Единственную грань, которую пока не могли переступить солдаты, так это завязать отношения между разведкой и десантниками. Хотя они и действовали бок о бок по долгу службы, их кодексы существенно отличались и наложенный тем самым отпечаток взаимоотношений внутри устоявшихся групп, никак пока не мог пересечься или ужиться с другим мировоззрением.
Между разведчиками и десантниками всегда существовало взаимно-холодное уважение, но оно никогда не перерастало в тёплые отношения. Почему так? Никто точно сказать не мог.
Может потому, что разведчик по своей натуре одиночка, а десантник, наоборот, любит поорать в компании своих товарищей, бахвалясь своими ратными подвигами, в то время, когда разведчик в основном должен умалчивать о своих собственных, не менее героических — военная тайна. Отсюда и растёт непонимание, а возможно и тихая неприязнь, корнями проросшая из того положения, что две эти службы почти всегда зависели друг от друга, но в то же время всегда можно было переложить ответственность за провал операции на другого, из желания не признавать собственных ошибок.
Кирилл в выделенной ему довольно скромных размеров квартирке, первым делом немного прибрался, и попрятал вещи прежних хозяев, чтобы окончательно стереть в помещении затхлый след их пребывания. Потом провёл инвентаризацию собственных вещей, после чего разместил их по шкафам и полочкам.
Оставшись вполне довольным результатами проделанной работы, Кирилл расстелил спальный мешок на гравитационном ложе. Достал из сумки последнюю самую ценную вещь — напоминание о Земле, а именно голофотографию родного дома на заднем плане и семьи: отец, мать и маленькая сестрёнка. Полюбовался родными, нежно погладил снимок, поцеловал и с глубоким вздохом водрузил его на самоё почетное место у изголовья кровати.
"Увижу ли я вас снова, мои дорогие, или свидимся мы уже только в другой жизни?".
Ещё раз вздохнув, он растянулся на ложе и уставился в матовый, светящийся потолок, обуреваемый разнообразными мыслями: о доме, о семье, просто о родной планете и, конечно же, о корабле и колонистах, покинувших "Гелиос". Куда же без них?
Сон не шёл. Как Кирилл не старался расслабиться, в его голове постоянно кто-то без умолку говорил, говорил, говорил, перетирая различные темы, большей частью ни о чём конкретном, только мешал, отвлекая ото сна. Кирилл ворочался с боку на бок, выключал и включал освещение, менял его интенсивность, пробовал считать овец, искал для своего внутреннего голоса какую-нибудь одну тему для рассуждения, чтобы, закончив её, уснуть — ничего не помогало. Голос в голове, будто, жил своей собственной жизнью, и болтал, болтал, болтал, как заведённый.
Так и не найдя с самим собой согласия, Кирилл решил прогуляться. Вышел в коридор, осмотрелся — пусто. Никого. Все разошлись по своим комнатам.
Длинный коридор без углов и стыков, напоминающий туннель, мягко светился лазурно-белым светом, утопая в тишине — умиротворённой и успокаивающий, сонной и завораживающей, и, идя по прорезиненному полу, Кирилл упивался этой благостной тишиной, пребывая в неком радостном трепете, от ожидания какого-то чуда.
Там за перегородками, в своих постелях, тихо посапывая, спали люди, и видели сны, а он один бодрствует и будто находиться сейчас на границе сна с реальностью, где волшебство уживается с логикой, и где фантазия не спорит с прагматизмом. Идёшь и боишься нарушить гармонию такой тишины, разрушить иллюзию покоя и возможных чудес.
Достигнув тупика Кирилл оказался напротив панорамного окна. Прикоснувшись лбом к прохладному стеклу, он осмотрел тёмные улицы и здания, вглядываясь в игру теней, пробежал глазами по ночному иллюзорному небосводу, снова оглядел здания с безжизненными и тёмными окнами, будто провалами и всё его благостное настроение улетучилось со скоростью птицы.
Там, за окном, тоже стояла нерушимой стеной тишина, но в отличие от первой, то была зловещая тишина, мертвенная как дыхание смерти и полная тоски. И лишь тонкое стекло отделяло сейчас мир живых от мира мёртвых, мира тлена и праха.
Этот контраст настолько был силён, что Кириллу на секунду почудилось, будто он сейчас находился среди хладных трупов зданий умирающего города, что с ненавистью глядели на человека своими мрачными глазами, и только центральный небоскрёб ещё теплился огоньком жизни, находясь в безбрежном океане пустоты окутанного тьмою. Но могильный холод всё ближе и ближе простирал свои крючковатые длани, с намерением погасить огонь в сердцах людей, сделав их своими слугами — вечно блуждающими во тьме призраками, одним лишь напоминанием о былой жизни.
Невольно поёжившись, Кирилл помотал головой, отгоняя наваждение и тьму из своих мыслей, и зашагал в обратном направлении, не переставая чувствовать спиной всё тот же холод, что рвался сквозь стекло, как бешеный зверь, но при этом незаметный и тихий, горя желанием затопит людские умы: тоской, отчаянием и паникой, граничащей с безумием.
По пути назад, за одной из перегородок, Званцев расслышал тихое пение. Значит спят не все, кто-то тоже мучается бессонницей. И он даже знает кто. Кирилл нажал на кнопку селектора, сбоку от двери, и в ответ сразу же раздалось бодрое — "Входи!".
Перегородка исчезла, и Кирилл лицом к лицу столкнулся с Кэс. Девушка стояла напротив двери, смущённо опустив глаза и не замечая, кто именно к ней заявился на ночь глядя. А вот сержант хорошо разглядел юную красавицу, да так, что у него челюсть отвисла — настолько разительное преображения произошли с девушкой.
Извечный бронекостюм, с которым разведчики, за всё их пребывание на планете, практически не расставались, сейчас сиротливо стоял у дальней стены. Вместо него, на Кэс красовалась белоснежная ночнушка и серебристый халат из жидких нанонитей, похожих на шёлк. Повторяя все изгибы прелестной фигуры, халат ниспадал до самых её пят, струясь по телу, как самая настоящая вода. Великолепное зрелище!
-А, это ты Кирилл, а я думала...— наконец заметив сержанта, разочаровано протянула девушка, смущенно запахиваясь в полы халаты.
-Классно выглядишь, — еле выдавил из себя разведчик, сглатывая слюну. — Не знал, что у тебя такая отличная фигура.
Кэс смутилась и не нашлась сразу, чем ответить командиру за его комплимент, только покраснела, словно девица на выданье, ставя Званцева ещё в более неловкое положение.
Дураку ясно, что это представление предназначалось не для сержанта. И вырядилась Кэс, несмотря на полевой образ жизни, для одного только человека на этом корабле. Но Кириллу очень не хотелось возвращаться в свою пустую и холодную комнату-каюту. Хотелось с кем-то поговорить, развеять тоску и печаль, да хотя бы просто услышать нормальную человеческую речь, без всякой субординации. И если не излить душу, то хотя бы, просто поболтать ни о чём. Поэтому он и не выскочил за дверь сразу же, как только заметил девушку в столь откровенном наряде, вместо этого, с неохотой отведя взгляд от девушки, нагло оглядел её "хоромы".
-А у тебя здесь мило, — протянул он как можно беспечней, понимая, что эта неловкой ситуации, в которой они оказались, может в будущем стать между ними стеной. Поэтому нужно сейчас было себя вести, как можно проще, не раскрывая своё волнение или ещё какие-нибудь чувства.
-Ага, — вяло согласилась Кэс, мельком заглядывая за спину сержанта. Тот кого она ждала должен был объявиться с минуты на минуту, и девушка опасалась, что это будет не очень тёплая встреча. Но с другой стороны не гнать же командира вон, без особых причин, тем более, когда они все стали одной большой семьёй.
"Подумать только!", — усмехнулась девушка, лукаво стреляя глазами. Ну а раз намёков сержант не понимает, то нужно, до прихода кавалера, поддержать беседу. Неудобно же как-то.
-Сама выбирала, — откидывая густые каштановые волосы, похвалилась она и, отступив от командира, поспешно отошла вглубь комнаты. — Если честно, я тут довольно долго приглядывалась. Ходила, бродила, всё высматривала. Какими, оказывается, неряхами были колонисты. Столько грязи после себя оставили, прямо ужас. Во многие каюты, я даже заходить не стала. А потом набрела вот на эту. — Круговым жестом обвела она свою комнату. Теперь уже свою. — Скорее всего, раньше здесь жила женщина. Комнатка аккуратная и дизайн мне по душе. А ещё я нашла здесь много женских вещей. Большинство пришлось спрятать. Неприятно как-то, когда тебя окружают чужие вещи. Но вот перед этим халатиком я устоять не смогла. А кстати, как он вам? Нравиться? — кокетничая, спросила Кэс, делая полный оборот вокруг оси, и ткань сразу же ожила, заструилась по точёным плечам, и стекла волнами до ступней, создавая иллюзию ртутного столба, окутавшего фигуру девушки.
Зрелище надо вам сказать...
Кирилл только и смог, что промычать:
-Ещё как.
И Кэс весело рассмеявшись, погрозила пальцем.
-Только чур руки не распускать, а то я знаю вас мужчин.
Кирилл, и вправду испугавшись самого себя, поспешно спрятал руки за спину. Шутка ли, почти уже месяц воздержания при постоянном боевом напряжении.
Но вот смех отзвучал, и снова наступила утомительная неловкость. Пришлось сержанту опять искать тему для разговора. Ведь так не хотелось уходить, отказываясь от столь чудного образа, хоть и недоступного. Но можно же просто любоваться. Правда?
-А не боишься, что явиться прежняя хозяйка и вышвырнет тебя отсюда со всеми твоими пожитками, вон? — пригрозил Кирилл, немного при этом сгустив краски, чтобы разбавить столь уж откровенный интим.
И это подействовало.
Кесседи перестала вертеться, её улыбка угасла, а глаза на секунду затуманились, уставившись в одну точку. Она ярко представила, как возвратившись откуда-то, прежняя хозяйка застаёт самозванку у себя в комнате, и с безобразным скандалом начинает вышвыривать её вещи за дверь. Сначала в коридор летят комбинации и платья, которые к слову будет сказано, Кэс, как истинная девушка прихватила с собой — она же не подозревала, что на корабле окажется так мрачно и безлюдно, и все её наряды будут ни к чему. Потом за дверь отправятся: её фотографии, косметика, личный дневник. И уже в конце за порогом окажется тяжёлый бронекостюм, который пыхтящая мегера с натугой вытащит в коридор, волоча его по полу, оглашая весь небоскрёб безобразными выкриками в её адрес.
Что послужило последней каплей: вышвыривание за порог платьев или бронекостюма, к которому, надо сказать по чести, молодая разведчица относилась с не меньшим трепетом — неизвестно. Но картина нарисованная воображением была настолько яркой и животрепещущей, что Кэс вся аж позеленела от нахлынувшей на неё злобы.
-А пускай только попробует, — с вызовом взвилась она, — живо сама за порог полетит вверх тормашками. Я хоть девушка и слабая, а постоять за себя смогу. Ишь шаталась, моталась где-то, а тут вдруг заявиться. Счас! Был один хозяин, а стал другой! Вот если вернуться все колонисты, тогда и разговор будет другой. Тогда я может и уйду. А так...
Слушая нападки на несуществующую женщину, Кирилл невольно рассмеялся, наблюдая, как преобразилась при этом Кесседи, растеряв всю свою девичью кроткость, но, не став от этого менее привлекательной, а даже наоборот. А как у неё горели глаза...
-Да ты надо мной издеваешься! — задохнулась Кесседи от возмущения, и атаковала сержанта, несильно молотя его кулачками. — Ах ты негодяй. А ну-ка иди сюда, я тебе сейчас вломлю по первое число, будешь знать, как издеваться над бедной девушкой. — Потом обессилив, повисла на Званцеве и рассмеялась, как никогда в жизни, наверное, не смеялась. И Кирилл вместе с ней.
Ведь так приятно было смеяться, не произнося ни единого слова, потому что они больше не нужны. Смеяться открыто и весело, потому что это было сейчас нужно как никогда, дабы снять напряжение минувших дней. А как его ещё снимешь, если не смехом, рассмеявшись прямо в лицо опасности.
Они могли бы ещё долго так смеяться, весело заглядывая друг другу в глаза и находя там отклик понимания родственной души, но вдруг Кэс испуганно зажала рукой рот и побледнела:
-Ой!
Кирилл в предчувствие опасности, резко обернулся:
-Фу ты чёрт, Дилон! Нельзя же так тихо подкрадываться. Меня чуть Кондратий не схватил из-за тебя, — расслабившись, своеобразно поприветствовал сержант молодого разведчика, и заметив замешательство в его глазах, а скорее даже недобрый огонёк, что уже начинал набирать силу, поспешил разрешить неловкую ситуацию, укоризненно пожурив Дилона. — А ты где вообще был? Нехорошо брат заставлять барышню ждать.
-Ну, это... — стушевался Дилон, не спуская глаз с Кэс. — Я, там, пока вещи распаковал, пока разложил.
-Ну, ладно-ладно. Не оправдывайся, — подбодрил его Званцев. — Пришёл и хорошо. Не всё же одним девушкам заставлять нас томиться в ожиданиях. А я тут, в общем... — Кирилл хотел было пояснить, постараться объяснить, что он здесь делает в столь поздний час, но вдруг нахмурился, потом разозлился на самого себя, уже понимая, что ещё слово и он поведёт себя как мальчишка, и поэтому просто бросив пожелания. — Ну, я пошёл. Не буду вам мешать. Спокойной ночи, — выметнулся в коридор.
-Что это с ним? — Уже стоя в коридоре, расслышал Кирилл, слова Дилона.
-А то сам не знаешь, — хмыкнула в ответ Кесседи и протянула сочувственно. — Одинокий он. Вот что. У тебя есть я. Вот тебе есть кому пожаловаться если что, а у него никого. Мне даже жалко стало нашего командира. Как думаешь: тяжело это, когда рядом никого нет?
Больше Кирилл ничего не слышал, но произнесённые слова преследовали его, как осы, больно жаля в сердце, пока он быстро удалялся вглубь здания. Одиночество — правильное слово. Одиночество и тоска.
И всё его приподнятое настроение снова рухнуло в тёмную бездну тоски. Одиночество, одинокий, совсем никому не нужный на всём белом свете — донимали его мысли примерно такого толка. Одни из самых чёрных и упаднических мыслей, что не дай бог, могут завестись в голове. Обладая разрушительной силой, они влекут человека в его внутренний ад, разрушая душевную гармонию, и мир, которым он себя окружил. И как следствие — петля на шею.
Эти мысли губят человека или заставляю бороться за собственное счастье, выбор только за ним.
"Ишь жалелка нашлась. Самая умна, да? Подумаешь...жалко ей стало меня. Ну и что, что я такой... К чёрту! К чёрту! — не разлепляя губ жёстко твердил себе Кирилл, пытаясь в злобе утопить тоску, что червём изъедала ему душу, пока шёл по коридору. — А может не всё равно? Может пора, наконец, познакомиться с кем-то? Среди десантников, кстати, есть довольно милые девушки. Неизвестно же, сколько нам придётся ещё здесь торчать. Всё, с завтрашнего же дня начинаю подыскивать себе пару. Хватить, в тоске захлёбываться. Пора. Да, пора...".
Дойдя до своей квартирки, Кирилл немного потоптался у двери, и, скорчив мину, пошел на выход с этажа. Спать не хотелось. Тишина больше не успокаивала, хотелось наоборот кутежа и веселья, чтоб забыться, да ещё и напиться вдрызг, да чтоб, как свинья. Да, именно, как свинья. Чтоб все мысли разлетелись из башки, унося прочь печаль и страхи.
