— Куда мы сегодня пойдём? — спросила она, поглядывая на родителей.
Настя, проходя мимо, заправила дочке за ухо рыжий локон, чтобы в тарелку не лез. Плечами пожала.
— Не знаю. А куда ты хочешь?
— В зоопарк хочу. Пап, пойдём в зоопарк? На носорога посмотрим.
Сергей усмехнулся.
— Думаешь, он по тебе соскучиться успел?
— А вдруг? Пойдём?
— Зайчик, я сегодня работаю.
Вика тут же надулась.
— Ну вот. Ты всегда работаешь!
— Всегда работаю, — согласился Маркелов. — Чтобы маме покупать всякие безделушки красивые.
Настя замерла.
— Ну ты и нахал, — поразилась она. — Нашёл причину, да?
Сергей, совсем как она недавно, разулыбался и кивнул.
— Да.
Настя ему за спиной дочери кулак показала.
— Давай завтра пойдём, — предложил тем временем Серёжа дочке. — Завтра воскресенье. А сегодня съездите с мамой к бабушке и дедушке, навестите их.
Вика протянула отцу руку ладошкой вверх.
— Замётано!
Сергей ухмыльнулся, по детской ладошке несильно ударил, а вот Настя нахмурилась, глядя на дочь.
— Это что за выражение? Откуда ты его взяла?
Вика смущённо, но довольно заулыбалась.
— В школе все так говорят.
— Замечательно. Вот тебе и частная школа.
— Дети везде одинаковые, — подытожил Маркелов.
Решив проводить мужа до дверей и встретив его в коридоре, надевающего лёгкий льняной пиджак, Настя второй раз за этот день невольно отметила, насколько Серёжка изменился за последние годы. Когда они встретились много лет назад, когда женились, она не задумывалась о том, что с ними будет через несколько лет, какими они сами станут, а вот сейчас все перемены в глаза бросались. Она намеренно остановилась рядом с мужем, в зеркало посмотрела, и улыбнулась, перехватив его взгляд.
— Ты чего, Насть?
— Ничего, — тут же поспешила заверить она его, зная, что если озвучит ему истинную причину своих изучающих взглядов, Маркелов лишь фыркнет. Он не любил говорить на подобные темы, предпочитал принимать все изменения, как нечто само собой разумеющееся. А вот Настя на цыпочки приподнялась, воротник его рубашки расправила, по лацканам пиджака рукой провела, а после улыбнулась. — Обещаешь не задерживаться?
— Обещаю. Даже клянусь.
Она невольно улыбнулась, а он продолжил:
— Так что, можешь, смело заказывать столик в ресторане.
— В каком?
— В каком захочешь.
— Тогда в "Эгоисте".
— Хорошо. — Он наклонился к её губам. Поцелуй был лёгким и дразнящим. Настя в прищуренные от удовольствия глаза мужа смотрела, и чувствовала, как сердце бьётся — тяжело и неровно. — С годовщиной, милая.
— И тебя. Милый.
Он хмыкнул, а прежде чем отступить, ущипнул её пониже спины. Настя аж подпрыгнула, по руке его хотела шлёпнуть, но не успела. Только высунувшись в подъезд, напомнила:
— И цветы не забудь мне купить! Хочу ирисы!
— Сделаем.
Настя дверь за ним закрыла, заперла, а потом спиной к ней привалилась. Сегодня она была невероятно воодушевлена, и, видимо, Маркелов это тоже заметил, вон каким довольным выглядит. Всё-таки у него талант подыгрывать людям, извлекая из этого максимальную для себя выгоду.
— Мам, ты чего у двери стоишь? — Вика из кухни вышла, остановилась и в недоумении посмотрела. Она знакомо отставила ногу чуть в сторону, совсем, как отец, и руки на груди сложила. Рыжие косички, не слишком опрятно заплетённые, из чего сразу можно сделать вывод, что дочь с подружкой с утра над своими причёсками экспериментировали, лежали на худеньких плечиках, но взгляд девятилетней девочки компенсировал её хрупкость и юность. Выражение хоть и зелёных, Настиных глаз, Вике от отца досталось. И характер тоже маркеловский, и хватка. Настина — внешность, а характер — Сергея. Сумасшедшая смесь.
— Папу провожала.
— А чего его провожать? Он же не маленький.
— Много бы ты понимала, — улыбнулась Настя. К дочери подошла и приобняла ту за плечи. — Пройдёмся по магазинам? А потом я тебя к бабушке с дедушкой отвезу.
— А что мы купим?
— Я не знаю. Посмотрим. Купим что-нибудь абсолютно ненужное, но классное.
— Куколку для украшений! — тут же воскликнула Вика в возбуждении. — Помнишь, мы видели её в магазине? В шляпке и с собачками! На неё ещё можно вешать цепочки и кулончики.
— Купим куклу, — согласилась Настя. — Собирайся.
Иногда Насте не верилось, что прошло десять лет. А порой не верилось, что только десять. За эти годы столько всего случилось, что, наверное, на две жизни бы хватило. И в последние годы она наслаждалась покоем и стабильностью, как она это называла. Дочка росла, Вике уже девять, а Настя была уверена, что каждый день из её жизни помнит. Как она родилась, как её из роддома принесли, но не сюда, а в квартиру родителей Сергея, и как тот первые дни от кроватки не отходил. Не потому что помочь пытался или учился управляться с ребёнком, а просто смотрел на дочку, и, видимо, пытался осознать, что это его творение. Настя даже ругаться пыталась с ним: что он смотрит на ребёнка, взглядом сверлит, и из-за этого ребёнок вырастит нервным. Дети ведь всё чувствуют! Правда, как позже выяснилось, Вика сама обладала глубоким, гипнотическим взглядом. Даже когда совсем крохой была, её взрослый взгляд все знакомые отмечали, и незнакомые, кстати, тоже. Немного освоившись, Серёжка дочку на руки начал брать и носил её по большой родительской квартире, знакомя с окружением. Целые путешествия ей устраивал. Переносил её из комнаты в комнату, что-то рассказывал, а Вика опять же не спала и лишь глаза на отца таращила. И агукала время от времени, что Маркелова приводило в умиление. Он, вообще, оказался прекрасным отцом. Сам этого от себя не ожидал. Да и как можно было этого ожидать? Беременность была случайной, незапланированной, никто не мог сказать, что в итоге у них с Сергеем получится, а Маркелов искренне влюбился в ребёнка, а уж рыжие волосы дочки его в восторг приводили. Он так видимо этим восхищался, что в какой-то момент Настя его заподозрила в издевательстве. И лишь когда Серёжа всерьёз начал звать дочку солнечным зайчиком, успокаиваться начала. А сейчас Вика уже большая, скоро совсем взрослой станет, и это так странно. Вроде ещё совсем недавно в детский сад ходила, на ручки постоянно просилась, забиралась по ночам к ним в постель и рисовала на обоях карандашами странные каракули, которые Аркадия Львовна называла начальным проявлением большого таланта, а сейчас ей девять, и в подарок на день рождения она просит не куклу и не велосипед, а дорогой мобильный телефон. Настя, если честно, не понимала, зачем он ей нужен. В школе перед друзьями похвастаться? Правда, тема с телефоном быстро была забыта, и Вика попросила у родителей другой подарок. Но тут уже родители во мнениях не сошлись. Если Серёжка был не против купить ребёнку мобильный телефон, вещь всё-таки нужная и полезная, то Настя больше склонялась к собаке. Это желание девятилетнего ребёнка, по крайней мере, не казалось таким странным. Вот только муж отнёсся к этому довольно скептически. Хотя, Настя заранее и подготовилась к разговору с ним, и запаслась фотографиями с милыми щенками, в костюмчиках и с бантиками между висячих ушек, найденными в интернете. В постель вечером пришла и попыталась мужу эти картинки вместо его бумаг впихнуть.
— Посмотри, какая прелесть, — с воодушевлением начала она.
Серёжа без особого интереса просмотрел, и кивнул. Пришлось пояснить:
— Вика хочет собачку. Такую.
Маркелов на мгновение замер, глаза на жену скосил.
— Какую такую?
— Ну, вот такую, Серёж. Маленькую.
— Насть, это не собака.
— Собака. Йоркширский терьер. Ну, разве не прелесть?
— Насть, ты хочешь меня с дочерью поссорить?
— Почему это?
— Да потому что эта прелесть, — он пальцем в фотки ткнул, — будет без конца скулить и тявкать, и в итоге я её в окно выкину. А дочь мне этого не простит.
Он, конечно же, преувеличивал, но делал это намерено, и из-за этого стало ещё обиднее.
— Да ну тебя.
Маркелов улыбнулся.
— Разве я не прав?
— Надо думать о ребёнке! А желание иметь собаку — это нормально. В отличие от мобильного телефона!
— Давай купим твоим родителям собаку. Какую-нибудь большую и добродушную зверюгу.
Настя на мужа взглянула с подозрением.
— В моём понимании как-то не вяжутся слова "большая", "добродушная" и "зверюга".
— А в моём "смотри, какая прелесть" и "собака". Это не собака, это... — Маркелов всмотрелся в снимок маленького терьерчика, наряженного в спортивный костюм с символикой московского "Спартака", и с крохотной бейсболкой между ушей. — Барби в собачьем обличье.
— А что ещё нужно девятилетней девочке? — вроде бы удивилась Настя, но Маркелов, всегда готовый к провокационным заявлениям, нанёс коронный удар.
— Я с этим созданием гулять не буду, так и знай.
На это ответить было нечего. Особенно, заикаться про то, что с йоркширским терьером, в принципе, можно и не гулять, в том смысле, который в это выражение Маркелов вкладывает. Если сказать о том, что можно будет обойтись кошачьим туалетом, Серёжка лишь рассмеётся и больше не поддастся ни на какие уговоры и провокации, чтобы продолжить этот разговор. Иногда он становился жутко упрямым, причём в каких-то мелочах, на которые Настя и внимания бы, например, не обратила. А вот для Серёжи это было принципиально, и свернуть его, что-то объяснить, было невозможно.
Они долго не могли ужиться. Насте до сих пор было страшно вспоминать то время. Как они жили под одной крышей, спали в одной постели, ребёнка воспитывали, а обижались друг на друга, как чужие. Не было между ними чего-то важного, единства, желания понимать и прощать. Настя много думала о том времени, и была уверена, что их даже не Вика вместе держала, а все Маркеловы. Они жили в одной квартире, одной семьёй, и Насте с Сергеем зачастую становилось неудобно скандалить на виду у его родственников. Все они столько для их молодой семьи делали. И пусть это не афишировалось, не было признаний и проявления чувств, но в те годы, именно они удержали их вместе. Иначе бы Сергей с Настей не смогли, иначе бы развелись, или того хуже, возненавидели бы друг друга. Секс сексом, а когда после этого смотришь человеку в глаза, хочется увидеть желание оставаться рядом, а они сразу разбегались. Если и были моменты, которые хотелось запомнить, то уже через минуту всё могло расстроиться из-за какой-нибудь мелочи, небрежно сказанного слова или попросту из-за отсутствия реакции. Их размолвки, недопонимание, не исчезли после свадьбы. Всё только хуже стало, и росло с каждым днём, с каждым месяцем, как снежный ком. Бывало Насте хотелось закричать, до того невыносимо было видеть и слышать собственного мужа. До родов, она, кажется, тысячу раз пожалела о том, что вышла за Маркелова замуж. Открыто спрашивала его, зачем он её привёз в Москву, и зачем она, дура, приехала?! И каждый раз это было всё равно, что курок спустить. Ситуация сразу выходила из-под контроля, и Маркелов начинал орать, что он дурак, вот и привёз. Хотел правильно поступить, а в итоге нарвался, виноват, больше таких глупостей делать не будет. После их первой брачной ночи, Серёжа не произносил имени Аверина, но Настя была уверена, что оно постоянно у него на языке вертится. И стоит только надавить, раззадорить мужа, и он всё это выплеснет на неё, и тогда уже ничего не исправишь. Ей придётся уехать, вернуться к родителям беременной, но в то же время, прекратится холодная война между ней и мужем, а это то, о чём в те дни мечталось.
Муж. Маркелов сам долго поверить не мог, что он муж. У него-то круг общения остался прежним, и беременным он не был, ему не приходилось целыми днями сидеть дома, чувствуя себя обессилившим и располневшим, и ждать неведомо чего. Серёжка учился, пропадал целыми днями, являлся под вечер, усталый, но довольный, а Настю всё это безумно раздражало. Перед ним все дороги были открыты, а вот перед ней ни одной не осталось, она свернула на ухабистую тропочку, которая неизвестно куда должна была её привести.
Потом родилась Вика, и Насте стало попросту некогда задумывать о том, как ей с мужем договариваться и дальше жить бок о бок. Ей пришлось научиться огромному количеству вещей, нужно было перестать бояться, ведь это ребёнок, и в первые дни она сама не знала, как подойти к дочке, чтобы не навредить или чего-нибудь не перепутать. Она отвлеклась на ребёнка, и не сразу, но поняла, что они с Серёжкой ссориться почти перестали. Вот только радости от этого никакой, раз они были заняты каждый своими делами. Он появлялся также вечерами, ужинал, с Викой занимался, а когда она засыпала, садился за учебники. А Настя, слишком уставшая за день, проведённый за домашними заботами, ничего ему не говорила. Даже радовалась, что не нужно тратить силы и время покоя на выяснение отношений. К тому же, она куда больше времени проводила с его родителями и бабушкой, чем с ним. Те говорили ей, что нужно подождать, что нужно дать ему время. Вот закончит он институт и всё изменится. У них же ребёнок, а Вику Серёжа просто обожает.
Настя и не спорила, обожает.
Ждать ей надоело года через полтора. Вике исполнилось два года, Серёжка институт закончил, поступил в аспирантуру, как и намеревался и даже собрался за кандидатскую сесть. Всё это происходило в их комнате, за закрытой дверью, за его письменным столом, втиснутым между детской кроваткой и окном, а Настя словно со стороны за всем этим наблюдала. Она занималась домашними делами, ребёнком, а её муж в это время своё будущее строил. И только рассказывал ей о своих достижениях. Иногда. Когда их разговоры превратились в редкое удовольствие, и всё общение свелось к постели, Настя поняла, что Маркелов ей изменяет. Это было настолько удивительное открытие, что даже не расстроило. Да и из-за чего было расстраиваться? Любви между ними не было, в предательстве Настя обвинить его не могла, но это открытие всё равно её с ног сбило в первую секунду. Даже расследование небольшое провела, но лишь подтвердила свои подозрения. Бывшая Серёжкина однокурсница, Настя помнила её, он их знакомил как-то, правда, на их свадьбе её не было. Позже выяснилось, что они встречались до того, как он на лето уехал и Настю так неожиданно встретил. А теперь вот прошлое дало о себе знать. Они вместе поступили в аспирантуру, поговорили о прошлом и будущем, обнаружили много общего, Маркелов ей на жизнь пожаловался. Настя почему-то была уверена, что жаловался.
— Она тебя пожалела? — поинтересовалась она. — Бедный ты наш, несчастный. Окрутила я тебя, да?
— Насть, ты говоришь ерунду!
— Ну, конечно, ерунду! Но ты наверняка ей жаловался!
— Я никому не жаловался!
— А мне всё равно. — Она шипела на него и укачивала на руках хныкающую Вику. Дочка ворочалась, засыпать не хотела, и нервничала, чувствуя, что родители ругаются. — Мне вообще — всё равно. Я тебя не держу. Куда мне? У вас с Дашей так много общего, а я кто такая?
Маркелов не ответил, но выразительно насупился, за стол сел и придвинул к себе толстенную книгу. Взглядом в текст уткнулся, а Настя поняла, что ещё чуть-чуть и она чем-нибудь тяжёлым его по голове огреет. Она уже ненавидела его учёбу, учебники, записи, разговоры об институте и аспирантуре.
