздухе столб пыли, поднятый колесами автомобиля. Ветер, врываясь в залы и комнаты, доносил все что угодно — шелест листьев, пение птиц, скрип ворот гаража, — но только не рев двигателя. День неумолимо приближался к концу. Небо посерело, слилось с землей, на замок опустилась очередная бессонная ночь.

Заслышав топот и гул голосов, Адэр поспешил в холл. Взглянув на охранителей и слуг, упал в кресло. Хмурые лица, скованные движения — всё кричало без слов о неутешительных результатах дня. Искатели сообщили, что, разделившись на небольшие группы, прочесали местность и обнаружили машину с искореженным крылом и вывернутыми колесами. Чуть дальше нашли пиджак. В ближайшем селении никто маркиза не видел. Пустошь хранила молчание — весь день злобствовал ветер, и песок запорошил следы.

День проходил за днем. Адэр требовал продолжения поисков. Безумный взор и побелевшие от напряжения кулаки пугали людей и гнали все дальше и дальше от замка.

Сколько раз Адэр сжимал в руке трубку телефона — сообщать Трою Дадье или все-таки ждать? И что говорить? Молодой, пышущий здоровьем и силой маркиз бесследно исчез в глухой степи? Но так и не поднял трубку с рычага — Вилар жив и точка!

* * *

Первое, что увидел Вилар — это нависающая над ним каменная глыба. Она то приближалась — даже удалось рассмотреть мелкие трещинки и шероховатости, — то резко взлетала, превращаясь в размытое пятно. Наверное, поэтому казалось, что тело находится в невесомости и постоянно покачивается в такт ударам сердца. Захотелось уцепиться взором за что-нибудь незыблемое, остановить раскачивание бренной плоти и ощутить под собой твердую землю.

Вилар оторвал взгляд от глыбы и увидел стоявшего на коленях старца. Седые нечесаные пряди спадали на острые плечи. Выцветшие сине-зеленые глаза были окружены мелкой сеткой морщин. Бронзовая кожа обтягивала продолговатое лицо, впалую грудь и жилистые руки.

Старик произнес с акцентом:

— С возвращением.

Вилар пошевелился и вскрикнул. Боль металлическим прутом пронзила спину вдоль позвоночника и вылетела из темечка.

Сквозь шум в ушах пробился скрипучий голос:

— Не спеши.

Прохладные тонкие пальцы иголками впились в виски. Сразу стало легче. Голова просветлела, боль в спине притупилась.

Старик накинул на себя серую холщовую рубаху. Повязал голову белым платком, затянул узел на затылке. Что-то в его лице и движениях было до ужаса знакомо. Если бы Вилар мог, то потер бы глаза, чтобы отогнать наваждение.

— Пить...

Старик легонько приподнял ему голову. К губам прижался край жестяной кружки. Уже допив холодную воду, Вилар ощутил во рту странный кисловатый привкус.

— Что это?

— Трава.

— Где я?

— У нас. Ты болен. Спи.

Старец опустил ладонь ему на лицо и вновь сдавил виски. Вилар вдыхал знакомый запах и не мог его вспомнить. Мысли лениво ворочались в голове, тело приятно тяжелело. И уже погружаясь в сон, Вилар улыбнулся — ладонь старика пахла рыбой.

Снилось что-то тихое, безмятежное. Но сон бесследно испарился, забрав с собой спокойствие и тишину.

Вилар скользнул взором по плите над головой, скосил глаза. Легкие пенистые облака бороздили лазурное небо. В воздухе парили маленькие серые птицы с длинными изогнутыми клювами. Большие чайки с детским плачем взмахивали белыми крыльями.

Дети... Здесь дети... Вилар с трудом повернул голову.

Загорелые до черноты ребятишки строили из песка замки, с задорным смехом гонялись друг за дружкой, с разбегу влетали в волны. Женщины в белых платках и серых мешковатых одеждах что-то помешивали в котлах, висящих над кострами. Покрикивали на расшумевшуюся детвору.

Примостившись в тени скалы, смуглая девушка чинила сети. Но в Порубежье не занимаются рыбной ловлей. Значит, это не Порубежье.

— Где я?

Девушка подняла на него удивительные глаза цвета морской волны и крикнула:

— Йола!

Вилар попытался сесть. Все куда-то поплыло: девушка, сети, небо. Плечо стиснула чья-то ладонь и заставила лечь.

— Не спеши, — прозвучал скрипучий голос.

Сквозь туман в глазах удалось рассмотреть старика.

— Кто вы? — спросил Вилар.

— Ориенты. Мое имя Йола.

Вот, значит, к кому он попал...

— Йола будет лечить, — произнес старец и с помощью девушки осторожно перевернул Вилара на живот.

Уткнувшись лбом в плоскую подушку, Вилар старался вспомнить, что читал о морском народе. На ум пришла лишь сказка о способности ориентов дышать под водой.

Старческие пальцы с не старческой силой вонзались в шею и плечи, костяшками вдавливались в позвоночник. Спина горела огнем, а холодный озноб сотрясал все тело.

— Хорошо! — сказал Йола и, уложив Вилара на спину, подоткнул под него одеяло. — Два дня спал и лежал ровно — очень хорошо.

— Два дня?!

— Два дня мало.

— Как я здесь оказался?

— Йола сболтнет. Великий накажет.

— Вы спасли жизнь человека. За это не наказывают.

Старик неопределенно пожал плечами и отвернулся.

В голове крутилось — Великий накажет... Великий... Как же он забыл?.. Двадцать лет назад Моган своим беспрецедентным законом запер племена морского народа на мизерных клочках побережья и запретил им покидать свои земли. Видимо, в ту злополучную ночь ориенты нарушили закон.

Вилар натянуто улыбнулся:

— Я не расскажу ему.

Йола с сомнением в глазах посмотрел на него.

— Даю слово! — промолвил Вилар.

Старик потер мизинцем кончик носа и начал рассказ. Ориенты действительно покидали свои земли. В ближайших селениях они обменивали рыбу на одежду, капроновую нить и кухонную утварь. Той ночью рыбаки расположились под обрывом в пяти милях от лагеря. Ожидая соплеменников, развели костер. К тому времени они успели вытянуть сети и свалить их под скалой. Сидели кружком, прислушиваясь к непонятному шуму, доносящемуся сверху. И только заметив на краю обрыва силуэт человека, не сговариваясь, схватились за невод и натянули его. Это не спасло незнакомца от удара, но спасло ему жизнь.

— Йола сделал все, что умеет, — сказал старец.

Вилар потянулся к его руке и крепко, насколько смог, сжал сморщенные пальцы:

— Йола, дорогой! Спасибо! — Зажмурился, испугавшись, что непрошеные слезы собьют с мысли. — Мне надо вернуться. Сегодня.

Старик хрипло рассмеялся:

— Вернуться куда?

— В замок. В тот, что посреди пустоши. Я там живу.

— Как твое имя?

— Вилар.

— Вилар не может ходить.

— Отправь кого-нибудь. За мной пришлют машину.

Йола выставил два пальца и, по очереди загибая их, произнес:

— Раз: машина трясет. Два: закон Великого.

— Я уже говорил: Великий не узнает.

— Наместник в замке.

— Да нет никакого наместника, — в сердцах воскликнул Вилар. — Теперь есть правитель Порубежья.

— Правитель? Так значит? — Старик прищурился. — Правитель новый, закон старый.

Болезненная усталость туманила голову. Не было сил ни молить, ни убеждать.

— Сколько тебе лет? — пробормотал Вилар, еле ворочая языком.

— Много.

— И моему отцу... Ему скажут... Страшно подумать...

Мысли стремительно закружились. Вилар пытался выхватить из хоровода хоть одну и вспомнить, о чем говорил секунду назад.

На лицо легла ладонь, издали прозвучал голос:

— Спи.

Проваливаясь в черную бездну, пропахшую рыбой, Вилар прошептал:

— Малика...

Он лежал все под той же каменой плитой. Со стороны моря ориенты вбили невысокие колья и закрепили на них парусину, дабы крепчающий ветер не доносил морскую прохладу. С наступлением сумерек в лагере стало непривычно тихо. Вилар дотянулся до жесткой ткани и приподнял полог.

Мужчины сидели вокруг огромного костра. К небу тянулись оранжевые языки пламени. От порыва ветра взлетали снопы искр и, сверкнув умирающими звездами, исчезали во мгле.

Ориенты — все как на подбор: невысокие, коренастые, загорелые — походили на акробатов из цирка, восхищавших публику шириной плеч и бугристостью тел. Их движения напоминали взмахи крыльев чаек, речь звучала подобно шуму волн — слова накатывали, взгромождались друг на друга, и достигнув апогея, протяжно шуршали, как галька под отступающим морем.

Старшим на Совете, видимо, был Йола. Когда старик вскидывал руку, все умолкали. Он говорил, затем жестом разрешал продолжать обсуждение.

Женщины бесшумно передвигались по лагерю, склонялись над костерками, помешивали варево, снимали с веревок белье. Детей еще задолго до начала Совета загнали в низенькие самодельные шатры. И за все это время не прозвучало ни единого детского слова, смеха или плача младенца.

Вилар наблюдал за ориентами, до боли в пальцах сжимая жесткую ткань. Не зная их языка, прекрасно понимал, о чем они спорят.

Наконец все высказались. Затянувшееся молчание превратилось в изощренную пытку. Вилар опустил полог. Откинувшись на подушку, считал удары охваченного паникой сердца.

Послышался говор, заглушенный шумом волн и треском костра.

Из-за парусины вынырнул Йола:

— Пойдем утром. Сейчас спи.

Вилар разрыдался.

— Не надо, — сказал старик и робко погладил его по голове.

От волнения Вилар долго не мог заснуть. Сновидения захватили его лишь после двух кружек кисловатой воды.

* * *

Прикованный к ненавистному соломенному матрасу, Вилар изводил себя переживаниями и еле сдерживал нетерпение. Тихо переговариваясь, женщины складывали в котомки провизию. Мужчины мастерили носилки из двух деревянных перекладин и рыбацкой сети. Вскоре Вилар, замотанный в одеяла, уже трепетал в предвкушении скорой дороги. Ориенты опутывали его веревками. Йола давал указания и проверял прочность узлов.

Процессия из восьми мужчин, двух женщин и старика двинулась в путь. Вилар плавно покачивался на носилках. Бросая взгляд на одеяло, поверх которого бежали толстые шнуры, задавался вопросом — зачем они? Ни подняться, ни тем более убежать он не мог. Каждое движение отдавалось в теле звонким эхом боли.

Чтобы как-то отвлечься от волнений, Вилар посмотрел на бирюзовое море. Ленивые волны отражали солнечные лучи и, перекатываясь, искрились россыпью драгоценных камней. От их блеска заслезились глаза, и Вилар перевел взор на небо, но, ослепленный ярким солнцем, повернул голову на другой бок и заскользил взглядом по идеально ровной каменной стене. Иногда виднелись небольшие уступы и выбоины с неровными острыми краями. Порой скала плавно перетекала в крутой склон, затем в более пологий спуск, но вскоре неизменно принимала гордое вертикальное положение.

Каждый раз, когда носилки проплывали мимо косогора, Вилар задерживал дыхание. Однако ориенты равнодушно шагали, поднимая ногами облако белого песка.

— Разве путь вдоль берега короче? — спросил Вилар.

— Путь длиннее, зато легче, — промолвил Йола и поднял указательный палец кверху. — Там пыль и сухой ветер. Морскому народу без морского воздуха плохо.

Воздух был поистине прекрасен — изумительно прозрачный, свежий, бодрящий. Даже песок, вылетая из-под ног ориентов, падал очищенными кристаллами.

Ориенты шли, не сбавляя темпа. Монотонный шум волн, размеренное покачивание носилок убаюкивали. Вилар то погружался в дремоту, то смотрел в широкие смуглые спины. Одна четверка носильщиков сменяла другую. Время от времени Йола брал Вилара за запястье и беззвучно шевелил сморщенными губами.

— Пора, — наконец сказал старик.

Несколько часов пролетело в попытках подняться на край обрыва. Для крепкого мужчины нет ничего проще, чем взобраться наверх, держась за сброшенную веревку. Однако с тяжелой ношей, требующей бережного обращения, задача оказалась не столь простой.

Когда носилки вставали свечой или наклонялись набок, Вилар, кусая губы до крови, сжимал кулаки. Бросая взоры на багровое солнце, готовое нырнуть в море, просил людей поторопиться. Наконец, посмотрев на сумеречную пустошь, измученно улыбнулся — самое страшное уже позади.

Чем дальше от моря уходили ориенты, тем тяжелее становилось их дыхание. Привалы участились, участилась смена носильщиков. Луна спряталась за тучи, и ночь укутала путников непроглядной мглой.

Раздался дикий, угрожающий рев. Его подхватили рвущиеся в надрыве звериные глотки. Ориенты вдруг закричали. Нет... Это был крик не охваченных страхом людей, крик не загнанных животных и не затравленных птиц. Этот крик несся, словно мощная волна, сокрушая все вокруг и вселяя в сердце ужас.

Внезапно наступила тишина, настолько душная и необыкновенно плотная, что Вилар испугался — оглох. Несколько раз с усилием сглотнул, уловил хриплое дыхание людей и только тогда почувствовал жжение в распоротых веревками ладонях. Такой жуткой сказки он не слышал...

День тянулся так же медленно, как и ночь. Теперь ориенты во время привалов сидели с закрытыми глазами и пели. Вилар сначала пытался заглушить их протяжное "м" думами, затем считал секунды, складывал их в минуты, а потом ловил себя на том, что его мычание перекрывает голоса ориентов. После таких привалов шаг морского народа вновь становился легким и быстрым, и Вилар, покачиваясь на носилках, на время забывал о боли.

— Скоро! — произнес Йола.

Вилар приподнял голову:

— Ты что-то видишь?

— Отблеск замка, — проговорил старец и потер кончик носа.

— Отблеск? — переспросил Вилар и посмотрел вперед.

На горизонте виднелся замок. И действительно, от него исходило сияние. Вилар рассмеялся — как же он забыл? Это плоские плиты на скатах крыши отражают солнечные лучи. Благодаря им в замке есть свет.

В ту же секунду пронзила внезапная мысль. Смех застрял в горле. Вилар вжался затылком в подушку, пытаясь проглотить комок. Не в силах совладать с волнением, вцепился в веревки. Признаться или промолчать? Но это так низко — струсить в последнюю минуту, когда еще есть возможность все изменить.

Дотянулся до Йола и крепко стиснул его руку:

— Я должен кое в чем признаться.

В глазах старика появилась тревога.

— В замке живет правитель Порубежья — Адэр Карро. Его отец, Великий Моган, лишил морской народ свободы, воли и земли, — сказал Вилар и заметил, как напряглись мышцы носильщиков, как женщины, всю дорогу шагавшие сбоку носилок, отстали, как заострился кончик носа Йола. — Опустите меня на землю.

Ориенты подчинились.

— Я не подумал, что это для вас важно, — говорил Вилар, бегая взором по хмурым лицам. — Я не подумал о вас. Простите. Вы можете оставить меня, забрать носилки и уйти. Я не пропаду — до замка рукой подать. Мне уже намного лучше, честно. И я никому не скажу, как здесь оказался. Даю слово. И ради бога простите меня.

Люди молчали, исподлобья бросая взгляды на Йола, а старец смотрел вдаль.

* * *

Адэр сидел на той же ступени, где некогда сидел Вилар. Надежда жила пять долгих дней. Теперь она билась в предсмертных конвульсиях.

Адэр вскочил и, запрокинув голову, закричал:

— Обманщик! Подлый обманщик! Лгун! Предатель!

Он кричал, брызжа слюной и потрясая кулаками. Звериная злость хлестала раскаленной лавой. Слуги со страхом выглядывали из окон и тут же прятались за шторами.

Адэр замолчал на полуслове. На горизонте при полном безветрии появилось завихрение пыли. Явно не от автомобиля — не та скорость и не те размеры. Но и человек в одиночку не мог сотворить столь заметную пелену.

— Я убью его, если это не он, — прохрипел Адэр.

Он бежал изо всех сил, не замечая ни камней, ни ям. Он уже не бежал, а летел на одном бескрайнем выдохе, не чувствуя ног, не слыша сердца. Он ветер, для которого нет времени, расстояния и преград.

Адэр упал на колени. Вцепившись в веревки, зарылся лицом в колючее одеяло. Слыша, как плачет и смеется Вилар, смеялся и плакал сам.

Провел ладонью по щеке друга, сжал плечо:

— Я ждал тебя.

Вилар улыбнулся и указал на смуглых людей в серых просторных одеждах:

— Это ориенты — морской народ.

* * *

Старик сбросил с кровати подушки. Присев на перину, несколько раз подпрыгнул. Ориенты перенесли Вилара с носилок на постель и выскользнули из комнаты.

Адэр привалился плечом к стене возле изголовья:

— Я отправлю кого-нибудь в город за врачом. Но боюсь, он приедет только завтра.

Вилар с теплотой посмотрел на старика:

— Не надо. У меня есть Йола.

Старец помог Вилару снять рубашку и перевернуться на живот. Адэр выпрямился, увидев спину друга, всю в лиловых синяках и ссадинах. Узловатые пальцы старика пробежали вдоль позвоночника, надавили на плечи и шею. Морщинистая пятерня легла на затылок и чуть заметно напряглась. На впавших щеках друга заиграл румянец, дыхание выровнялось. Вилар сомкнул веки. Йола укрыл его одеялом и заботливо подоткнул края.

— Ты можешь остаться? — спросил Адэр, когда друг уснул.

— Йола должен остаться. Ориенты сейчас уйдут.

— Сейчас? Через пару часов стемнеет.

— Здесь сухой воздух. Тяжело дышать.

Адэр жестом приказал Йола следовать за собой.

Сад встретил запахом молодых трав и распустившихся цветов. На газонах вращались фонтанчики, распыляя воду.

Старик глубоко вздохнул:

— Одну ночь они спать тут. — Указал на замок. — Йола спать там.

Слуги предложили вынести в сад кушетки; ориенты, скупо улыбаясь, объяснили, что не привыкли спать над землей. И вскоре траву под деревьями укрыли толстые пледы.

Адэр с Йола разместились в одной спальне с Виларом. Старец лег на полу, Адэр сел в кресло. Йола рассказывал, Адэр хмурился.

Далеко за полночь рассказчик утомился и вяло произнес:

— Вилар встанет. Йола поможет. И женщина.

— Какая женщина?

— Вилар звал ее. Всегда звал. Малика.

— А без Малики нельзя?

— Можно, но будет долго.

Старик зевнул, через пару секунд послышался храп.

Утром ориенты собрались на кухне. Гюст сообщил им, что правитель отлучился по делам и просил не ждать его возвращения.

* * *

Маленький городок проснулся. Хозяйки с корзинками наперевес потянулись по узким улочкам к местному базару. Молочник, выкрикивая: "Покупаем!", катил перед собой скрипучую тележку. Старик, сидя на деревянном крыльце в кресле-качалке, пролистывал газету. Через пыльную дорогу перебежали куры, тотчас с возмущенным кудахтаньем побежали обратно.

— Вот я вас, — кричала краснощекая баба, размахивая тряпкой.

Уперев кулаки в бока, окинула грозным взглядом неприглядную хибару на другой стороне проулка:

— Слышь, соседка!

— Ась? — прозвучало из раскрытого окна.

— Да ты не аськай, а следи за клушами.

— Чем помешали?

Мун не слушал перебранку товарок. Пересчитав сумки и чемоданы, посмотрел на маленький домик в два окна, на серую скошенную крышу, скользнул взором по заросшему бурьяном палисаднику и покосившемуся частоколу. Удрученно вздохнул. Не часто они с Маликой бывали дома. Зато теперь новый владелец наведет порядок. Ишь, как не терпится ему войти, все топчется и топчется возле порога. Еще и зверюгу приволок. Кот, под стать хозяину — такой же толстый и рыжий, словно услышав скверное слово в свой адрес, выпустил когти и цапнул толстяка за руку. Тот щелкнул кота по носу.

Стоя на четвереньках, Малика шарила ладонью под кроватью.

— Малика! — послышался с улицы голос Муна.

— Иду! — откликнулась она.

Подняла с пола золотое колечко. Протерла подолом платья две изумрудные капли, спрятала в потайной карман. С улицы донесся шум двигателя автомобиля. Хлопнула дверца. Затихли мужские голоса, зато звонко и радостно зашумела детвора.

Малика быстро пересекла комнату, боясь посмотреть в окно. Помедлила возле двери. Вскинув голову, шагнула через порог. Мун бросил на нее горестный взгляд. Новый владелец прижался к стене. Мальчишки плотным кольцом окружили покрытый пылью серебристый автомобиль, возле которого стояли Адэр и охранитель.

— Я как раз во время. Поехали! — произнес Адэр.

— Нам в другую сторону, мой правитель, — сказала Малика и низко присела.

У толстяка отвисла челюсть. Мун беззвучно зашевелил губами. И только рыжий котяра, спрыгнув с рук хозяина, важно прошествовал к правителю и с довольным урчанием потерся о его ноги. Пока Адэр чесал кота за ушком, охранитель жестом указал толстяку на открытую дверь. Тот юркнул в дом.

— Малика! Быстро в машину! И ты, Мун, — приказал Адэр и, не дожидаясь ответа, уселся за руль.

Она взяла чемодан:

— Мы не поедем с вами.

Адэр посигналил, чем привел ребятишек в неописуемый восторг. Из маленьких окон высунулись старики. Из ветхих домов высыпали простолюдины.

Охранитель подошел к Малике вплотную:

— Правитель не просил. Или ты не видишь разницы между приказом и просьбой?

— Я вольный человек, а не слуга.

Охранитель выхватил из ее руки чемодан. Щелкнул замок, на землю вывалились вещи. Малика принялась заталкивать их обратно. Носок начищенного до блеска сапога наступил на полотенце. Малика дернула кусок льна на себя, еще раз, еще... Сапог приподнялся. Малика уселась в пыль. Над улицей пронесся смех.

— Пошел прочь! — крикнул Адэр. Опустился возле нее на корточки и тихо промолвил: — Я не умею просить.

Она смахнула с подбородка слезу:

— И прошу вас — не надо.

Адэр застегнул замки на чемодане, помог Малике подняться:

— Есть разговор. Садись в машину.

Они разместились на заднем сиденье. Малика глядела на Муна, переступающего с ноги на ногу возле котомок. Адэр сидел вполоборота к ней. Она не видела его лица, но чувствовала горячее дыхание.

— Куда вы уезжаете? — устало просил Адэр.

— Я хочу посмотреть мир. Сколько себя помню, каждый день одно и то же: стены, лестницы, сад и пустошь.

— И что бы ты хотела увидеть?

Глядя на Муна, Малика пожала плечами:

— Не знаю. Просто новую жизнь.

— Ты думаешь, что она действительно окажется новой?

— Прошу вас, не мешайте нам.

После недолгого молчания Адэр произнес:

— Вилару тоже чего-то не хватало в старой жизни.

Малика повернулась к нему. На осунувшемся лице резко выделялись скулы. Нос заострился. Из синих глаз вырывался лихорадочный блеск. Как же она не заметила...

— Вы заболели?

— Не я. Вилар.

— Что с ним?

— Несчастный случай.

— Почему вы здесь? Почему не с ним?

— Ему нужна ты, а не я.

— Я не понимаю вас...

Адэр отвернулся. Малика взялась за ручку дверцы.

— Я прошу тебя, — прозвучало в спину. — Прошу тебя вернуться в замок. Ненадолго.

Она открыла дверцу.

— Малика! Я впервые в жизни сказал "прошу". Не заставляй меня пожалеть.

Малика опустила голову. Так просто произнести "нет", но как бы она не храбрилась, новая жизнь пугала. Куда их с Муном занесет? И сможет ли она найти работу и содержать, пусть маленькую, но семью? На то, чтобы куда-то взяли старика, глупо рассчитывать.

Кроме этих мыслей что-то еще удерживало в машине. Прислушиваясь к себе, Малика ощущала тонкую нить, тянущую в замок. Словно лишь там ей вновь станет легко дышать и прекратится стонущая боль в груди, которая появилась совсем недавно.

— Мун будет смотрителем?

— Пока он находится в замке — да.

— А я? Кем буду я?

Немного подумав, Адэр ответил:

— Ты поможешь маркизу выздороветь.

Малика покачала головой. Значит, ей отведена роль целительной пилюли.

* * *

Она вслед за Адэром переступила порог спальни Вилара. В комнате витал вязкий аромат травяных настоек и мазей. К ядреным запахам клевера, полыни, багульника и мяты примешивалось сладковато-тягучее благовоние меда и акации. Воздух одновременно дурманил и бодрил. Как будто сидишь у звонкого горного ручья, свежесть прохладной воды наполняет тело бодростью, а от душистого дыхания ветерка, прилетевшего с цветущих лугов, клонит в сон.

Малика даже на какое-то время растерялась. Воображение так четко нарисовало картину уединения на лоне природы, что не сразу удалось разглядеть тумбочку, сплошь заставленную баночками и бутылочками, глубокие кресла с деревянными лакированными подлокотниками, постеленный на полу плед.

Адэр прошел через комнату и облокотился на изголовье широкой кровати. Смуглый старик в серой холстяной одежде склонился в низком поклоне. Две служанки засеменили к выходу. Проходя мимо Малики, хмыкнули. Вилар приподнялся на локтях.

Она всю дорогу представляла встречу с маркизом, продумывала слова, которые смогут объяснить ему, что рассчитывать на ее доступность бессмысленно. Теперь смотрела в запавшие глаза Вилара, и облако его нежности окутало ее с головы до ног. Какая же она дурочка, если решила, что Адэр, прикрываясь болезнью друга, вез ее в замок с единственной целью — посмеяться над ней. Малика смотрела на Вилара и знала: он ждал ее, как никого в своей жизни не ждал.

— Малика... — промолвил Вилар и улыбнулся.

Она подняла с пола плед:

— Почему вы в постели?

— Так получилось.

Малика бросила плед на кресло, спрятала за спину руки и сцепила пальцы:

— Вы не похожи на больного.

Конечно, это неправда. Даже несведущему в медицине человеку было понятно, как плохо себя чувствует маркиз. От былой упитанности не осталось и следа: из-под одеяла выглядывали худые плечи, на щеках появились ямочки. Темные тени обвели глаза.

Вилар похлопал по постели рукой, обтянутой бледной кожей:

— Присядь.

Заметив, как Адэр скривил губы, Малика выпалила:

— После долгой дороги не помешало бы пообедать. И вещи за меня никто не разложит.

Адэр хмыкнул и, сбросив плед на пол, развалился в кресле.

— Ты придешь ко мне? — спросил Вилар. — Позже, когда разложишь вещи.

— Конечно.

"А куда я денусь? — думала Малика, шагая к двери. — Теперь я ваша сиделка".

* * *

Мун совершал обход своих владений. За неделю ничего не изменилось. Слуги, занятые работой, окликали его и поздравляли с возвращением. Он махал рукой в ответ и продолжал путь. Спустившись в сад, заметил между деревьями Адэра с каким-то человеком. Не желая лишний раз попадаться правителю на глаза, пошел обратно. Сделав несколько шагов, медленно обернулся. Все звуки исчезли. Хотелось кричать, но голос пропал.

Мун брел по газонам и клумбам, сминая цветы и ломая побеги кустов. Схватив Йола за рукав, выдавил:

— Брат...

Держа Йола за руку, словно страшась, что тот исчезнет, взлетел по ступеням, как во времена былой молодости. Злился, что слишком длинный коридор, и боялся, как бы от неожиданного счастья не остановилось сердце. Войдя с братом в комнату, разрыдался.

Йола принялся вытирать слезы на его щеках:

— Мун научился плакать.

— Жизнь научила.

Хотелось прижать Йола к себе и не отпускать. Испугавшись, что от переживаний подкосятся ноги, Мун усадил брата на краешек узкой кровати. Примостившись рядом, уронил руки на колени.

— Сколько мы с тобой не виделись, Йола?

— Двадцать лет.

— Двадцать лет, — еле слышно повторил Мун.

Годы пролетели как сон. Вся жизнь пролетела как сон — тяжелый, мучительный. Порой желание проснуться было настолько сильным, что Мун рвал на себе одежды, раздирал ногтями тело в кровь, призывая ангела смерти. И всякий раз вместо ангела появлялся кто-то, ради кого Мун продолжал жить.

— Йола думал, что брат обитает за Долиной Печали.

— Как видишь — нет, — промолвил Мун, разглядывая вздувшиеся вены на руках. — Я пробыл у морун всего три года.

— Йола думал, что с земель морун не возвращаются.

— Они насильно никого не держат.

— Йола думал иначе. А еще Йола знал, что найдет в замке брата.

Мун недоверчиво покосился:

— Откуда?

— Вилар два дня бредил и звал Малику. Йола знал только одну женщину с таким именем и грешным делом решил, что юнец влюбился в зрелую моруну. А когда Вилар стал умолять отнести его в замок, Йола понял, что Малика здесь, а значит, здесь Яр, и рядом с ними мой брат Мун. Йола взял вещь, которую Яр забыл у морского народа и пошел в замок.

Мун облокотился на колени, уронил голову на грудь:

— Яра здесь нет. Его убили.

Йола в голос выдохнул:

— Горе-то какое.

— И Малику убили.

Йола обнял Муна за плечи:

— За твоей спиной одни могилы... Чем ты провинился перед Богом?

Мун устремил взгляд в выцветшие глаза:

— Чем мы провинились? Три брата — Йола, Мун и Ахе. И ни у кого нет ни жены, ни детей. Когда мы так сильно нагрешили?

Йола тяжело поднялся. Немного потоптался, разминая ноги. Подошел к окну:

— Почему не вернулся к морскому народу?

Мун хохотнул:

— Потому что морской народ меня выгнал.

— Это было давно. И после смерти Яра обиды уже не имеют значения.

Мун потер ладонями лоб. Перед внутренним взором пролетели события давно минувших дней.

Морун — представительниц древнейшего народа — боялись и ненавидели. Их считали и до сих пор считают ведьмами, которые превращают мужчин в рабов. Когда Яр — воспитанник Муна — полюбил моруну и решил на ней жениться, ориенты сначала попытались снять с него колдовские чары. Однако обряды и молитвы не помогли: Яр не находил себе места и просился к любимой. Тогда его посадили в клетку, и он начал сходить с ума: отказался от еды, выл день и ночь, грыз деревянные прутья, рыдал, как младенец. Мун сжалился над Яром и помог ему сбежать, за что ориенты назвали его предателем и изгнали из племени.

— Йола виноват перед Муном, — проговорил брат, отведя взгляд от вида за окном. — Йола не понимал Муна.

Мун покачал головой. Все силы ушли, чтобы вопрос прозвучал спокойно:

— Сейчас понимаешь?

— У Йола было время подумать. И... — Брат отодвинул стул от стола. Сел. — Йола надеялся найти здесь Яра и попросить прощения. Теперь вину понесу до самой смерти. — Потер ладонями острые колени. — Мун пойдет с Йола к морскому народу?

— Если морской народ примет моруну, пойду.

Йола хмыкнул:

— Шутишь?

— Нет. — Мун расправил плечи. — Но даже если бы ориенты ее приняли, я бы никогда ее к вам не привел. Потому что чистому и светлому человеку не место среди трусов и лжецов.

Йола вскинул руку:

— Мун... не надо...

— У Яра и Малики родилась дочь Эйра. Но здесь ее зовут Малика. Она взяла себе имя матери.

Йола потер кончик носа:

— Значит, вот кого звал Вилар. Правитель знает, что Эйра моруна?

— Нет.

— Почему она здесь, а не за Долиной Печали?

— Это ее тайна — не моя. — Мун перебрался к столу, взял брата за руку. — Расскажи, как поживает морской народ? Расскажи о море...

* * *

Малика тихонько постучала и заглянула в комнату:

— Мун! — Увидев на сером фоне окна два темных силуэта, пробормотала: — Я потом...

— Иди к нам, дочка, — сказал старик.

Малика в растерянности перешагнула порог. Она надеялась застать Муна одного и расспросить его о брате. Сейчас корила себя за нетерпеливость. Наверняка старики вспоминали нечто приятное, а может даже сокровенное, совсем не предназначенное для чужих ушей.

— Что это вы в темноте? — спросила Малика, лихорадочно придумывая повод уйти.

— Да так. Заговорились.

Мун чиркнул спичкой, зажег стоящую на столе свечу. Пляшущий огонек осветил седые пряди, морщинистые лица, усталые глаза, опущенные плечи.

Мун положил ладонь поверх руки брата:

— Это мой брат Йола.

— Я знаю, — сказала Малика и, улыбнувшись, добавила: — Весь замок об этом гудит. — Пристально посмотрела на стариков. — Вы так похожи!

— Как Вилар? — спросил Йола.

— Спит.

— Посиди с нами, — промолвил Мун.

Малика чувствовала себя лишней. Вдобавок взор Йола вызывал в душе необъяснимую тревогу.

— Вы целый день ничего не ели. Я что-нибудь принесу.

— Йола знал Яра, — еле слышно проговорил ориент.

— Вы знали моего отца? — несмело переспросила Малика, решив, что ослышалась.

— Йола шел сюда встретиться с Яром. Не встретился.

Маленькая комнатка заходила ходуном. Свеча расплодилась сотней подрагивающих огоньков. Малика на ватных ногах приблизилась к столу, опустилась на стул.

Йола полез в глубокий карман широкой штанины. Достал холщовый мешочек, протянул Малике.

— Яр... — Старик обвел комнату взором, будто искал слова в тенях, пляшущих на стенах. — Яр забыл у морского народа.

Малика непослушными пальцами развязала шнурок. На ладонь из мешочка выкатились несколько разноцветных жемчужин.

— Что это?

— Ориенталь. Морской жемчуг. Он твой.

— Я не возьму.

— Это не подарок. Это Яра. Йола возвращает. — Старик сжал ее подрагивающие пальцы. — Неужели Йола зря нес? — Обнял Малику, осторожно, ласково, и прошептал на ухо без малейшего акцента: — Прости меня, дочка.

* * *

Отъезд ориентов никак не сказался на жизни замка. Коридоры продолжали хранить тишину, изредка нарушаемую звуками шагов прислуги и охранителей. В саду примятая пледами трава, освободившись от гнета, вскинулась и зазвенела соком. Пыль, поднятая колесами автомобилей, унесших ориентов к морю, успела осесть и исписаться следами ящериц и птиц. Солнце, равнодушно взирая на серые стены и безжизненные окна, палило желтую пустошь так же нещадно, как в предыдущие дни.

А в кабинете за плотно закрытой дверью метался Адэр. С раннего утра он взялся за отчеты, поступившие из различных контор и ведомств. Вагоны, которые в свое время подталкивали наместники, по инерции бежали по рельсам, и за несколько дней, проведенных в поисках Вилара, собралась целая стопа мелко исписанных листов. Скоро к их штудированию приступят советники, и на стол в кабинете лягут сжатые, с четкой информацией таблицы, какие Адэр видел на столе отца. Но пока...

Месяц назад, когда он впервые взял в руки деловые бумаги, им двигал интерес — чем же одарил его Великий? Если бы Адэр смог оценить по достоинству и принять с благодарностью подарок, то, возможно, простил бы отца. Не смог... Затем появилось сумасшедшее желание найти хоть что-то обнадеживающее, светлое, что поможет расправить плечи и двигаться вперед. Не нашел... И в конечном счете занимался рутинной работой по единственной причине: он хотел знать все, или почти все, чтобы ни советники, ни кто-либо другой, не сумели обвести его вокруг пальца, как это сделал отец.

Некоторые документы Адэр изучал, подчеркивал строки, выписывал в блокнот цифры. Некоторые просматривал и откладывал в сторону. Большинство листов без лишних раздумий сминал в кулаке и бросал в корзину для мусора — незачем собирать макулатуру.

Открыто хлебных лавок — три. Закрыто — восемь. Цена на мясо выросла на мор. Почему у порубежских денег такое мерзкое название? Умерших сто сорок, новорожденных сто шестьдесят. Хлеб исчезает, а бедняки плодятся.

Так... Теперь налоги, пошлины и штрафы. Мизер. В прошлой жизни таких сумм хватало разве что на подарки племянницам. Но поднимать налоги нельзя. Это исключительное право Совета.

Рекордно высокая за последние двадцать лет температура воздуха. Метеосводки поступали дважды в неделю, и каждый раз сообщали о рекордах. Ошибка? Возможно. Только зачем ему это?

Плюс двести безработных... Пожар на мебельном заводе, три жертвы. Чей завод? Подданного Партикурама. Тогда не важно — налоги все равно идут мимо казны. Слишком много свободы Великий дал иностранным дельцам, но пересматривать законы вправе лишь Совет.

Заведено сорок три уголовных дела. Пятнадцать преступников отправлены в тюрьмы, пятеро в искупительные селения. Это неинтересно... это тоже не надо... и это ерунда... а здесь загнуть уголок, чтобы не забыть перечитать.

Ближе к вечеру Адэр добрался до низа стопки. Взял фирменный глянцевый бланк с четким оттиском печати банка, пробежал взглядом по строчкам и, бросив лист на стол, заметался по кабинету.

Он без пяти минут нищий — так гласила финансовая выписка. Почти все, что было в казне, съели расходы на прием. Оставшихся денег едва хватит на содержание замка и жалование многочисленным конторским служащим. Да, он лично подписывал счета. По меркам Тезара суммы были настолько смешными, что даже на ум не пришло сложить их и вычесть из имеющихся средств.

В дверь постучали.

— Что надо? — крикнул Адэр, еле сдерживаясь, чтобы не выскочить в коридор и не надавать оплеух постучавшему.

В щелку просунулась голова Гюста.

— Вы просили родословные вельмож...

Но взглянув на Адэра, секретарь тотчас скрылся.

Адэр подлетел к окну, уперся руками в подоконник. Ему уже не нужны родословные. Его поднимут на смех, если он предложит советникам работать в долг. Как же недальновиден был отец, отправив его в эту глушь. Недруги Великого только и ждут, чтобы с позором выдворить из Порубежья престолонаследника Тезара. И этот позор несмываемым пятном ляжет на честь династии Карро. Отец непомерно много поставил на карту. Зачем?

От удара кулаками по подоконнику зазвенели в рамах стекла. Должен быть выход! Здесь и сейчас! Он обязательно есть! Надо только успокоиться и подумать.

Он бродил по пустым коридорам, кружил по комнате собраний, мерил шагами Мраморный зал. Когда звездную дорогу на огромной картине затянули полупрозрачные сумерки, Адэр перешел в холл. Долго сидел в мягком кресле и даже не понял — он спал или был настолько поглощен мыслями, что не заметил, как его окутал полумрак.

Послышались тихие шаги. Из-под центральной лестницы вынырнула высокая широкоплечая фигура. Немного помедлив, взлетела по ступеням.

— Включить свет! — крикнул Адэр.

Яркий свет люстр заставил зажмуриться. Открыв глаза, Адэр увидел охранителя, стоявшего наверху лестницы.

— Мой господин, — растерянно промолвил он. — Я вас разбудил?

Адэр устремился под лестницу. Влево убегал узкий коридор, перед лицом темнела низкая дверь. Адэр открыл ее ногой. Нащупал на стене выключатель. Тускло загорелась лампа. Взор метнулся по комнатушке, замер на телефоне.

— Мой господин, — прозвучал за спиной срывающийся баритон.

Адэр подошел к столу, снял трубку, прижал к уху.

— Приемная старшего советника Троя Дадье. Кто у аппарата?

— Я объясню, — словно с того света донеслись слова охранителя.

— Охранитель Адэра Карро, — произнес Адэр в трубку.

Раздался щелчок, послышался недовольный голос:

— Что-то еще?

Адэр опустил трубку на рычаг, повернулся к посеревшему, как стена, человеку.

* * *

Малика украдкой посматривала на темные окна и сдерживала вздохи. Вилар настолько увлекся рассказом о дорогах в Тезаре, что совсем забыл о времени. Когда из гостиной донесся звук шагов, Малика радостно заерзала — вот и Адэр, ее спаситель. Повернулась на звук открываемой двери, вскочила со стула. Вилар замолчал на полуслове.

Адэр прямиком от порога направился к Малике, впился в лицо колючим взглядом:

— Кем тебе приходится Мун?

Малика невольно сделала шаг назад:

— Он заменил мне родителей.

— Значит, ты сирота.

Малика коротко кивнула.

— Сколько лет вы в замке?

— Осенью будет двадцать.

— Почему наместники меняли слуг, а вас не трогали?

— Наверное, доверяли нам.

Адэр сверкнул глазами:

— Я не доверяю! Я никому не доверяю!

— Тогда почему мы здесь?

Адэр заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок:

— Мун ориент. Он нарушил закон Великого о резервации.

— Он покинул свои земли задолго до закона. Потом у него появилась я. А морской народ чужаков не принимает.

— Это правда. Я не видел среди них людей другой национальности, — прозвучал голос Вилара.

Адэр посмотрел через плечо, вновь направил взгляд на Малику:

— За что закрыли ориентов?

— Не знаю.

— А климов?

— Не знаю.

— А ветонов?

— Не знаю, — с надрывом произнесла Малика и, вмиг лишившись сил от волнения, шепотом добавила: — В законе Великого не говорится о причинах.

Адэр вздохнул с таким видом, словно приготовился разразиться тирадой. И... промолчал.

Малика вытерла о подол вспотевшие ладони. Он не спросил о морунах. Да, закон о резервациях касается трех народов: ориентов, климов и ветонов, но есть еще один древний народ, который самовольно закрыл себя, своих мужей и детей за Долиной Печали. Он ничего не знает о морунах...

— Можно мне уйти? — еле слышно спросила Малика.

Адэр развалился в кресле и жестом приказал сесть. Малика опустилась на краешек стула, подложив под себя дрожащие ладони.

Казалось, что находящиеся в комнате люди затеяли какую-то игру. Каждый смотрел куда угодно, лишь бы не встречаться взглядами, и упорно не издавал ни звука.

Первым не выдержал Вилар:

— Мы говорили о дорогах. Если бы здесь были такие же дороги, как в Тезаре, я бы не лежал сейчас в постели.

— Ты лежишь, потому что послушный больной, — сказал Адэр.

— Пока вы сформируете Совет, я бы мог заняться...

— У меня нет денег на строительство дорог.

— А как же прииски?

Адэр потер лоб:

— Ты знаешь, как делится прибыль?

Вилар отрицательно покачал головой.

— Малика! А ты знаешь?

Малика кивнула.

Адэр хохотнул:

— Вся прислуга знает, а мой будущий советник — нет.

— Не вся, — возразила Малика. — Только я. В архиве хранятся протоколы собраний. Некоторые документы стали похожи на промокашку, на некоторых потускнели чернила. Мне приказали переписать их.

Адэр похлопал ладонями по подлокотникам кресла:

— Ну, раз ты такая умная, просвети маркиза.

— Двадцать пять процентов идут на расходы прииска. Двадцать пять — в вашу казну. Пятьдесят — в казну Великого, — произнесла Малика.

Адэр усмехнулся:

— Вот и вся арифметика. Справедливо?

— Вы можете что-то изменить? — спросил Вилар.

— Я пересмотрю долю приисков.

— Вы не знаете... — произнесла Малика.

— Малика! — перебил ее Вилар.

— Пусть говорит! — откликнулся Адэр.

Она вздохнула. Мун прав: надо держать рот на замке.

— Я хотела сказать: никто толком не знает, куда на самом деле уходит доля приисков.

— Отчеты помощников наместника рисуют четкую картину. Прииски купаются в деньгах: начальники строят здания, приобретают мебель, нанимают толпы рабочих.

— Помощники ни разу там не были.

Адэр сузил глаза:

— Ох уж эти взгляды прислуги.

Малика вздернула подбородок. Какие бы ни были ее взгляды, она хоть смотрит прямо, а не презрительно щурится, как он.

— А что ты скажешь об отчетах начальников? — промолвил Адэр наигранно-добродушным тоном. — У меня в кабинете их целый ящик.

Малика улыбнулась:

— Вы же никому не доверяете.

— Начальник не станет писать, что у него все отлично, когда на самом деле плохо.

— Станет.

— Где логика?

— Он напишет всё, что угодно, лишь бы к нему не совались с проверками и не учили его работать.

Адэр откинулся на спинку кресла, забарабанил пальцами по подлокотникам:

— Нелепое утверждение.

— Я не утверждаю, а предполагаю. При мне проводили всего одну проверку, когда на каком-то прииске произошла авария, и два месяца в казну не поступали деньги.

— Сколько лет ты была секретарем?

— Какая разница? В архиве я пересмотрела каждую бумажку. Первое время — да, были проверки. Даже планировали кое-где провести реконструкцию. А потом посчитали — невыгодно — и решили, что и так всё хорошо.

— Сколько в Порубежье приисков? — спросил Вилар.

— Шесть, — ответил Адэр.

— Шесть действующих и два закрытых, в аварийном состоянии, — уточнила Малика.

— В документах про них ни слова, — потянувшись вперед, промолвил Адэр. — А это значит, что вся прибыль с неизвестных Тезару приисков моя.

— На их ремонт нужны деньги, — возразил Вилар.

— Не больше, чем на строительство дорог.

Адэр вскочил, сделал круг по комнате, присел на край кровати:

— Я сам поеду и сам все проверю.

— Адэр! — воскликнул Вилар и тотчас поправил себя: — Мой господин! Прииски того не стоят.

Адэр кивком указал на Малику:

— Посмотри на нее и посмотри на себя. Это стоило того или нет?

Если начались оскорбления, пора уходить. Она поднялась:

— Можно мне уйти?

— Ты едешь со мной.

— Я? Я... не могу...

— Разве я спросил?

Малика с мольбой уставилась на Вилара.

— Надо отправить посыльного с сообщением о вашем приезде, — промолвил он.

Малика приоткрыла рот. Она надеялась, что маркиз будет стоять на своем и отговорит правителя от поездки или вызовется поехать с ним, когда полностью выздоровеет. Похоже, он совершенно не умеет спорить.

— Если вы за две недели перевернули замок, представляю, как там подготовятся к встрече. Едем завтра, — произнес Адэр и обратился к Малике: — Хватит пялиться на маркиза. Лучше принеси из моего кабинета карту.

Она выскочила из комнаты. Пока бежала в кабинет и обратно, шептала: "Только не с ним. Только не с ним". Вернувшись в спальню, вручила Адэру старую, протертую карту.

Он разложил ее поверх одеяла. Скользя по расчерченному полю пальцем, объяснял маркизу:

— Прииски обозначены крестиками. Видишь? Шесть. Не так далеко от замка. — Глянул на Малику: — Где еще два?

— Не помню.

— Но они точно есть?

— Точно! Помощники наместника обсуждали смету ремонта, потом отложили вопрос до весны, а потом наместник умер.

— Давно это было?

— Давно. Пять или семь лет назад. Если надо, я поищу в архиве протоколы собраний.

Адэр свел брови, вероятно, прикидывая в уме, сколько бумаг скопилось за эти годы.

— Ладно, начальников расспросим. — И склонился над картой.

Адэр и Вилар рассчитывали расстояние и время, спорили о необходимости проверки всех приисков, а Малика уныло думала о предстоящей беседе с Муном.

Они редко покидали стены замка — если старик сильно болел или когда новый наместник решал их дальнейшую судьбу. Они приходили в свой дом, Мун запрещал ей показываться на люди, и Малика безропотно смотрела на жизнь из окна. Затем Мун на день-два возвращался в замок, чтобы узнать решение ставленника Великого, а она, сначала опасливо, затем все смелее, бродила по улицам, наслаждаясь свободой. И никому не было дела до ее глаз, никто не расспрашивал о морунах. Занятые своими делами люди, казалось, начисто забыли о таинственном народе, исчезнувшем сто лет назад.

Но бывало, что какая-нибудь старуха на базаре, указывая на нее, говорила капризному внуку: "Не будешь слушаться, моруна утащит". И Малика поняла: не стоит бояться разоблачения там, где про морун ходят детские сказки, где вживую никто их не видел. Но Муну это не докажешь.

Завтра она вместе с Адэром отправится в Бездольный Узел — так называется район, где расположены прииски. Долина Печали, за которой живут моруны, находится в другой стороне. Значит, опасаться нечего. Но Мун...

— Уснула? — из раздумий вывел резкий голос. — Иди, собирайся. На рассвете выезжаем.

— Мы поедем как простые инспекторы, — сказал Адэр, когда за Маликой закрылись двери.

— Зачем она тебе?

— Инспекторы в одиночку не ездят.

— С тобой будут охранители.

— Не будут. Они служат Тезару, а не мне.

— Твой отец не одобрит.

— Меня меньше всего волнует чье-то одобрение.

— Возьми кого-нибудь другого, — настаивал Вилар.

— Взять больше некого. — Адэр посмотрел на подрагивающие руки друга. — Что с тобой?

— Ничего. Обычная слабость.

— Я привез тебе лекарство от всех болезней, а ты до сих пор себя неважно чувствуешь? Может, стоит пересмотреть дозировку?

— Адэр...

— Она не так хороша, как ты думал?

— Адэр! Пожалуйста!

— Или ты копишь силы?

— Адэр! Прекрати!

Адэр нахмурился:

— Ты случайно не влюбился?

— В кого? — измученно спросил Вилар.

— Вот я и думаю: в кого?

— Да, она мне нравится. Нравится как человек.

— Надеюсь на твое благоразумие. — Адэр облокотился на спинку кровати. — Кажется, я понял, почему в Порубежье такая нищета.

— Почему? — тихо промолвил Вилар.

— Казна мельчала от наместника к наместнику. То, что можно было вложить в страну, они складывали в карман. Но меня мучает другой вопрос: почему страна, в которой всегда добывали драгоценные камни, стояла на коленях задолго до грабительской доли моего отца? — Адэр прошелся по комнате, задержался возле окна. Тяжело вздохнул. — Ладно. Пойду, озадачу костюмера.

* * *

Езда по бездорожью стала лучшим лекарством от злости и смятения. Вырвавшись из замка, Адэр другими глазами смотрел на мелькающие за окном картины. Безбрежная пустошь дышала волей, знойный ветер летел птицей, небесная лазурь раскинулась морем, махровые облака превратились в корабли.

Он вдыхал соленый воздух, и былая сила возвращалась к нему. Он крепче сжимал руль, и в него перетекала мощь машины. И не так ужасно, что рядом сидит серое пятно, а не нежное создание. Когда вокруг такое раздолье, мелкие огрехи не волнуют.

Недолгая поездка представлялась веселым приключением, или спектаклем, где он исполняет роль рядового служащего и даже одет подобающим образом: устаревшего покроя шелковая рубашка и штаны из недорогой ткани. Где костюмер нашел одежду? Вероятно, у охранителей. У кого еще такой рост и размах плеч, как у него?

Но от своих сапог Адэр не смог отказаться. Носок отполирован так, что казался не черным, а серебряным — посмотришь и свое отражение увидишь. Между головкой и голенищем почти незаметные складочки, кожа мягкая, но отлично держит форму. И главное — сапоги чужой ногой не пахнут. А если потоптаться в пыли и песке, никто не обратит на них внимания.

И от машины не смог отказаться. Мощная, сверкающая серебром, как сапоги, с огромным баком для горючего, она, словно второе "я", прикипела к хозяину. О ней можно сказать — если кто-то спросит, — что это подарок правителя за заслуги.

— Придумай мне имя, — обратился Адэр к Малике.

— Зачем?

— Ты не можешь обращаться ко мне "мой господин". Какое имя тебе нравится?

— Яр.

— Ухажер?

— Нет. Так звали моего отца.

— Хорошо, Яр так Яр. Тебе придется обращаться ко мне на "ты".

— Это еще почему?

— Где ты видела, чтобы рядовые инспекторы обращались друг к другу на "вы"? А ну, скажи мне "ты".

Малика уставилась в окно.

— Говори! — требовал Адэр. — Ну же!

— Вы взяли меня, чтобы посмеяться?

— Своими глупыми капризами ты все испортишь.

— Я вас никак не буду называть, — отрезала Малика.

За окном проплыло стадо облезлых коров, топчущих редкую траву. За автомобилем с криками побежали мальчишки-пастухи, подкидывая в небо хлысты и фуражки. Глядя на них, Адэр смеялся и сигналил.

Впереди сквозь знойное марево проступили очертания домов. Адэр помахал сорванцам и нажал на газ.

Машина ехала, похоже, по единственной улице вымершего селения — ни поворотов, ни переулков, ни души. Лачуги из глины, накрытые соломой, чередовались с развалинами. Во дворах на провисших веревках колыхалось заштопанное белье. Кое-где возле калиток лежали собаки, уныло опустив на лапы острые морды. На почерневших заборах сидели коты. Те и другие провожали машину тоскливыми взглядами. И запах...

— Чем это пахнет? — спросил Адэр.

— Вином.

— Я знаю, как пахнет вино.

— Кислым вином.

— Нет. Тут что-то другое.

— Выпитое кислое вино.

— Не-е-ет... — протянул Адэр. Заметив улыбку Малики, быстро закрыл окна и прижал рукав к носу. — Ну и вонь...

Все же улица была не одна. Проехав поворот, Адэр затормозил, сдал назад.

— Куда теперь? — спросил он, взирая на развилку.

Малика глянула по сторонам. Вскинула руку:

— Смотрите!

Сбоку, над лачугами, была видна крыша: настоящая, не из соломы и фанеры, а из синей, как небо, черепицы. Адэр свернул на ровную, хорошо утрамбованную дорогу.

Вид за окном менялся: чем четче вырисовывалась на фоне облаков яркая кровля, тем выше и богаче становились дома. На некоторых крышах заблестели в лучах солнца квадраты плоских плит — значит, домочадцы со светом. Улицу перебежала курица с выводком. За каменными заборами загоготали гуси, загремели цепи, раздался многоголосный хозяйский лай — здесь уже есть что охранять.

Машина догнала двух девушек в цветастых платьях: косы до пояса, на щеках румянец.

Опустив стекло, Адэр скользнул взором по стройным фигуркам:

— Не подскажете, как проехать к прииску?

Девчонки переглянулись, прыснули в кулачки. Одна игриво махнула рукой в обратную сторону:

— Вам туда.

Но Адэр медленно поехал вперед, посматривая то в лобовое стекло на черепицу, то в зеркало заднего вида на селянок. Поймал на себе взгляд Малики.

— Хочу посмотреть особняк, — сказал он и мысленно выругался — перед кем отчитывается?

До особняка дому было далеко, однако по меркам селения это был не дом, а дворец. Красивое добротное здание в два этажа: серый камень, большие окна, резные ставни. Что находилось во дворе — скрывал глухой забор. На скамейке возле калитки важно восседал пухлый, как взбитые сливки, мальчуган. Малец выковыривал из надкушенного ломтя колбасы сало и бросал породистым собачкам, прыгающим возле его толстеньких ножек.

Адэр развернул машину. Проезжая мимо девушек, не стерпел — посигналил и нажал на педаль газа.

* * *

Они сидели в кабинете, ожидая начальника. Высокие потолки, хрустальная люстра, сверкающий паркет, массивная мебель — все производило приятное впечатление. Секретарь в дорогом деловом костюме развлекал рассказами об условиях работы на прииске. Малика смотрела в окно. Постукивая пальцами по лежащему на коленях блокноту, Адэр наблюдал, как девица в узком платье расставляет на столе фарфоровые чашки. Если бы в какой-либо конторе Тезара прислуга в таком же наряде подавала посетителю чай, то через пять минут не было бы ни прислуги, ни конторы. Но здесь не Тезар, и с правилами приличия в этой стране вряд ли знакомы. И даже не в платье дело, а в двух каплях темно-фиолетового аметиста в девичьих ушках.

Когда девица и секретарь удалились, Адэр произнес:

— У слуг слишком много денег.

Малика приблизилась к окну:

— Интересно, где прииск?

Дверь распахнулась, в кабинет вкатился полный человек с необхватной грудью и лежащим на ней вторым подбородком. Принеся тысячу извинений, мол, задержали служебные дела, расшаркался перед гостями. Втиснулся в кожаное кресло во главе стола. Немного поерзав, по-хозяйски сложил руки на шарообразном животе:

— Огромная честь принимать у себя посланников правителя, дай ему Бог долгих лет жизни. Чем обязан?

— Расскажите в двух словах: как распределяете долю прииска?

Адэр спросил без задней мысли, для галочки. Решение принято, и можно ехать дальше. Но что-то удерживало на месте. Глаза... Заплывшие жиром глазки суетливо бегали по комнате.

Начальник вытер пухлой ладонью лоб:

— Давно не помню такого пекла в середине весны. Мне жаль, что вам пришлось трястись по ужасной дороге. Автомобиль-то новенький...

— Где прииск? — поинтересовалась Малика, перейдя к другому окну.

— Не желаете чаю или чего-нибудь покрепче?

— Я достаточно четко сформулировал вопрос? — произнес Адэр.

Начальник занервничал еще сильнее. Слова посыпались как приторно-сладкие ягоды из прохудившейся корзинки. Подбородок, вызывая омерзение, вибрировал на надутой груди. Малика и Адэр, не перебивая, слушали непрекращающуюся болтовню.

Первым устал Адэр:

— Хватит!

Начальник проворно выбрался из кресла. Обежав стол, протянул потную ладонь:

— Рад был знакомству.

Не сдержав брезгливую волну, Адэр скривился и повторил вопрос Малики:

— Где прииск?

Похлопывая руками по пышным бедрам, начальник вернулся в кресло:

— До него две мили. Знаете ли, у меня аллергия на пыль. Как подышу, глаза слезятся. Пришлось построить контору здесь.

— Сколько у вас рабочих? — поинтересовалась Малика.

— Несколько сотен.

— Точная цифра, — произнес Адэр и открыл блокнот.

— Семь сотен, — выпалил начальник.

Адэр посмотрел в записи:

— Семьсот двадцать.

— Точно! — радостно воскликнул начальник.

— Все из вашего селения? — спросила Малика.

— Пришлых нет, все местные.

Усевшись рядом с Адэром, Малика тихо сказала:

— В селении должно проживать как минимум три тысячи человек. Рабочие, жены и дети, старики. Посчитайте навскидку.

Начальник приподнялся над креслом:

— Что посчитать?

— Семь сотен работают, — прошептала Малика, — а где остальные?

Адэр кивнул — в память врезались безлюдные улицы, особенно запомнился запах мочи. Подойдя к окну, вынудил начальника повернуться к нему лицом. В солнечном свете стали заметны бисеринки пота на выпуклом лбу и подрагивание мясистых губ.

— Покажите ведомости за последние полгода, — произнес Адэр.

— Если вы думаете, что такой важный документ лежит у меня под рукой, то ошибаетесь, — неожиданно окрысился начальник. — По закону он хранится в надежном месте. Не хочу утомлять вас излишним ожиданием, но сию минуту предоставить вам ведомости не могу.

— Они у вас дома? — спросила Малика.

— Совершенно верно!

— Поехали, — сказал Адэр и направился к выходу.

Начальника словно выдуло из кресла.

— Подождите! — Он подлетел к двери, прижался к ней спиной. — Совсем запамятовал. Не иначе как сегодня я захватил их, хотел поработать. Сейчас принесу. — И выскочил из кабинета.

Адэр сел рядом с Маликой.

— Думаете, мертвые души? — спросила она.

— Уверен.

Начальник вернулся через пять минут с пустыми руками и в мокрой на груди рубашке — хотел привести себя в чувства?

Семенящей походкой подошел к Адэру, вытер руки о штаны:

— Можно вас на пару слов?

— Говори.

Начальник задышал в ухо, обдавая запахом лекарств:

— Простите, я забыл, как вас зовут.

— Яр.

— Яр... Только вы поймете меня. Как мужчина мужчину. Жена, дети — это рутина. А молодому, полному сил мужчине нужно вдохновение. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю.

— А вдохновение дорого стоит. Очень дорого.

— Поехали на прииск.

* * *

Адэр остановил машину возле серого здания, больше похожего на тюрьму, чем на проходную прииска. Малика с необъяснимым страхом посмотрела на окна за толстыми решетками, на массивную железную дверь без ручки, зато с отверстием-глазком. В обе стороны от здания тянулся без единого просвета бетонный забор с несколькими рядами колючей проволоки на вбитых наискосок штырях. На покатой крыше проходной сверкали в лучах солнца плоские плиты и громоотводный шпиль.

— Ты идешь? — спросил Адэр у Малики.

Боясь передумать, она открыла дверцу. Сзади то ли вздохнул, то ли всхлипнул начальник.

— А ты сиди, — бросил Адэр через плечо.

В ответ послышалось невнятное бормотание и шмыганье носа.

Они подошли к двери. Адэр несколько раз ударил в нее кулаком. Малика посмотрела на темное, будто чем-то заклеенное с обратной стороны, круглое отверстие.

— За нами наблюдают, — прошептала она.

В подтверждение слов темнота за глазком всколыхнулась, на миг впустив в себя лучик света. Видимо, сменился наблюдатель.

— Кто такие? — как из бочки раздался голос.

Адэр поднес к отверстию предписание о проверке прииска.

— Без начальника не пущу, — после непродолжительной заминки прозвучало из-за двери.

— Ладно, — еле слышно проговорил Адэр, — будь по-твоему.

Вытащил из машины трясущегося начальника, подтолкнул к глазку. Загрохотал засов, дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы увидеть нечесаного охранника с обрюзгшим лицом и крошками хлеба в кудлатой бороде.

— Девицам сюда нельзя.

Малика боролась с желанием нырнуть в мягкий салон автомобиля и сжаться испуганным воробушком, чтобы ее никто не видел и не слышал. Но боязнь оставить Адэра одного взяла верх.

— Я Малика Латаль. Мое имя есть в предписании.

— Да ну? А как начальник на это смотрит?

Адэр толкнул толстяка в спину, тот часто закивал, издавая неразборчивые звуки. За дверью посовещались, бородач посторонился, и Малика вслед за Адэром и начальником вошла в здание. И только тогда поняла, насколько был прав охранник.

Проходная представляла собой узкое, длинное, с низким потолком помещение, освещенное белыми лампами. Вдоль одной стены стояли в ряд скамейки; на них лежало тряпье. Несколько человек ощупывали нечто, похожее на штаны и рубахи. Малика четко увидела, как тонкие пальцы со знанием дела перебирают складки, сгибы и швы.

Возле противоположной стены... Малика ахнула и отвернулась. Там толпились обнаженные мужчины, прикрывая руками то место, где сходятся ноги.

"Я ж говорил: девицам нельзя". — "Потерпит. Что за люди?" — "Ночная смена". — "Так уже обед". — "Все по инструкции. Сначала слабительное. Пока подействует — обыск".

Послышались неторопливые, как на прогулке, шаги. Это Адэр. Стук его каблуков Малика смогла бы различить среди сотен стуков.

"Какие камни добываете?" — "В основном жадеит, немного аметиста и малость александрита". — "Что нашли за смену?" — "Ничего". — "Совсем ничего?" — "Вот промоем их, окаянных, может, что-нибудь найдем".

Малика повернула голову. Адэра не увидела, зато заметила два стола и сейф между ними. За одним столом под невыносимо яркой настольной лампой, перед маленькими, как в аптеке, весами сидел человек с круглым стеклышком в глазу и рассматривал Малику. За другим столом что-то выводил в тетради учетчик: на шее накрахмаленный, в прошлом белый воротничок, на локтях протертые нарукавники.

За спиной продолжалась беседа: "Воруют?" — "Воруют, мать их так! И в уши заталкивают, и глотают, и..., да-да, туда тоже".

Вновь шаги Адэра.

"Э-э! Господин! Туда нельзя!" — "Что там?" — "Там из них слабительное выходит". — "Сколько рабочих на прииске?" — "А бес его знает. Вы у начальника спросите..." — "Человек семьсот будет?" — "Смеетесь? Может, триста, а может, меньше".

— Малика, идем!

Глядя в бетонный пол, она поплелась за Адэром и начальником. Краем глаза видела опухшие колени рабочих, их стопы в узлах и шишках. Выйдя из проходной, подняла голову. Сделав выдох, не могла себя заставить сделать вдох. Адэр прижал к носу рукав.

— Туда? — глухо спросил он у толстяка, и, не дожидаясь ответа, толкнул его в сторону огромного бака, стоявшего вертикально на металлических опорах. — Малика! Не отставай.

Вокруг, куда ни глянь, все та же пустошь, огороженная забором. Чем дальше они отходили от здания, тем нестерпимее становился запах, словно прииск был спрятан не только от внешнего мира, но и от свежего воздуха. Адэр уже зажимал нос и рот ладонями.

Они приблизились к вбитым в землю железным цилиндрам с длинными ручками и шлангами, которые тянулись к верхней части бака. Увидев выходящую из его днища запотевшую трубу, Малика сообразила: в баке вода, и вероятно, с помощью этих непонятных устройств ее качают с глубины. Здесь же находился самодельный душ с бочкой для сбора дождевой воды — такой же был у них с Муном на заднем дворе дома.

Толкая перед собой начальника, Адэр шел вдоль проложенной поверх земли гибкой трубы. Толстяк то и дело вытирал ладони о штаны и шмыгал носом. Чтобы не видеть мокрую от пота рубашку на его полукруглой, как грудь, спине, Малика прибавила шаг.

Адэр схватил ее за локоть:

— Смотри под ноги.

Она опустила глаза. Совсем уж внезапно появился в земле провал: тесный, не очень глубокий. Вниз бежала узкая тропинка, выдолбленная в каменной стене, и скрывалась в расщелине. Туда же тянулась труба. Возле входа на плоском пятачке, отполированном сотнями ног, из железной корзины торчали факелы. Стены, тропинка — в изломах и трещинках — казались зыбкими, непрочными.

Зажимая нос, Адэр долго смотрел в яму. По его виду было понятно: идет борьба с каким-то страхом.

— Пойдемте обратно, — промолвила Малика. — Все, что надо, мы увидели.

Адэр поставил ногу на тропку, поводил подошвой сапога по камню.

И тут начальник прииска выплюнул — не уныло сказал, не промычал, — именно выплюнул как оскорбление:

— Сапоги дорогие. Жалко.

— Стойте здесь, — произнес Адэр и начал осторожно, ведя одной рукой по стене, второй зажимая нос, спускаться по дорожке.

Несколько раз поскользнулся — идти босиком было бы намного безопаснее. Наконец ступил на пятачок перед входом в пещеру. Ругнувшись, зажег факел (пришлось убрать ладонь от носа) и скрылся во мгле.

Сколько его не было — десять минут, полчаса? Каждая секунда тянулась невыносимо долго. Малика ходила вдоль обрыва, не отрывая взора от расщелины. Оглянулась. Толстяк, словно подхваченный шквальным ветром мяч, катился к проходной.

— Стой!

У мяча замелькали пятки.

— Адэр! — позвала Малика, глядя в яму. Не услышав ответа, что есть мочи заорала: — Яр!

Выскочив из темноты, Адэр отбросил горящий факел и взлетел по дорожке. Выбравшись из провала, уперся руками в колени.

— Он... — Адэр поднял голову, и Малика умолкла на полуслове, увидев мертвенно белое лицо, неестественно круглые глаза и обескровленные губы. Выдавила из себя: — Что там?

Хватая ртом воздух, Адэр вновь согнулся. Его вырвало прямо на облепленные глиной сапоги. Помчался к душу. Привалился плечом к деревянной шаткой стойке. Его снова вырвало. Долго крутил кран, изрыгая проклятия. Постучал по бочке. Она загремела — пустая.

— Что там? — подбежав, спросила Малика.

Адэр понесся к проходной, выкрикивая:

— За мной! Быстрей!

Они вбежали в здание. Возле скамеек одевались рабочие. В дальнем углу столпились охранники. Адэр растолкал их. Взору предстал сидящий на стуле начальник.

— Я не хотел...

Адэр нанес ему сильный удар кулаком в нос. Толстяк вместе со стулом завалился навзничь и, взвыв, закрыл руками окровавленное лицо. Никто не успел опомниться, как Адэр нанес удар сапогом в бок. Начальник согнулся, будто сломанная толстая ветка, и закричал.

Малика схватила Адэра за рубаху:

— Яр! Не надо!

Охранники вцепились в Адэра и потащили в сторону, но он извернулся и нанес еще один удар кулаком толстяку в ухо. Крик начальника оборвался.

Пока Адэр приходил в себя, а точнее, пока толстяка приводили в чувства, Малика, сжимая виски, вышагивала взад-вперед вдоль скамей, за которыми спрятались полуобнаженные рабочие. Пыталась стуком своих башмаков по бетонному полу разбудить себя, настолько все происходящее казалось нереальным.

— Поехали! — прозвучал клокочущий злобой голос.

Малика посмотрела на людей, державших под руки начальника, на потирающего разбитый кулак Адэра, и, еле переставляя ноги, пошла к выходу.

Она топталась возле машины, поглядывая то на закрытую дверь проходной, то на пустошь, не зная, куда бежать и где искать спасения, если в Адэре вновь проснется зверь. Ноги ватные, в голове туман — далеко не убежишь. Дверь поспешно закрыли, проскрежетали щеколдой и даже под страхом смерти вряд ли откроют.

Адэр достал из багажника ветошь, кинул сжатому в комок на заднем сидении начальнику:

— Не запачкай салон.

Вытащил из багажника канистру с водой. Вылил на себя. Встряхнул головой, орошая воздух сверкающими брызгами. Водой из второй канистры помыл сапоги. Достал бутылку вина, зубами вытащил пробку. Долго полоскал рот, поливал руки. Закрыв глаза, остатки выплеснул на лицо.

Сделал несколько больших глотков из второй бутылки, протянул Малике:

— Пей!

— Зачем?

— Пей!

Малика попятилась:

— Не буду.

Сверкнув глазами, Адэр схватил ее за руку:

— Пей, а то залью!

Малика глотнула, закашлялась.

— Ты никогда не пила вино?

Она отрицательно качнула головой.

— Так надо, Малика, так надо, — с неожиданной усталостью промолвил Адэр. — Не дай бог подцепить заразу.

— Что вы там видели?

Он допил вино и выдохнул:

— Рабов. — Кивком указал на проходную. — Я их здорово напугал.

— Вы меня напугали. Нельзя так. Не пристало правителю кулаками махать.

— Я инспектор. — Закинув руки за голову, Адэр потянулся до хруста в костях. — Впервые в жизни обычный человек.

* * *

Машина медленно катила по улице, на которой проживали зажиточные селяне. Адэр на долю секунды притормаживал возле каждого дома и смотрел в зеркало заднего вида на начальника, сидевшего с потерянной миной. Малика разглядывала свои руки, сложенные на коленях, и тяжело вздыхала.

Адэр притормозил перед домом с крышей из синей черепицы. Стоя возле калитки, пухлый мальчуган на этот раз держал ломоть пирога. Начальник не пошевелился.

Малец приблизился к автомобилю, с улыбкой посмотрел на Адэра. Глянув ему за спину, прошептал:

— Папа?

Начальник запричитал, размазывая по лицу кровь, сопли и слезы. Малика затолкала под себя дрожащие ладони и уставилась на дорогу.

Как оказалось, в селении была еще улица. Адэр вел машину между неухоженными огородами с одной стороны и различными строениями с другой стороны. За окном проплывали неказистая гостиница, питейный дом, рынок с пустыми прилавками, белое здание банка — объявление на двери гласило: "Только для прииска", и опять трактир. Толкаясь в очереди перед продуктовой лавкой, бабы кричали и ожесточенно размахивали руками. На пару секунд умолкли, заметив автомобиль, и вновь разразились ругательствами.

Миновав перекресток, Адэр заглушил двигатель возле дома с вывеской: "Охранительный участок". На крыльцо вышел молодой вихрастый человек в темно-зеленой форме стража порядка, на груди поблескивал жетон.

Даен, так представился хозяин участка, провел посетителей в дом. Две смежные комнаты были разделены решетчатой дверью с навесным замком, в обеих по старенькому столу и паре стульев.

— Мой кабинет и камера, если надо, — указал Даен на соседнюю полутемную комнату. — Стол, стулья вынес, замок чик, и готово. Но там нет окна, а на солнечный аккумулятор нет денег. Может, сядем здесь, в приемной?

— Его туда, — кивнул Адэр на начальника.

Страж глянул толстяку в отечное посиневшее лицо с опухшим носом и оплывшими губами. Судорожно сглотнул:

— Здрасте...

Вскоре начальник прииска при свече писал сам на себя докладную: сколько чего присвоил, за какой период. Малика и Адэр сидели в приемной за столом напротив стража. Даен смешно хмурил брови, стараясь казаться грозным, однако лучистые, по-детски открытые глаза предательски выдавали мягкий нрав.

— Пьянство всему причина, — говорил Даен. — Получают "кот наплакал" и все "слезы" пропивают.

— А если я цифру не помню? — раздался голос толстяка.

— Лучше написать больше, чем меньше, — ответил Адэр. — И я прощу ошибку.

— А потому разборки, воровство, иногда убийства, — продолжил Даен. — Взять бы за шкирник, встряхнуть что есть мочи, и в лоб, чтобы горилку из памяти выбить. — Ударил кулаком по столу и развел руки. — Не могу! Жетон, будь он неладный, не позволяет. Если мокрое дело, то да, сразу под замок. А если подерутся мужики или лопату стащат, или мешок картошки... Ежели всех в искупительные поселения — бабы с детишками с голоду помрут. Смотрю я на это... — Даен горько улыбнулся. — Одно название — страж порядка.

— У меня всё, — донеслось из кабинета.

— Перечисли имущество родни.

Прозвучали тихие стенания.

Страж бросил взгляд на Малику, почесал затылок:

— У него родственников — вся главная улица. До утра просидит.

По крыльцу прогрохотали башмаки, в комнату вбежала растрепанная женщина в добротном платье — на шее сползшая с головы косынка узлом в бок, на поясе фартук в муке, в руке скалка. Подлетела к столу и скалкой по нему хрясть, что стекла в окошке звякнули.

— Ты что ж это, палач, творишь, — напала селянка на стража. — Порядочного человека бить? Я ж тебя, изверг, самого в кутузку закрою!

Даен выставил перед собой руки:

— Тетя Фаня, не кричите. Мы во всем разберемся.

На пороге смежной комнаты появился начальник:

— Фанечка... Золотце...

Женщина выронила скалку, бросилась к мужу на шею, заголосила:

— Люди добрые! Да что ж это делается. Вашего кормильца бьют, а вы о ступеньки носки сбиваете.

С улицы донесся гул, будто кто-то разворошил осиное гнездо. Малика побледнела. Даен подошел к окну, нахмурился. И лишь Адэр рассматривал разбитый кулак с таким видом, словно только что услышал обнадеживающий диагноз врача.

Со словами "Да мы вас..." селянка кинулась к двери.

— Я конфискую дом, — сказал Адэр.

Уже взявшись за дверную ручку, Фаня обернулась:

— Какой дом?

— Ваш.

Уперев руки в бока, она двинулась к Адэру:

— Ты кто такой?

— Вашего сына отправлю в приют...

— Да кто ты...

— ...если ты сейчас же не замолчишь.

— Фанечка, делай, как он говорит, — проблеял начальник.

Не переставая оглядываться на Адэра, она приблизилась к мужу:

— Да кто он...

— Он страшный человек, — прошептал начальник и, обхватив жену за плечи, разрыдался. — А я плохой человек.

Адэр сжал-разжал кулак, неторопливо прошел через комнату, приоткрыл двери. Перед крыльцом собрались зажиточные люди, одетые с иголочки.

— Родня?

— Родня, — еле слышно призналась Фаня.

Адэр вернулся на свое место, сложил на столе руки:

— Если не разойдутся, я конфискую их имущество.

У Фани подкосились ноги. Начальник подтолкнул ее к двери:

— Делай, как он говорит.

Вскоре начальник и его жена сидели перед свечой. Тихо переговариваясь и всхлипывая, писали подписку о невыезде из селения.

— Почему на крайней улице так воняет? — спросил Адэр у Даена.

— Так то ж рабочая улица.

— И что?

— Там, что ни развалины, так отхожее место. Мужики идут с трактира и заскакивают. Улица длинная, пока домой донесешь.

Начальник с женой положили перед Адэром бумаги.

— На прииск ни ногой, пока не приедет комиссия, — сказал он. — Если сбежите, найду.

Взял докладную и опись имущества. Долго изучал их, потирая подбородок. Какое-то время сидел, глядя на начальника, а тот сдувался прямо на глазах, беспрестанно вытирая то лоб рукавом окровавленной дорогой рубашки, то ладони о добротные, но словно пожеванные коровой, штаны.

Наконец Адэр произнес:

— Даю две недели, чтобы вернуть украденные деньги.

Толстяк схватился за сердце:

— У меня нет...

— Родные помогут. Они ведь тоже замешены?

— А если откажут?

— Без суда и следствия отправишься в тюрьму.

Фаня привалилась плечом к мужу и еле устояла на ногах.

— Без суда? — прошептала Малика.

— Проводи их, — приказал Адэр Даену, и, когда за супругами и стражем закрылась дверь, повернулся к Малике. — Что ты сказала?

— Он имеет право на защиту.

— Кто так решил?

— Наказание назначает суд.

Адэр схватил ее за локоть и притянул к себе. Его глаза полыхнули безудержным гневом.

— Я — закон, я — суд. Мне продолжать?

Малика вырвалась, отскочила к окну:

— Вы Всевышний?

— На этой земле — да!

— Всевышнему потребовалось семь дней, чтобы сотворить мир. Вам же хватит минуты, чтобы его разрушить.

Подлетев к Малике, Адэр вскинул руку. Она сжалась в ожидании удара. А он указал в окно:

— Ты это называешь миром?

— Они другого не знают!

— Здесь жалость неуместна.

— А справедливость?

— Ты часто с ней сталкивалась?

— Нет. Но хотелось бы.

— Жалость и справедливость не уживаются рядом. Начальник похитил деньги, устроив на работу мертвые души. Разве несправедливо вернуть в казну наворованное?

— В казну? Если уж быть справедливым до конца, то он похитил деньги не из казны, а у рабочих.

Скрипнула дверь.

— Еле до поворота довел, — проговорил Даен, топчась возле порога. — Врача в селении нет. Надеюсь, сам оклемается.

— Жалко его? — спросил Адэр.

— Человек ведь.

— А те, кто живет на рабочей улице, не люди?

Даен отвел взгляд.

— Сколько в селении стражей?

— Я один.

— С ума сойти... — пробормотал Адэр, кивком позвал Малику и вышел на крыльцо.

Посещение следующих трех приисков не принесло успокоения. Адэр и Малика двигались, словно марионетки, руководимые неведомой рукой. Подъезжали к дому начальника. Не останавливаясь, мчались на прииск. Малика сидела на проходной, Адэр ненадолго уходил. Возвращался мрачнее тучи. Затем ехали в контору — все они находились в нескольких милях от прииска. С причитающим начальником летели в охранительный участок. Ночь проводили в тревожном забытьи на узких кроватях постоялого двора. И вновь шли навстречу серому дню, точной копии предыдущих дней.

* * *

Ветер безмолвствовал, и над разморенной духотой пустошью стоял убаюкивающий стрекот кузнечиков. Малика дремала, отвернувшись к окну. Уныло глядя на бегущую перед машиной колею, Адэр мысленно готовился к тяжелой и совсем не нужной ему встрече. При виде сытых рож и тучных тел, спрятанных под дорогими костюмами, в нем просыпалась злость. Не потому, что кто-то накопил жир и сколотил состояние на обмане трудяг — было невыносимо трудно сохранять спокойствие на похоронах своей надежды.

Конечно, можно стереть из памяти худые, облепленные грязью лица рабочих, их затравленные взгляды, изможденные тела, и пересмотреть долю приисков. Этого никто не заметит — на рабочей улице все так же будет вонять выпитым кислым вином. Но тогда чем он, правитель страны, отличается от начальника-вора? И Адэр взирал на припорошенные песком две канавки, понимая, что четыре дня назад, покинув замок, пошел не той дорогой.

Из раздумий заставил вынырнуть нарастающий стрекот кузнечиков, словно прыгающие крылатые твари всем скопищем несутся навстречу. Вдали из-за нагромождения валунов появилось густое сизое облако. Оно быстро приближалось, увеличиваясь в размерах, будто ветер катил по земле клуб спутанных сухих веток, неустанно наматывая на него пожухлую траву и поднимая темно-серую пыль. Только ветра нет, и пыль в пустоши желтая. Раздался отрывистый хлопающий звук, облако потемнело.

Малика проснулась, закрутила головой, с вопросом посмотрела на Адэра. Он остановил машину, закрыл окно. Сквозь свинцовую пелену вырисовывались размытые очертания человека, не размашисто шагающего, не бегущего... Обман зрения? Адэр до рези в глазах всматривался в дымчатую завесу. Не обман — человек ехал на мопеде!

Мужик — в картузе, надетом задом наперед, и в больших, почти во все лицо очках с выпуклыми стеклами — на секунду притормозил возле автомобиля и что-то крикнул. Крутанул ручку и был таков.

Адэр проводил взором облако, плюющее дымом:

— Что он сказал?

— Пригласил в гости, — не слишком уверенно ответила Малика.

Адэр разложил карту, взглянул на компас. Ошибки нет, они едут по самому бедному району страны, который так и называется — Бездольный Узел. Тот, кто придумал название, обладал хорошим чувством юмора или был, по крайней мере, наблюдательным — если все шесть селений, безлико обозначенных цифрами, соединить одной линией, получится петля. И раз они не сбились с дороги, где нищий селянин взял мопед?

Адэр бросил карту через плечо, схватился за руль и со вспыхнувшим интересом погнал машину к горизонту.

* * *

На высокое крыльцо охранительного участка вышел командир стражей порядка: ростом под верхний брус дверного косяка; в плечах косая сажень; шея крепкая, жилистая, как дубовый сук. Одернув темно-зеленую рубаху так, что на мощной груди затрещала ткань, страж упер кулачищи в бока, из-под густых черных бровей окинул ястребиным взглядом улицу.

Над крышами — соломенными и дощатыми, покрытыми серым сланцем и серебристым железом — только-только показалось солнце, хотя сейчас далеко не раннее утро. Пока светило после глубокого ночного сна вскарабкивается лучами по горному кряжу и добирается до селения, спрятанного в низинке, проходит несколько часов.

На некоторых крышах поблескивают плоские плиты, от них в разные стороны тянется тонкая паутинка проводов — хозяева делятся с соседями светом. Конечно, при таком раскладе лампочки горят не в полный накал, и поздним вечером нельзя вышивать или писать письма, или выполнять любую другую работу, требующую напряжения глаз, зато домочадцы и живущие вблизи селяне вдыхают свежий воздух, а не удушливый дым сальных плошек или керосиновых ламп.

С высоты крыльца охранительного участка хорошо просматривались чистые квадраты дворов, посыпанные белым морским песком и обнесенные низкими каменными оградами — где-то камни лежали глухими ровными рядами, словно соты, а у кого-то заборчик с просветами походил на ажурное вязаное полотно.

Кое-где перед домами буйствовали яркими красками цветники. Здесь живут истые хозяева, раз не поленились дошагать до моря, собрать выброшенные на берег водоросли и удобрить скудную почву. У таких и огороды, как у климов, с густой сочной зеленью, что даже клочка земли не видно. Но о климах селяне не любят вспоминать — на душе становится тошно.

Страж посмотрел в другую сторону.

Возле хлебной лавки о чем-то оживленно судачили бабы: на худощавых фигурах неброские платья из домотканого полотна; на шеях пестрые платочки; на ногах башмаки с большой пуговицей на тупом носке; в руках плетеные из лозы кошелки, наполненные всякой всячиной, необходимой любой хозяйке. И вряд ли ошеломляющая новость собрала товарок в кружок, скорее бабья слабость — чесать языками при любом удобном случае.

Перед витриной со сластями молчаливо толкались детишки. Сжимая в ладошках монетки, никак не могли решить — на что потратить свое "состояние". Чей-то пальчик уткнулся в стекло, указывая на большой, ярко украшенный пряничный домик, щедро политый медом и покрытый глазурью, и детвора загомонила, будто стайка взбудораженных воробьев.

Около калитки постоялого двора комнатная девка лениво трясла половичок, сшитый из пестрых обрезков ткани. Из окна гаркнул хозяин, и девка, перебросив коврик через плечо, поплелась на задворки.

Из трактира вывалился мужик и тотчас шмыгнул назад — неужто успел раскосыми глазенками заметить стража? Наверное, вытирает сейчас пот со лба и радуется, что пронесло, или клянет того, кто придумал открыть питейный дом в самом неудачном месте.

С заднего двора банка выехали две машины с тезарскими флажками на капоте. Первую в округе прозвали "сундуком": прямоугольная, как ящик; спереди узкая полоска стекла; сзади дверца; по бокам скобы; в середке драгоценные камни, которые прииск сдал в банк. Вторая — с большими темными окнами для хорошего обзора изнутри. В ней охрана, сколько человек и как они выглядят — никто не знал, даже командир стражей.

Еще не успели банковские машины скрыться за поворотом, как с другой стороны улицы донесся рев двигателя.

* * *

Адэр вел автомобиль по непривычно широкой улице, глядя то на баб и детишек, сгрудившихся перед магазинчиками, то на могучего стража, стоявшего на крыльце охранительного участка, то на мужика возле общественной бани, который, увидев машину, быстро принял важный вид. За окном проплыли трактир, постоялый двор и неизменно белое здание банка с синей вывеской на стене и объявлением на двери "Только для прииска". Остановиться бы да спросить, где живет начальник, но чересчур людно — лишний шум пока ни к чему.

Вдоль дороги теснились опрятные дома с узорчатыми оградами из камня. Девочки в ярких платьях прыгали на скакалках и громко выкрикивали считалки. Мальчишки в клетчатых штанах и в рубашках, расстегнутых до пупка, гоняли на велосипедах, раскручивая трещотки, от которых звенело в ушах. Помчались за машиной. Когда Адэр свернул на другую улицу, шумная детвора наконец-то отстала.

Адэр притормозил перед сидящим на лавочке стариком:

— Как называется ваше селение?

Селянин поднялся, снял выгоревшую на солнце кепку и с гордостью произнес, как гимн пропел:

— Прииск "Рисковый". — Улыбнувшись, добавил: — Заходите в гости.

— Благодарю. В следующий раз непременно зайдем, — ответил Адэр. — Как проехать к дому начальника прииска?

Селянин принялся водить протянутой плашмя ладонью из стороны в сторону, будто елозил тряпкой по столу:

— Поворот сюда, потом туда. Раз-два. Третий поворот сюда, а там и дом. Увидите резной конек на крыше — значит, не ошиблись.

Вскоре Адэр вел машину по нужной улице, выискивая конька. Хорошо, если он будет большой и сразу бросится в глаза. Нет, все-таки маленький — старик сказал бы "конь", а не "конек".

Достигнув конца улицы, Адэр развернул автомобиль и поехал еще медленнее, барабаня пальцами по рулю. Терпение иссякало.

— Заходите в гости, — раздался женский голос.

Адэр ответил селянке: "Непременно", — и поинтересовался, где дом начальника прииска.

— Вы его проехали. — Селянка вскинула руку, указывая назад. — Видите крышу с резным коньком?

Должно быть, этот злополучный конь совсем крошечный, раз он его не заметил.

— Я плохо вижу, — четко выговаривая каждое слово, промолвил Адэр. — Просто скажите, какой по счету дом.

— Четвертый, — пробормотала селянка и торопливо пошла вдоль забора.

Никаких коней на доме не было, зато к верхнему углу крыши была прибита тонкая доска — полукруглая, как раскрытый веер, с вырезанными насквозь завитушками. Это он?..

Адэр пробежался взором по низкой изгороди из прутьев, по старым каменным стенам в трещинках и расколах, по ситцевым занавескам в сборочку и глиняным горшкам с цветами. Сбоку дома под навесом из парусины стоял видавший виды мотоцикл.

Между дощечками калитки протиснулась маленькая собачка — ушки надломленным зонтиком, хвостик торчком — и мягко так: "Тяв".

Из окна выглянула женщина. Отодвинув цветок с разлапистыми листьями, спросила:

— Вы к Анатану?

Адэр смотрел в простоватое, в оспинках лицо, силясь вспомнить, от чьего имени приходили отчеты, а хозяйка, приподняв белесые брови, добродушно улыбалась. Ну, если веер с узорами — конек...

— К нему, — ответил Адэр и заглушил двигатель.

— Он на прииске.

— Папа на работе, — прозвучал детский голосочек.

Над изгородью показалась голова девчушки с тонкими, как карандаши, косичками.

— Аля! — окликнула ее мать.

Девочка уселась на крыльцо, уперлась кулаком в щеку.

— Заходите в гости, — пригласила хозяйка.

Девчушка взяла со ступени трещотку, крутанула.

— Аля! — Мать постучала пальцем по подоконнику. — Не видишь, мы разговариваем?

— Где контора вашего мужа? — поинтересовался Адэр.

— Где ж ей быть? На прииске. А зачем вам?

— Хотим посмотреть.

— Анатан ждет вас? — с тревогой в голосе произнесла хозяйка. — Подождите, я сейчас. — И скрылась за занавеской.

Над изгородью вновь появилась голова девчушки с круглыми от притворного страха глазками.

— Там чудища! — Аля подняла над прутьями трещотку. — Возьми.

Адэр щелкнул зубами, чем вызвал у девочки радостный визг, и завел машину.

На крыльцо выскочила хозяйка:

— Постойте! — Припустила к калитке. — Подождите!

Адэр вдавил педаль газа в пол. Посмотрел в зеркало заднего вида. Жена начальника со всех ног бежала за ними по улице, размахивая руками. Все повторялось, разве что распорядитель прииска додумался не выставлять напоказ свои доходы, а значит, придется потрудиться, чтобы уличить его в воровстве.

* * *

Всё вокруг казалось враждебным и лживым. Не желая разговаривать с криводушными селянами, Адэр разузнал у детворы, в какой стороне находится прииск. Из множества тропинок, уводящих от поселка в нужном направлении, выбрал самую протоптанную. Вполне возможно, что именно по ней сотни рабочих добираются до месторождения рубинов — одних из наиболее дорогостоящих драгоценных камней.

Адэр неторопливо объезжал валуны и ямы, кусты с колючками и засохшие деревья, стараясь не потерять из виду дорожку, бегущую через непривычно желтую с бронзовым отливом пустошь. Вдали виднелись туманные очертания холмов.

В песке появились странные серые нити — точно седые волоски в золотистой шевелюре. С каждой минутой нити делались шире, длиннее. И вскоре по пустоши потянулись дымчатые полосы-пряди.

Адэр затормозил. Открыв дверцу, набрал полную пригоршню седой пыли. Пепел... Отряхнул руку. На коже осталась скользкая, маслянистая пленка.

— Как думаете, о каких чудищах говорила девочка? — прозвучал взволнованный голос.

Вытирая ладонь тряпкой, Адэр покосился на Малику и промолчал. С недавних пор от ее черного взгляда нет-нет да и пробежит мороз по коже. Или он это придумал? Истосковался по нежному взору Галисии, по гибким рукам, тонкой талии и горячему дыханию на своих губах? Возможно. В Тезаре редкая ночь проходила в холодной постели. И чаще всего в ней была его хрупкая и кроткая Галисия Каналь...

Меньше чем через час Адэр заглушил двигатель примерно в сорока шагах от сторожки — к ней вела слишком узкая для проезда тропа, по бокам которой то там то тут темнели участки земли, покрытые пеплом. Дощатое строение с одним оконцем стояло на деревянных сваях. Высокие ступени взбегали к прочной двери. Ветерок перебирал на крыше темно-золотую солому. Чуть дальше — за домиком — возвышались кучи песка и камня.

Из сторожки вышел старик и, поигрывая трещоткой, направился к автомобилю. Местный дурачок? Хорош же начальник, если доверил охранять государственное добро больному человеку.

Адэр достал из бардачка блокнот, открыл дверцу.

— Что это с ним? — обеспокоенно произнесла Малика.

Старик опрометью несся к машине, лихорадочно дергая шнур с деревянными пластинками. Над пустошью летел сухой звонкий треск.

От вида сумасшедшего сторожа сердце ёкнуло и забилось где-то под коленками. Адэр захлопнул дверцу.

— Какого черта вам надо? — крикнул старик, прильнув к окну морщинистым лбом. Дурацкая детская игрушка в его руках не переставала трещать. — А ну вон отсюда!

Адэр сжался как пружина. Стиснув зубы так, что сам увидел на скулах собственные желваки, припечатал к стеклу предписание о проверке прииска.

— А ты мне бумажку не тычь, — не унимался старик. — Проваливайте! Живо!

Еще пытаясь совладать с рвущейся наружу яростью, Адэр толкнул дверцу, но сторож, видимо, подпер ее коленом.

— Проваливай и баста! Не то собак спущу.

— Он не шутит, — прошептала Малика. — Давайте уедем.

Пружина внутри Адэра резко распрямилась, даже показалось, что в ушах взвизгнула сталь витков. Он опустил стекло, схватил сторожа за ворот рубахи. Сделав молниеносный оборот кистью, намотал ткань на кулак и по плечи втянул горлодера в салон. Обветренное, с дряблой кожей лицо покраснело как переспевший арбуз, рот искривился ржавым гвоздем, глаза вылезли из впадин и стали похожи на глаза бульдога. Странное дело, но трещотка продолжала звонко трещать. И совсем уже странно: Адэр четко ощущал, как ему в спину бьется волной страх Малики.

Он ослабил захват и процедил сквозь зубы:

— Мне нужен начальник.

— Так бы сразу сказал, — прохрипел сторож. — Я провожу вас.

Адэр оттолкнул старика от машины:

— И выбрось эту идиотскую игрушку.

— Нельзя. Ады проснутся.

— Это кто?

— Собаки.

Пока, хлопая ладонью себя по груди, старик прокашливался, Адэр смотрел по сторонам, пытаясь не встречаться с Маликой взглядом.

— Я не горжусь собой, — неожиданно для себя промолвил он. — Но иного способа взять себя в руки я не нашел. — Открыл дверцу. — Можешь остаться.

Он шел, глядя Малике в спину, и усмехался. Как, должно быть, нелепо смотрится их маленькая компания, шагающая по извилистой дорожке между большими пятнами пепла, расплескавшимися точно грязные лужи. Впереди полоумный дед раскручивает трещотку, за ним идет Малика. Вертит головой туда-сюда, высматривая обещанных собак. И он — в рубашке, пожелтевшей от стирки дешевым мылом, в сморщенных, не первой свежести штанах, и в припыленных сапогах, по которым стоит пройтись щеткой, и в носках отразятся плывущие по небу облака.

Поднявшись по ступеням, старик толкнул плечом дверь сторожки, пропустил Адэра и Малику, сам вошел следом. Домик изнутри походил на палату в лечебнице для умалишенных: пол и стены были обиты толстым войлоком.

— Так вы, значит, ничего не знаете, — сказал сторож, и, не дожидаясь ни вопроса, ни ответа на свои слова, бросил трещотку на укрытый дерюжкой топчан. Смахнул рукавом паутину с оконной рамы. — Смотрите. — И когда Малика и Адэр уставились в окно, легонько хлопнул дверью.

Пятна пепла перед домиком взбугрились, встрепенулись, подняв в воздух серые хлопья. Миг, и хлопья вновь укрыли землю дымчатым слоем, открыв взору тонкокостные, обтянутые свинцовой кожей скелеты собак, замерших в стойке для нападения.

Адэр и Малика отпрянули от окна.

— А! Красавцы! Прям из ада встали, — с искренним восхищением произнес старик и постучал в стекло.

Собаки повернули морды к дому: литой, без отверстий нос, плотно прижатые к черепу уши-монетки, затянутые беловатой мутной пленкой глаза.

Адэр вновь прильнул к окну:

— Слепые.

— И глухие, и запахов не слышат. Зато чуют содрогание воздуха и земли, — сказал старик и через секунду тихо добавил: — Я так думаю.

— Откуда они? — спросила Малика.

— А кто ж их знает? Пытались прикормить, приручить, значит. И хлеб приносили и мясо — не едят, а птиц на лету хватают, и зайцев хватают, и мышей, и диких собак. Кровь им нужна. Живая кровь. А трещотки боятся. А теперь вашей машины боятся, значит, — говорил важно, с расстановкой старик. — А вам повезло, не загрузли в их норах. А могло не повезти.

— Норы глубокие? — спросил Адэр.

— Где по колено, а где батогом дна не достать. И спят они там, пока содрогание их не разбудит.

— Получается, к прииску никто незамеченным не пройдет, — произнес Адэр.

— Получается так, — согласился старик. — Трещотку за версту слышно. Слышите?

В сторожку сквозь войлок действительно пробивался звонкий треск. Вскоре мимо брошенной машины проехал на велосипеде человек, одной рукой держа руль, другой раскручивая шнур с пластинками. Ады повернули головы в его сторону, припали к пеплу и словно растеклись.

— Надо же, успел! — обрадовался курносый паренек, войдя в дом. — Тетя Тася отправила за вами вдогонку, предупредить о собаках.

— Пошли искать начальника, — нетерпеливо сказал Адэр.

Они шли по дорожке мимо нагромождений из камня и куч песка и глины. Норы адов исчезли. Старик надел на шею шнурок с дощечками и, шагая впереди, по-хозяйски размахивал руками:

— Там месторождение приказало долго жить. А там порода, что алмаз, ничем не пробьешь. А вон... — Указал на два небольших здания, виднеющихся между отвалами пустой породы. — ...Контора и приемный дом. Рубины принимают, значит. Мы сперва на объект заглянем, Анатан в конторе редко сидит. А оттуда... — Старик махнул рукой в сторону высокой деревянной вышки с шатровой крышей. — ...Прииск как на ладони.

Выйдя из-за очередной груды остроугольных камней, они остановились на краю глубокого котлована. Вероятно, именно так выглядит муравейник изнутри. Внизу, по колено в воде копошились рабочие: одни орудовали лопатами, другие раскачивали огромные сита. Облепив противоположный склон, люди отламывали твердую породу кирками и мотыгами. Над обрывом стояли несколько человек. Вцепившись в веревки, вытягивали из ямы ведра, наполненные глиной.

— Анатан! К тебе, — крикнул старик, сложив руки в рупор.

На дне котлована от толпы рабочих отделился невысокий худощавый человек в резиновых сапогах до середины бедра и устремился вверх по дорожке, похожей на сброшенный вниз серпантин.

Через несколько минут загорелый, средних лет мужчина — с веселым искристым взглядом и выгоревшими на солнце короткими волосами — поклонился Малике. Вытер руку о рубаху, протянул Адэру:

— Анатан Гравель.

Стиснув крепкую ладонь, Адэр почувствовал шершавые мозоли.

Немного позже, сидя на деревянных стульях в кабинете начальника и держа запотевшие стаканы с холодной водой, Адэр и Малика наблюдали, как Анатан достает из старенького сейфа стопки документов и раскладывает на столе.

— Это карточки рабочих. Это расчетные ведомости, — объяснял он, похлопывая рукой по пачкам. — Здесь копии моих отчетов. А это сводные таблицы по добыче камней за последние пять лет.

Пролистывая бумаги, Адэр почти не вникал в цифры. Он слушал мелодичный тягучий голос, смотрел в открытое простодушное лицо Анатана и понимал, что прииском заправляет настоящий хозяин.

— Копаем до подземных вод, промываем каждую песчинку, копаем дальше. Вот и вся наша работа, — говорил Анатан, подталкивая к Адэру очередную пачку. — Мне бы машины, как в Партикураме. Есть такие — с черпаком, вокруг колес гусеницы, и едут они везде, что по грязи, что по камням.

— Откуда знаешь? — спросил Адэр.

— Ребята с заработков вернулись. От них и знаю.

— Почему вернулись?

— Говорят, дома лучше. Здесь хоть и кроют крепким словцом, зато на родном языке. А еще мне бы машину рабочих возить.

Адэр усмехнулся:

— Где топливо возьмешь?

— А вы где берете?

— Из Ларжетая привозят.

— Из столицы, значит. А в Ларжетай откуда привозят?

— Из Тезара.

Анатан присел на край стола:

— А мы ведь в Ларжетай по топливо не ездим, и в Тезар не ездим. Я как-то разведку проводил, колодцы копал. Вытягиваю из одного колодца ведро, а вода горючим пахнет.

Адэр насторожился:

— Горючим, говоришь?

— Ну да. Раз написал наместнику, два. Молчок! Ну, тут умельцы нашлись, из этой воды топливо гонят. Правда, это топливо доброго слова не стоит. Мопеды трещат, дымом плюются. Но едут!

— Далеко колодец?

— А я вам на карте покажу, — сказал Анатан и достал из сейфа потертую временем карту.

За разговорами незаметно пролетел день, за окном потянулась вереница рабочих.

— Дневная смена? — спросила Малика.

— Мы ночью не работаем, — ответил Анатан. — Вокруг ады. В потемках в нору нырнешь — никакая трещотка не поможет. И в темноте много не намоешь.

— У тебя рабочих гораздо больше, чем на других приисках, — промолвил Адэр, взглянув в блокнот. — А объем добычи скачет.

— На моем объекте самый тяжелый труд. Попробуй-ка, вгрызись в глину и камни, дойди до месторождения, и все вручную. Представляете, сколько рук надо? Да вы сами все видели. А насчет добычи... Пока роем — пусто, начинаем мыть — густо, мороз ударил — взрываем, оттаяло — вновь начинаем рыть.

— Как насчет воровства? — спросил Адэр.

Анатан посмотрел с удивлением:

— Какого воровства?

— При обыске рабочих камни находили?

— Что вы такое говорите? Мы никого не обыскиваем.

Адэр покачал головой:

— Значит, воруют, а ты потворствуешь.

— Бог с вами! Куда им с камнями бежать? Разве что в Ларжетай, и продать их за бесценок. Во-первых, это опасно — нашего брата в столице не сильно празднуют. Во-вторых, дорога туда и обратно дороже обойдется. И без разрешения командира стражей из селения никто не выходит. А командир у нас, знаете, какой? Кулачище что мои два кулака. Если даст кому понюхать, мало не покажется. — Анатан посмотрел в окно. — Уходить надо. Скоро стемнеет. — И принялся складывать документы в сейф.

Адэр и Малика вышли на крыльцо конторы. Серые сумерки уже окутали сизым пологом горы на горизонте. Груды камней и кучи глины теперь казались черными. Остывший воздух потяжелел от влаги, и четко чувствовался запах мокрых деревянных ступеней. На вышке, вонзившейся острой крышей, словно копьем, в низкое небо, засветился огонек. Адэр поежился — не хотел бы он остаться в таком месте один на один с темнотой.

За спиной скрипнула дверь, в замке проскрежетал ключ, тихонько звякнула трещотка.

— Хочу пригласить вас в гости, — сказал Анатан, спустившись с крыльца. — Постоялый двор у нас так себе, и кормят там неважно.

— Не поздновато для гостей? — поинтересовался Адэр.

— Мы рады любому гостю, — ответил Анатан и надел на запястье шнур с деревянными пластинками.

* * *

На пороге дома их встретила Тася, жена Анатана. Радушно улыбаясь, пригласила в дом.

— Я хотела вас предупредить. А вы? Фьють! — проговорила она, заведя гостей в просторную комнату.

— Ваша дочка предупредила, — произнес Адэр и оглянулся. Анатан подошел к дому вместе с ними и словно испарился.

— Аля? — Тася усмехнулась. — Все-то она знает. — Кивком указала на один из трех дверных проемов, завешенных ситцевыми занавесками. — Спит егоза. А сын огород поливает.

Присев на скамью сбоку двери, Малика принялась развязывать шнурки на серых стоптанных башмаках. Адэр растерялся. Снять сапоги — но он никогда не ходил по полу босиком. Остаться обутым — но хозяйка прошлепала стопами по свежеокрашенным половицам к старинному громоздкому комоду.

— Да вы скидывайте сапоги. Чай надоели за целый день, — промолвила Тася и выдвинула ящик.

Адэр примостился рядом с Маликой — она быстро спрятала ноги под лавку — и окинул комнату взглядом. Напротив, в простенке между окнами, большое трюмо, в щель между зеркалом и рамой уголком вставлена пожелтевшая фотография. Крышка трюмо усеяна безделушками — фаянсовая шкатулка с отколотой глазурью, фарфоровые слоники, шарики из разноцветного стекла. В углу комнаты креслице и низкий столик, на нем корзинка с клубками ниток и воткнутыми в них спицами. В другом углу горка, на полочках глиняная посуда. Посреди комнаты — круглый стол, накрытый вязаной скатертью.

Держа перед собой просторную рубаху, Тася повернулась к Адэру:

— Купила отцу на день рождения. Он всю жизнь на кузне работал. Сейчас немножко стух, в смысле, поуже стал. Должна вам подойти. — Понюхала ткань. — Новенькая. Настоящим льном пахнет. — Зубами оторвала этикетку. — Чего ж вы не разулись? Я вам калоши дам. В калошах сподручнее.

Адэр притронулся к подбородку — показалось, что отвисшая челюсть коснулась груди. Уловив в зеркале собственный жест, посмотрел на свое отражение: лицо — вытянутое, серое, как платье Малики, глаза — две большие синие пуговицы.

Тася заметила его замешательство:

— Если сапоги широкие, можете не снимать.

Адэр встал:

— Выйду на воздух, Анатана подожду.

— Анатан парную проветривает, угар выгоняет, — сказала Тася и вытащила из комода льняные штаны. — Идемте, покажу, где банька.

Привыкший к удобствам Адэр тяжело перенес последние дни. От воспоминаний о постоялых дворах, плесневелых ваннах, узких жестких кроватях и пропахших сыростью постелей бросало в дрожь. От слова "банька" по спине побежали такие же мерзкие мурашки.

Спотыкаясь в потемках о невидимые растения, Адэр шел за Тасей по огороду. Безлунное, затянутое черной пеленой небо сливалось с крышами домов. Издалека доносился сиротливый лай собаки. Где-то ухнула ночная птица. Вдруг захотелось сбежать. Тихо повернуть назад, незаметно выбраться на улицу, сесть в машину и унестись куда угодно, лишь бы подальше от смехотворной и унизительной роли рядового инспектора. Но что-то заставляло передвигать ноги и, стиснув зубы, вглядываться в виднеющиеся впереди смутные очертания низенького строения, которое казалось зловещим.

Тася уперлась ладонями в двери. Раздался надсадный скрип, и в кромешный мрак вырвался сноп света.

— Анатан! Встречай, — крикнула Тася, вложила Адэру в руки штаны с рубахой и, пошагав обратно, растворилась в темноте.

Адэр вошел в тесный предбанник, освещенный керосиновой лампой, закрыл за собой дверь. Воздух мгновенно стал осязаемо плотным. Заложило уши.

В противоположной стене открылась дверца, выпустив облако пара. На пороге появился Анатан в исподних штанах.

— Давай-давай. Раздевайся, — протараторил он и скрылся в водянистом тумане.

Адэр сел между стоявшими на скамье ушатами с водой. Рядом на табурете — махровые полотенца. На крючках, вбитых в стену — рабочие вещи Анатана и чистая льняная одежда, на полу — высокие резиновые сапоги, облепленные глиной, и блестящие калоши.

— Яр! Чего так долго? — раздался голос из-за дверцы.

Адэр разделся, обмотал вокруг пояса грубое на ощупь полотенце и вошел в парную. Опустившись на прогретую деревянную полку и глубоко вдохнув горячий воздух с примесью какого-то запаха — то ли травы, то ли цветов, — неожиданно для себя улыбнулся.

— Хорошо? — спросил Анатан, усевшись рядом.

— Хорошо, — протянул Адэр, осматриваясь.

В углу тускло горел фонарь, освещая бревенчатые стены, маленькое запотевшее оконце с форточкой, деревянную бочку с водой, низкую каменную печку, в черном зеве которой алели угли.

Адэр поймал на себе напряженный взгляд:

— Что-то не так?

Качнувшись вперед, Анатан поднялся:

— Залезай повыше, я жару поддам. — И набрал в ковш воды.

Адэр растянулся на верхней полке, со смешанными чувствами закрыл глаза. Тело нежилось в тепле, чистоте и свежести, а разум противился — уж лучше затыкать нос в постоялом дворе, чем ходить нагишом перед плебеем.

— Готов? — произнес Анатан.

Адэр повернулся к нему лицом, но не успел спросить, к чему надо приготовиться. Анатан выплеснул воду из ковша на горку камней, лежавших на печи.

Казалось, что уши свернулись в трубочку. В лицо впились сотни раскаленных игл. Обжигающий воздух застрял в горле. После второго ковша Адэра сдуло с полки на дощатый пол. Анатан расхохотался.

Они выскочили в предбанник. Обливались из ушатов то ледяной, то горячей водой. Забежали обратно в парную и, усевшись рядом, рассмеялись. Над чем смеялся Анатан — одному Богу известно. Адэр представлял глаза отца, узнай он, где сейчас его сын. Из груди рвался смех, а хотелось выть — как же низко пал будущий владыка полмира.

Адэр облокотился на колени, опустил голову. Это всего лишь спектакль. Скоро представление закончится, он зайдет за кулисы, скинет ненавистную маску и вычеркнет из памяти дни позора.

— Тебе плохо? — спросил Анатан.

— С чего вдруг? — произнес Адэр и забрался на верхнюю полку.

Ни шипение камней на печке, ни обжигающий пар, ни раскаленный воздух, опаляющий горло, уже не смогли согнать его на пол. Тело разомлело и словно растеклось как растопленный воск, по доскам.

Анатан похлопал Адэра по плечу:

— Хватит. В бане главное — не переусердствовать.

Адэр надел льняные штаны и рубаху, с огромным трудом всунул распаренные ноги в сапоги. Увидев, как Анатан запросто обул калоши, понял, что имела в виду Тася, говоря об удобстве резиновых башмаков.

Выйдя из бани, с невыразимым удовольствием потянулся и, запрокинув голову, замер. Грозди звезд искрились так близко, что чудилось — протяни руку и сможешь сорвать их, сжать в кулаке, и между пальцами заструится сверкающий сок.

— Красиво, — раздался мелодичный голос.

— Красиво, — эхом повторил Адэр, глядя в небо.

— Посмотришь на это, и хочется жить, — сказал Анатан и побрел к дому, в котором, словно маяк, одиноко светилось окно.

* * *

На тарелках паровал картофель, политый маслом и посыпанный кружевами петрушки, переливалась золотистая капуста, украшенная стрелами зеленого лука, горкой возвышались кусочки черного хлеба.

Из-за ситцевой занавески появилась Малика. Шмыгнула серой мышкой через комнату, тихонько скрипнула дверью.

Анатан достал из шкатулки несколько монет:

— Пол! Поди сюда!

Из кухни выбежал парнишка пятнадцати лет, одетый в майку и клетчатые штаны. Он поразительно походил на Анатана — такое же открытое лицо, светлый взгляд и искренняя улыбка, короткие, выгоревшие на солнце волосы и загорелое, не по возрасту жилистое тело. Бросив Адэру "Здрасте", Пол застыл возле отца.

Анатан протянул ему деньги:

— Сбегай в питейный дом.

Адэра передернуло от воспоминаний о запахе выпитого вина.

— У меня есть отличное вино. Сейчас принесу.

Выскочив на улицу, он долго мерил двор шагами. Ему уже приходилось обедать за одним столом с Маликой, теперь предстоит пережить еще большее унижение — распивать вино с простолюдинами. Ко всему прочему на столе нет ножей, только вилки. И четыре тарелки вместо двенадцати.

Вернувшись в дом, Адэр дал Анатану бутылку и кольцо копченой колбасы. Опустился на скамью возле двери. Немного подумав, скинул сапоги и с ранее неизведанным удовольствием вытянул ноги на домотканый коврик. Странно, впервые в жизни его чувства были столь противоречивыми, а мысли путанными.

Из смежной комнаты вышла Тася, держа на руках дочку:

— Проснулась егоза. Не помешает, если посидит в углу?

Адэр пожал плечами — разве от его желаний что-то зависит? Былая бодрость сменилась непомерной усталостью. Вот бы завалиться прямо на скамью и забыться беспробудным сном.

Хозяева принесли из соседней комнаты стулья. Поглядывая на Адэра и тихо перешептываясь, расставили их вокруг стола.

— Прошу откушать, — сказал Анатан.

Слава Богу, догадались, что он уже не в силах ждать.

Услышав скрип двери, Адэр обернулся. Цветастый халат хозяйки пришелся Малике не по размеру, и, подвязанный поясом, превратился в довольно фривольный наряд: глубокий вырез, сползающие с плеч рукава, широкая, колом стоявшая юбка. Влажные волосы, собранные на затылке, при свете лампы отливали синевой. Малика с явным смущением села за стол и потупила взгляд.

Вознеся благодарение Всевышнему за хлеб и воду, Анатан принялся раскупоривать бутылку:

— Я, вообще-то, не пью. Только по большим праздникам. Но сегодня настоящий праздник — гости в доме.

В щелке между занавесками мелькнуло лицо Пола.

— Почему дети не садятся за стол? — спросила Малика.

— Малы еще трапезничать с гостями, — вытаскивая пробку, произнес Анатан. — На кухне поедят.

Пока он наливал в глиняные кружки вино, Адэр рассматривал Алю, сидевшую в кресле. Сколько ей? По виду такого же возраста, как его меньшая племянница. Только у той в косах атласные ленты, а не веревочки, и кукол целая комната, а у этой тряпка, в нескольких местах обмотанная шнуром — там, где шея, пояс и стопы. Платьице чистое, с кармашками, но какое-то взрослое — словно сняли со старухи, уменьшили в размере и надели на ребенка. И этот взгляд... Девчушка, прижимая куклу к груди и вытянув шею, смотрела на заставленный тарелками стол.

— Можно я поговорю с вашей дочкой? — спросил Адэр.

— Чего ж нельзя? — ответила Тася. — Аля! Подойди! С тобой господин хочет поговорить.

Аля подбежала к Адэру, вытянулась по стойке "смирно".

— Здравствуй, Аля!

Девчушка кивнула.

— Кушать хочешь?

Аля посмотрела на мать.

— Она недавно ела.

Вмиг худенькие плечи поникли. Качнув косичками-карандашами, к груди склонилась голова. Аля поплелась обратно к креслу.

С отвратительным чувством, будто лично шлепнул по детской руке, тянувшейся к тарелке, Адэр откинулся на спинку стула. Он никогда не видел таких восторженных глаз, устремленных на еду.

Анатан поднял кружку:

— Гостям первый тост.

— Вы сказали, что сегодня праздник, — проговорил Адэр.

— Так и есть.

— Какой же праздник без детей?

Хозяева переглянулись.

— Пол! — крикнул Анатан. — Тащи стул и тарелку.

Тася усадила дочку к себе на колени.

Потягивая вино, Адэр наблюдал за детьми. Он не подозревал, что с таким аппетитом можно есть обычную колбасу с черным хлебом. В памяти еще были свежи воспоминания, как с десяток нянек лезли из кожи вон, уговаривая его племянниц испробовать то или иное изысканное блюдо.

— Настоящее лакомство, — смущенно промолвила Тася, вытирая мордашку Али полотенцем. — С колбасой у нас беда. Мясо подорожало. Второй раз за месяц. И стоит целых пять моров. А колбаса и того дороже. Анатан на этой неделе получил три мора. Тут уж не до лакомств. И с мукой начались перебои. И с молоком. Если картошка с капустой не уродит, вообще будет горе.

— Давно перебои? — спросила Малика.

— А как пришел новый наместник, так и начались.

— Правитель.

— Ну да... правитель, — проговорила Тася. — Сейчас еще ничего, держимся. Даже на зиму денежку откладываем. Зимой-то Анатан ничего не приносит. — Подперла щеку кулаком, направила на Адэра тусклый взор. — Почему ничего не кушаете?

— Я не голоден.

— А вино пьете.

Глядя Тасе в глаза, Адэр сделал глоток. Что сказать ей? Что жалеет о потерянном времени и попусту растраченных силах, и вином тушит злость?

— Вы ведь не здешний, — сказала Тася. — Какой-то вы другой. И смотрите по-другому, и все молчите.

— Чего прицепилась к человеку? — напал на нее Анатан. — Устал человек. Не видишь?

— Я приехал из Тезара.

— Из Тезара? Вон оно как, — промолвила Тася.

— Чему удивляешься? — проговорил Анатан. — Правитель из Тезара, вот и людей своих позвал. Наши-то работать не хотят. В потолок плюют либо перед чужими правителями выслуживаются.

— Не все, — возразила Тася. — Маркиз Ларе в потолок не плюет.

— Маркиз Ларе — доктор, — пояснил Анатан. — Его имение за Горным прииском, на меже Бездольного Узла и Нижнего Дола.

— От нас, правда, далековато, — произнесла Тася, — но кто заболел — сразу к нему. Никому не отказывает. И к нам приезжает. Детишек осматривает, стариков. Говорят, он сам придумывает лекарства.

Адэр вновь поймал на себе пристальный взгляд Анатана:

— Почему ты на меня так смотришь?

Анатан почесал мизинцем затылок:

— Вам никто не говорил, что вы похожи на Великого?

Сколько же потребовалось усилий, чтобы смех прозвучал непринужденно и искренне.

— Я серьезно, — сказал Анатан.

Адэр допил вино:

— Ты видел Великого?

Анатан приблизился к трюмо, вытащил из-за рамы снимок, положил перед Адэром:

— Это привез наш командир стражей. Он семнадцать лет служил в Тезаре.

Адэр взял фотографию. Зал Приемов. Толпа вельмож. На престоле Великий. И он, пятнадцатилетний престолонаследник Тезара, преклонив колено, стоит перед отцом. На снимке запечатлен момент перед началом одной из самых важных церемоний в его жизни.

По традиции, принятой родоначальником династии Карро, когда наследнику исполняется пятнадцать лет, правитель клянется передать ему престол в свой последний день. В руки мальчика вкладывают скипетр, символ королевской власти, над головой держат тяжелую корону, усыпанную драгоценными камнями. И наследник приносит ответную клятву принять престол в свой первый день.

От всколыхнувшихся воспоминаний запершило в горле. Адэр подвинул кружку к Анатану:

— Наливай. — Сделав пару глотков, спросил: — Сильно похож?

— Как по мне, так не сильно, — протяжно, словно сомневаясь, ответил Анатан. — Он старый, а вы молодой.

Адэр закрыл фотографию ладонью:

— Что ты знаешь о заброшенных приисках?

— Сейчас карту принесу, — сказал Анатан и вышел из комнаты.

Тася понесла сонно посапывающую Алю в спальню. Пол забегал, убирая со стола посуду.

— Я забыл в бане одежду. Иди, принеси, — прошептал Адэр Малике.

— Я постирала ее и повесила сушиться.

— Хоть в чем-то от тебя польза.

Анатан разложил на столе карту, ткнул в нее пальцем:

— Первый здесь. В десяти милях к северу. Прииск старый, можно сказать — древний, требует коренного переустройства. Там добывали полудрагоценные камни — горный хрусталь и малахит. Начальство посчитало, что его дешевле закрыть, чем перестроить.

— А второй?

Анатан заскользил пальцем по карте:

— Вот здесь, в горах на берегу моря. Я был там, правда, очень давно, но одного раза мне хватило, чтобы отбить охоту лазать по горам. — Его черты лица исказились то ли от страха, то ли от отвращения. — Опасное и жуткое место. Узкие провалы, разрушенные штольни, глубокие пещеры. Еще этот ужасный грохот — рядом находится Ущелье Испытаний. Там мощные водопады. Такой шум не всякий выдержит.

— Что на этом прииске добывали?

— Алмазы. А такие прииски просто так не бросают.

Глядя на карту, Адэр постукивал кулаком по губам. Попытки найти новый источник для пополнения казны потерпели крах. Видимо, придется вернуться к первоначальному замыслу. Тем более что Анатан с рабочими неплохо получает, раз удается откладывать деньги.

Адэр допил вино, поводил дном кружки по столу:

— Правитель хочет изменить долю твоего прииска.

Лицо Анатана вспыхнуло.

— Увеличить?

— Уменьшить.

Взор Анатана потух.

— Ему виднее.

— И всё? Ничего больше не скажешь?

— А что тут говорить? Яблоко от яблоньки недалеко падает.

— В смысле?

— Вашего Адэра Карро, как и вашего Могана Великого, волнуют деньги, а не люди.

— Не забывайся!

— Это они, видать, забыли, кто им деньги добывает.

Адэр хлопнул ладонью по столу:

— Довольно!

В просвете между ситцевыми шторками показалось перепуганное лицо Таси.

Упираясь кулаками в карту, Анатан навис над столом:

— Мой дед всю жизнь вкалывал на этом прииске. И что он видел? Как князья, маркизы и прочий сброд набивали карманы камнями. А работяги ютились в лачугах, ели лепешки из крапивы и пили воду из луж. Мой отец пятнадцать лет отвоевывал каждый мор у Тезара, поднимал на ноги селение, работяг превращал в людей. И вот приехал ты — внимательный, отзывчивый — и вдруг говоришь, что твой правитель хочет отбросить нас на двадцать лет назад? А я с тобой за одним столом сидел. Как же после этого я людям в глаза смотреть буду?

Адэр поднялся:

— Разговор окончен.

— Ты заподозрил в воровстве моих рабочих? Ворует твой Тезар!

— Прикуси язык! — процедил сквозь зубы Адэр и, всем телом почувствовав прожигающий насквозь взор, повернулся к Малике. — Хватит на меня глазеть!

— Сдаешь в банк десять камней, а тебе говорят, что три не ювелирного качества, и в отдельный ящик сгребают, — не унимался Анатан. — Но я-то не дурак. Я сызмальства в камнях разбираюсь.

— Что ты сказал?

— А что слышал. И платят не за вес, чистоту и цвет, а за штуку, будто мы яйца сдаем.

Из комнаты донесся плач Али. Адэр оттянул ворот рубахи, посмотрел на побледневшую Малику, на вжавшегося в кресло сынишку Анатана и тяжелой походкой вышел из дома.

Он сидел на крыльце и заставлял себя вслушиваться в ночную тишину. В голове вихрем носились мысли — болезненные, колкие. Как уличить Анатана во лжи, и как его наказать? Если бы не Малика, первый вопрос даже не возник бы. Но пять дней назад она взывала к справедливости. Хорошо, он будет справедлив.

Вломиться в отделения банка, не имея на руках предписания о проверке и не разбираясь в банковском деле, Адэр не мог себе позволить. Вдобавок ко всему, в отделениях работали чиновники из Тезара — они могли его узнать. И на каком основании требовать отчета от проверенных людей, выдержавших испытание временем и расстоянием? Надо быть идиотом, чтобы усомниться в их честности. А значит, то, что придумал Анатан — его личная беда. Но как же доказать его обман?

Послышались тихие шаги, скрипнула половица. Адэр напрягся — когда внутри царит хаос, наружу лезет злость, и справляться с ней стало всё труднее. До упора открылась дверь. Повисла тишина, в которой особо четко чувствовалось чужое присутствие, и ощущался нерешительный взгляд в спину.

Раздался еле слышный вздох; Анатан сел рядом:

— Прости. Я погорячился.

— Послушай, как тихо, — перебил его Адэр. После долгого молчания проговорил: — Утром мы едем на шестой прииск.

— "Горный"?

— Не знаю, как он называется. Шестой и все. Ты поедешь с нами.

— Как скажете.

— Был там?

— Был. Тамошний начальник — мой друг детства.

Подумав, что всю дорогу придется слушать приторный голос простолюдина и смотреть в притворно искреннее лицо, Адэр спросил:

— Мотоцикл на ходу?

— На ходу. На нашем горючем он еле тянет. Вам придется ехать медленно, чтобы я не отстал.

— У меня в багажнике две канистры топлива. Хорошего топлива. Из Ларжетая.

— Ладно. Только с утра в охранительный участок заскочим. Получу разрешение на выезд из селения. — Анатан сжал Адэру колено. — Прости меня.

Лежа в мягкой, с запахом полевых трав постели, Адэр смотрел в потолок. И лишь под утро заставил себя закрыть глаза.

* * *

Из-за узенького столика, приставленного к стене сбоку двери, вскочил крепко скроенный молодой человек в форме стража порядка.

— Где Крикс? — спросил Анатан.

— У командира тренировка. Позвать?

— Зови.

Чеканя шаг, страж подошел к окну, выходящему на задний двор, крикнул: "Крикс!" Придвинув табуреты к добротному, с множеством ящичков секретеру, произнес: "Прошу", — и вернулся на свое место.

Усевшись между Маликой и Анатаном, Адэр осмотрелся. Дверь в соседнюю комнату закрыта. Этажерка в углу заставлена книгами. На грубо сколоченной тумбочке стоят глиняные чашки и старинный чайник — такой сейчас увидишь разве что у скупщиков старья. Возле входной двери на вешалке висят темно-зеленая рубашка с жетоном и шинель с погонами старшего офицера тезарской армии. Адэр мысленно выругался — как же он забыл, что командир стражей служил в Тезаре?

Они с Маликой вошли в охранительный участок по привычке. Вопросов к блюстителю порядка не было — ответы получены еще вчера, когда машина катила по улицам. А значит, самое время уйти, и дождаться Анатана на окраине селения. Пока Адэр раздумывал, как объяснить дежурному свой уход, утекли драгоценные секунды. По ступеням прогрохотали сапоги, и на пороге возник могучий человек. Майка с разводами от пота, казалось, вот-вот лопнет на его широкой груди. На руках и плечах бугрились мышцы.

— Крикс Силар, командир стражей порядка прииска "Рисковый", — представился богатырь. — Чем обязан?

— Я уезжаю на прииск "Горный", хотел бы получить разрешение, — промолвил Анатан. — А это, — указал на Малику и Адэра, — инспекторы Яр и Малика. Мы вместе едем.

Командир осмотрел Адэра с головы до ног, с невозмутимым видом снял с вешалки рубашку и без единого слова прошел в смежную комнату. Забрякал умывальник, в железный таз ударила струйка воды, послышалось фырканье.

— Сколько у вас стражей? — тихо спросила Малика.

— Трое, — так же тихо ответил Анатан. — Один дежурит в участке. Один ходит по улицам, следит за порядком. Ну и командир. Еще четверо — добровольцы, на довольствии селян. Охраняют прииск.

Через минуту Крикс, одетый по форме, с мелкими каплями воды в коротких волосах, уселся за секретер, выдвинул ящик.

— Чья машина? — спросил он, вытаскивая потрепанную тетрадь и ручку.

— Моя, — ответил Адэр.

— Откуда такие доходы?

Адэр усмехнулся. Из-под густых черных бровей в него вонзился цепкий взгляд.

— Я видел немало государственных служащих, но на такой машине вижу впервые.

— Получил за заслуги перед правителем.

— Я семнадцать лет служил Великому, а хожу пешком.

— А я всю жизнь служу Адэру Карро и езжу на машине.

Крикс открыл тетрадь, обратился к Анатану:

— Цель поездки.

— Рабочая.

— У кого остановитесь?

— У начальника прииска Лабичи.

— Когда вернетесь?

— Через пару дней, — ответил вместо Анатана Адэр.

Крикс заскрипел ручкой, что-то выводя в тетради.

— Адэр Карро за заслуги только машину и сапоги выдает? — как бы между прочим спросил он. — Костюм не заслужили?

Адэр передернул плечами.

— Зачем вы всё записываете? — поинтересовалась Малика.

Адэр с удивлением посмотрел на нее. Решила уйти от скользкой темы? Похвально.

— Если не дай бог человек исчезнет, я знаю ответы, по крайней мере, на три главных вопроса: куда, к кому, зачем, — произнес Крикс, трижды хлопнув широкой ладонью по тетради.

— У вас исчезают люди? — настороженно спросил Адэр.

— Сейчас нет. Раньше случалось. До меня.

— Пять лет назад брат командира повел сынишку к доктору, и оба пропали, — тихо сказал Анатан. — Крикс бросил службу и вернулся в селение.

— Вы нашли их? — обратилась Малика к стражу.

Тот, глядя в тетрадь, мотнул головой.

— К доктору с пустыми руками не ходят, — произнесла Малика. — Кто-то позарился на их кошелек.

— Во-первых, маркиз Ларе за лечение денег не берет, — отозвался от двери дежурный по участку.

Адэр хмыкнул. До чего же плебеи наивны и доверчивы.

— Во-вторых, — продолжил дежурный, — воровская масть руки кровью не пачкает. Они живут по своим законам, которые, порой справедливее...

— Помолчи, — перебил паренька Крикс.

— Вы думаете, их нет в живых? — еле слышно спросила Малика.

— Я ничего не думаю.

— Пока вы не узнаете, что произошло с ними, нельзя терять надежду.

— Я должен надеяться, что мой брат тронулся умом? Бросил любимую жену, забрал семилетнего хромого ребенка и вместе с ним шатается где-то по стране?

— Вайс был хромым с рождения, — вставил Анатан.

— Довольно об этом, — отрезал Крикс, развернул к Анатану тетрадь, протянул ручку. — Распишитесь. — Перевел взгляд на Адэра. — Вы знаете, что рядом с прииском "Горным" находится лагерь смертников?

— Искупительное поселение?

— Нет. Лагерь смертников.

— Смертники — это кто?

— Убийцы, извращенцы, насильники.

Адэр нахмурился. Отчеты судебных комиссий он просматривал бегло, для галочки. А доклады надзирателей вообще не читал.

— Разве в Порубежье разрешена смертная казнь?

— Формально — нет. А фактически — лимит длительности жизни эти нелюди уже исчерпали.

— Их... умертвляют?

— В этом нет необходимости. Лагерь расположен в каменном котле с отвесными, гладкими склонами, на высоте трех миль над уровнем моря и на глубине сорок метров. Там сущий ад и сам чёрт хозяин. Эти нелюди в жаркую пору своей жизни много нагрешили, а потому в аду не горят, а мерзнут.

— Только пользы от них никакой.

— Они добывают сапфиры. Залазят в ледяную реку и роют.

Адэр повернулся к Анатану:

— На прииске работают заключенные?

— На "Горном" работают вольные люди. В котле — смертники.

Вот так сюрприз! Ни в одном документе не говорилось о втором месторождении.

— Можно вас на пару слов? — проговорил Крикс и провел Адэра в соседнюю комнату. Плотно закрыл дверь. Со стуком приставив сапог к сапогу, встал навытяжку. — Мой правитель!

Адэр жестом приказал говорить тише.

— Разрешите поехать с вами, — вполголоса проговорил Крикс.

Адэр прошелся вдоль топчанов, застеленных солдатскими серыми одеялами. Помедлил возле распахнутого окна, глядя на ребятишек, окруживших автомобиль.

Взять Крикса с собой — и рядом будет еще один свидетель его унизительной игры в обычного человека. Достаточно Малики. Она хоть не встает поперек дороги и почти все время отмалчивается. Командир же будет кружить вокруг да около, как всполошенная птица над гнездом.

— В лагере смертников хорошая охрана? — спросил Адэр и, с трудом оторвав взгляд от восторженной шумной детворы, посмотрел на Крикса. — Непонятен вопрос?

— Понятен. Я хотел бы сказать — охрана никудышная, чтобы вы передумали ехать. Но скажу — лучше некуда, причем без единого надзирателя. В каменном котле охрана не нужна.

— Вход и выход из лагеря есть?

— Есть. Вход — сверху в петле веревки. Выход — вниз, с высоты сто метров на скалы, вместе с горной рекой.

— Водопад?

Крикс кивнул:

— Так точно.

— Если нет надзирателей — кто же заставляет людей работать?

— Не кто, а что. Еда. Лабичи сбрасывает ее в обмен на камни. Он давно нашел это месторождение, но своим людям не разрешал туда спускаться. Последний наместник придумал смертников.

Адэр стиснул зубы. Еще один обман? Подданный Тезара не мог принимать участие в этой безумной жестокости. Но всматривался в суровое лицо командира с высоким лбом, глубокой морщиной между бровями и кристально чистым взглядом, и понимал — Крикс не врет.

— Ты мне не нужен, — проговорил Адэр.

— Я дал клятву стоять на защите жизни и чести династии Карро. От этой клятвы меня никто не освобождал.

— Инспекторы не ездят со стражами. О том, что я не тот, за кого себя выдаю, никто не должен знать. Так надо, командир Крикс Силар, в интересах чести династии Карро.

После внутренней борьбы, отразившейся на хмуром лице, командир стражей приблизился к кровати, вытащил из-под матраса охотничий нож.

— Мне будет спокойнее, если он будет у вас.

Глядя на клинок с полукруглым, как рыбий хвост, лезвием, Адэр нахмурился:

— Ты предлагаешь мне взять в руки нож?

— Мой правитель, Порубежье не Тезар...

— Порубежье, как и Тезар, входит в "Мир без насилия", — перебил Адэр Крикса. — Хранение и ношение любого оружия карается законом.

— Возможно, в Тезаре насилия нет. Зато в Порубежье его предостаточно.

— Если бы это было так, меня бы предупредили.

— Никому в голову не пришло, что вы станете разъезжать по стране как рядовой инспектор.

Адэр вздернул подбородок:

— Ты кто такой?

Сжимая в кулаке нож, Крикс вытянул руки по швам:

— Командир стражей порядка селения "Рисковый", мой правитель.

— Нарушитель закона не может быть командиром стражей.

Крикс побледнел.

— Я не ношу оружие, — заскрежетал его голос. — Я его храню. А знаете, почему? Потому что я готов нарушить все законы, если чья-то жизнь окажется в опасности.

— Вернусь через два дня. Будь готов к серьезному разговору.

Отъехав от охранительного участка, Адэр вдруг поймал себя на мысли, что разрывается между двумя противоречивыми желаниями: первое — приблизить к себе человека, готового встать на его защиту; второе — больше никогда его не видеть.

* * *

Мотоцикл летел к горизонту. Сделав круг, возвращался к автомобилю. Анатан светился от восхищения и, широко улыбаясь, показывал большой палец. Адэр не разделял его радости; мысли были заняты шестым прииском. Как оказалось, сапфиры добывали на двух месторождениях, однако последние три года вливания прииска в казну были мизерными. Предстояло докопаться до причины.

Внимание привлек столб посреди пустоши. Стрелка на прибитой к нему доске указывала на растекшиеся в знойном мареве горы. Надпись гласила: "Мертвецкая — 3 мили". Анатан поехал в сторону скал. Малика вцепилась в платье и побледнела.

— Шутники, — пробормотал Адэр.

Небольшое селение встретило леденящей кровь тишиной. Ветер бесшумно гнал облако пыли по безлюдной искривленной улице, кидал горсти мелкого песка в закрытые окна и двери, трепал стебли соломы, свисающие с крыш лачуг. Низкие заборы из кольев, вбитых в землю один подле другого, отбрасывали тени, вонзающие острые зубья в ухабистую дорогу.

Заглушив двигатель, Адэр наблюдал, как Анатан приваливает мотоцикл к частоколу, идет через двор дома, исчезает в темном дверном проеме.

Прошло пять минут, десять, Адэр заволновался — вдруг Анатан рассказывает другу о ночном конфликте. Приказав Малике оставаться в машине, выбрался из салона. Неожиданно завыла собака. По затылку колкой вереницей пробежали мурашки. Из ниоткуда возник ворон. Шумно взмахнув черным плащом, уселся на забор. Сверкнув глазом-угольком, то ли застонал, то ли тяжко вздохнул.

Сопровождаемый скорбным взором птицы, Адэр торопливо вошел в перекошенную калитку, в три шага пересек двор и почти вбежал в охваченную сумраком прихожую — в нос ударил запах свежих досок и цветов. Нащупал сбоку дверь — печально скрипнули петли. Переступив порог, споткнулся о ведро с водой.

В углу на зеркало наброшена черная ткань. Через пустую комнату протянулись два ряда скамеек, сколоченных на скорую руку. На одной сидели Анатан, ссутулившись, и старуха, комкая скрюченными пальцами половую тряпку. Анатан произнес безжизненным голосом: "Я... я просто не верю". И уронил голову на грудь.

Досадуя на свою нетерпеливость, заставившую ринуться в дом, Адэр рассматривал плавающие в ведре кроваво-красные лепестки. Еще жалел, что не начал проверку с этого прииска — кто теперь ответит на его вопросы?

Хлопнув ладонями по коленям, Анатан поднялся:

— Езжайте в контору. Я попрощаюсь с другом.

Проехав за Анатаном до окраины селения, Адэр проводил взором мотоцикл, уносящий понурого ездока к толпе людей на горизонте. Посмотрел на Малику — ее глаза влажно блестели. Повел машину в сторону горбатых гор, которые представляли собой нагромождение кряжей и хребтов, поросших реденьким лесом.

В ярком солнечном свете были четко видны скалы, лежащие с наклоном, как на полке, которой не хватило книг. В небо вонзались искривленные вершины, похожие на дымок потухшего костра. Серели вогнутые утесы, будто ветер нещадно бил их в самую сердцевину.

Через час Адэр остановил автомобиль у подножия горы. Из вытянутого, как казарма, каменного строения вышел худой, точно иссохший страж. От уголка губы к виску тянулся уродливый шрам, отчего казалось, что человек криво усмехается. Пустой рукав рубахи был заправлен за пояс штанов, из второго рукава торчала трехпалая кисть, обтянутая желтой кожей.

— Страж порядка прииска "Горный", — произнес человек и, выслушав Адэра, простонал: — Ну, сколько можно? — Затряс изуродованной рукой, указывая на контору. — Что тут каждый месяц проверять? — Зашагал к двери, бормоча недовольно: — Ездите, ездите. И горючего вам не жалко. — Резко обернулся. — А я ничем не могу помочь. Все документы в сейфе, ключа нет. О нашей беде слыхали?

— Что случилось с начальником? — поинтересовался Адэр.

Страж жестом позвал за собой и, обойдя здание, указал на тесную с острыми краями тропинку, взбегающую по склону горы:

— Оттуда сорвался. — Направил один из трех пальцев Адэру под ноги. — А сюда упал. Все внутренности отшиб. Крепкий был мужик, еще три дня мучился.

Адэр невольно сделал пару шагов назад:

— Где находится прииск?

— Вольный или смертников?

— Вольный.

— Две мили вверх и вглубь двадцать метров. Хотите посмотреть? Но сейчас там никого нет. Все на прóводах Лабичи.

Адэр с содроганием взирал на скалу. Он видел пять приисков, и надо бы глянуть на последний...

— Нести страховку? — с ехидцей в голосе спросил страж.

Малика подошла к мутному, в грязных разводах окну. Заложив руки в карманы штанов, Адэр неторопливо шагал к деревянной перегородке в конце длинного помещения. Справа вдоль стены стояли скамейки, слева — узкие, высокие ящики с дверцами.

Сзади семенил страж:

— Добросердечный был мужик. Как ни день, так мешок еды относил бандюгам. А взамен что? Когда — горстка камушков, маленьких, точно горох, а когда и шиш.

Адэр нахмурился. Еще один вопрос — зачем разбивать лагерь смертников на заведомо убыточном месторождении, — ответ на который он вряд ли получит.

Открыл сапогом дверцу ящика. На гвоздике — брезентовые штаны и куртка, внизу — ободранные ботинки на толстой двойной подошве с твердым и прочным на вид носком.

Страж вынырнул из-за спины:

— Рабочая одежда. А башмаки из самого Тезара. — Взял ботинок, перевернул. — Клеймо видите?

Адэр приблизился к перегородке. Возле нее лежали погнутые кирки, карабины, крючья, мотки истертого капронового шнура и обшарканной крученой веревки.

— Страховка. И все равно калечатся, бедолаги.

Адэр посмотрел в криво усмехающееся лицо. Еле сдержав брезгливую гримасу, отвернулся.

— У нас в селении каждый пятый инвалид. И вот что обидно — Лабичи днем и ночью как ящерица, а на тропе не устоял.

Адэр заглянул за перегородку — умывальник, стол, табурет, сейф и засиженное мухами окно.

Страж обвел камору рукой:

— Тут сидел наш начальник.

Адэр вернулся к столу возле входной двери. Покосился на сейф, опечатанный банковской печатью. Сел на шаткий стул, покрутил в руках увеличительное стекло, передвинул с места на место весы.

— Приемщик принимает камни по весу? — спросил он и понял свою ошибку — услужливо склонившись над его плечом, страж обдал стойким запахом давно немытого искалеченного тела.

— По штукам. Оценщик все смотрит, все проверяет. И если с камушком что-то не так — сразу в сторону.

— Значит, камни бракует оценщик, а не тезарский банк, — проговорил Адэр, закрыв нос ладонью.

— Вы инспектор — вам лучше знать эту кухню.

— Можешь идти, — промолвил Адэр, больше не в силах цедить кислый воздух сквозь пальцы.

— Я могу рассказать, как пользоваться страховкой.

— Уйди! — рявкнул Адэр и, когда страж удалился, грохнул кулаком по столу. — Надо ввести штрафы за простой!

— Проявите сочувствие чужому горю, — проговорила Малика, глядя в окно.

— В Порубежье ежедневно умирают сотни людей. Если всем сочувствовать, никаких чувств не хватит.

Малика бросила на него полный жгучего упрека взор, вновь отвернулась к окну:

— Анатан едет.

Немного погодя в контору вошли Анатан и мужик уродливой внешности: ноги изогнуты иксом; лицо плоское, словно по нему прошлись теркой; одно плечо выше другого.

— Извините за задержку. Еле нашли ключ от сейфа, весь дом перерыли, — сказал Анатан. — А это Драй, помощник Лабичи. Поможет составить опись документов.

Открыв сейф в коморке начальника, Адэр присвистнул — все полки были завалены бумагами. Анатан принес стул для Малики и принялся выкладывать стопки на стол, за которым уже сидел Драй, держа огрызок карандаша.

— Да разве ж опись составляют карандашом? — воскликнул Адэр.

— Химический, — произнес помощник начальника, — чтобы дважды не писать. Смочишь второй листик водой, к этому прижмешь и на тебе копия.

— Копию придется читать в зеркале!

— Кому надо — прочтет.

Адэр принялся пролистывать бумаги:

— Ищите расчетные ведомости. Желательно за последнюю неделю.

Вытащил потертый, с загнутыми уголками печатный лист, сложенный ширмочкой — перечень драгоценных камней, выставленных на ювелирные торги в Тезаре, с фотографиями, подробными характеристиками и указанием первоначальной стоимости. Старый перечень, трехгодичной давности.

— Драй! Расскажи о лагере смертников, — приказал Адэр, рассматривая фотографии камней.

— Лабичи не сильно о нем распространялся. Знаю, что носил еду, возвращался с камнями. Камни — дрянцо, половина в брак уходила. А больше ничего не знаю. Даже где лагерь — не знаю. Так... приблизительно.

— А вы меня спросите, — произнес Анатан, вытаскивая из сейфа очередную пачку. — Я расскажу.

— Рассказывай.

Анатан положил бумаги на стол, отряхнул ладони:

— Три года назад приезжает ко мне Лабичи и говорит, мол, наместник приказал найти в горах место для бандитов. Чтобы не сбежали, и чтобы польза была. Еще сетовал, что придется самому кормить их.

— Путаешь ты все, — возразил Драй. — Сначала Лабичи месторождение нашел, а уж потом лагерь открыли.

— Сам ты путаешь.

Адэр бросил лист на стол:

— Хватит болтать! Займитесь делом!

В беспросветном будущем забрезжил лучик надежды — пока еще смутной, несформировавшейся. В истории со смертниками замешан подданный Тезара — это козырь в рукаве. А может, даже не один...

— Драй! Камни бракует оценщик. Верно?

Просматривая документы, Драй кивнул.

— А дальше?

— Отдает приемщику.

— Анатан! Каким образом здесь замешан банк?

— Оценщик и приемщик приставлены к нам тезарским банком и действуют согласно предписаниям, в которых четко написано — вывозить все, что добыто за день.

— Верно, — подтвердил Драй. — Увозят все подчистую.

Еще один вопрос, в котором стоит разобраться: если камни не ювелирного качества — зачем они Тезару?

— Ведомость за прошлую неделю подойдет? — спросил Драй и вручил Адэру несколько сшитых листов.

Вот начальник и попался — список длинный, намного длиннее ряда ящиков с рабочей одеждой.

Адэр вернул документ Драю:

— Чужих имен нет?

Тот скользнул искривленным пальцем по строчкам:

— Это рабочие. — Перевернул лист. — Это инвалиды. — Перевернул еще одну страницу. — Это вдовы. Чужих имен нет.

— Начальник использует деньги прииска по своему усмотрению, — холодно проговорил Анатан, вытаскивая из сейфа коробку, обмотанную шнуром. — Я тоже содержу трех инвалидов.

— Мужики, правда, ворчат. Привычка у них такая — жить одним днем, — сказал Драй, — хотя умом всё понимают.

Анатан зубами развязал узлы на шнуре, открыл коробку:

— Бог мой... — Бережно выложил на стол пятнадцать крупных сапфиров — небесно-синих, восхитительно василькового оттенка, с шелковистым отливом.

— Это что? — спросил Адэр.

Драй забормотал, заикаясь:

— Не знаю. Клянусь. У меня даже ключа не было. Клянусь.

— Я знаю. Ваш Лабичи вор! Малика! Зови блюстителя порядка.

Когда вслед за ней в каморку вошел калека, Адэр указал на камни:

— Заводи дело по факту кражи.

— Кто украл?

— Начальник прииска.

Рассматривая сапфиры, страж прошелся вокруг стола:

— А никакого дела не будет.

Адэр опешил:

— Как это?

— До сдачи в банк камни принадлежат прииску и в данную секунду находятся в конторе. Где вы увидели кражу?

— Они находятся не просто в конторе, их нашли в сейфе, — произнес Адэр мягко, не спеша, будто перед ним стоял умственно отсталый человек.

— Да понял я. Не дурак, — взъерошился страж. — Я бы тоже в сейф положил. А то, знаете ли, ходят тут всякие...

— Ты ни черта не понимаешь, — говорил Адэр с улыбкой. — Начальник должен сдавать камни в банк.

— Может, не успел.

— А сложить в коробку и обмотать шнуром времени хватило?

Страж покрутил коробку в искалеченной руке, пощупал шнур:

— Видимо, хватило. Что дальше?

— Вор должен понести наказание.

— Вы, видать, забыли — Лабичи умер.

Если бы не чувство отвращения, Адэр схватил бы стража за грудки и крепко встряхнул.

— Заводи дело!

— Не понимаю — зачем вам?

— Я конфискую его имущество, чтобы другим было неповадно.

Страж потер нос трехпалой кистью:

— Могильный камень — вот его имущество. Он вам нужен?

Адэр подошел к окну, забарабанил пальцами по растрескавшемуся подоконнику. В сокрытии сапфиров явно присутствует преступный умысел. Но как это доказать?

— Я могу задать несколько вопросов? — прозвучал голос Малики.

Адэр пожал плечами:

— Спрашивай.

Малика направила на Драя участливый взгляд:

— Мне очень жаль, что с вашим начальником случилось горе. Жаль его семью. У него есть дети?

Драй облокотился на крышку стола, обхватил ладонью лоб:

— Трое.

— Я хочу, чтобы они с гордостью вспоминали об отце. А это зависит от вашей честности. Вы понимаете меня?

Драй кивнул.

— Как часто у вас проводились проверки?

— Каждый месяц.

— В течение года, двух лет...

— Трех.

Адэр сдвинул брови. К чему она клонит?

— Значит, с тех пор, как в котле появились смертники, к вам постоянно приезжали инспекторы, — вкрадчиво звучал голос Малики.

— Получается так.

— Довольно! — сказал Адэр.

— Анатан! Когда на вашем прииске была последняя проверка? — продолжала Малика.

— Так сразу и не вспомнишь. Кажись, пару лет назад. Точно! Осенью. У меня откос от дождей обвалился. Мы два месяца ничего не сдавали в банк.

Она посмотрела на Адэра:

— Я говорила вам об этой проверке. Об остальных не слышала.

— Хватит, — произнес Адэр, еле сдерживаясь, чтобы не закрыть ей ладонью рот.

— Я всего лишь хочу разобраться.

— Теперь уже ничего не докажешь. Оставим все, как есть. — Адэр кивком указал на камни. — Вероятнее всего, это отбраковка.

— Да вы что? — воскликнул Драй. — Такие камни — редкость.

Порылся в ящике стола, достал лупу, долго рассматривал кристалл. Протянул лупу Анатану:

— Посмотри звездочку. Вроде бы шесть лучей.

Анатан навел увеличительное стекло на камень.

— Разбираешься в сапфирах? — спросил его Адэр.

— И сапфир, и рубин — это корунды. Только рубин красный, а сапфиры всех других цветов.

Адэр закружил по комнатке, прислушиваясь к спору знатоков. Внутренний голос перекрикивал их голоса. Адэр не верил ему. Не хотел верить. Но голос упорно твердил: камни забирал наместник, а Лабичи — соучастник. Или жертва обстоятельств?

— Я не ошибся. Эти сапфиры ценны, как алмазы, — промолвил Драй и принялся складывать камни в коробку. — Завтра сдам.

— Сколько вам за них заплатят? — спросила Малика.

— Тридцать моров за штуку.

Адэр принялся перерывать на столе документы. Листы заскользили по крышке, закружили в воздухе, полетели на пол.

— Подождите-подождите, — взмолился Драй. — Этак я до утра не управлюсь.

Адэр вытащил из-под бумаг листок-ширмочку. Развернул. Посмотрел на обведенную карандашом фотографию сапфира и его стоимость, прикинул в уме — сколько это на моры. Сто... Стартовая цена не ограненного камня — сто моров... Может, он качеством выше или весом больше, а может, цветом чище. Хотя нет, таких изумительных сапфиров, как эти, Адэр никогда не видел. Даже если закрыть глаза на все преимущества кристаллов Лабичи, то все равно — где тридцать моров и где сто?

Адэр подошел к окну, такому же мутному, как мысли. Нет... не Лабичи жертва обстоятельств, а он. Но это Его страна, Его земля, Его камни. Его смертники, черт возьми!

— Месторождение — назову его "Котел" — ни в одном из ваших отчетов не значится. Следовательно, ни "Котел", ни сапфиры не принадлежат прииску "Горный". — Адэр посмотрел на Анатана. — Назначаю тебя управляющим "Котла".

— Я не хочу.

— Я не спрашиваю.

— Э-э! Подождите! — заегозил Драй. — Как это сапфиры не принадлежат прииску?

Упершись кулаками в стол, Адэр пригнулся к нему:

— Принадлежат?

— А то как же! В нашем сейфе? В нашем. Значит, наши. А то, что получается, мы за них ничего не получим?

— Получишь. Срок. За утаивание от правителя существование месторождения и за сокрытие от Тезара реальных объемов добычи. Что то, что другое приравнивается к краже в особо крупных размерах.

— А я тут при чем?

— Ты должностное лицо второго уровня. После смерти первого лица на тебя автоматически возлагается полная ответственность за прииск.

— Чего? — Драй покосился на Анатана. — Чего он сказал?

— Теперь ты отвечаешь за нарушение законов, — произнес Адэр.

Драй уставился на стража:

— Чего он от меня хочет?

Тот вытер изуродованной кистью нос:

— О "Котле" знал?

— Ну, знал. — И тут в глазах Драя словно что-то щелкнуло. — Нет! Я даже не знаю, где он находится.

— Сапфиры из сейфа твои?

— Бог с вами! Откуда?

Адэр кивнул Анатану:

— Принимай "Котел".

— У меня своей работы полно.

— А здесь никакой работы нет. Будешь приезжать утром — что тут ехать? Заберешь у смертников камни, сбросишь еду, и обратно.

Черты лица Анатана исказились. Теперь Адэр знал — от страха и отвращения.

— Я пришлю тебе топливо. Много топлива. Чуть позже арендую в банке сейф, чтобы ты ничем не рисковал. Сейчас твоя задача — найти лагерь.

Драй хлопнул ладонью себя по лбу:

— Их же надо покормить.

— Камни забрать, — произнес Адэр и спросил у стража: — Сколько у тебя людей?

— Я один.

Адэр выудил из кармана монеты. Хотел сунуть калеке в руку, но, глянув на уродливые холмики вместо пальцев, положил на стол:

— Наймешь проверенных людей и установишь в конторе круглосуточную охрану.

Страж сгреб деньги:

— Двадцать моров?

— Мало?

— Да тут столько будет охраны...

— А я отказываюсь, — упорствовал Анатан. — Пусть Драй "Котлом" занимается.

Драй вместе со стулом отодвинулся от стола и вытянул искривленные ноги:

— Как?

— Мы в постоялый двор. Вечером увидимся, — сказал Адэр и жестом позвал Малику.

— У нас нет постоялого двора, — произнес страж. — Можете у меня переночевать.

— Или давайте ко мне, — предложил Драй.

Нет... Все что угодно, но только не искалеченные руки, ноги и эта вонь...

— Мы возвращаемся в "Рисковый", — сказал Адэр и стремительно вышел из каморы.

— Скажете Криксу и Тасе, что я задержусь, — донесся голос Анатана.

* * *

Нещадно палило солнце. Вдали редкие деревья и кустарники погружались в искристое озеро. Как Адэр ни стремился приблизиться к воде, она отодвигалась, и расстояние между миражом и машиной оставалось неизменным.

— Вы закроете лагерь? — спросила Малика, глядя на блеск и переливы раскаленного воздуха над самой землей.

Адэр усмехнулся. Мало того что лагерь останется нетронутым, "Котел" будет беспрерывно наполняться.

— Прошу вас, проявите милосердие к несчастным людям.

Сначала ей была нужна справедливость, затем сочувствие, сейчас милосердие. К чему она будет взывать завтра?

— Это не люди. Это убийцы и насильники.

— Их приговорили к лишению свободы, а не к смерти, — упиралась Малика.

— Когда суд человеческий бессилен, его место занимает Божий суд, — произнес Адэр.

— Богом для них был наместник.

Скорее палачом. Но об этом он Тезару не скажет, дабы впоследствии не бороться с ним за "Котел".

— А теперь кто? Вы?

Адэр резко затормозил. Малика чуть было не припечаталась к ветровому стеклу, но успела упереться в него руками.

— Давай, проси о милости. Я сжалюсь и отпущу всех убийц восвояси, — сквозь зубы цедил Адэр. — Пусть гибнут люди и пропадают дети, пусть небо заливает мир слезами, пусть земля вздувается буграми могил. Тогда ты будешь счастлива?

Малика распахнула глаза:

— У вас темная душа. Вы в ней заблудились.

Адэр вдавил педаль газа в пол.

Совсем неожиданно изменился вид за окном. Еще недавно вокруг простиралась пустошь, усыпанная камнями. Вдруг дорога пошла резко вверх, со всех сторон подступили скалы. Вскоре проезд сузился настолько, что, проезжая мимо отвесного склона, автомобиль цеплялся боковыми зеркалами за сухие ветки, торчащие из расщелин.

Адэр с тревогой смотрел вперед. Он бы повернул обратно, но не было площадки, пригодной для разворота. Наконец машина выкатила на более-менее просторный пятачок. Сбоку, в скале темнела пещера; солнце освещало ровное дно и низ стен, покрытых солевыми разводами.

Адэр немного проехал вперед, сдал назад — салон утонул в полумраке грота. Заглушив мотор, бросил Малике:

— Жди здесь.

— Не стоило волноваться. Я не боюсь солнца.

— Меня больше волнует кожа сидений, — промолвил Адэр и выбрался из автомобиля.

Вскарабкался по скользкому пологому склону. Обойдя отполированный ветром камень, оглянулся на шагающую сзади Малику. Устремился вперед, высматривая проходы между обломками скал.

Раздалось тихое "ох", послышались хлопки по платью. Упала?Адэр хмыкнул и переключил внимание на непонятный шум: будто по камням шуршали тонны песка, падая с большой высоты. Нет. Так ревет мощная горная река, обрушиваясь со скалы.

— Вы идете в Ущелье Испытаний? — прозвучал встревоженный голос Малики.

Адэр прибавил шаг — его темная душа неслась навстречу неизведанным ощущениям. Если одни лишь раскатистые звуки заставляют сердце судорожно биться, кровь стучать в висках, а восторженный крик рваться из груди, то что же ждет его, когда алмазные брызги водопада накроют с головой?

Вскоре все звуки перекрыл грохот. Удивительно — сквозь него сумел пробиться крик Малики:

— Стойте!

Адэр неторопливо обогнул валун-великан.

— Яр! Стойте!

Ужас в голосе заставил остановиться. Малика вцепилась Адэру в рукав. Ткань передала телу сильную дрожь пальцев простолюдинки.

— Возвращайся, — прокричал Адэр, взглянув в посеревшее лицо.

Малика крепко схватила его за локоть, притянула к себе. Приподнявшись на носках, сказала в ухо:

— Мы здесь не одни.

Адэр посмотрел по сторонам. Лучи солнца пробивались сквозь рваные облака. Тени глыб и камней меняли очертания, отчего казалось, что всё вокруг находится в непрерывном движении.

— Это всего лишь тени.

Малика вновь притянула его к себе:

— Справа.

И тут Адэр почувствовал взгляд — не зверя, ни хищной птицы, — злобный взгляд человека.

— Кто здесь? — во все горло прокричал он. — Выходите.

Из-за валуна показался рослый мужик — лохматые седые волосы, лицо в шрамах, под нависшим тяжелым лбом колючие глаза, — одетый в грязную рваную одежду с чужого плеча. На ногах стоптанные ботинки на двойной подошве с твердым и прочным на вид носком. В изуродованных подагрой руках кнут из перевитых веревок.

Адэр закрыл собой Малику. Человек почесал концом рукоятки за ухом, указал на дорожку, ведущую вниз.

Адэр оглянулся в поисках пути для отступления и похолодел. Сзади стоял обнаженный по пояс человек в штанах-лохмотьях, подвязанных шнуром. Грудь и бока были изуродованы рубцами, словно поезд протащил человека по шпалам. Мужик жестом указал на ту же дорожку.

Крепко держа Малику за ледяную руку, Адэр брел между камнями. Мыслей не было. Внутри царила пустота, и все происходящее казалось сном. Через кончики пальцев Малики ему в ладонь бился страх, еще глубже загоняя в состояние крайнего недоумения — разве в жизни такое бывает?

Сколько они шли — пять минут, час, вечность? Шум водопада теперь доносился с другой стороны гор. Солнце клонилось к верхушкам валунов, удлиняя тени. Послышался прибой. Адэр взглянул на Малику. Она коротко кивнула — их ведут к морю.

Тропинка нырнула в полукруглый межгорный провал и вывела к костерку, возле которого развалились несколько человек — изувеченные, немытые, нечесаные. С трех сторон высились горы, виднелись глубокие продольные трещины и черные пещеры. Далеко впереди море сливалось с небом, и как из-под земли раздавался мерный звук волн, бьющихся в скалу. Сбоку жались друг к другу ветхие постройки из глины и камня, накрытые дырявыми крышами. Между вбитыми в стены палками была протянута веревка. Ветер трепал развешенные лохмотья. Возле корыта спиной к костру сидел на корточках старик-карлик.

— Получай, Оса, гостей, — проговорил мужик с кнутом, обойдя Адэра.

Оса — узкоплечий оборванец с пугающими углублениями под ребрами (словно живот прирос к хребту), с потускневшей татуировкой-крестом на впалой груди — поворошил хворостиной угли.

— Куда путь держим? — проскрипел он, точно у него в горле закрутились несмазанные колеса.

— На прииск "Рисковый", — ответил Адэр.

Карлик повернулся лицом к костру. Это не старик... это седой ребенок. Пальцы Малики задрожали. Адэр еще крепче сжал ее руку.

Оса отмахнулся от назойливой мухи. Глядя на Малику, языком смочил коросту на растрескавшихся губах:

— Так "Рисковый" с обратки гор.

— Мы хотели сократить путь и заблудились, — произнес Адэр.

Оса вытер рукой рот:

— Откуда путь держим?

— Из прииска "Горный", — промолвила Малика. — Мы были на похоронах.

— Кто умер?

— Лабичи.

Мужики переглянулись.

— Начальник прииска, — сказала Малика. — Слыхали про такого?

— Не приходилось, — проскрипел Оса, сведя брови. — Хлыст, а ты слыхал?

Мужик с кнутом сплюнул на землю:

— Что же с ним приключилось?

— Сорвался с горной тропы.

— А вы кто такие? Родичи что ли?

— Нет. Мы приехали с Анатаном. О таком тоже не слыхали?

— Не слыхал.

— Теперь мы... нам... — пробормотала Малика и умолкла.

Не понимая, что происходит, Адэр посмотрел на нее — на окаменевшем лице выперли скулы, губы сжаты, глаза... у нее такие огромные глаза... И неподвижный взор...

Адэр проследил за ее взглядом. Седой мальчишка, сильно хромая, шел вдоль веревки. Неужели племянник Крикса?

Неосознанно вырвалось:

— Вайс?

Вскрик Малики. Боль в затылке. Мрак.

* * *

Под высоким, ослепительно белым сводом парили сизые голуби. Бам... гудело протяжно, тяжело, отдаваясь в невесомом теле.

— Господин... — пробилось сквозь тягучий звон колокола.

И крылья птиц затрепетали, развернулись парусами.

— Яр...

Бам...

— Адэр!

Бам-бам... это не колокол... это сердце. Удар за ударом — чаще, звонче, жестче.

Он судорожно сглотнул. Непроизвольное движение гортани вызвало прострел в висках. Сжать бы их, но кто-то сзади держит руки, впиваясь в запястья тонкими, раздирающими кожу пальцами.

— Тихо, Адэр. Тихо...

И голос знаком. Где он слышал его раньше? Думать мешал крепчающий шелест полупрозрачных парусов. С каждым ударом сердца он становился все громче. Ткань затрещала, уже не в состоянии сдерживать шквальный ветер. В ушах раздался хлопок, от которого, казалось, лопнули перепонки. Адэр вскрикнул и открыл глаза. В тот же миг оглушил шум прибоя.

Глубокий вдох, еще один, еще... Звуки приутихли. Из размытой пелены проступили грязно-желтые глиняные стены и сколоченная из досок дверь. В узкие щели проникали полоски света и тянулись по полу к лицу. Земля под щекой источала мерзкий сладковатый запах. К неестественно выгнутому горлу подступила тошнота. Скрутиться бы в калачик, вдавить кулаки в желудок и вывернуть наизнанку...

Адэр дернулся. В кожу врезались веревки — руки связаны за спиной. Скосив глаза, увидел лицо Малики.

— Как вы? — прошептала она мертвенно-белыми губами.

Рванувшись всем телом, Адэр перекатился через живот на другой бок. Стена, только чуть дальше, сплошь покрыта расплывчатыми серо-зелеными пятнами. Плесень... Отталкиваясь ногами от пола, отполз на середину лачуги, посмотрел вверх. Потолка нет, прогнившая крыша того и гляди рухнет на голову.

— Где я?

— Прошу вас, говорите тише.

Адэр взглянул на Малику. Она лежала на боку с заведенными за спину руками. Растрепанные волосы походили на воронье гнездо. Подол платья скомкался и приоткрыл ноги в длинных кровоточащих ранах, словно девушку протащили по камням.

Адэр поелозил по полу, сел:

— Что происходит?

— Тише.

— Как я здесь оказался?

— Вы не помните?

Мысли заметались, вызывая из памяти обрывочные воспоминания: пустая бочка в самодельном душе, кроваво-красные лепестки в ведре с водой, старые ботинки на двойной подошве, калека-страж, хромой седой мальчишка. Холод ужаса пробежал по загривку и забрал остатки сил.

Адэр завалился на бок. Боясь потерять сознание, считал пятна на стене и убеждал себя, что это всего лишь очередное унизительное действо. Вот-вот распахнутся двери, и на пороге объявится "спаситель". Скажет, что чисто случайно оказался в горах и решил заночевать в лачуге. Затем представится братом, сыном или отцом впавшего в немилость начальника-вора. И далее по схеме "теперь вы у меня в долгу".

— С тобой о чем-то говорили? — спросил Адэр.

— Нет.

— Может, что-то спрашивали?

— Нет, — произнесла Малика. — Что с нами сделают?

— Ничего. Это розыгрыш. Чья-то глупая шутка.

— Вы сами в это верите?

Верил ли он? Конечно, нет. Но из-за смятения на ум ничего дельного не приходило.

Адэр попытался встать, и не смог подняться даже на колени — кружилась голова и подгибались ноги. Повертелся, поерзал, кое-как добрался до двери. В щелке между досками был виден костер, над ним дымился казан. Порыв ветра донес запах вареной рыбы, смешал его с душком плесени и втолкнул в легкие мерзкую вонь. Рот наполнился горечью.

Адэр улегся навзничь. Кулаки вдавились в поясницу. Глядя в небо, разорванное на клочья проломами и дырами в крыше, стало легче дышать.

Донеслись хлесткие щелчки. Адэр вновь придвинулся к двери. Кто-то, стоя снаружи, закрыл собой обзор. Прозвучала многоярусная брань. Рядом раздались стоны и сдавленное дыхание.

Адэр прильнул щекой к полу. В зазоре между досками и землей увидел, как по острым камням передвигаются руки и разодранные в кровь колени — люди ползли на четвереньках.

Отпрянул назад, отказываясь верить глазам. Воображение... Конечно! Всему виной разыгравшееся воображение...

Снова припал к просвету. Это самое ужасное, что он видел в жизни. У людей были искалечены стопы, словно кто-то нещадно прижигал их раскаленным железом и изощренно выворачивал пальцы.

Не в состоянии сдерживать дрожь, Адэр прижался спиной к стене. И только сейчас заметил в дальнем углу, под самой крышей, железный крюк и свисающую с него цепь.

Устремил взгляд на покрытый темными пятнами земляной пол. Втянул в себя тошнотворный сладкий запах и вспомнил: именно так — кровью, болью и страхом — пахло от косули, угодившей под колеса его автомобиля.

Адэр знал, что нельзя поддаваться панике — она лишает способности контролировать чувства и эмоции и вынуждает действовать необдуманно. Он слышал, что в состоянии повышенного нервного напряжения нередко пробуждается защитник рассудка, который разрывает все связи с реальностью и спасает от безумия. Знал, слышал, но не воспринимал чьи-то бредовые идеи всерьез. Сейчас, взирая на засохшие пятна крови на полу и прислушиваясь к мыслям, пропитанным безудержным ужасом, Адэр стремительно погружался в состояние полного оцепенения. Перестало существовать время, исчезли звуки, испарился страх, в пустоте растворился мир.

Из ступора вывел душераздирающий крик. За ним последовал взрыв мужицкого хохота, полного желчи и яда. Адэр встрепенулся. Оказывается, уже стемнело. Сквозь проломы в крыше виднелись далекие звезды. Из щелей и дыр тянуло насыщенным влагой холодком. Шум прибоя отражался от скал многократным эхом и вызывал в задеревеневшем теле внутреннюю дрожь.

Сердце ухнуло в яму...

— Малика, — прошептал Адэр. — Ты здесь?

Всмотрелся в темноту. Разглядев силуэт лежащей на полу девушки, перевел дух. Подвигал плечами, ногами. Ощутил в мышцах болезненное покалывание вперемежку с нестерпимым жжением. Попытался пошевелить пальцами — бесполезно, запястья слишком туго стянуты.

— Малика! — вновь позвал Адэр.

Будто в ответ на его призыв проскрежетала задвижка, отворилась дверь, и ввалились двое. Один — долговязый, как веха, в рваной майке на изувеченном теле — держал горящий факел. Чадящий дым вытеснил из лачуги тошнотворные запахи.

Второй, Хлыст, — вроде бы так обращался к нему Оса, — поставил перед Адэром черепяную плошку:

— Жри.

Он уставился в черепок; на поверхности мутной жижи проблескивал, как молния, оранжевый огонь факела:

— Что?

— Лакай. Знаешь, как собачонка лакает? — Хлыст почавкал.

— Я не собачонка, — сказал Адэр и, забыв о головокружении, тошноте и затекшем теле, поднялся на ноги.

Он был на голову выше мужиков, намного шире в плечах, да и сытая жизнь обеспечила ему превосходство над голодранцами.

Хлыст сделал шаг назад:

— Ты куда это пятки намылил? — Суетливо вытащил из-за пояса кнут, указал в дальний угол лачуги. — Давай-ка туда.

Щелкая крученой веревкой перед лицом Адэра, вынудил его попятиться и вжаться в стену, покрытую крошечными каплями влаги:

— На колени!

— Я ни перед кем не встаю на колени.

— Слышь, Жердяй, какие мы гордые, — обратился Хлыст к приятелю и, перехватив кнут, со всей силой вонзил конец рукоятки Адэру в солнечное сплетение.

Задохнувшись, он осел на пол. Не успел опомниться, как сзади прогремела цепь, запястья стянуло холодное железо. Сквозь гул в ушах пробился щелчок карабина. Руки с хрустом в плечах вздернулись, вынуждая пригнуться к самой земле. В глазах потемнело.

— То, что ты важная птица, за версту видно, — словно из глубокого колодца донесся голос Хлыста. — Но мы и тебя обломаем.

— Ты еще пожалеешь, — просипел Адэр.

Хлыст ладонью похлопал его по загривку:

— Уже жалею. А сапоги у тебя будь здоров. Хороши сапоги. Слышь, Жердяй! Сапоги, говорю, что надо. Чур, мои.

— А девка, чур, моя, — откликнулся долговязый бандит.

Хлыст вернулся к Малике, ботинком придвинул к ней плошку:

— Лакай. — Толкнул носком ее в бок. — Оглохла? Жердяй! Посвети.

Приподняв факел над головой, Жердяй присел на корточки:

— А ей, похоже, хана. — Пощупал девичью ногу. — Может, отхарим, пока теплая?

Адэр дернулся, завалился вбок. Плечи и спину пронзила боль, удлиняя и скручивая связки. Подтянул к себе локти — откуда только силы взялись, — шаркнул по земле сапогами. Встав на колени, с трудом выдохнул.

Он не видел, как исчез Хлыст. Не видел лица Малики — ее загораживал сидящий на корточках Жердяй. Адэр смотрел на грязную пятерню, елозящую по смуглой девичьей коже.

Не заметил, как Хлыст ввел в лачугу Осу. Только скрип дужки вынудил бросить взгляд на бадью в чьих-то руках. Сейчас бы молить о пощаде, посулить весь мир в обмен на свободу, но Адэр смотрел, как мелко дрожат короткие мясистые пальцы, сжимая девичье колено.

Нет... он не мог этого видеть — от дыма факела слезились глаза, рваные тени, бегая по стенам, искажали действительность. И мешало мерзкое чувство, будто лапают его, а не Малику. И дрожат не эти уродливые пальцы, а трясется все его естество, противясь пошлым прикосновениям.

Сквозь вату в ушах пробивался разговор. Послушать бы — о чем говорят, но в голове тренькал чужой голос: "Только не здесь. Пожалуйста, только не здесь". Кто-то выплеснул на Малику воду. От ее кашля прорезался слух.

— Отдай ее мне, — гнусавил Жердяй. — Все равно ведь подохнет.

Оса почесал впалый живот:

— Угомонись.

— К Хлысту Ташка прибегает, а я гуся вручную гну, — продолжал Жердяй. — Надоело.

— Да цыть ты! — прикрикнул Оса. Склонился над Маликой. — Ну что? Оклемалась? Ты помирать погодь. Скажут — помрешь, а сама не вздумай.

Выхватил у Жердяя факел и вышел из лачуги.

Жердяй кинулся за ним:

— Оса! Давай ее вместе... я ведь не против.

На фоне открытого дверного проема мелькнул силуэт Хлыста, шкрябнула задвижка.

— Малика...

В ответ хриплое дыхание.

— Что они с тобой сделали? Малика...

— Ничего.

Адэр переступил с колена на колено. Попытался выпрямить спину, руки свело судорогой.

— Малика! Что это стучит?

— Зубы.

— Какие зубы?

— Мои зубы.

Наверное, кто-то непомерно храбрый рассмеялся бы, решив, что девушка пошутила. Но Адэр не был бесшабашным смельчаком. Он тянулся и бился в клейкой паутине страха, и не мог вырваться.

— Малика... Тебе страшно?

— Очень.

— Не бойся, Малика. — Адэр судорожно сглотнул. — Не надо бояться.

— Мне холодно.

— Передвинься на сухое.

— Не могу. У меня вывихнуты плечи.

Адэр на секунду представил, какая это, должно быть, адская боль. И то, что сейчас испытывает он, сильный мужчина, ничто по сравнению с муками девушки.

— Продержись до утра. Хорошо?

— Что будет утром?

— Нас отпустят.

"Нас отпустят, — твердил он, склоняя голову к земле. — Нас обязательно отпустят".

Утром никто не пришел. Не чувствуя рук и спины, зато ощущая невыносимый холод, Адэр переступал с колена на колено и смотрел на Малику. Она лежала в той же позе, что и вечером. Вокруг закрытых глаз проступила синева, обескровленные губы крепко сжаты, некогда смуглое лицо приобрело землистый цвет. И лишь маленькие капли пота на лбу и висках дарили надежду, что девушка жива.

— Малика, — тихонько позвал Адэр. — Ты спишь?

— Нет.

— Плечи болят?

— Нет.

— Нельзя все время лежать. Надо хоть немного двигаться.

— Я берегу силы, — произнесла Малика. — Для побега.

О каком побеге она мечтает? Тело раздулось и задеревенело. При малейшем движении казалось, что внутренний огонь сжигает мышцы и обугливает кости. Ступни и кисти замерзли настолько, что ударь по ним, и они раскрошатся на тысячи льдинок.

— Малика, придется сказать этим уродам, кто я на самом деле. И нас отпустят.

— Вы настолько наивны?

Адэр уронил голову на грудь. Нет, он не наивный. Ночь, пронизанная болью и кошмарами, измучила его. Она высосала надежду на спасение, и освободившееся в рассудке место надо было срочно чем-то заполнить — будь то утопия или самообман, — лишь бы животный трепет перед неизвестностью не поглотил разум целиком.

Адэр закрыл глаза. За глиняной преградой сварливо щебечут птицы. Чуть дальше, за горным кряжем, задиристый ветер гонит по пустоши песок. Где-то теплое небо трется о крыши домов. А где-то игривое солнце плещется в лужах на асфальте. Там, за бандитским лагерем, бурлит необычайное по силе и размаху счастье, о существовании которого никто не догадывается. Он сам до вчерашнего дня не догадывался, какое это блаженство — стоять над обрывом и слушать ворчание моря. Или сидеть в тесном кресле и смотреть на спящий сад. Адэр бредил глотком хрустальной воды и запахом чистого тела. Грезил о шелесте листвы над головой и шорохе травы под ногами. Он изнывал по мизерным радостям, которых не замечал ранее, и не знал, что из них складывается счастье.

Открыл глаза. Свет в дырах крыши с каждой минутой становился ярче. Спертый воздух быстро нагревался, будто лачуга была накрыта железом. По лицу струился пот, капал с кончика носа и подбородка в темную кляксу на полу. Пятно приобретало черный с красноватым отливом цвет.

Облизнул пересохшие губы. Неужели он так и умрет — на коленях, — взирая в чужую кровь?

— Не думайте о смерти, — произнесла Малика.

Фраза, прозвучавшая в унисон его мыслям, ничуть не озадачила. Адэр не знал, что для них лучше — остаться в живых или умереть. О людях, ползающих на четвереньках, решил промолчать.

— А мы ведь здесь не одни, — неожиданно сказала Малика. — У них есть другие пленники.

— Ты читаешь мысли? — пробормотал Адэр.

— У меня было время подумать. Во-первых, они не суетятся, не нервничают. Значит, удерживать людей силой — для них привычное дело. Во-вторых, нас не трогают и ни о чем не спрашивают. Они ждут кого-то. Того, кто решит нашу судьбу. И, в-третьих, в его планы не входит убивать нас, раз мы до сих пор живы.

Клацнула задвижка. Адэр устремил взгляд на двери. При виде сексуально озабоченного подонка свело челюсть. Жердяй, не церемонясь, схватил Малику за шкирку, рывком поднял на ноги и грубо повернул к себе спиной. Не издав ни звука, она уперлась лбом в стену и напряженно задышала. У нее были связаны локти, притом настолько туго, что сквозь ткань платья проступали сведенные лопатки, а скрюченные пальцы приобрели сине-фиолетовый цвет.

Жердяй отбросил веревку в сторону — руки Малики упали вдоль тела, как плети — и, схватив пленницу за волосы, потянул за собой.

Пытаясь усмирить внутренний озноб, Адэр бубнил под нос гимн Тезара, но нет-нет и умолкал в ожидании криков. Слышал шум прибоя, треск костра и завывание ветра в щелях.

Он уже сбился со счета, сколько раз произнес слова, восхваляющие могущество и несокрушимость великой державы. Когда решил, что ему не суждено увидеть Малику, Жердяй втолкнул ее в лачугу, стянул запястья веревкой — на этот раз спереди — и тяжелым шагом направился к Адэру.

Загремела цепь. Щелкнул карабин. Не сдержав крик, Адэр повалился на землю. Мощная горячая волна прокатила по телу и выплеснулась из глаз жгучими слезами.

От крепкой хватки за плечи сдавило дыхание. Однако Жердяй явно переоценил себя — поставить пленника на ноги ему не удалось. Ругнувшись, вцепился в рубаху (благо она сшита из добротного шелка) и потащил Адэра волоком по полу.

В лицо ударил яркий свет. В спину вонзились острые камни. Скрипнула дужка бадьи. Хлынувшая сверху ледяная соленая вода привела в чувства.

Повернув Адэра набок, Жердяй развязал ему руки:

— У тебя десять минут. — Указал в сторону. — Нужду справлять за тем камнем. Надумаешь сбежать — прижгу пятки. Надумаешь кричать — вырву язык.

Адэр покачался из стороны в сторону, с трудом перекатился на живот. Ушло несколько минут, пока встал на четвереньки.

— Время идет, — промолвил Жердяй.

Адэр заполз за валун. Цепляясь руками за острые края, поднялся. Расстегивая непослушными пальцами ширинку, взглядом пробежался по межгорному провалу.

Слева и справа — отвесные скалы и зияющие чернотой пещеры. Сзади — более-менее пологий склон, покрытый каменными глыбами. Впереди — вытянутое, усеянное валунами плато. Вдали — то ли небо, то ли море; граница между ними не просматривалась. Оттуда доносился шум прибоя.

Двое отморозков сидят на корточках возле расщелины. Из железной корзины торчат закопченные факелы. Еще один мужик помешивает варево в казане над костром. Хромой мальчишка складывает в кучу хворост. Осы и Хлыста не видно. Пусть еще двое охраняют подходы к лагерю. Итого восемь, не считая ребенка — пока не понятно, на чьей он стороне.

Адэр поднял глаза. На вершине вихрастого утеса заметил человека. Черт... Сколько же их? Повернулся к Жердяю. От перекоса его губ и злобного прищура стало не по себе. Перед внутренним взором промелькнули обожженные ступни невольников.

— Даже не думай. Отсюда еще никто не сбегал, — произнес Жердяй и связал ему руки за спиной. — Пошел!

Пошатываясь и спотыкаясь, Адэр побрел к пяти стоявшим в ряд ветхим постройкам. Поймал на себе затравленный взор мальчугана. Коротко кивнул ему. Мальчишка зыркнул по сторонам, будто искал — кому адресован знак внимания, и шмыгнул за угол хибары.

Жердяй с порога втолкнул Адэра в лачугу, хлопнул дверью и клацнул задвижкой. Вмиг стало душно и жарко. Мокрая рубашка с вырванными пуговицами скомкалась на спине, обнаженная грудь покрылась едким потом. Влажные штанины перекрутились на ногах и доставляли больше неудобства, чем удовольствия.

Стоя посреди лачуги, Адэр разглядывал железный крюк под крышей и цепь, на которой он провисел всю ночь, и не мог заставить себя повернуться к Малике. В том, что над ней надругались, ее вины не было. Но мысль, что не было криков и сопротивления, вызывала отвращение. Даже самая развратная девка верещит, когда ее берут силой. И лишь непонятная возня вынудила покоситься в сторону Малики.

Она сидела под стеной, прижимая к груди колени, и пристально рассматривала опущенные на землю кисти рук с синюшными пальцами. Ноги, обутые в серые стоптанные башмаки, стояли на запястьях, точнее, на веревке, которая стягивала их.

— Что ты делаешь? — спросил Адэр, почуяв неладное.

Малика подняла на него замутненный взгляд:

— Какая вам разница? — И вновь уставилась на руки.

Он не нашелся, что ответить. Указывать на недопустимость фразы смешно, когда делишь один короткий поводок с плебейкой.

— Я хочу вправить плечи, — тихо промолвила Малика.

— Ты с ума сошла!

Она безмолвно согласилась, качнув головой.

— Чтобы поставить суставы на место, надо, по крайней мере, разбираться в строении человека, — говорил Адэр, волнуясь и не совсем понимая, откуда взялось это звенящее на высокой ноте волнение, и зачем он вообще что-то говорит.

— Отвернитесь, — сказала Малика и закусила ткань юбки.

Ее челюсти напряглись, на шее вздулись жилы, от натуги затряслись колени. Адэр хотел отойти и не смог — его словно пригвоздило к полу.

Малика сделала глубокий вдох, задержала дыхание и на выдохе резко выпрямила ноги.

Хруст — красивый звук, когда под сапогами хрустит тонкий лед или трещат ветки под тяжестью снега. Когда же захрустели суставы, у Адэра возникло чувство, будто это его кости вылетели из тела, разорвав кожу в лохмотья. Он рухнул на землю. Выгнулся. Обмяк.

— У вас слабые нервы, — произнесла Малика, и ее мертвенно-белые губы едва дрогнули. Откинулась на стену и опустила веки.

Глядя на нее, Адэр понял, что испытал ее боль. Понял, что сходит с ума.

На закате дня Хлыст поставил возле порога две плошки — одну с водой, от второй воняло рыбой и луком. Потоптался на месте и, не произнеся ни слова, удалился. Снаружи донеслись щелчки плети, стоны и хрипы. Под руками и коленями пленников прошуршали камни — бедолаг гнали на ночлег в одну из хижин.

Адэр смотрел в разодранное крышей фиолетовое небо и ждал, когда его захлестнет новая волна безумия.

— Сегодня вечером мы с Анатаном должны были вернуться в "Рисковый", — промолвила Малика.

Ее слова, подобно живительным каплям дождя, упавшим в высохшее русло реки, растормошили Адэра. Он поднялся, неторопливо прошелся вдоль стен, и уже не в состоянии сдерживать шаг, закружил по лачуге, увлекаемый бурлящим потоком мыслей.

В том, что Крикс бросится на поиски, сомнений не было. Сколько пройдет времени, пока командир "прочешет" несколько миль пустоши и гор между двумя последними приисками? С пустошью он расправится быстро — с любого холма она просматривается до горизонта. А горы? И дернул же черт запрятать в грот автомобиль — единственную подсказку, где их искать.

— Вы обратили внимание, что у Хлыста ботинки из Тезара?

Расхаживая по лачуге, Адэр покосился на Малику. Вот только не надо обвинять во всем Тезар.

— Может, он жил в "Горном"? — предположила она.

Жил подонок в "Горном" или забрал ботинки у кого-то из пленников — какая разница?

— А остальные? Похоже, из лагеря смертников есть выход.

Конечно, есть — с водопадом на скалы. Смертникам, видать, повезло, раз отделались рубцами и шрамами.

— Странно, — произнесла Малика, — мое имя вы запомнили с пятого раза.

Адэр не выдержал:

— Ты считала?

— Считала, — в ее голосе послышался вызов. — "Эй! Ты! Стой! Иди!" Вы обращались ко мне как угодно, но только не по имени.

— Ты чем-то недовольна?

— А как зовут племянника Крикса, вы почему-то сразу вспомнили.

— Тори Вайс — так звали мою мать. Тори из династии Вайс, — произнес Адэр, сделав ударение на последнем слове. — Еще вопросы?

— Я сказала все, что хотела, пока у вас не пропало желание со мной разговаривать.

— Считай, уже пропало.

Адэр сделал круг по лачуге. Не на том человеке он срывает злость. Не на том... Но те пока недосягаемы для его гнева, а эта рядом — опороченная, покорная пошлым прихотям и грязным рукам отморозков. И те не знают, кем он является, а эта — живой свидетель его падения.

Думы о собственном позоре убивали его. Что-либо изменить он был не в силах. И откуда брать силы? После ночной прогулки "по нужде" новоиспеченные хозяева их с Маликой судьбы под хохот и улюлюканье пытались принудительно накормить его какими-то объедками. Они вталкивали вонючими пальцами ему в рот то, на что было противно смотреть. Его вырвало.

Окатив Адэра водой, подонки повторили попытку. Его снова вырвало. Мучители не остановились, пока кто-то не принес корку хлеба, и он не проглотил кусок. Его вздернули на цепи и оставили на долгую промозглую ночь наедине с отравляющими разум мыслями.

Выныривая из кошмарных сновидений и бездонных провалов рассудка, Адэр не различал, где бред, а где явь. Видел в темноте блеск чьих-то глаз и радужную россыпь фейерверка, слышал шипящие голоса и звон хрустальных бокалов, чувствовал горячее дыхание на замерзших пальцах и прикосновение к раскаленному лбу чьих-то прохладных губ.

Когда солнце протолкнуло в щели крыши первые лучи и выгнало из лачуги клочья вязкого и липкого, как тенёта, мрака, Адэр вспомнил о Малике — после измывательств он слишком быстро и глубоко погрузился в себя и выпустил ее из виду.

Малика сидела в уголке лачуги и выглядела одинокой и брошенной.

— Как твои плечи?

Она встрепенулась, взмахнула ресницами:

— Спасибо, уже лучше.

— Скоро все закончится, Малика. Надо чуть-чуть потерпеть.

— Спасибо.

— За что ты благодаришь меня?

— За то, что рядом с вами я ничего не боюсь.

Адэр сумел подняться на ноги и встретить Хлыста, глядя ему в лицо. Нахмурившись, бандит вывел сначала на воздух Малику. Вернувшись, толкнул ее, дрожащую как осинка, к стене. Неуверенной походкой, будто чего-то опасаясь, приблизился к Адэру.

Снимая с его рук цепь, тихо произнес:

— Взбрыкнешь, и ей конец.

Адэр вышел из лачуги и невольно затаил дыхание. Боже всемилостивый! Это же Его небо — бескрайнее, синее поле, окаймленное полупрозрачными кружевами облаков. А внутри лазури васильков — Его солнце: беспощадное, раскаленное. А вокруг — Его горы, покрытые таинственной вязью, с косыми, будто срубленными вершинами. А у подножия скалы — Его море. Скрытое от взора, оно, не таясь, заявляет о своем присутствии — недовольно бормочет и угрожающе гудит. А Он намного выше моря, и между ними только небо.

В поясницу воткнулась рукоятка кнута.

— Пошел!

Адэр посмотрел через плечо в изуродованное шрамами лицо, в колючие глаза под нависшим лбом, напоминающим кривой карниз. В седых вскосмаченных волосах копошилась божья коровка — черная с красными точками. Приподняла надкрылья, расправила тонкие нежные крылышки и, подхваченная порывом ветра, исчезла в синеве. Непостижимым образом ужасное и прекрасное уживаются рядом. И это ужасное ходит по Его земле и то лишь потому, что Он разрешает ему ходить.

Хлыст опустил кнут:

— Ты чего?

Адэр отвернулся.

У входа в одну из пещер сидели на корточках двое подонков. Из бездны сознания всплыла уверенность, что невольники там, в глубине черного зева. Вдруг зашевелился зародыш подозрения — это и есть тот заброшенный прииск, о котором говорили Малика и Анатан. Всего лишь зародыш в чреве сомнений.

Адэр разглядел среди глыб молодую женщину в стареньком платье. За спиной большая котомка. В руках корзины, накрытые тряпицами. Фартук с рюшами, поникшими как лепестки увядающих цветов, съехал на бок. Из-под выгоревшей косынки выбилась дерзкая пышная прядь. При виде Хлыста худое, болезненно-бледное лицо озарила счастливая улыбка. Женщина ускорила шаг.

— Подожди, — крикнул ей Хлыст и, развязав Адэру руки, буркнул: — У тебя минута.

До позднего вечера Адэр простоял возле двери, наблюдая в щелку за бандитом и его зазнобой. Он не мог сказать сам себе, о чем думал. Он просто смотрел, как парочка, тихо воркуя, сидит у костра. Изуродованная подагрой пятерня, привыкшая держать кнут, неловко поправила загнувшийся воротничок застиранного платья, неумело затолкнула под косынку непослушную прядь. Напряженно скользнула по худенькой спине и замерла на узелке фартука. Зыркнув по сторонам, Хлыст вскочил, помог подняться своей гостье, и они исчезли из виду.

Мимо двери прошел некто в брезентовом плаще (в такую-то жару!), обдав Адэра запахом прокисшего пота и свежеиспеченного хлеба. Еще один, гибрид выродка и франта, — с обнаженным костлявым торсом, исчирканным кривыми шрамами, но зато в кепке и алом платке на шее (чем вдруг напомнил костюмера), — поставил возле костра пустые корзинки. Поворошил угли и скрылся из глаз.

Сквозь шум разгулявшегося ветра пробился счастливый смешок, послышалось довольное урчание (или это урчал сквозняк?), прошуршали камни под ботинками, и парочка появилась в свете костра, плюющего в грязно-розовый воздух раскидистые снопы искр.

К огню подсел Оса. Как только с его языка сорвалось имя подруги Хлыста — Таша, Адэр покинул наблюдательный пост возле двери. Он заполнил в памяти все выемки и пустоты, нанес последний мазок на самую жуткую картину в своей жизни. Ему уже неинтересно, что будет твориться за стенами лачуги. Его не волнует, что произойдет внутри. В нем накопилось столько ненависти, столько ярости и злости, что он перестал бояться смерти — с таким грузом на тот свет не уходят. Осталось дождаться Крикса и с помощью Тезара стереть Порубежье с лица земли.

Во времени Малика и Адэр ориентировались по тусклому свету в щелях лачуги. Ночью дрожали от холода, днем изнывали от жары. С ними никто не разговаривал. Они сами, утомленные ожиданием, не хотели ни с кем разговаривать.

Их выводили на воздух, окатывали морской водой. Насильно пичкали Адэра рыбой или хлебом, сажали на цепь. Иногда вспоминали о нем утром, иногда после полудня. Снимали с цепи и вновь забывали до позднего вечера. Малика на весь долгий день перемещалась к двери, Адэр мерил лачугу тяжелыми шагами или рассматривал в дырах облака.

Они не обменивались ни взглядом, ни словом. Слыша дыхание друг друга, притворялись глухими и устало барахтались в одиночестве. Они жили под одной крышей, одной жизнью, но в разных мирах.

* * *

Шли пятые сутки неволи. С раннего утра в лагере царило непривычное оживление. То и дело раздавалась отборная брань, хлопали двери хибар, по камням шлепали босые ноги и шебаршили подошвы башмаков.

Откуда-то сверху донесся тоскливый свист, похожий на песнь умирающей птицы. Прозвучал еще дважды (условный сигнал?). На какое-то время все стихло. Затем понеслась быстрая невнятная речь, будто человек вознамерился за несколько секунд рассказать о жизни, насыщенной важными событиями. Вновь наступила тишина. Складывалось впечатление, что в лагерь пожаловал долгожданный гость. Выслушал отчет и теперь размышляет над словами хозяев, а те боятся сбить его с мысли.

Адэр, если бы мог, давно прилип бы к щелке между досками, но, пристегнутый к цепи, топтался в углу, напрягал слух и косился на Малику, скрутившуюся в калачик возле стены.

Сделал шаг в одну сторону, в другую. Не выдержал:

— Малика! Посмотри, что происходит.

Она с усилием поднялась. Пошатываясь, побрела к двери.

Адэр скользнул взором по висящему мешком платью:

— Малика!

Она посмотрела через плечо — щеки впали, глаза ввалились.

— Тебя не кормят?

— Я не голодна.

Адэр нахмурился. После ночных издевательств с кормежкой он был не в состоянии следить за происходящим. Рассудок требовал отдыха и незамедлительно получал его. А утром будила надежда, что пришел последний день, который он проведет в зловонной лачуге. Ожидание Крикса настолько захватывало, что все вокруг становилось неважным. Но почему не кормят Малику?

Она приникла лбом к двери. Глядя в щель, промолвила с дрожью в голосе:

— Там ракшады.

— Кто?!

— Ракшады.

Малика, безусловно, ошиблась. Во-первых, Ракшада расположена по ту сторону Тайного моря на материке с удивительным названием — Лунная Твердь. Во-вторых, морскую границу Порубежья охраняют рифы, и нет ни единого порта или причала, где смог бы пришвартоваться чей-либо корабль. В-третьих, Тезар и Ракшада — две сверхдержавы — находятся в замороженном состоянии молчаливой войны. Двадцать лет назад они закрыли друг перед другом двери — разорвали дипломатические, торговые и прочие отношения. За прошедшие годы ни разу не обменялись письмами или устными сообщениями. На международные заседания приезжает правитель либо одной, либо другой страны, и никогда — одновременно. Вряд ли какой-нибудь ракшад пойдет против своего владыки и ступит на земли сына Великого, зная, к чему это приведет.

— У тебя разыгралось воображение, — сказал Адэр.

Подергал цепь. Изогнулся, пытаясь увидеть за спиной карабин. Сделал шаг вперед — руки вздернулись, плечи заныли, веревка передавила вены.

— Отстегни меня, — потребовал он, хотя понимал, что Малике вряд ли удастся исполнить приказ. Ее запястья были по-прежнему туго связаны; кожа отечных кистей, утратив природную смуглость, походила на кожуру несозревшей сливы.

— Им не понравится.

— Им не до меня. Я хочу посмотреть, кто пришел.

— Я же сказала — ракшады.

— Я их вживую не видел — а ты?

— Я видела на картинках, — проговорила Малика, продолжая глядеть в щель. — Последний наместник увлекался историей Ракшады. Я каждый вечер читала ему книжки.

— Сколько их?

— Трое.

— Отстегни меня!

Малика приблизилась. Надсадно дыша, долго теребила звенья цепи, царапала ногтями карабин, зубами грызла узел веревки. Наконец сдалась:

— Не могу.

— Посмотри, что они делают.

Она вернулась к двери. Приникнув в щелке, произнесла озадаченно:

— Рассматривают стекляшки.

— Малика! Какие стекляшки?

— Стеклянные камешки.

Адэр насторожился. Не ограненный алмаз выглядит довольно непривлекательно, и не сведущий в геммологии человек может принять его за остроугольный комочек застывшего стекла. Неужели это и есть заброшенный прииск, от посещения которого его отговаривал Анатан?

— Где они стоят? Возле двери?

— Нет. Возле костра.

— Ты не можешь видеть камни с такого расстояния.

— Ракшад рассматривает их на солнце. Они прозрачные... и блестят. — Малика повернула к Адэру. — Алмазы?

— Не знаю. Возможно.

— Но Анатан говорил, что заброшенный прииск находится возле Ущелья Испытаний.

— Значит, ему нельзя верить. Как и всем остальным.

Малика вновь приникла к щели. Отскочила:

— Идут. — Стремительно приблизилась к Адэру. В глазах лихорадочный блеск, на щеках нервный румянец. — Пообещайте, что сделаете в точности так, как я скажу.

Он заволновался — еще не хватало, чтобы его подруга по несчастью повредилась рассудком. Проговорил вкрадчиво:

— Малика... успокойся...

— Это наша единственная возможность вырваться отсюда, — вскричала она.

— Хорошо. Что я должен сделать?

— Вы скажете ракшадам одно-единственное слово "Йола", и вас не тронут. Меня сбросят в море. Меня должны сбросить в море, — говорила Малика взахлеб. — Но вы не бойтесь, я выживу. Я могу нырять с любой высоты. И я отлично плаваю — так никто не плавает. Вам надо сказать "Йола". Сказать так, чтобы ракшады услышали и поняли, что вы сказали. А я приведу Крикса.

Адэр вжался в угол. Тарабарщина пугала сильнее, чем шаги за стеной.

— Пожалуйста, пожалуйста, — частила Малика. — Сделайте, как я сказала. — Неожиданно рванулась к Адэру, уткнулась лбом ему в плечо. — Я боюсь.

Он грубо оттолкнул ее:

— Возьми себя в руки!

Открылась дверь. Порог переступили двое.

Оса установил посреди лачуги табурет. Натянув цепь, вынудил Адэра согнуться в три погибели. Хлыст сбил Малику с ног, пятерней вдавил лицом в бурое пятно. Глядя ей в затылок, Адэр судорожно сглотнул. В Ракшаде женщина, как низшее существо, должна лежать в присутствии мужчин, распластавшись по земле, лицом вниз.

Раздались тяжелые шаги. Бандиты скрутили спины кольцом.

Невзирая на жгучую боль в шее, Адэр приподнял голову. Ранее он рассматривал ракшадов разве что на фотографиях в учебнике истории. Теперь воочию видел могучего темнокожего воина. Это был действительно воин, о чем свидетельствовали выбритые виски. Крайне необычный человек с удивительной и пугающей внешностью: голый торс; от мизинцев до впадин над скулами татуировки в виде спиралей и лиан; прямой нос; блестящие изогнутые брови; миндалевидные темно-карие глаза; длинные черные волосы, стянутые на затылке в конский хвост; дымчатые кожаные штаны; сапоги из шкуры серого льва.

Поигрывая тонким металлическим прутом, воин уселся на табурет. За его мощной спиной застыли двое ракшадов — сочные тени своего хозяина: мускулистые тела; татуировки до локтей; глаза, подернутые поволокой; пепельные замшевые штаны; сапоги из рыжей, как огонь, кожи.

Ракшады равнодушно взирали на Адэра — так смотрят на монотонный унылый вид, проплывающий за окном автомобиля.

— Сколько? — спросил воин неимоверно низким голосом, от которого загудели стены.

— Десять моров, — заискивающим тоном ответил Оса.

Воин поджал темные губы.

Бандит запустил пальцы Адэру в волосы, задрал ему голову:

— Посмотрите хорошенько. Это редкостный товар. Много ли у вас рабов с золотыми волосами? А глаза? Посмотрите, у него синие глаза. Зубы все на месте. Лично проверял. Ногти крепкие. Ростом вышел. И в ширину удался. Вы за него в пять раз больше выручите, чем мы просим.

Воин указал прутом на Малику:

— Сколько?

— Да ни сколько, — произнес Оса. — Не ест, не пьет. Чахнет как скошенная трава.

— Намучаетесь с ней в дороге, — подключился Хлыст. — Братва нижайше просит оставить ее: бельишко заштопать, супец сварить, напряжение снять.

— Развяжи его, — приказал воин.

Хлыст и Оса забряцали цепью, щелкнули карабином, стянули с рук веревку. Ракшад небрежным кивком велел им убраться и, когда подонки закрыли за собой дверь, направил на Адэра холодный взор.

Несомненно, это был не рядовой воин, а важная в своей стране персона. Об этом говорили татуировки, сплошь покрывающие руки, плечи, шею и скулы. Что же еще знал Адэр о Ракшаде? Только то, что знает нерадивый студент, прослушавший вполуха курс лекций по международной политике.

В той далекой и таинственной стране укоренились дикие традиции и царят безжалостные законы. Там продают своих дочерей, а сыновей забирают у матери, как только та перестает кормить их грудью. Там правителя называют хазир, а Совет — Хазирад. Там в кресле старшего советника сидит верховный жрец, ибо для любого ракшада Всевышний был, есть и будет на первом месте. Там многочисленная армия и не имеющий себе равных флот. Та страна, по величине не уступающая Тезару, подписав всемирный пакт о разоружении, заменила каждый клинок воином, обученным убивать. И той страной правит хазир Шедар Гарпи, который ради престола сжил со свету отца и старших братьев.

Адэр смотрел на воина. Такой не воскликнет с искренним удивлением: "Эй! Парень! Ты как тут оказался?" Не выведет за порог и не похлопает по плечу: "Ну, будь здоров!" В его мужской красоте не было ничего человеческого: лицо походило на выточенную из камня маску, великолепно сложенное тело напоминало изваяние из шоколадного мрамора. И только мерцающие глаза напоминали: это нечто — живое.

Адэр надеялся, что всклокоченные волосы, пятидневная щетина и замызганная одежда собьют воина с толку. Не потому, что боялся разоблачения. А потому, что какой-то воин восседал на прогнившем табурете как на троне, а он, правитель страны, как презренный раб, еле держался на ногах.

— Жалкое подобие великого отца, — произнес воин.

Узнал...

Адэр вздернул подбородок:

— Кто тебе дал право топтать мою землю?

— Ты не понимаешь, кто здесь хозяин.

— Это ты не понимаешь, перед кем сидишь.

— Понимаю. Перед владыкой клочка карты, повелителем неотесанной голытьбы, властелином убожества. Мне продолжать? — Воин поднялся, приблизился к Адэру. — Теперь я знаю, почему Моган выдворил тебя из Тезара. Ты не бился с обидчиками насмерть, не вгрызался в их глотки, не пытался сбежать. И сейчас ты сжимаешь кулаки вместо того, чтобы наброситься на меня. Ты — позор своей отчизны. Ты настолько ничтожен, что я даже в насмешку не склоню перед тобой голову.

— Придет время, и ты встанешь передо мной на колени.

Прут рассек воздух, сбоку вспорхнула тень, и Адэр, сбитый Маликой с ног, упал. Все произошло так быстро, что несколько долгих секунд он лежал, тупо наблюдая, как на рукаве серого платья расплывается темное пятно. Опомнившись, столкнул с себя Малику, вскочил. Приятели воина свалили его на живот. В подбородок вжалась лоснящаяся шкура серого льва. Адэр дернулся. Ракшады коленями вдавили его в пол.

— Поцелуй великому воину ноги, и он подарит тебе легкую смерть, — прозвучал шипящий голос.

— Поистине великий воин дарит жизнь, — промолвила Малика.

— Молчи, — прохрипел Адэр.

По диким законам Ракшады за слово, обращенное к мужчине, женщину приговаривали к смерти.

— И если ты действительно великий, — наперекор ему вновь заговорила Малика, — отпусти нас.

Воин сел на табурет. Закинув ногу на ногу, принялся что-то выводить прутом на земляном полу. После недолгих раздумий подал своим сообщникам знак пальцами. Те сползли с Адэра и позвали Осу и Хлыста.

Поднявшись на ноги, Адэр сцепил за спиной руки, расправил плечи, вскинул голову — он готов услышать приговор.

— Даю двадцать моров. Ей на шею камень и с обрыва. Его скормить пещерным крысам, — произнес воин и с невозмутимым видом удалился.

* * *

Слова ракшада не давали Адэру покоя. Несмотря на конфликт между Тезаром и Ракшадой, воин недружелюбной страны называет Могана великим, а его — жалким подобием.

Отец взошел на престол в шестнадцать лет во времена относительно тихие и спокойные. Народ жил ровно, без особых потрясений, и Тезар походил на пруд со стоячей водой, покрытой ряской и тиной. Моган с юношеским максимализмом расшевелил тяжелое на подъем высокородное сословие, робкое перед новыми и трудными делами, выдернул народ из безмятежного пруда, очистил и оживил воду.

Он действовал с полным произволом — страдали все, но подчинялись, ожидая, когда молодой неопытный правитель споткнется и уже не встанет. Его имя произносили сквозь зубы, смеялись над ошибками, злорадствовали при затруднениях. И только через долгие девять лет, увидев первые результаты произвола короля, подданные заговорили о нем с неподдельным почтением. А еще через пять лет Могану дали второе имя — Великий, ибо его знают современники, его не забудут потомки, ибо его ошибки и затруднения временны, а заслуга перед отчизной вечная.

Почему же он, престолонаследник могущественного Тезара, в свои двадцать пять лет ничтожен и жалок? Потому что у него клочок карты, а не богатая и сильная страна? Потому что у него грубая и неотесанная голытьба, а не сплоченный и преданный народ? Нет. Потому что великий отец променял сына на державу. Как только умерла его единственная любовь — Тори Вайс, — Моган забыл о нем. И как Адэр ни пытался напомнить о себе, Тезар для отца всегда был важнее. Великий собственными руками вылепил из сына презираемого ракшадом пленника, ожидающего смерти в зловонной лачуге.

Адэр перевел взор на Малику. Опустив веки, она неподвижно сидела возле стены. Глаза ввалились, на лбу бисеринки пота, пересохшие губы плотно сжаты. Окровавленная ткань платья, вспоротая прутом, открывала на плече глубокий дугообразный разрез с вывернутой по краям плотью.

Адэр словно раздвоился. Его восхищали смелость и выносливость Малики. Он столько дней черпал из этих далеко не женских качеств собственную силу и понимал, что стержень внутри него — это она, девица из низшего сословия. И в то же время смотрел на нее, как смотрят на грязь под сапогами, боролся с презрением, но ничего не мог с собой поделать.

— Ты ждешь от меня благодарности? — спросил Адэр.

Малика устремила на него взгляд:

— Нет. Не жду.

— Правильно, что не ждешь. Ты поступила очень глупо.

Она изогнула бровь.

— Нет, я ошибся. Твоей самой большой глупостью было не прыгнуть под прут, а заговорить с ракшадом. Будь ты немного умнее, он сохранил бы тебе жизнь. Продолжала бы ублажать мужиков.

Лицо Малики покрылось красными пятнами.

— Как я понял, ты уже нашла общий язык с Жердяем. Ну и как он? Силен в мужских делах?

— Я вас прощаю, — промолвила она.

— Разве я просил у тебя прощения?

— Вы не такой, каким хотите показаться.

— Меньше всего меня волнует, каким я тебе кажусь.

— Сейчас говорит ваша темная сторона.

— Я могу повернуться к тебе другим боком. И уж поверь — ничего не изменится.

— Вы боитесь смерти, и за гнусными словами пытаетесь спрятать страх.

— Пока мы здесь сидели, я сотню раз умер. Теперь я знаю — намного легче умереть один раз, по-настоящему.

Адэр запрокинул голову. В дырах крыши серебрилось небо, а на душе выл ветер, гремел гром и хлестал дождь. Если ему не связали руки и не пристегнули к цепи, значит, неминуемая смерть близка. Чем заняты бандиты? Провожают ракшадов? Или делят деньги? Безусловно, важное занятие. Опять же важнее, чем он.

— Вам надо продержаться одну ночь, — проговорила Малика.

— Я попрошу крыс поедать меня медленнее.

— Мне нужна всего лишь ночь. На рассвете мы с Криксом придем за вами.

Адэр сел рядом с ней, прижался затылком к стене:

— Сколько метров до моря? Сто? Двести?

— Думаю, больше.

— Ты, вероятно, не знаешь, что при прыжке с большой высоты удар о воду все равно, что удар о бетон.

— Я знаю, как надо нырять.

— А вдруг там подводные скалы. Ты об этом не думала?

— Я не думала, что вы так быстро сдадитесь.

— Ты пытаешься подарить мне надежду, но не понимаешь, что навязываешь еще одну ночь кошмаров и мучений.

— Вам так не терпится умереть?

Адэр смотрел в черные глаза как в зеркало. Видел себя изнутри и снаружи и искал в себе силы отвернуться — отражение не нравилось: с виду он этакая заумная ехидна, а душа трясется зайчонком.

— Я не боюсь смерти в глобальном смысле слова, мы все когда-нибудь умрем. Но не хочу умирать долго и мучительно. И если мне суждено умереть сегодня, хочу, чтобы смерть была мгновенной.

Снаружи послышались шаги.

— Это за мной, — сказала Малика и поднялась. — За вами придут, когда стемнеет. Днем пещерные крысы не нападают