Балтийский фактор

— Коров у нас немного, — подал голос Эверт Элоранта, уполномоченный по сельскому хозяйству. — Если их пустить на тушёнку, то дети без молока останутся.

— А зачем коров резать? Коровы — это масло и сыр. А на консервы можно лосей пускать. Их у вас по лесам очень много бегает. А на севере, в Лапландии — олени. Копчёную колбасу, кстати, можно прямо сейчас начинать делать для экспорта. Там вообще нет никаких сложностей. Собрать коптильню возле разделочного цеха и поставить бригаду рабочих во главе с матером. Тут не нужна большая фабрика. Вполне можно управиться с помощью сети артелей.

— Вы можете договориться в Петрограде по поводу консервных заводов? — спросил Оскари Токой, уполномоченный по продовольственным вопросам.

— Смогу. Но только предварительно. Насчёт оплаты и перевозки вам нужно будет самим договариваться.

— А когда вы в Петроград собираетесь? — задал вопрос Маннер.

— Сразу, как только решим проблему с кайзером. Скорее всего, на следующей неделе. Только в связи с этим у меня имеется один технический вопрос. В Гельсингфорсе нет аэродрома, и я вынужден садиться и взлетать прямо тут, у вас под окнами на Сенатской площади. И дело тут не только во мне. Вам и самим нужны аэропланы, чтобы летать не только внутри страны, но и к соседям. Купить их, я думаю, можно в Швеции. И пилотов на первое время арендовать. Пока своих не обучите.

— Сделаем мы вам аэродром, — заявил Конста Эверт Линдквист, уполномоченный по делам транспорта. — Прямо завтра и начнём. Там только полоса и ангары нужны?

— Для начала хватит одной грунтовой полосы, ангара и склада с ГСМ. А потом желательно сделать рядом бетонную полосу и рулёжные дорожки. Если зарядят дожди и грунтовку развезёт, то самолёт при посадке скапотирует.

— Что такое скапотирует? — поинтересовался Яло Петрович Кохонен, уполномоченный по финансовым вопросам.

— Это значит, что перекувырнётся через кабину, сломав при этом пропеллер, и окончательно разрушится, уже проехавшись кверху колёсами. Пилот и пассажир в этом случае обычно тоже гибнут.

— Тогда надо сразу делать бетонную!

— Сразу не нужно. Это долго, а взлетать и садиться мне надо в самое ближайшее время. Тем более, что бетонную надо сразу рассчитывать на большой самолёт. У "Ильи Муромца" длина разбега составляет четыреста пятьдесят метров. И размах крыльев у него около тридцати метров.

— Это сколько же грунта нужно перевезти, чтобы такую площадку выровнять?

— Много. Поэтому я и предлагаю сначала сделать обычную грунтовую полосу для маленького самолёта, а потом уже заниматься большой бетонной. Кстати, среди пленных немцев имеется сапёрная рота почти полного состава. Можно их использовать для выравнивания каменистых возвышенностей, которые, скорее всего, окажутся на трассе большой полосы.

— Хорошая мысль, — согласился Тайми. Завтра организуем.

После окончания совещания Куусинен пригласил меня в гости: поужинать и переночевать. Познакомил с женой Саймой-Паулиной и представил мне своих пятерых детей. Трёх сыновей: Эса, Хейкки, Танели и двух дочерей: Хертту и Рийкку. Старшая — Хертта, уже вовсю помогает отцу, а остальные пока ещё маленькие.

Я сказал, что у меня трое: старший — Володя — ровесник Эсы, ему тоже одиннадцать, Нина на два года младше, а самый маленький Коля — ровесник Танели — ему всего пять. Решили, что в дальнейшем, когда война закончится, обязательно познакомим наших детей.

Ужин оказался достаточно простым, но плотным и обильным. Семья Отто Вильгельмовича, в отличие от моей, явно не голодала. Но и не шиковала, конечно. Выпили по чарке клюквенной настойки, потом Сайма-Паулина (она была старше мужа на восемь лет, но выглядела почти нашей ровесницей) заварила роскошного травяного чая. В общем, хорошо посидели и о многом переговорили.

Пароходы с дивизией Али-Бабы добрались до Гельсингфорса вскоре после полудня. Выпустив на берег красногвардейцев, мы занялись подсчётом и составлением списка пленных. Вместе с теми, которые уже сидели в тюрьме Свеаборга, их оказалось две тысячи сто шестнадцать человек. Меньше десяти процентов от списочного состава двух немецких отрядов.

Потом завели пароходы во внутреннюю гавань крепости и приступили к разгрузке наших трофеев, а также изрядных запасов, привезённых с собой отрядом Бранденштейна. Город, конечно, таким количеством не накормишь, но гарнизону крепости этого провианта хватит надолго. Даже с учётом того, что часть нужно будет отвезти гарнизонам фортов на островах Руссарэ и Эре. Теперь в нашем распоряжении есть ледокол, который мы реквизировали у немцев, так что проблем со снабжением этих островов больше не предвидится. Оружия теперь вообще всем хватает, более того, пулемётные команды теперь можно придавать не полкам, а батальонам.

Я послал разъездной катер на материк за Сиролой и, не дожидаясь его возвращения, отправил Эйно Рахью с двумя красногвардейцами за немецким полковником, предварительно проинструктировав о дальнейшем поведении. В глазах немца организаторами возвращения пленных должны были выглядеть представители финского правительства и Красной гвардии. А я буду играть роль переводчика. С Сиролой мы этот вопрос обсудили ещё утром. Юрия Карловича такой расклад вполне устраивал. Между собой мы будем общаться исключительно на финском языке, который немецкий аристократ вообще не понимает, а немцу я стану "переводить" то, что сам сочту нужным.

Передачи мы решили вести с флотской радиостанции Свеаборга. Она мощнее городской, радист будет держать язык за зубами, да и немца не придётся никуда перевозить.

Перед началом радиоконтакта мы подробно объяснили Гансу, что именно от него требуется. Сирола молол на финском какую-то бессмысленную белиберду, я делал вид, что перевожу его слова не немецкий, фактически объясняя, что, для чего и в какой последовательности тот должен делать, чтобы живым и невредимым вернуться в Германию. Фон Чиршки и Бегендорфа проникся и попросил перевести, что всё понял и готов сделать всё возможное и невозможное. Я перевёл на этот раз дословно. Эйно осклабился и похлопал немца по плечу. Юрий Карлович разразился длинной и абсолютно бессмысленной тирадой.

Я "перевёл" Гансу, что министра иностранных дел финского правительства это устраивает, и попросил составить текст первой радиограммы для кого-нибудь из свиты Вильгельма Второго. Немец потребовал бумагу и карандаш, после чего, немного подумав, написал текст пространного сообщения. После моего перевода Юрий Карлович благожелательно кивнул, сопроводив свой жест парой "фраз" на финском. Я отдал листок радисту (мы специально подобрали унтер-офицера, знавшего немецкий и нужные частоты), и тот застучал ключом, отправляя радиограмму в эфир.

Почти сразу из Германии пришёл ответ, подтверждающий получение радиограммы и содержащий просьбу подождать на связи. Я перевёл его Юрию Карловичу и Рахье.

Ожидание затянулось. Радиограмма, подписанная немецким чиновником, пришла только через полтора часа. Насколько я понял, в ней содержались контрольные вопросы. Немцы, прежде чем беспокоить кайзера, выясняли, действительно ли с ними связался именно полковник фон Чиршки и Бегендорфа. Ганс составил ответ, снабдив его фактами, известными только ему. А мы с Сиролой добавили, что в радиоцентре присутствует министр иностранных дел Финляндской социалистической рабочей республики, у которого имеется предложение для кайзера Германии.

На этот раз ответ пришёл почти сразу и был предельно краток: "Высылайте текст". Сирола положил перед радистом доработанное нами и уже переведённое мной на немецкий язык послание Финляндского правительства. Если исключить из него дипломатические экивоки и красивости, то суть сводилась к следующему: "Правительство Финляндской социалистической рабочей республики раздосадовано произошедшим инцидентом, так как придерживается нейтралитета и не входит в коалицию ни с одной из стран, участвующих в войне против Германии и её союзников. Являясь суверенным, хотя пока и не признанным ни одной страной, кроме Российской республики, государством, она не потерпит на своей территории войск Антанты и готова к мирному добрососедскому взаимодействию с Германией. В качестве подтверждения своих намерений и в качестве жеста доброй воли Финляндская социалистическая рабочая республика готова в одностороннем порядке и без каких-либо предварительных условий переправить в Германию две тысячи сто шестнадцать немецких офицеров, унтер-офицеров и рядовых, добровольно сдавшихся в плен, а также вернуть все четыре уцелевших в сражении парохода вместе с их командами. Председатель Совета Уполномоченных Финляндской социалистической рабочей республики Куллерово Ахиллес Маннер, уполномоченный по иностранным делам Финляндской социалистической рабочей республики Юрий Карлович Сирола".

Радист передал сообщение, и в радиоцентре установилась тишина. Спустя несколько минут немцы ответили: "Благодарю за сотрудничество. Решение Вильгельма Второго Императора Германского, короля Прусского, маркграфа Бранденбургского, бургграфа Нюрнбергского, графа Гогенцоллерна, сюзерена и первого герцога Силезии, а также графа Глаца, великого герцога Нижнерейнского и Позенского, герцога Саксонского, Вестфальского и Энгерского, Померанского, Люнебургского, Шлезвигского и Гольштейнского, Магдебургского, Бременского, Гельдернского, Клевского, Юлихского и Бергского, а также Вендена и Кассубена, Кроссена, Лауэнбурга, Мекленбурга, ландграфа Гессенского и Тюрингского, маркграфа Верхнего и Нижнего Лаузица, принца Оранского, князя Рюгена, Восточного Фрисланда, Падерборна, Пирмонта, Хальберштадта, Мюнстера, Миндена, Оснабрюка, Хильдесхейма, Вердена, Камина, Фульды, Нассау и Мёрса, владетельного графа Хеннеберга, графа Марки и Равенсберга, Хохенштейна, Текленбурга и Лингена, Мансфельда, Зигмарингена и Ферингена, сеньор Франкфурта и прочая будет отправлено вам завтра в это же время.

Я добросовестно перевёл на финский язык текст, включая полное титулование кайзера.

— Отлично, — заявил Юрий Карлович. Рыбка клюнула. Сейчас этого в камеру, — он кивнул в сторону Ганса, — а мы с вами, товарищи, переговорим где-нибудь без свидетелей.

Когда немца увели, я строго предупредил радиста о том, что о произошедшем тут не должна узнать ни одна живая душа. После этого мы втроём поднялись на свежий воздух.

Наверху действительно было свежо. Даже слишком. Пришлось отойти за угол казармы, укрывшись за ней от резких порывов ветра. У нас на Дону уже пашут, наверно, а тут ещё снег лежит.

— Когда весна придёт? — спросил я у Эйно, щурясь от солнца, внезапно появившегося в разрыве туч.

— Уже совсем скоро, — уверенно заявил финн, подставляя лицо под солнечные лучи. — Неделя, максимум две, и снег сойдёт. Лёд на озёрах будет держаться дольше, до самого мая. Но он уже сейчас рыхлый, провалиться можно запросто. Надо поскорее добивать белых в Карелии, и можно будет распустить Красную гвардию. Немцы ведь больше не придут?

— Немцы, может, и не придут, но свято место пусто не бывает. Англичане явятся или французы. Шведы, после того, как мы под орех разделали немцев, вряд ли сунутся, а эти могут запросто. Поэтому распускать Красную гвардию я бы вам пока не советовал. Сократить — другое дело. И сформировать на её основе постоянную армию. Небольшую, но крепкую, мобильную и хорошо обученную. Я рекомендую вам открыть при Гельсингфорсском университете военный факультет и готовить там собственных командиров. А также нужны три школы: кавалерийская, пулемётная и артиллерийская. Преподавателей для них я вам подыщу.

— А немцы точно не придут? — спросил Сирола. — Получилось у нас?

— Вроде бы получилось. Завтра узнаем. Но подозреваю, что в любом случае паузу мы себе обеспечили. Просто так немцы сейчас не должны полезть. Потому что не понимают, что именно тут произошло. Вот дождутся наших пленных, допросят их, более или менее восстановят картину, но непонятки всё равно останутся. И, скорее всего, кайзер отступится. Не так уж ему важно приписать к своему титулованию ещё одно княжество. А когда ему основательно прищемят хвост во Франции да в Северном море накидает Англия, Вильгельму Второму вообще не до вас станет. Так что рекомендую побыстрее налаживать отношения со Швецией. Вам нужно заключить с ней хоть какой-нибудь договор. Тогда сразу и торговля пойдёт, а за ней всё остальное подтянется. Страна, признанная двумя соседями — это уже не изгой.

— А вы, Михаил Степанович, нас бросите?

— Нет, не брошу. Я с вашей республикой уже сроднился. Но на некоторое время покину. Тут я уже не особо нужен, а в России сейчас очень сложная обстановка. Да и семья у меня там. Поэтому сейчас слетаю на недельку, решу все вопросы, а потом вернусь за своими добровольцами.

— Всех заберёте?

— Нет, разумеется. Если кто выразит желание остаться — это их дело. Насильно никого не потащу. Ладно, пошли на катер. Завтра у нас ещё будет время поговорить.

На следующий день мы опять собрались в радиоцентре Свеаборга. Но в этот раз уже без Ганса. Теперь, когда контакт был налажен, его присутствие больше не требовалось.

Радиограмма из Берлина пришла в условленное время. Её текст был краток: "Отправляйте пароходы в Данциг. Нейтральный статус принят к сведению. Статс-секретарь иностранных дел Германской империи Рихард фон Кюльман".

Вот так просто и обыденно. Признавать республику и устанавливать с ней дипломатические отношения немцы не будут. Слишком много чести. Их вполне устраивает нейтральный статус страны. А торговать можно ведь и через Швецию. Меня такой ответ вполне устраивал, о чём я не преминул тут же сообщить Юрию Карловичу. Тот, немного посомневавшись, в конце концов согласился, что ждать большего было бы глупо.

В ответной радиограмме, адресованной Кюльману, мы сообщили, что отправление пароходов будет осуществлено завтра утром.

Сирола отправился на катере в Гельсингфорс, чтобы сообщить Маннеру об успехе нашей миссии. Эйно Рахья занялся организацией погрузки на пароходы пленных, в том числе имеющих ранения, которых нужно было разместить в более приличных условиях, а также продовольствия для всей этой оравы из расчёта по две кормёжки в течение двух суток.

А я остался в радиоцентре. Мне надо было отправить ещё несколько радиограмм. Первую — в Москву Ленину. В ней я сообщил, что германская интервенция закончилась полным провалом, экспедиционный корпус разбит, эскадра в составе трёх дредноутов, лёгкого крейсера и трёх эсминцев уничтожена, все пленные возвращены Германии, которая признала нейтральный статус Финляндской социалистической рабочей республики, пообещав все подробности сообщить лично.

Потом отправил радиограммы Пересвету на Руссарэ и Боровскому на Эре, сообщив, что с германской интервенцией покончено и через несколько дней за ними придёт ледокол. Обоим сообщил, что на островах нужно будет оставить небольшие финские гарнизоны, в число которых желательно включить тех русских добровольцев, которые изъявят желание ещё некоторое время послужить Финляндской республике, чтобы подготовить себе смену. Дополнительно сообщил, что на ледоколе на острова будут направлены провиант и денежные выплаты для обоих гарнизонов. И попросил подполковников, чтобы после возвращения в Гельсингфорс они разместились у бывшего контр-адмирала Александра Павловича Зеленого, которого Щастный оставил в городе за старшего, и дождались там моего возвращения из Петрограда.