Когда цветёт багульник

— Совсем нет...,— загорячилась она.

Ванька распалился:

— Он убить меня хотел. За это вышка. К тому же аварию ту, за что отсидел отец, организовал он. Там человек погиб. Имей ввиду, он преднамеренно убил человека, чтоб посадили отца... А в Иркутске устроил взрыв, там сколько полегло, ты подумала об этом?

Она пыталась перебить его.

— Ваня...

Но Иван продолжал:

— Может, не положено так говорить, но эта смерть подарок ему. Спасение от позора. Отец же никому, ничего не сказал. И мы с тобой, как никто другой знаем об этом. А сколько ещё не знаем.

— Не важно, он мой отец...

Он вжал её в простыни и вцепился поцелуем. Целовал безумно, словно пытаясь через рот внести в неё свою боль и свой страх от её потери. Лизнув уголки её губ с надеждой прошептал:

— Вот это номер. Танюха, умоляю, кончай грузить свою головку, будем счастливы поперёк всему.

— Нет,— покачала она упрямо головой.

Иван упал в подушки и, заложив руки за голову, уставился в потолок.

— Глупо же всё и жестоко по отношению к нам обоим.

— Ваня не надо, я решила.

Иван опять поднялся на локти.

— Нашла святого. Он через тебя бы ради "капусты" перешагнул, не поморщился. Отец другом его считал, почти братом, в люди вытянул, а он в лагеря его загнал, убить сколько раз всю семью пытался...

— Но не убил же, может просто пугал,— заплакала она, уткнувшись ему в грудь.

— Ага, сейчас, жди. Столько людей безвинных полегло. Нас охрана стоящая стерегла, а у тебя иллюзии одни в голове,— поглаживая её по вздрагивающей спине, втолковывал в упрямую голову он.— Натворил и пусть лежит себе теперь, с чего нам ради него жизнь портить, а?

Она резко одёрнула его:

— Ты всё врёшь.

— Бестолковый базар получается,— выдохся он не зная какие ещё аргументы пустить в её переубеждение.

Она сама вдруг метнулась к нему. Закинув руки на шею, горячо зашептала:

— Ванечка, радость моя, я люблю тебя больше жизни, но это будет наказанием мне, как нерадивой дочери.

Ванька, пользуясь моментом, тут же пристроил её в подушки и принялся любить, оно полезнее и доходчивее, потом чмокнув её в дрожащее плечо прохрипел:

— Слушаю тебя и диву даюсь..., может, я вообще сплю, и мне это снится, а ну-ка ущипни меня.

Она привстала на локте, чтоб лучше видеть его:

— Ваня не юродствуй, я хуже Павлика Морозова.

Ивана подбросило:

— О, дурдом. При чём ещё тут этот пионер. Начиталась всякой муры. У парня свои были причины сделать то, что он сделал и думаю не пустячные. Там тоже папенька не подарок с шёлковой ленточкой был. Детей и их мать бил, по бабам ходил, до дури пил, ещё и хлеба людей задумал лишить. А наши доморощенные демократы враз подоплёку нашли. А вообще-то в прошлом глупо копаться, с настоящим вон не разобраться. Один и тот же день крутится по-разному.

Таня упорствовала.

— Но говорят же, я читала. Это не нравственно.

— Конечно, хлеб жечь нравственно, а сообщить об этом, нет. Кто вообще в жизни может провести ту черту? И к счастью, и к сожалению жизнь — мячик. И каждый прожитый миг может толковаться — куда покатишь.

— Ваня, но ведь так просто говорить не будут.

Иван, поцеловав эти болтающие всякую чепуху пухленькие губки, притиснул горячей рукой её к себе. Недовольно пробурчал:

— Что — что, а болтать у нас зашибись, как любят. Языками молоть, не работать, а ещё и за деньги, под заказ.

Тане бы промолчать, но она заспорила.

— Умные же люди пишут...

Иван, начиная терять терпение и заводиться, пробурчал:

— Умные, без мозгов и песни, чтоб ты знала, страшнее идиота. А без тормозов — прыжок с зонтиком с самолёта. Уверяю тебя, на нравственность и безнравственность судей нет.

Таня, не удержавшись, прыснула в ладошку:

— Вот тебе и молчун. Что-то ты парень разговорился...

Иван засопел:

— Допекла. Тань, практически ты моя жена и отрезанный ломоть от отца и своей семьи. Зачем мешать божий дар с яичницей. Мы сами по себе, давай не глупить, а?

Она, тяжело вздохнув, нашла его пальцы и сжала, как могла их.

— А ты байки не забивай, какая я тебе жена, мы ещё не доросли до этого.

Ванька солидно и спокойно принялся ей рассказывать настрой своей политики:

— Годы имеют программу в сторону роста, это 18 нам уже никогда не будет и 20 тоже, а дальше набегут, и мы с тобой вдвоём знаем, как обстоят дела на самом деле. В нашей семье все однолюбы. Ты моя жена и точка. Тебе нечем крыть сдавайся.

Помолчав и потершись щекой о его грудь, Таня упрямо пролопотала:

— Ваня, я всё решила. Будешь давить, я уйду в монастырь.

Ванька решивший, что все трудности позади и вопрос улажен растерялся:

— Куда?

Таня огрызнулась:

— Не будь олухом.

Ванька отвалился от неё и возвёл руки к потолку:

— Я коньки сейчас отброшу.

А девушка тихо продолжала:

— Найдёшь себе другую, тихую, правильную, я никогда тебе не нравилась. Сколько себя помню всегда ругался на меня,— голос её дрогнул, но она продолжила:— Это я тебя беспутная с правильного пути сбила. Теперь такой камень, как я с твоей дороги свалится и ты нормально будешь жить.

Не выдержав, парень въехал ногой в огромного мохнатого льва, тот мячиком отлетел к шкафу. Из-за двери донёсся голос охраны:

— Что у вас?

— Ничего,— огрызнулся Иван, не мешайте.

Таня отвернулась. Ванька, обхватив голову руками, простонал:

— Комедия. Всё не так, всё с пеньками.

Она упрямо поджала губы:

— Я крест свой должна нести.

Он, кубарем скатился с кровати, оббежал вокруг неё и, оторвав её от постели, тряханул на все силёнки:

— Скажи, что ты меня разводишь?

Она выкрикнула ему в лицо:

— Я серьёзно. И осторожно, пожалуйста, ты из меня душу вытрясешь...

— Зато мозги встанут на место...,— огрызнулся он. Ванька сел и притянув её уползающую от него к себе, заговорил:— Ведь всё проходит и даже пострашнее этого. В совершенно безнадёжной ситуации человек на что-то надеется и, как правило, чего-то хочет.

— Остынь,— прошептала она устало.

Остывать он не собирался, наоборот, полыхал костром. Уложив её на подушки и упав рядом, зашептал:

— Нет, я так не могу, не понимаю. Ситуация тупиковая. Рожу и ту не могу сопернику набить, его просто нет. И в то же время он есть и тянет тебя куда-то в сторону от меня и пахнет от него нафталином.

— Всё утрясётся,— поелозила она щекой на его груди.— Ты забудешь меня. Переспишь ещё с кем-то лучше меня, поопытнее и забудешь.

Иван привстал на локти:

— Это ты кого сейчас уговариваешь себя или меня?

Она погладила его так нравившееся ей тело.

— Ваня не мы первые расходимся.

— Но, не по такой же бредятине,— рывком закинул он её на себя.— Не хочу больше тратить время на чушь. Ты пока моя и я буду жить этим. Их губы, руки и горячие тела слились в одно целое, и это была любовь.

Таня выполнила свои угрозы, в дом его больше не пускали. Охрана, честно отрабатывая свой хлеб, гнала от ворот. Оставалось одно институт. Ване пару раз удалось затолкать её в машину, но скоро закончилось и это. Сдав сессию, она исчезла. Вокруг бушевало во всей красе лето, но Ваня не замечал. Ноги опять привели его к её дому. Но сегодня ворота перед ним милостиво распахнулись. А вскоре Ваня даже понял почему. Таньки не было, а мать, захлёбываясь слезами, сообщила, что дочь ушла в монастырь.

— Зачем, это что новомодное проведение каникул?— не понял парень.

Усталая женщина, стараясь справиться с дрожащими губами, проговорила:

— Чтоб стать монашкой. Горе-то какое Ваня.

Иван, не справляясь с одеревеневшими ногами, плюхнулся в кресло. "Чёрт! Что за сказки!" Растягивая слова, состряпал вопрос:

— Очуметь можно вот так запросто?

— Послушницей пока. Что делать Ваня, что делать?— мать Тани качаясь из стороны в сторону с зажатыми в ладони висками твердила, как заведённая одно и тоже.

— Зачем же вы её отпустили?

— Кто меня спрашивал, вон записку оставила и всё.

Она сбегала и принесла исписанный быстрым почерком листок. Иван прочитал и опять не поверил.

— Да, дела, а наряды свои она с собой забрала?— всё ещё не верил в случившееся он.

Танина матушка его иронии не разделяла.

— Парень, ситуация серьёзней не бывает, она упряма. Напридумывала себе там чего-то. Завелась, как с ума сошла. Одна кровь — отец её на деньгах помешался, а эта на каком-то мифическом долге...

Иван растерянно тянул:

— Мне ль не знать. Где эта обитель?

Свалившееся на обоих одно горе и глупость дочери, их объединило. Сейчас он был её надеждой и самым близким человеком, способным помочь ей. У неё оживилось измождённое от беспомощности и свалившегося горя лицо, и заблестели надеждой глаза, она схватила его руку:

— Не так далеко, я расскажу тебе, Ваня. Ты только не бросай эту ненормальную на произвол судьбы.

Иван вдруг окреп в своей уверенности достать её с конца света и вернуть к матери и себе.

— Да уж, пожалуйста, и поподробнее. И не волнуйтесь вы так, вернём, куда она денется, тоже мне, блин, монашка нашлась...

С учётом новых обстоятельств Иван давно перестал быть для неё второсортным, а превратился в чудного собеседника и завидного друга для дочери. После гибели Сидякина, в сложившейся ситуации, парень вообще был, как родной. Она хватала его за руки и, заглядывая в глаза, всхлипывала:

— Ваня, туда наверняка не пустят.

Ванька солидно сопел:

— Разберусь.

Она качала головой.

— Ваня, всё не просто.

Иван, похлопывая её по ладошки, басил:

— Сориентируюсь. Всегда есть обходные пути.

— Ты не представляешь, что говоришь, парень. Это не современное строение, а старый монастырь.

Страх женщины раздражал. Иван поднялся и направился к выходу.

— Посмотрю, оценю, тогда и решу.

Она бежала следом.

— Ваня, сделай что-нибудь с этой ненормальной?

— Обязательно.

Они прощались, а она всё заглядывала в его глаза:

— Помоги, умоляю! Ведь одна она у меня!

— Не волнуйтесь, я её достану.— Обещал Иван, вспоминая, как эта же безумно любящая его сейчас дама гоняла от дочери как бродяжную собачонку. Отвечая сейчас уверенно ей, знал на сто процентов, что Таню он вернёт, по — другому просто не может быть.

Уверенность-то была, но вот что делать, чтоб этой уверенности осуществиться он не знал. Пока не знал, но думать, думал. Решил начать с простого — с монастыря. Отец уже давно купил ему машину и Ваня, не стеснённый временем, и средствами передвижения, отправился немедленно на поиски пристанища своей сумасшедшей подружки. Артём, не желая отставать от брата, увязался за ним. Школьный год закончился, домашних заданий почти не задавали, времени — отдыхай не хочу. Почему бы и не покататься.

— Куда мы едем?— приставал он к брату, через час бестолковой езды.

Иван скосил в его сторону глаза.

— Я по делам, а ты не знаю.

— Ха, я с тобой.

— Чего же тогда спрашиваешь?

Артём поковырялся пальцем в макушке и просопел:

— Просто хотел спросить, что за дела нас ждут по сельским дорогам?

— Монастырь.

Ответ брата короткий, но исчерпывающий его озадачил.

— Опля, зачем?

— Надо,— отрезал Иван, чем заинтриговал братца.

Артём тут же принялся крутиться, как на вертеле курица и ныть:

— Вань это не честно. Вань, это наглость... Вань, это чёрте что...

Иван тормознул на краю дороги упирающуюся в поле.

— Уже приехали, честно, не честно выходи.

Артём тут же сменил тактику.

— Для чего, мне и тут хорошо, в машине?

Иван немного сдал обороты и приоткрыл завесу.

— Изучать будем...

О! это уже кое— чего. Но прощать брата, мальчишка не собирался так скоро и за такую мелочь. Для начала, Артём недоверчиво посмотрел на брата, шутит или всерьёз. Но понять что-либо по наморщенному лбу его и по напряжённому лицу мало было надежды. И он, переведя взгляд на возвышающие недалече мощные стены монастыря по-прежнему ничего не понимая, осторожно спросил:

— Вань, скажи честно, зачем тебе это надо?

Иван, рассматривая монастырь, совсем неохотно пробубнил:

— Необходимо туда проникнуть.

— Вовнутрь, к монашкам?— не утерпел от восклицания младший.

— Слабо?— усмехнулся Ваня,— а хорохорился — то. Я— я...

Мальчишка смутился и принялся оправдываться.

— Почему слабо, думаю...

Иван, засунув руки в карманы, насмешливо глянул на него:

— И что надумал, авантюрист?

— Чего сразу авантюрист-то?— Артём, не имея ответа, ловко спрятался за обиду.

А Иван, нажимая на взрывоопасные рычаги подзаводил:

— Ты ж любишь все авантюрные романы читать и смотреть. Считай, пришло время воспользоваться твоей тарабарщиной.

Мальчишка сразу же заглотнул крючок, кто ж добровольно откажется в каникулы от приключения.

— В общем — то, попасть туда можно двумя способами. Если ты не шутишь конечно.— Солидно заявил меньший.

— Какими?

— А поводить дашь?— прикинул выгоду Артём.— Мне ж отец тоже скоро купит колёса, не могу ж я быть ослом за баранкой.

Тут же он принялся оправдывать свои спекулятивные действия. Но Иван не желал входить в его положение и с иронией прикрикнул:

— Догоню, ещё поддам, говори?

Артём тут же устроил саботаж.

— Что я дурак за так, мыслями делиться. Поищи другого...

Старшой сдался.

— Будь по — твоему, договорились.

— По просёлочной дороге, до трассы?— уточнил он.

— Хорошо. Говори уж,— прорычал Иван.

Артём, не больно страшась того рыка, выпалил:

— Нарядившись монашкой или найдя подземный ход.

Иван скривившись, хохотнул:

— Джеймс Бонд не иначе. Точно агент 007.

— Зря бочку катишь на него, хорошее кино...,— загорячился мальчишка.

— Для американцев может быть у них мышление другое. А нашим, куда интереснее Шарапова смотреть. А твои способы нам не подойдут ни один.

О! Он не верил своим ушам. Брат сказал "нам".

— Нам? Почему это?

Иван постучал ладонью по его голове.

— Представь себе женщину 1, 80 и с моим разлётом плеч.

Артём представил и потух. Правда была надежда на второе, о чём он тут же и спросил:

— А второе?

Иван вздохнул.

— Подземные ходы, к моему глубокому сожалению, только в книжках бывают.

— А вот и нет,— запрыгал вокруг него Артём. — А вот и нет...

— Чего нет, когда да.

Артём уже оправился от удара и его фантазия, получив подпитку, заработала.

— Ну, во-первых, тебя можно согнуть, всунув в руку клюку, а во-вторых, с таким ростом девке самое место либо в баскетбол, либо в монастырь податься. Если не в баскетбол, то где ей жениха найти.

— Ловко у тебя получилось, сочиняй дальше, — удивился Иван.

— Дальше совсем просто,— взбодрился Артём закусив удила.— Когда он этот монастырь строился, поди, татары ещё по Руси гуляли. А что нам история рассказывает о монастырях того времени, а?

Иван почесал переносицу.

— Народ находил пристанище за их стенами во времена таких набегов.

— Молодец. Пошли дальше. Если народа сюда собиралось тьма тьмущая, то должны быть выходы к воде.