Биомант. Главы 8 - 11.

Меня больше никто не беспокоил, и я только тем и занимался что тестировал насколько восстановилась проводимость нервной ткани. Точечный ''массаж'' биоэнергией также сделал своё дело, и в конце концов ноги стали ощущаться частью меня, а не парой деревянных протезов. Точность движений пока что в буквальном смысле хромала, а наделённые повышенной выносливостью мышцы несмотря на это уставали практически мгновенно. В который раз я похвалил себя за предусмотрительность — без скафандра мои дела были бы плохи. Между тем ситуация в нижних выработках, служивших нам укрытием оставалсь без изменений. Никифорыч засел в полусотне метров от входа за скоплением каких-то сталактитов и держал на прицеле вход и саму баррикаду. Лёва на пару с мелкой пытались собрать некроголема из тех разрозненных останков что имелись в наличии. Крысюки и панги разбежались по щелям, где и улеглись, вознамерившись поспать. В их эмоциях сквозили голод и уныние. Пускай я и не мог подсоединиться с помощью ментального канала к кому-либо кроме своих существ — но лица товарищей прекрасно выражали все их чувства... Если для кого-нибудь из нас вся эта история и была увлекательным приключением, то сегодняшний день явно расставил все точки над i. Лично мне будущее виделось в совсем нерадостном свете, в основном потому что я не мог просто так поверить в нашу возможность вернуть кого-нибудь к жизни. Во всяком случае, в виде полноценного живого существа, а не умертвия с томящейся внутри душой.

Минуло больше часа когда я наконец смог нормально передвигаться. Немедленно толкнув пламенную речь о том, что ничего мы тут не высидим я смог всё же как-то расшевелить изрядно приунывшего Лёву, и сподвигнуть его на вылазку. Крысюки же попросту не смогли ослушаться команды отданной через метальный щуп. Немного подумав я не стал отбирать у них шипострелы, а напротив, отдал имеющиеся магазины. Себе же я недолго думая соорудил подобие булавы, или скорей уж боевого молота — вырастив из крепи тоннеля пучок лиан, свив их в жгут и оплетя яйцевидную каменюку размером с футбольный мяч. После этого я заставил лианы одеревенеть, и отделил получившийся девайс от стены. В результате, за две минуты в моём распоряжении оказался, полутораметровый боевой молот что вкупе с длиной моих рук вполне достаточно дабы держать врага на расстоянии. В тоннелях им конечно особо не размахнёшься, особенно если к стене прижмут — но короткие удары и тычки я смогу изобразить вполне убедительно. Во всяком случае, уж точно получше чем шипостелами. Пожалуй, доспеху не хватает встроенного оружия. А то ведь это не дело — терять своё стреляло, едва враг подберётся на дистанцию рукопашной. И со шлемом надо что-то думать, потому как его забрало имеет тенденцию пачкаться всевозможными биологическими жидкостями, которые обильно истекают из враждебных организмов. Как раз в момент их перехода в разряд неживой природы. И это ещё хорошо что демоны не полностью материальны, и их тела в случае утраты целостности начинают развоплощаться. Иначе бы я через растрескавшийся и залитый кровью щиток шлема ничего бы не увидел. Гм, дворники на шлем что ли присобачить?

Рассуждая вслух о множестве настигших меня идей, я шел по изрядно захламлённому коридору. Нескольким крысюкам была поручена роль авангарда, с чем они неплохо справлялись. Изрядно перетрусивший Лёва семенил где-то сзади, вздрагивая от резких звуков. Коих кстати хватало — основной тоннель шел спиралью вверх, делая два оборота, диаметров под сотню метров. Это было до всех этих сейсмических толчков, а ныне крепи во многих местах не выдержали обвалов и деформировались, и с периодичностью в несколько минут издавали протяжный скрип. Или вовсе сломались, породив завалы, которые мы пытались обходить через мешанину боковых тоннелей. Груды камней, комья почвы, ручейки воды ранее надёжно заизолированной в дренажной системе — всё это очень сильно действовало нам на нервы. И если Лёва только крутил головой, и в ответ на каждый шорох рефлекторно формировал в руках сферу праха, то я был спокон как мамонт. Излишняя мнительность выживанию не способствует, это я уже давно осознал.

Но на полпути к цели нам попалось нечто, заставившее подрастерять остатки самообладания. Труп эльфа валялся посреди коридора, в окружении тел нескольких ящеровидных тварей, посреди огромной лужи ярко-алой крови. И если я стал нервничать навоображав себе полное подземелье сородичей остроухого, то Лёву тут же охватило исконно некромантское желание — поднять все доступные трупы. Несмотря на то что они имели крайне непрезентабельный вид — эльфа кто-то вскрыл от горла до паха, словно селёдку ножиком. Развороченные рёбра, кровавое месиво вместо внутренних органов... Панг такой удар при всём желании не нанесёт. Неужто демоны? Или же...

— Восстань! — возглас некроманта до поры что-то бубнившего себе под нос прервал мерное течение моих мыслей. Впрочем, тело эльфа даже не шелохнулось.

— Ну что Данила-мастер, не выходит каменный цветок? — участливо спросил я, попутно пытаясь поймать за хвост какую-то вёрткую мысль, упорно не дающуюся в руки.

— Хрень какая-то. Совсем никакой реакции, хотя энергия уходит словно в бездонную бочку. — Лёва водил правой рукой над телом эльфа, но вопреки моим ожиданиям никаких гнилостно-зелёных вспышек, и прочих визуальных эффектов не последовало. Даже свечение факела-черепа не изменило интенсивность.

— Меня больше беспокоит, кто его убил. Вот эти твари — похоже были в его подчинении, недаром же все тела имеют схожий характер ран. А наш гость лежит в метрах пяти от ящеров, которые кажется пытались защитить его от чего-то что напало из глубины вон того тоннеля... А эльф похоже пытался убежать, да не успел.

Наш диалог был прерван цоканьем когтей по каменному полу. Казалось что по коридору бежит спринтер, или скаковая лошадь о двух ногах. Несколькими секундами спустя, расходящееся эхо превратило этот цокот в совершеннейшую какофонию, но я смог расслышать что визитёр уже не один. Лёва напрягся, но я ободряюще махнул ему рукой и мысленно потянулся к приближающемуся источнику шума. Отклик пришел практически мгновенно, причём окрашенный нотками родства. Существо явно радовалось присутствую, в прямой степени родственной души. В своё время Сергей, неплохо разбирающийся в тонких материях в целом и в душах в частности, просветил меня насчёт этой особенности созданных мною существ — оказывается, я в прямом смысле вкладываю часть себя в свои творения. И остатки рунного поводка позволяют мне устанавливать ментальный контакт как раз из-за этой особенности.

— Что это ещё за хрень? — Лёва окутался какой-то серой дымкой, наблюдая за вышедшими на свет существами. Гладкий чёрный хитин поблескивал в свете факела-черепа что некромант сжимал в подрагивающих руках.

— Видишь ли друг, мутанты... Они слишком быстро меняются. А мои существа не могли приспосабливаться подобно им. Более того, они ограничены моим видением путей их развития. Вот я и решил дать им возможность развиваться самостоятельно.

— Так это твои монстры? Почему мы тогда о них ничего не знаем? Эти прямоходящие муравьи сильно пригодились бы нам при отражении штурма!

— Это экспериментальные образцы. Было восемь, осталось трое... И к тому же всего часа четыре назад они мариновались в своих капсулах!

Внезапно в моих висках закололо, и перед мысленным взором вспыхнула картинка лаборатории посреди которой сидя в чане с биомассой совершал метаморфозу один из воинов. Пятеро других стаскивали в пищеварительный чан многочисленные останки погибших существ. Значит выжило не трое, а минимум шесть. Вот же ж... Я внимательно посмотрел на стоящего передо мной воина, так словно видел его в первый раз. А не кропотливо выводил его из крохотной личинки дней десять, наблюдая все метаморфозы. Пожалуй Лёва в чём-то прав, воины и в самом деле похожи на прямоходящих муравьёв. Пропорции тела больше подходят человеку, широкая грудная клетка, узкий таз, принципиальное строение рук и ног, если стопы не считать... Но брюшко, хелицеры и шесть конечностей никуда не делись, а кожа покрыта сегментированными хитиновыми щитками внахлёст. И пускай брюшко теперь больше смахивает на короткий хвост, а средняя пара конечностей расположена на спине в виде рудиментарных отростков. Но внутри черепной коробки покрытой сверху хитином и смахивающей на шлем Дарта Вейдера находится мозг процентов на семьдесят схожий с человеческим... А речевой аппарат и вовсе практически полностью копирует оный у хомо самиенс. Разве что поверх щёк находятся рудиментарные жвала, которые начинают приносить практическую пользу только при метаморфозе в матку. Новые существа взяли всё лучшее от насекомых и людей... А недостающее я добавил от себя. Способность к обучению просто феноменальна...

— Дети мои! Отныне и впредь нарекаю вас арахнидами! — торжественно провозгласил я

Две пары чёрных глаз воина взирали на меня с ничуть не изменившимся выражением, только пара усиков совершила неопределённое движение, родни пожатию плечами. Остальные воины сейчас рассматривали ощутимо напрягшихся пангов, и не обращали на меня внимания. Один из воинов уже претерпел малую метаморфозу — четырёхпалые кисти, изначально имевшие трёхсантиметровые когти на кончиках пальцев, их лишились. Взамен с наружной стороны ладоней значительно утолщились сегментированные хитиновые щитки. И в руках воин держал саблю, видимо подобранную с тела незадачливого вторженца. Мда, с когтями я похоже намудрил, они же мешают пользоваться обычным оружием.

Изменения были поставлены мною во главу угла в плане развития нового вида существ. Конечно, ни о каких изменениях в генотипе речи не шло, разве что в рамках естественного отбора. Но мне удалось создать механизмы сознательных изменений фенотипа — за это и отвечала вторичная нервная система. Специальный отдел мозга, и дополнительная система нервов позволяли арахнидам вполне сознательно активировать рост всех типов тканей. Если основная нервная система продолжала выполнять обычнее функции, то дополнительная использовалась для активации секреции целого комплекса гормонов, из специальных желез расположенных повсеместно. Железы были довольно мелкими, так что количество выработанных ими гормонов имело в прямом смысле точечный эффект. В ходе многочисленных экспериментов мне удалось определить не только гормоны отвечающие за рост и половое созревание, но и синтезировать комплекс веществ угнетающих деление клеток вплоть до отмирания тканей. Это свойство должно было служить для исправления неудачных модификаций. Механизм так называемого ''обратного роста'' — вот над чем я трудился дольше всего, даже дольше чем над синхронизацией роста разных тканей. Разумеется модификации не сохранялись при потере конечности и последующей регенерации, но арахниды по идее вполне могли модифицировать конечность ещё в процессе её восстановления.

Но даже регулируемые изменения не могли обеспечить решающего преимущества, потому сам процесс рождения арахнидов подвергся серьёзному пересмотру. Конечно можно было бы штамповать их из биомассы, но основную ставку я сделал на лавинообразное нарастание их численности. Личинка, набравшая достаточное количество массы для метаморфозы, по умолчанию развивалась в воина. Существо с наилучшим соотношением затрат ресурсов и времени с качеством. Воины должны быть просто зверски живучими, не в последнюю очередь из-за сегментированного хитинового панциря (который тоже мог быть модифицирован), дублирования некоторых жизненно важных органов и системе значительно уменьшающей риск кровопотери. При ранениях, порванные сосуды попросту сжимались в спазме, сильно уменьшая кровопотерю. А регулируемый уровень метаболизма вкупе с регенерацией должен был помочь воинам излечивать самые тяжёлые травмы. Наличие как внешнего так и внутреннего скелета делало воинов гораздо сильнее, чем могли быть существа таких размеров. Но в ситуациях где не хватило бы силы и живучести воинов, можно было бы получить несколько видов других существ.

Наиболее простым путём являлось изменение протекания метаморфозы у личинок. Внешне личинки были весьма похожи на гусениц, разве что могли достигать веса в сотню килограмм, и имели впечатляющий набор жвал позволяющий им расправиться с любой мёртвой органикой. Голова личинки имела мягкий хитиновый экзоскелет, равно как и головогрудь и три пары цепких лапок. На головогруди имелось три цветных пятна размером в пять копеек, хитин под которыми был ещё менее прочен. Под ними находилось три так называемых ''личиночных'' нервных узла, при повреждении любого из них баланс выделений желез внутренней секреции менялся, как и существо получаемое в результате метаморфозы. Им могла стать как дохнущая с полпинка, но не ведающая страха стрекоза-штурмовик, так и пожиратель вооружённый шипострелами и роем ядовитых насекомых. И способный порождать свои копии. Третьим вариантом были мало чем отличающиеся от своего прототипа мохнатые пауки, разве что они обладали развитыми хелицерами и ядовитыми железами. Если личинке проходящей метаморфозу в пожирателя пришлось бы отъесться до веса в центнер, и после метаморфозы по моим прикидкам расти до номинального размера не менее трёх лет, то остальные два варианта могли быть созданы за пару дней. В то время как метаморфоза в воина по идее проходила за неделю, после чего из стокилограммовой личинки получался молодой воин весом в сорок кило. Который впрочем должен был бы постепенно отъесться до веса во все сто двадцать, и перемахнуть за два мета в росте. Но у всех альтернативных метаморфоз личинок был общий недостаток — они не могли изменять себя, у них не было полноценного разума, и им более не были доступны дальнейшие метаморфозы.

Вторым путём являлись метаморфозы воинов в специализированные формы — чем сейчас кстати занимался один из них, в моей лаборатории. Специализированных форм было немного. Воины могли превращаться в штурмовые формы, получая огромную силу и доводя свой рост до трёх метров, расплачиваясь за толщину панциря и крепость скелета общей медлительностью. Ещё одна форма предназначалась для рытья тоннелей, и была похожа пятиметровую медведку, способную рыть тоннели с помощью пары укороченных передних конечностей, укреплять их стены своей секрецей... И выдержать обвал за счёт феноменально толстого панциря. Но самая важная форма не отличалась ни особыми размерами, ни силой. Любой воин при достаточном питании мог активировать свою систему размножения и отрастить огромное брюшко в котором созревали яйца. Общее строение тела, претерпевало существенные изменения, более ничем не походя на гуманоидное, и становясь практический полной копией муравья. Но интеллект существа должен был оставаться на том же, весьма высоеом как для насекомого уровне. Передние лапы были неплохо приспособлены как для рытья тоннелей, так и для манипуляции с личинками, походя на человеческие руки заключенные в хитиновые щитки. Средняя пара лап развивалась из рудиментных, и вместе с задними служила для перемещения — практически ничем не отличаясь от лап того членистоногого кошмара в котором я имел несчастье переродиться. Эти когтистые лапы позволяли поддерживать приличную скорость, и взбираться на вертикальные скалы. И только панцирь подкачал, не отличаясь особой прочностью — но ведь задача матки и состоит в том чтобы найти безопасное место, и соорудив себе логово приняться за производство личинок. Живя на всём готовом, так как питанием её должны были обеспечивать воины и рабочие. Рабочие кстати, производились всё той же маткой но не имели личиночной стадии, хоть и проходя несколько линек. Размером и интеллектом взрослая особь рабочего не должна была превосходить собаку, предположительный срок жизни тоже не впечатлял, болтаясь в пределах трёх-четырёх лет. Внешне рабочие походили на обросших хитином макак, имевших четыре руки и набор зубов которым могла бы позавидовать любая крыса. Инстинкты заставляли рабочих прибираться в логове, ухаживать за маткой и личинками и понимать простые приказы, отданные как словесно так и с помощью феромонов или ментального посыла. Кроме того, ограниченного разума рабочих вполне хватало чтобы заниматься примитивным сельским хозяйством, сажая семена и собирая плоды.