Максимовна и гуманоиды

Оставшись в одиночестве, Максимовна не могла удержаться, чтобы не расспросить гуманоида о жизни на его планете, о том, есть ли у них любовь и каким способом они размножаются.

Хао рассказывал о том, как много лет тому назад исчезла его цивилизация. Как они, дети вселенной, разлетелись по галактике в поисках новых, пригодных для жизни планет. Эти слова насторожили Максимовну, которая опасалась за свою Землю.

— Вы уничтожите нас? — спросила Машка, стараясь выведать планы гуманоида.

— С чего ты взяла? — спросил Хао, сделав удивленное лицо.

— У нас снимают много фильмов, как инопланетяне захватывают нашу планету и уничтожают все живое, — сказала Максимовна и глубоко вздохнула.

— Это вам не грозит. Ваша цивилизация обречена, если вы сами не поймете, что жизнь дана всевышним разумом. Ваши правители накопили горы оружия и пугают друг друга. Но ведь в современной войне никому из землян не выжить, и они это прекрасно знают.

— А что нам делать? — спросила Балалайкина.

— Нужно просто любить! Любить все! От травинки, птички, маленькой букашки, до самого последнего человека и лесного зверя. Только любовь спасет ваш мир. Мы уже прошли через это и хорошо знаем цену настоящей любви, — сказал Хао.

Максимовна задумалась и, закрыв глаза, заснула, укачанная мягким ходом "Ягуара". Ей снилось, как она первая женщина с планеты Земля прилетает на другую планету, словно посол доброй воли. Маленькие зеленые карапузики с большими бездонными глазами, обступив ее, дергают за подол юбки и просят рассказать им земную сказку. Она, достав из межпланетного корабля конфеты, раздает их детям гуманоидов, словно мать Тереза, и радуется их беспредельному неземному счастью. Вдруг сквозь окутавшее ее сновидение она услышала вполне земной голос:

— Инспектор ДПС лейтенант Державин! Ваши документы, товарищ водитель!

Открыв глаза, Машка не на шутку испугалась. Ведь у гуманоида не было никаких земных документов, и она побоялась, что сейчас его арестуют, упекут в тюрьму на долгий срок и он больше никогда не сможет вернуться к своим лягушатам и рассказывать про землян неземные сказки. Максимовна сжалась, словно пружина и в тот момент, когда она почти хотела наброситься на милиционера, Хао подал ему какие-то бумажки. Лейтенант взглянул на них, взглянул на Хао и заорал от накатившего на него счастья:

— Товарищ Алкин ! Да как это я вас не признал! Да я же ваш поклонник! Ваши документы в полном порядке! А можно мне ваш автограф!? — спросил лейтенант, протягивая Хао какой-то листок бумаги. Хао, улыбаясь во всю ширину своего белозубого рта размашисто расписался по диагонали "Алкин".

— Счастливого вам пути, товарищ Алкин! Кому скажу, так не поверят, что я остановил знаменитого артиста, — сказал милиционер, рассматривая автограф лже-Алкина. Ему и в голову не могло придти, что перед ним не сам Алкин , а его точная копия, да к тому же инопланетного происхождения.

— А я испугалась, что тебя сейчас арестуют, — сказала Максимовна, переведя дух. — У нас на земле нельзя управлять транспортом без водительского удостоверения.

— А на нашей планете можно. Наши аппараты наделены интеллектом и сами управляют собой. Ты задаешь им точку на карте и они летят в эту точку без всяких прав, — сказал Хао более чем спокойно.

— А, а, а ! То-то я в толк никак не могла взять, как это Семен и Колька Кнусс будут на твоей тарелке лететь в Убогое? — спросила Максимовна.

— А ты посмотри вверх! — сказал гуманоид.

Максимовна, высунув голову в окно машины, посмотрела в утреннее небо. Там на высоте нескольких сот метров висел инопланетный корабль Хао. Он, словно собачонка на привязи, летел над "Ягуаром" постоянно следуя курсу машины.

— А кто им управляет? — спросила Максимовна.

— Ты! — ответил Хао.

— Как это я?

— Сейчас у тебя на шее висит "кристалл вечной молодости". Но этот кристалл не только возвращает молодость, он еще является и пультом управления нашим кораблем. Мы из-за этого кристалла никак не могли улететь, ведь это кристалл нашего пилота Хо.

— Ты мне, Хао, мозги не дури! Я что, сейчас управляю твоим аппаратом?

— Да! Вот смотри! — сказал Хао и провел своей рукой по кристаллу.

В одно мгновение тарелка, висевшая над дорогой, опустилась до самого асфальта, став на какое-то время участником дорожного движения. Сквозь прозрачный купол Максимовна увидела перекошенные лица Кнусса и Сени Гутенморгена. Они болтались внутри тарелки, что два огурца в банке с рассолом. Хао еще раз потрогал кристалл и внеземной агрегат самостоятельно припарковался невдалеке дороги на поляне. Свернув на грунтовку, "Ягуар" проехал сто метров и остановился рядом с приземлившимся "тазом". Максимовна видела, как из тарелки на карачках выползли двое землян. С виду они были похожи на Колю Кнусса и Сеню Гутенморгена, но цвет их лиц слегка отдавал зеленоватым оттенком. Мужики, шатаясь и изрыгая из себя рулады нецензурной брани, и, проклиная гуманоида, упали на свежую траву лицом вниз. Они вцепились руками в землю с такой силой, будто им казалось, что они падают в нескончаемую бездну.

— Ты, Хао, гад! Мы с Коляном чуть не облевались и даже чуть не обгадились! Какие ты тогда торкал кнопки, чтоб нас так не колбасило? — спросил Сеня, слегка отойдя от болтанки.

Максимовна, видя, как укачало мужиков, заржала. Ей было смешно видеть. как два деревенских бугая, словно пьяные, ползают на карачках и при этом так ругаются матом, что даже Хао с тысячелетним опытом жизни на земле не слышал такого изобилия русской ненормативной лексики.

— Ха, ха, ха! Ржешь, дура, а из нас кишки вон лезуть! — сказал Сеня. — Садись, да сама полетай, а я в машине поеду.

Оклемавшись, Сеня и Кнусс сели на траву и, вытащив кисет, закурили самокрутку. Максимовна же, не переставала смеяться, видя, как побледнели лица односельчан. В этот момент она смеялась не из-за того, что они своим жалким видом вызывали смех. Она смеялась над собой, вспомнив сон, и представила, как вот так же, прилетев на чужую планету, она вместо того, чтобы рассказывать лягушатам земные сказки, будет кататься по траве от приступа тошноты.

— Надо было гравитацию включить и привязаться ремнями безопасности, — сказал Хао. — Это вам не ваша допотопная техника! Это наш инопланетный звездолет!

— П...здолет! — сказал Сеня. — Катись ты, гуманоид, на своем п..здолете сам. А я лучше пешком пойду.

Молчавший все это время Коля Кнусс глубоко затянулся самокруткой и, выпустив дым, сказал:

— А мне, черт побери, понравилось! Я бы и на Марс мог слетать или на какую Альфу-Центарву. Я впервые в жизни себя Гагариным почувствовал. Во, бы мне его славу!?

— Катись ты с ентими гуманоидами на Центарвы, а мне и на земле хорошо, — сказал Гутенморген и бросил окурок. — Видал я ваши Центарвы! Нас и тут неплохо кормють! Я когда раньше летал, то меня так не колбасило. как шас! А сейчас — то вверх, то вниз, то куда-то в сторону. Я кручу яеный шар, а она совсем лететь не хочет, куда я хочу.

Хао с упреком посмотрел на Максимовну.

— А что я !? — спросила Балалайкина. — Во! Больно я знала, что этот амулет с секретом!?

— С каким таким секретом? — спросил Сеня, в упор глядя Максимовне в глаза.

— Да мне Хао сказал, что если потереть этот кристалл, то ихним звездолетом можно и с земли управлять.

— А ты дура его терла!?

— Нет, просто так гладила. А во я знала, что вас там так колбасит! Мне ведь Хао только недавно сказал! Правда, Хао!?

— Она ничего не знала! — вмешался в разговор гуманоид.

— Она не знала, а мы с Коляном чуть не погибли! Мы там были что два карася в стеклянной банке привязанной к спине дикого мустанга! А она, видите ли, не знала! Ты бы сама попробовала, а потом бы и терла етый кришталл! Давай сымай, хватить омолаживаться! Теперь наша с Кнуссом очередь! — сказал Сеня, напирая на Машку.

— Нет, пусть кристалл будет у меня, — сказал гуманоид. — А то вы еще чего такого начудите! Перекурили?

— Перекурили, — ответил Кнусс.

— Тогда, мужики, в путь...

Где-то над просторами России.

Еще утром президент вылетел на своем вертолете в Бормотухин. Чрезвычайная обстановка в районе требовала мгновенного вмешательства в ситуацию первого человека в России. Никто из министров и советников не знал, что произошло и почему три месяца не пивший водки народ вновь стал злоупотреблять спиртным, как в те далекие годы. Мысль о вирусном происхождении этого недуга не давала покоя президенту и он, глядя на землю с высоты птичьего полета, продолжал аналитически оценивать ситуацию.

Весть о прилете президента страны облетела Бормотухин быстрее скорости света. Телефонные звонки, нарушив тишину предрассветного утра, в одно мгновение подняли со своих кроватей девять тысяч триста человек жителей Бормотухина. Кто бросился накрывать столы, кто печь пироги с капустой и творогом, кто на своем огороде рвал ландыши и первые тюльпаны. Многие знали, что президент любит ходить в гости и пить чай с пирогами и ватрушками. Почти каждый бормотухинец молился о встрече с президентом, стоя перед его портретом на коленях. Ведь почти у каждого были вопросы и каждому горожанину хотелось слышать ответ из уст самого президента великой страны. Многим хотелось знать, когда в город проведут газ и почему жители Бормотухинского района, живя между двух огромных газопроводов, идущих на Запад, не могут иметь маленькую трубочку, чтобы не топить дома и котельные "легкими" планеты Земля. Все хотели знать, когда в самой богатой стране мира в городе будут заасфальтированы все улицы, а утки и гуси не будут погибать под колесами автомобилей, потому что они почему-то облюбовали все лужи на проезжих частях города.

Вертолет, вопреки всем ожиданиям, сел не на стадионе, где собралась местная администрация, а в центре на городскую площадь, как раз напротив "Дома культуры". Столь экстремальная посадка вертолета в этом случае не обошлась без небольшого происшествия. Пилот, немного не рассчитав место приземления, случайно коснулся винтом вертолета стоящего на площади гипсового памятника Ленину. Вертолетная лопасть, словно огромная сабля, рубанула по протянутой в сторону запада руке гипсового вождя мирового пролетариата и она разлетелась на мелкие куски, подняв над площадью облако белой гипсовой пыли.

— "Ну, блин, теперь Юганов задолбает"! — подумал президент, глядя на памятник Ильичу с ампутированной рукой, в которую местные жители часто вкладывали мочалку, а под мышку другой руки оцинкованный таз. Несмотря на небольшой казус при посадке, народ возгласами и овациями встретил своего горячо любимого президента.

— Здравствуйте, господин президент! — кричала толпа, напирая на вертолет. В открытую дверь винтокрылой машины полетели ранние весенние цветы, которые так явно отражали безмерную любовь русского народа.

В то самое время в деревне Убогое в сельпо, как всегда прямо с утра собрались почти все убоговские бабы. Очередь за хлебом они занимали еще с шести утра, после того, как молодой райповский шофер из Бормотухина наотрез отказался возить его под предлогом заболеть от страшного вируса, поразившего Убогое, Пантелеевку и Малые Бобры.

Теперь вместо машины на подводе в Убогое приезжал дед Матвей, которому уже и водка была не нужна, да и баб он давно обходил стороной. Еще полгода назад сватался он к Максимовне, думая, что она, выйдя за него замуж, будет и кашу ему варить, да и его кальсоны стирать. Но Максимовна враз выведала тайный замысел хитрого деда Матвея, и уже через три дня, вернувшись назад в Убогое, по всему колхозу разнесла слух:

— Ня гож дед Матвей как жаних! На печи сидить да тильки махорку шмалить! Да и на ласку как-то он не дюже заводной! Хворый, наверное, дедок-то!?

С того момента, как дед Матвей появился в деревне на сивой райповской кобыле по кличке Зоряна, бабы при виде его смеялись вслед и кричали слова, сказанные когда-то самой Максимовной.

— Ня гож дед Матвей, да и на ласку как-то уж не дюже заводной.

От того и ходили бабы в сельпо еще за час до открытия магазина, чтобы покуражиться над районным "женихом" Матвеем. Дед, чтобы не зубоскалить с бабами старался обойти их разговоры и стал приезжать в Убогое все раньше и раньше, пока время его приезда не совпало с утренней дойкой коров. Он знал, что бабы не бросят дойку, от того подковыривать его им будет некогда.

В один из таких дней в сельпо пожаловала сама Канониха. Когда еще ранее она промышляла самогоном, на заработанные от его продажи деньги в районе купила себе дорогой цветной телевизор и все бабы с утра спешили в магазин оттого, что Канониха рассказывала им все передачи и фильмы, которые она высмотрела накануне вечером. Сегодня Канониха была как никогда взволнована.

— Ты что, старая, светишси седни что Ильичева лампочка!? — спросила Германовна, видя, что ее подругу прямо что-то распирает.

— Я, бабы, тайную тайну открыла! — заорала Канониха, войдя в сельпо.

— Что, новый рецепт самогона? — спросила Семеновна. — Будешь снова наших мужуков спаивать?

— Да какой самогон!? Я, бабы, выведала тайну, куда наша Максимовна делась!

Среди баб прошел шепоток. Многие переглянулись и хором ответили в унисон, будто перед этим репетировали:

— Куда?

— Максимовна наша, бабы, в Москву подалась!

— Ти, сказилась ты, Канониха? По что старой перхоти по столицам мотаться? Чай, жениха богатого да ласкового искать поехала? — спросила Семеновна, опираясь на свой посох. — Что, ня гож ей Матвей был, так ей таперь столишного мальца захотелось?

— Ты, Сяменовна, как была дурой, так ею и осталась! Ничто тебя не береть: ни годы, ни засуха, ни клопы с тараканами, ни инопланетяне! Максимовна-то наша омолодилась, и стала как девка красная, лицом и фигурой хороша и молода... Не то что мы с тобой две клюшки в предсмертном возрасте!

— Ты что, Канониха, белены объелась! Как старая старуха могла в девку молодую обернулась? Чай, в молоке, как в сказке о Коньке Горбунке искупалась?

— Може и искупалась, а може ечто где молодость свою сыскала!? Ты себя вспомни, дура, как сидела перед телевизором и бельмы свои лупила на того Кашпировского! Все мечтала, дурра, от своих болячек избавитьси... А мой старый пердун тоже все стаканы с водой ставил и говорил, что Кашпиросс ентый воду в водку превращаить! А я тоже была дура, его фотку к ноге привязывала, тоже думала, что поможеть? А оно во как, мы на костылях, а Максимовна по телеку танцуеть и поеть!

— Ты сама, Канониха, дура! Покажи нам доказательствы! — заорала Семеновна и, замахнувшись клюкой, стала напирать на Канониху, норовя ударить по голове.

— А во! — сказала Канониха и вытащила из-за пазухи журнал "7 дней". — Во, глянь, кобыла ты германская! Это кто!?

Под фотографией молодой певицы стояла подпись "Мария Балалайкина — номинант на убывание, или будущая звезда российской эстрады?"

— Как фамилия Максимовны!?

Бабы хором, словно по-заученному ответили — "Балалайкина".