Тень - это место для страхов

Это вызвалось совершенно неожиданную реакцию. Тело Шорох свела судорога. Девушка согнулась пополам в рвотном спазме, из её непроизвольно раскрывшегося рта хлынул поток чёрной бурды, видимо, средство от паразитов. Корвел подскочил к ней, подхватил так, чтобы голова свесилась вниз и рукой поправил язык, чтобы он не запал. Его что-то укололо его указательный палец.

Корвел коротко оглянулся на собравшихся. Повитуха уже устремилась к Шорох, но Каланча остановил её движением руки.

— Я справлюсь, — сказал он. Не нужно, чтобы посторонние видели симбионтов. Валяющаяся в истерике бабка-повитуха им здесь точно не нужна.

Корвел осторожно заслонил рот Шорох левой ладонью. И уже через секунду буквально почувствовал, как едва шевелящееся тело симбионта опускается ему на руку. Ладонь раскрылась, и симбионт Шорох исчез. По руке Корвела пробежала дрожь. Он явственно ощутил, как тело твари буквально перемалывается или пережёвывается его симбионтом.

Шорох согнулась в последнем рвотном спазме и замерла. Каланча осторожно приблизился к лицу девушки, вслушиваясь. Слабо, но она дышала.

— Всё хорошо, — сказал Корвел, сглатывая вставший в горле комок. — Она жива.

Фыркнув, повитуха оттолкнула его от кровати и принялась осматривать Шорох. Кто-то настойчиво тянул его за рукав. Повернувшись, он увидел Селену.

— Тебе нужно переодеться, — сказала она.

Корвел кивнул и дал вывести себя из комнаты. Сил соображать у него почти не осталось.

За дверью стоял Маска Боб.

— Что с... девочкой? — обеспокоенно спросил он.

— Жива, — сухо отозвался Корвел. — А симбионт... наверное, мёртв. Мой старичок не кисло им пообедал.

— А где был ты?

— Дрался. И Майлз с Малышом тоже.

Селена и Маска Боб синхронно затаили дыхание. Корвел слабо усмехнулся.

— Да, я думаю, что мы завалили одного. Расскажу позже, когда вернутся ребята.

Корвел сидел у изголовья кровати Шорох и слушал её глубокое и уверенное дыхание. Он слегка выпил, но только слегка — праздновать первую победу с другими не хотелось.

Тем более, если вспомнить, что эта победа досталась так тяжело. Ему уже почти пришёл конец, они справились с тварью только втроём. А что было бы, если бы Безликий успел его прикончить? Совладали бы с ним двое дезертиров? А если бы Безликих было двое?

Маска Боб тоже не слишком-то радовался. До Безликих или до тех, кто ими управляет, дойдёт весть о том, что один из них погиб. И теперь за ними будут охотиться не поодиночке.

От мрачных мыслей его отвлекла Шорох.

— Пить... — прошептала она едва слышно.

Корвел зажёг светильник и склонился над ней со стаканом воды. Он постарался выдавить жалкую улыбку. Ему всё ещё было стыдно за то, что он наговорил ей днём.

— Кори, — улыбнулась Шорох, — ты со мной.

— С тобой.

Он помог девушке сесть и напиться. Шорох пила жадно. Напившись, она легла на подушку.

— Дай мне руку, — тихо сказала она, поворачиваясь на бок.

Они довольно долго молчали.

— Что со мной? — спросила девушка, наконец.

— Твой организм отторг симбионта. Он чуть не убил тебя, но ты справилась.

— Значит... значит, я обычный человек?

— Да. Ты не рада?

— Рада, — ответила Шорох после паузы. — Я такая трусиха, верно? Я могла бы... могла... защитить людей. Но я всё равно осталась тем, кем была. Слабачкой.

— Тихо, — улыбнулся Корвел, — ты не трусиха и не слабачка. Мы... я... я буду тебя защищать.

Шорох посмотрела на него.

— Я... — прошептала она, — я думала. Об отце. И о тебе. Ты... ты был прав.

Корвел кивнул. Если она помнит их разговор и решила, что он был прав, извиняться бессмысленно.

— Мой отец, — сглотнув, сказала Шорох, — всегда меня защищал. А теперь ты...

— Да, теперь я буду тебя защищать.

Шорох прижала его ладонь к своей щеке. В её глазах блестели слёзы.

— И не будешь меня бить?

— Нет, — улыбнулся Корвел, — не буду.

— И пить много не будешь?

— Слишком много не буду.

— Это хорошо. Я не люблю, когда меня лупят. Я не хотела бы му... — Шорох осеклась. И после паузы выпалила: — А у меня титьки больше, чем у Селены?

Каланча коротко хохотнул.

— Больше.

— Хорошо, — успокоено сказала девушка. — А я...

— Тебе нужно спать, — строго произнёс Корвел. — Ты и так потеряла много сил.

— Много сил, ха? Да я заблевала эту комнату как минимум три раза, это не потеря сил.

— И всё равно спи.

— А ты меня поцелуешь?

Корвел наклонился и осторожно чмокнул Шорох в губы. Шорох неумело прижалась к его губам, а когда он выпрямился, хихикнула.

— Посиди со мной.

— Посижу.

— Свет задуть не забудь, я со светом не люблю спать.

Каланча потушил лампу. Шорох вцепилась в его левую ладонь и засопела. А Корвел ещё долго сидел над ней, стараясь различить в кромешной темноте её черты.

"Ты осталась человеком, — подумал он, высвобождая левую ладонь из рук Шорох. — И я теперь в чём-то даже для тебя опасен... Но, чёрт возьми, это лучшее, что произошло за сегодня. У тебя будет шанс начать новую жизнь".

Он тихо вышел из комнаты Шорох и ушёл в свою. Там он долго сидел на кровати, вглядываясь в свою четырёхпалую ладонь.

Если они победят Безликих, что тогда произойдёт? Останется ли им место в мире людей?

XXI

Гарри жадно заталкивал в рот куски солонины. Совсем рядом, на полу у стола, завывал Кролик. У Кролика в кишках засел арбалетный болт, а значит, ему крышка. Не ясно только за каким хреном нужно было тащить умирающего сюда, он только мешал своими воплями и причитаниями.

Гарри скосил на Кролика глаза и пнул его, чтобы заткнулся. За последние дни погибло столько народу, что никакого сочувствия к умирающему у него не осталось. Единственное, чего хотел Гарри — это не оказаться на месте Кролика.

Ну да ничего, с ним такого никогда не случиться. Гарри зажал рот ладонью, его начало тошнить, но, чёрт побери, жратву — первую за два дня — он не упустит. Перед глазами опять стояло чудовище, превратившее голову Йохана в лепёшку. Тогда он, сопляк, отслуживший всего-то полгода, побежал, хотя пару минут назад был абсолютно уверен, что их полк не может проиграть даже демонам, поднявшимся из ада. После он наблюдал за тем, как его боевые товарищи с визгом выцарапывают собственные глаза. Ну а потом были долгие голодные дни, когда их — полдюжины выживших и не ослепших солдат — гоняли камнями крестьяне, загоняли в леса бывшие товарищи... Он пережил это, так что никакая стрела его не убьёт. Ни стрела, ни меч, ни чудовище.

Гарри справился с тошнотой и, утерев выступивший на лбу пот, ещё раз пнул Кролика. Впрочем, тот уже почти затих.

— Эй, сопляк, — рявкнул из соседней комнаты Жернов, — хочешь?

Гарри поднялся из-за стола и вошёл к остальным. Фермер и два его сына уже с час как были мертвы, а вот его жену и дочерей никто убивать не собирался. Пока что.

— Какую хочешь?

Гарри молча приблизился с самой младшей, толстой, как и все, девчонке лет четырнадцати. У неё между ног виднелось кровавое пятно, а значит, он попользует почти что девственницу. Жернов, ухмыляясь, уступил ему место. Толстуха даже не рыдала, просто всхлипывала, пока Гарри делал своё дело. Закончив, он влепил ей пощёчину и прошипел:

— Сука.

Он не слишком-то понимал, что делает. Да и какая разница? С ними обращались как со скотом, а теперь сила на их стороне. Он может делать всё, что...

Изо рта улыбающегося Жернова высунулся окровавленный наконечник арбалетного болта. Дезертир упал ничком на кровать, его ноги начали жуткую в своей комичности предсмертную пляску.

— Что!? — взревел Джон, отрываясь от жены фермера. — Что, мать вашу?..

Со звоном вылетело стекло. В комнату ворвались две тени, Гарри чётко увидел на их рукавах красные повязки. Это была так называемая Свободная армия, ублюдки, которые отнимали у жителей предместий деньги под предлогом того, что они их защищают. Гарри зашипел, натягивая штаны, и схватился за меч.

Но было уже поздно. Джона зарубили. Он лежал, уткнувшись головой между чудовищных сисек крестьянки, и пытался затолкать свои кишки обратно в живот. Баба истерично хохотала. Жернов и остальные стояли на коленях. Зря. Их всё равно повесят.

Нет. Он, Гарри, не сдастся. Его не возьмёт ни меч, ни стрела, ни чудовище. Он пережил...

Его ноги отнялись. Он повалился на пол, всё ещё не понимая, что происходит. Чудовищно воняло дерьмом. Гарри вырвало. Блевал он долго, с тоской глядя на еду, которой ему так не хватало последние дни. Но что же, чёрт возьми, с ним произошло? Он скосил глаза на свои ноги. Как будто на месте.

— Молодец, девочка, — сказал кто-то рядом.

Девочка?

Гарри увидел девку, которую трахал. Она держала в руках окровавленный нож и плакала.

— Сука, — сказал Гарри. — Сука.

Его заткнул удар меча, разрубивший его голову пополам. Впрочем, он бы и так прожил недолго — крестьянка ударом в спину перерезала ему костный мозг и вскрыла правую почку. Отец учил её разделывать свиней.

— Повесить, — коротко сказал сержант Якоб, тыкая пальцем в сдавшихся дезертиров. Те попытались брыкаться, но уже поздно — оружия у них не было.

В комнату вошёл лейтенант. Ещё неделю назад он сам был сержантом, к тому же, из худородных, но на войне можно сделать головокружительную карьеру.

— Уже третьи за сегодня, — угрюмо проговорил он, глядя на то, как уводят преступников. — Вчера мы повесили всего две группы.

— Завтра будет больше, — мрачно изрёк Якоб, — они изголодались и озлобились, у них закончилось терпение. Потому-то они и повылазили, как тараканы из щелей. — Он тяжело вздохнул, глядя на сбившихся в кучку женщин. — Ничего, скоро мы всех их изведём. — "Кроме тех, что достаточно хитры, чтобы не высовываться. Или тех, кто вступит в наши ряды. Но с ними ничего не поделать".

— Н-да, — хмыкнул лейтенант, — всех изведём, как каких-то паразитов. Ещё неделю назад они были нашими товарищами.

Якоб покачал головой.

— Зато теперь они наши враги. Так надо, ты же знаешь. Иначе мы не наведём порядок.

— Я знаю.

Отряд быстрого реагирования Свободной армии в числе двенадцати человек покинул ферму, оставив болтаться на ближайшем дереве троицу повешенных. Убитых мечами они спустили в овраг, не желая тратить время и силы на их похороны. За эту ночь они повесили ещё пять человек и троих убили, потеряв двоих. И эта ночь не была самой кровавой. Но, как и предсказывал Якоб, вскоре всё затихло.

К сожалению, ненадолго.

Рыжий Отто с недовольным ворчанием высунулся из времянки, которую гордо именовали блок-постом. Лил ледяной дождь, намекающий на то, что лето ещё не скоро, дул ветер. Им, чёрт возьми, и так не повезло дежурить во время коронации, так тут ещё какие-то ублюдки припёрлись. А во времянке, как бы дерьмовой она не была, достаточно тепло и сухо, а на столе стоит подогретая брага.

— Кто такие? — рявкнул Отто.

— Поставщики, — не менее недовольным голосом откликнулся возница, замотанный в тряпки с ног до головы, — везём оружие для Свободной армии и стражи.

Старший сержант недовольно оглядел две повозки, за его спиной сопел Глен.

С дезертирами установили связь два дня назад. Герцог, вернее — король, пообещал им амнистию и даже какое-то жалование. Отто не дежурил здесь уже три дня, но знал, что армии передаются какие-никакие распоряжения, а те подают отчёты о собственных карательных операциях.

— Поставщики, значит, — мрачно проговорил Рыжий. — А почему так поздно?

— Поставщики! — отозвался возница. — Почему поздно? А ты хочешь, чтобы тебя сожрали? Я лично нет! Вот документы с личной печатью короля. Госзаказ, мать твою!

— Не надо, — отмахнулся Отто, — проезжайте.

Отодвинув Глена, он вернулся во времянку, проигнорировав вопль возницы о том, что нужно поднять шлагбаум. Сами справятся.

— Почему документы не проверил? — поинтересовался Глен, когда они уселись за стол.

— Зачем? Они в порядке.

— Ну-у... — протянул рядовой, — а если по накладной чего-нибудь не совпало бы?

Отто фыркнул, едва не подавившись брагой. Пара рядовых со стажем тоже захихикали.

— Ничего бы не совпало, — снисходительно сказал Отто, — они пустые ехали, это и так понятно.

— Пустые? — переспросил Глен. — Но...

— Пустые. Если хочешь что-нибудь своровать, воруй заранее и пригоняй уже пустые телеги. Да и не то у меня положение в армии, чтобы на тех ребят рот разевать. Понял?

Мальчишка не понял. Ну да ничего, поймёт ещё. Воруют не только они, но и вышестоящие офицеры. Даже король ворует. Ему, впрочем, проще всех.

Фургоны вернулись через три часа. Полные. Но Отто и сейчас не собирался совать свой нос в них. Единственное, чего он не мог понять — так это то, почему же пустота стала стоить так много. Но после он выбросил это из головы. Воруют-то, в конце концов, все.

Жгут, Стальной Молот, Кривой, Сахар. И он, Шило. Пятёрка самых влиятельных людей. Не во дворце, конечно же, а здесь — в Крысином закутке, Речном порту, Заводском квартале. В трущобах, заполненных грязью и болезнями, малолетними преступниками и престарелыми шлюхами, убийцами и нищими. Кто-то из старых преступных лидеров любил говорить, что власть в городе в действительности принадлежит тому, кто управляет этими тремя кварталами. Шило никогда в это не верил. Сколько бы у него не было денег и связей, во дворец ему вход заказан.

Но... времена меняют. Дворец — это просто большой могильник, откуда сейчас пудами таскают добро. Практически вся эта зажравшаяся верхушка, щеголявшая своими огромными каретами и шёлковыми одеяниями; верхушка, которую так долго и муторно подкупать; верхушка, которая, фактически, жила за счёт собравшихся здесь людей, но всё равно воротила от них нос; эта верхушка мертва. А они живы. А значит, пора навести в этом городе порядок. Или, вернее, то, что Шило подразумевает под порядком.

Сахар. Накрашенная мразь с отвисшими уже лет пять назад титьками. Когда-то была шлюхой, но каким-то образом выбилась в люди и теперь сама управляет большей частью незаконных публичных домов и практически всеми сутенёрами. Пьёт только самое дорогое вино и пытается строить глазки Жгуту, но тот не обращает на неё внимания — он видал шлюх и посвежее.

Кривой. Ему на каких-то работах на заводе снесло половину рожи, из-за чего он целиком и полностью ушёл в профсоюзную деятельность, где и сколотил свою собственную шайку, которая держит в страхе не только весь Заводской квартал, но и хозяев этих самых заводов.

Стальной Молот. Этим, в общем-то, всё и сказано. Лучшие убийцы, костоломы и вышибалы ходят под ним. Для того чтобы этого добиться, нужно быть лучшим в этом деле, и Стальной Молот был лучшим.

Жгут. Официально он частный детектив. Фактически, человек, у которого найдётся компромат на любого, живущего в этой стране. Возможно, именно этим и вызвано такое внимание к нему со стороны Сахар.

Ну и, конечно же, он сам, Шило. Просто рубаха-парень. Ну, хотя бы потому, что он и его ребята смогут снять рубаху с любого, да так, что тот и не заметит. Лучшие воры, контрабандисты и барыги носят ему долю от прибыли, чтобы спокойно заниматься своими делами. Конечно, большая часть этих денег оседает в карманах городской стражи и чиновников, но на жизнь хватает.