Омегаверс Путь наверх (неполный вариант)

Это был сам Геральд Меченый. Живая легенда, о котором говорили во многих городах, в которых успел побывать Птаха со своими хозяевами. Непобедимый боец, умный, хитрый, безжалостный. Который всегда держит данное слово.

Увидев главу этой семьи, Птаха понял, что Баррет уродился большей частью именно в отца. От Сати ему достались глаза, кудри и очертания губ. Всё остальное — фигура, рост, крепость, цвет волос — было отцовским. Не передалось Баррету только то самое пятно, по которому Меченого узнавали везде.

— Всё-таки забрал? — заговорил Геральд. — И как всё прошло?

— Хорошо.

— Ты уверен в своём решении?

— Как никогда. — Баррет встал рядом с Птахой и приобнял его за плечи. И омега впервые не вздрогнул от этого.

Сати чему-то улыбнулся, как будто вспомнил. Улыбнулся и сам Геральд. Он поднялся с табурета, подошёл и протянул Птахе свою ладонь.

— Ну, здравствуй.

Птаха растерянно протянул свою, и Геральд вполне серьёзно её пожал.

— Здравствуйте...

— Добро пожаловать в наш дом. Садитесь ужинать.

— Почему ты так задержался? — спросил Баррет у отца. — Возникли какие-то сложности?

— Да, но я всё уладил — это потребовало больше времени, чем я думал. Теперь эта земля принадлежит нам по закону. Никто не посмеет нас отсюда согнать.

— Наша семья получила землю, на которой стоит дом, перед рождением Фалькона, — объяснил Баррет Птахе, сам наполняя его тарелку. — Это приказ Императора, чтобы подхлестнуть деторождение перед новой войной с Альхейном. Чтобы через двадцать лет земля полностью стала собственностью семьи, на ней должно родиться и вырасти не меньше трёх детей, а остался я один. Отец не без труда нашёл лазейку и воспользовался ею. Теперь земля наша.

— Это... хорошо?

— Конечно. Теперь отец может передать её мне, я своим детям, а те своим. Этот дом очень важен для нас, и мы не собираемся его покидать.

— А чем он так важен? — С каждым мигом, каждым словом Птаха всё больше смелел, и хозяевам дома это определённо нравилось.

— Камни, которые пошли на его постройку, отец принёс со старого колизея, на котором когда-то сражались его родители. Память о них, понимаешь?

— Ваши родители... были гладиаторами? — ахнул Птаха, глядя на Геральда.

— Да. И я сам родился в казематах арены, — кивнул тот. — Потом боги подарили мне наставника, который не только обучил меня, но и освободил. Я вернулся сюда вместе с Сати, чтобы поселиться рядом с местом своего рождения.

Как же Баррет похож на отца! Даже при том, что о Геральде Меченом ходили самые жуткие рассказы, сам альфа оказался приятным человеком без предрассудков. Птаха чувствовал себя в полной безопасности. Омеге захотелось остаться здесь насовсем, хлопотать на этой кухне вместе с Сати... Жить здесь. Пожалуй, стоит, и правда, выйти замуж...

Семья начала обсуждать мелкие хозяйственные вещи — приближалась зима. Надо было запастись дровами, утеплить хлева, проверить кладовую, подумать, как ещё заработать на самое необходимое... Птаха слушал и понимал, что все в этой семье грамотные — даже Сати, омега, умел читать и писать! Удивительно! А какими глазами Сати смотрел на своего мужа! Этот взгляд был полон любви и немого обожания! Птаха бросил короткий взгляд в сторону Баррета, поймал ответный и, краснея, уткнулся в свою тарелку. В груди трепыхнулось.

Может, стоит...

Птахе не спалось. Омега ворочался на широкой постели в комнатке, в которой когда-то жили Кари и Солан. Гостя устроили как можно лучше, и всё же сон не шёл.

Когда Птаха перед сном, захотев выйти по нужде — нужник в доме был достаточно защищён от холода и сырости снаружи — спустился по деревянной лестнице вниз, он случайно застал хозяев дома за страстной случкой на кухне и невольно засмотрелся. Это так было непохоже на то, как его имели за сходную плату! И на лице Сати было блаженство. Птахе ужасно захотелось проверить, насколько был правдив Баррет, обещая не разочаровать. Если уж его отец так ласков с мужем, то каким с ним самим будет его сын? А ещё Птаха услышал, как Геральд называет мужа в этот миг. Он называл его Мышонком, и Сати на это улыбался.

Вернувшись в комнату погибших близнецов, Птаха попытался заснуть, но в голову так и лезли образы родителей Баррета. В воздухе, казалось, пахло самим Барретом — по пути сюда и во время мытья этот запах окутывал омегу и влёк к себе. Этот запах стал желанным, и Птаха стыдился этого — то, чего он успел наслушаться в прежней жизни, говорило, что это грех на радость Чёрному богу Деймосу. Но почему тогда Сати счастлив? Почему ему самому так хорошо в этой странной семье?

В доме было тихо. В окно иногда заглядывал лунный свет, пробивающийся сквозь тучи, и Птаха смотрел на этот свет и думал о Баррете. Альфа сейчас занимал комнату, в которой когда-то жил со старшим братом, один, и эта комната была совсем рядом. Чем больше омега думал о Баррете и его родителях, тем сильнее ему хотелось зайти в ту самую комнату и проверить слова нового хозяина.

Птаха хотел быть рядом с хозяином.

Помаявшись, Птаха всё же встал, набросил на плечи одеяло и тихо вышел из комнаты. Дверь комнаты Баррета он нашёл быстро и надолго застыл перед ней в последнем сомнении. Но из комнаты так пахло, что омега решился и толкнул дверь, которая оказалась незапертой.

Комната мало отличалась от его, и казалось, что Баррет спит. Но едва Птаха приблизился к постели, альфа обернулся.

— Чего не спишь? Ночь на дворе.

— А ты?

— Да вообще ни в одном глазу. — Баррет сел.

— Это... из-за меня? — Птаха сделал ещё один крошечный шажочек к постели.

— Да. Я всё думаю, что же ты решишь.

— Ты мог найти себе другого омегу. Я видел, как в "Диком гусе" на тебя смотрели разносчики. Чем они тебе так не понравились?

— Это трудно объяснить. — Баррет взъерошил свои кудри. — Они славные, я не раз их зажимал по углам... но в них чего-то не хватает. Я не знаю, чего именно, но это-то меня и останавливает. Отец рассказывал, что у него было то же самое после того, как он впервые влюбился. Это был Рой, старший брат оми... — Птаха удивился, услышав странное, но красивое слово. — и он погиб. Когда отец оми нашёл, то не сомневался ни единой секунды. Он верил, что всё получится, и не ошибся. Надо было только правильно себя перед ним показать и научиться с ним жить. Он смог всё сделать правильно, и потому они так хорошо вместе живут уже столько лет. Они любят друг друга — я всегда это видел. И я хочу, чтобы и у меня так было. Отец говорит, что когда ты с тем, кого любишь, и когда он любит тебя, то это не сравнится ни с чем. В нашей семье так и было — я очень любил своих братьев, и это было хорошо. Когда мои братья погибли, то с ними ушло и что-то очень важное. Когда я увидел и учуял тебя при первой встрече, то мне показалось, что ты именно то, что мне нужно. То, чего я не мог найти. И я решил тебя забрать.

Птаха слушал и терялся. Он и понимал и не понимал. Альфа способен любить? Но разве это не исключительно омежье качество? Разве не одни омеги должны любить и дарить свою любовь другим?

— Вижу, ты растерян. — Баррет взглянул на Птаху. — Я понимаю, правда. Родители учили и воспитывали меня так, как моего отца учил его наставник. Я привык много думать, и это нелегко, когда вокруг тебя люди, которые с трудом тебя понимают, а то и не понимают вовсе. И почему я тебе это говорю?

— Баррет... я видел твоих родителей... на кухне. Я подумал... и я... пришёл.

— Но тебе же страшно. Тебя ведь не раз насильничали во время течки на заре созревания, верно? — Птаха отвёл глаза, внутренне сжимаясь от стыда. — Этот след сидит в тебе очень глубоко. Я бы не хотел его так быстро тревожить своим присутствием, но ты всё же пришёл. Ты хочешь быть со мной?

— Да, я хочу. Ты сказал, что я не пожалею. Твой папа тоже сказал, что... — Птаха осёкся и сжался, чувствуя, как его тыл увлажняется — запах альфы растревожил его тело. — Я хочу узнать, правда это или нет.

— Возможно, что сразу не получится, как ты ожидаешь, — предупредил Баррет. — Слишком долго и часто тебя лапали те, кто пугал тебя или вызывал отвращение. Я альфа, и это способно напомнить тебе эти ужас и боль. Я не хочу этого.

— И всё же я... я хочу попробовать.

Птаха сбросил с плеч одеяло и, не давая себе отступить, забрался на постель. Сердце колотилось всё сильнее и сильнее, лицо горело, всё тело тоже охватывал жар.

Баррет склонился над омегой и осторожно провёл пальцем по его лицу.

— Ещё не поздно отказаться и вернуться в комнату моих братьев.

— Я не уйду.

— Тогда закрой глаза. Тебе ведь нравится мой запах?

— Да, очень.

— Дыши им и старайся ни о чём другом больше не думать. Это тебе поможет.

Губы омеги обдало жаркое дыхание, и Птаха потянулся навстречу.

Опомнившись после бешеной волны страсти и самой настоящей сцепки, Птаха боялся поверить, что то, что только что было, ему не приснилось. Он и подумать прежде не мог, что прикосновения альфы способны дарить такое удовольствие!!! Что он так легко впустит в себя кого-нибудь! Что он будет ТАК этого желать. Да, сначала он дрожал от остатков страха и смутных воспоминаний о прошлом, но запах нового хозяина гасил это, как вода огонь. Этот запах разбудил в омеге демона, что пробуждался только во время течки, однако голова была свободна от знакомого по циклу дурмана. Птаха помнил, как Баррет целовал его, как сам тянулся к его губам. Это совсем не было противно.

Очнувшись, Птаха почувствовал, как Баррет смахивает с его лица выступившие слёзы.

— Как ты? Всё хорошо?

— Это... это правда...

— Я старался. И я снова чувствую то, что уловил в тебе при нашей первой встрече.

Птаха взглянул на альфу и порывисто повис на его шее, молча заливаясь слезами.

— Это правда... это правда... Ты... ты...

Унялся омега нескоро, и всё это время Баррет обнимал его, кутал в одеяло, утешал, говорил что-то, только слова были неважны. Важнее было то, как они говорились. Как Баррет поглаживал его спину и плечи. Важным было то, что он сейчас рядом. Омега не заметил, как сам потянулся и вновь был опрокинут на спину.

— Ты выйдешь за меня? — прошептал Баррет ему на ухо, когда они расцепились во второй раз.

— Да, — выдохнул Птаха, нежась в его объятиях.

— Тогда завтра же идём в управу. Там я дам тебе вольную, а потом мы поженимся. Тебе понадобится имя. Какое ты хочешь?

— Выбери сам.

— Как тебе "Кленси"? Нравится?

— Да.

— Тогда решено.

Баррет долго смотрел на спящего рядом с ним омегу и радовался. Да, он не ошибся! Он нашёл то, что ему нужно. Да, это не Истинное Предназначение, как и у его родителей, но какая разница? Как бы не врали во время проповедей церковники Ингерна, знание Альхейна всё же хранит правду.

Он и Птаха уже очень скоро поженятся, и так долго ждать с детьми, как ждал его отец, не придётся. Может, в вольной бумаге и будет стоять настоящее имя, но разве это плохо звучит — "Птаха"? И на радость оми в стенах этого дома снова зазвучит детский смех.

Птаху стоит тоже обучить грамоте, умению постоять за себя, научить думать и видеть далеко. Да, его это напугает, как и его самого когда-то, но вместе они выстоят против любых трудностей, что им обязательно накидает старый паскудник Деймос. Он всем гадит, но он не настолько плох, раз его пути всё же сводят вместе таких, как его родители.

МНОГО ЛЕТ СПУСТЯ

Птаха в ужасе шарахнулся от мужа.

— Что?.. Что ты сказал?..

— Ты не ослышался. — Альфа тяжело оперся о стол. — Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, и если бы был иной способ... Но иного пути нет. Я должен это сделать.

— Значит... Даг не сам погиб? Это было не ограбление? — потрясённо пробормотал омега.

— Да. Его убили мы с Гозаром. Это шанс, понимаешь? Шанс для наших потомков подняться выше и всё же исполнить пророчество господина Эффенди. Сейчас у нас не так много возможностей для этого, а дворянский титул позволит осуществить его. И времени у нас мало.

— А... Северен? — Птаха поднял наполняющиеся слезами глаза на мужа.

— Его мы пока не трогали.

— Его ты тоже убьёшь? — горько усмехнулся омега, косясь на внука, равнодушно подпирающего стену и поигрывающего ножом, взятым со стола.

— Да. Чтобы соблюсти главное правило, не должно остаться никого, кто мог бы претендовать на наследование. Я не просто так обыграл собственную смерть — Гозар ещё слишком молод, и ему понадобится помощь знающего человека, а меня слишком много народа знает. Я ещё не полностью завершил обучение нашего внука.

Птаха затрясся и осел на пол, пряча лицо в ладонях.

— Зачем? Зачем ты это делаешь? Разве нам плохо было? Да, мы потеряли Джона, но ведь Северен был вполне доволен мужем! Даг оказался неплохим человеком, наш сын жил в достатке... Зачем пускать это под нож?!!

Баррет стремительно подошёл к нему и опустился на колени. Годы медленно, но брали своё — альфа ощутимо постарел, однако он не мог иначе. Да и просто смотреть на слёзы мужа было больно.

— Птаха, милый, послушай меня, — зашептал он, обнимая своего омегу и поглаживая его по седеющим волосам. — Я знаю, это страшно, это больно, но ты ведь знаешь, что Альхейн разгромлен. Уничтожен последний хранитель подлинных знаний о мире, и наши власти постараются уничтожить всё остальное, чтобы ничто не мешало им править всем. Это не конец их замыслам, и если ничего не начать менять, то они уничтожат всё, сами того не подозревая! Мы можем что-то сделать, чтобы предотвратить это, но для этого нам нужно подобраться к высшей власти. Если Гозар будет усыновлён аристократом, то его дети получат куда более лучшее образование, чем можем дать им мы или Даг. Им не придётся жить, постоянно думая о том, как добыть еды или оглядываться, не стоит ли кто за спиной с ножом. Пусть эти высокородные снобы думают, что они одни из них. Наши потомки будут воспитываться так, как меня воспитывали мои родители. Они так и будут единой стаей, и эта стая с помощью этой самой сплочённости и наших знаний и умений сможет начать менять всё к лучшему. Ты только представь — все омеги когда-нибудь станут свободными, смогут жить так, как захотят, закон оградит их от страхов и боли, а дети будут жить мирно и учиться! Вот только сейчас не то время, чтобы можно было этого добиться чистыми руками — люди, что держат власть, гниют. Они установили такие законы, что попасть в их круг на равных правах чужаку невозможно. У нас появился шанс для Гозара, и мы не можем его упустить. Это шанс не только для нашего внука, но и для всей нашей страны. Разве ты не хочешь когда-нибудь вернуться в мир, где нет того, чего так много сейчас?

Птаха всхлипнул.

— Так ты...

— Я делаю всё это ради всех нас. За всё надо платить, милый, и я заплачу тем, что тебя не будет рядом, когда Безмолвные Стражи придут за мной. Ты ведь подождёшь меня в чертогах Мирового Дома?

— Неужели ты готов так просто выбросить то, что у нас было? Ты что мне обещал, когда мы разделили яблоко на двоих в присутствии твоих родителей? Разве твой отец хотел, чтобы ты так просто?..

— Если бы мне всё это было безразлично, то сюда бы пришёл чужак. Но я пришёл к тебе сам. Потому что я люблю тебя.