На пути "Тайфуна" 4

— Куйвасаари захвачен. Немедленно открыть по нему огонь!

О. Куйвасаари

Проутюжав ближайшую финскую батарею и получив, наконец, от вернувшегося Леонова подробную карту, я задумался, выбирая следующую цель. Вот еще две большие батареи на дальнем конце острова, а вот, совсем рядом с уже разгромленной огневой позицией, находится командный пост, и с нашей стороны он должен хорошо просматриваться. Вот влепить бы по нему прямой наводкой полутонным снарядом.

Однако, Алексей принес не только карту, но и какой-то пакет, нехорошее содержимое которого он начал изучать, сверяясь с шифровальным блокнотом.

Не ожидая от послания ничего хорошего, я подозрительно ткнул в бумажку пальцем:

— Это что такое?

— Шифровка из особого отдела дивизии.

— Нашли время. И долго расшифровывать?

— Не, тут лишь несколько слов переданы шифром, да отправитель с получателем заменены кодовым номером. Все, уже готово. — Окинув взглядом соратников, не все из которых служили в нашей дивизии, Леонов, задумался, но решил, что скрывать нечего. — Помнишь, в Эстонии пропал штрафник Бабаев. Так вот, он перебежал к немцам и дает показания.

— Досадно, но чего особисты от нас хотят?

— Просят припомнить, какие важные сведения Бабаев мог знать и сообщить фрицам.

— Да что он там мог..., — раздраженно начал я, и вдруг, вспомнив кое-что, осекся. — Авдеев, пусть радируют в дивизию прямым текстом: Бабаев мог догадаться, что нашу дивизию скоро перебросят в Финляндию.

Но Павел не отозвался и с напряженным лицом вслушивался в трубку, а потом вдруг заорал в нее так, что корректировщики на башне могли услышать его и без телефона.

— Вышка, мать вашу! Толком доложите, что у вас там стряслось!

* * *

Матиас Хакала когда-то клял свою судьбу за то, что вырос он невысоким и тщедушным. Зато из-за хлипкого телосложения в тридцать девятом его не взяли в армию, приписав во вторую категорию, а после лишь раз призывали на сборы. Правда, в июне сорок первого, когда перед большой войной в Финляндии объявили всеобщую мобилизацию, Матиаса все-таки призвали. Но все равно не отправили к границе, а определили в столичную береговую батарею. Штат подразделения, расположенного в далеком тылу, был неполным, и солдат, зачисленный в хозяйственное отделение, служил и плотником, и повозочным, и младшим поваром, а порой и помощником слесаря в оружейной мастерской. Служба не тяготила, похлебки и каши с картошкой худенькому парнишке хватало досыта, а война шла где-то далеко. Одним словом, живи да радуйся. Но в одну неладную ночь всех солдат в казарме разбудили невесть откуда свалившиеся немцы, а после согнали в солдатскую столовую, позволив только наспех одеться.

Матиас ничего не понял, но особо не волновался, хотя вокруг слышалась стрельба. Кто там с кем воюет, непонятно. Наверно, немцы отражают советский десант. Не доверяют союзникам, но оно и к лучшему. Пусть сами сражаются, а мы целее будем.

Флегматичный, как и многие хуторяне-суомцы, Хакала присел в уголочке, спокойно пожевал табак и даже умудрился задремать, словно бывалый фронтовик, не обращающий внимания на канонаду. Однако он подскочил, как и все пленные, когда раздался громовой выстрел со стороны орудийной башни обуховок.

Офицеров и фельдфебелей конвоиры предусмотрительно поместили отдельно, если только не расстреляли, однако в столовой, превращенной в тюрьму, находилось несколько сержантов, принявших на себя командование. Коротко посовещавшись, они мельком осмотрели заключенных и остановили выбор на Хакале.

Парня схватили за руку и потащили в подсобку, на ходу всучив рукавицы и нахлобучив теплую шапку. Матиас перепугался, но вбитая за время службы субординация не позволяла задавать вопросы, и он послушно шел, куда его вели.

Хакала подвели к маленькому оконцу, расположенному почти под самым потолком, и только тогда он понял, чего от него хотят:

— Мне нужно пробраться в штаб батальона на Исосаари, да?

Немолодой уже капрал Турунен, призванный из запаса и пользующийся, благодаря своей рассудительности, авторитетом даже среди старших по званию унтеров, одобрительно хлопнул парнишку по плечу:

— А ты не трус. Вижу, мы не ошиблись в тебе, и это хорошо. Мало кто может протиснуться в эту форточку, и мало кто вел себя в эту ночь так хладнокровно, как ты. Но в батальон ты не пойдешь. Красные накинулись на Исосаари большими силами. Наверно, целую армию бросили в наступление, и до утра там не останется ни одного человека. Поэтому пойдешь в Хельсинки. Возражения есть?

Матиас понятия не имел, как проберется через посты, но спорить с обладателем лычек не смел.

— Нет возражений, — довольно хмыкнул капрал. — Ну, тогда слушай. Русские прошли на Куйвасаари в немецкой форме и потому захватили врасплох. Это бы ничего, пленных они не расстреливают. Но красные сумели зарядить двенадцатидюймовки. А палят они куда?

— По Исосаари, — предположил солдат.

— Верно, а тамошние батареи сейчас начнут стрелять в ответ, то есть по нам. Мы видели в окна, как русские сразу забегали, начали переводить своих раненых в старый артсклад, а пехотинцев прятать по укрытиям. Наши тоже стали кричать, просясь в убежище. Повести нас, конечно, никуда не поведут, но зато конвоиры с пулеметом вышли из домика, в котором грелись, и заняли позицию напротив дверей. Теперь никто не увидит, как ты прошмыгнешь на задний двор. К северу сразу не иди, сделаешь крюк через батарею. Когда она стреляет, часовых убирают подальше, это я точно знаю. А там уже доберешься по льду прямо к Хельсинки.

Сержант-зенитчик Нурми, во время разговора торопливо чиркавший карандашом в блокноте, подсвеченном фонариком, и, наконец закончивший свои записи, вырвал несколько страниц и запихал их посыльному в нагрудной карман:

— Отдашь командованию, а на словах в точности передашь все, что тебе говорили.

Убедившись, что солдат готов к выполнению важной миссии, Турунен скомандовал своим зенитчикам. Сильные руки, привыкшее поднимать тяжелые снаряды, легко приподняли Матиаса и, просунув в окошко, бережно опустили вниз, так что он мягко упал на руки. Вслед ему упал длинный столовый нож, а Турунен, выглянув в оконце, показал жестом, что этим ножом нужно будет сделать с часовым при встрече.

Замерев на снегу, Хакала медленно огляделся. Русских пулеметчиков отсюда действительно было не видать, и парнишка на четвереньках быстро пробежал метров двадцать, пока не очутился на протоптанной тропинке, ведущей вдоль восточного берега. Здесь он снова замер и покрутил головой.

Недалеко виднелся странный угловатый танк — маленький, но с большой башней. Его поставили над старой стрелковой ячейкой, перед бруствером, прикрывающим с моря. Из окопчика под днищем танка поблескивало пламя — танкисты в морозную ночь прогревали двигатель, чтобы он мог быстро завестись. Самих же советских солдат видно не было. А если они где и прячутся, то должны пялиться не вглубь острова, а в море, в сторону Исосаари.

— И это хорошо, — мелькнула у Матиаса мысль, — потому что резать часовых он не обучен, да и вряд ли бы справился.

Дальше Хакала передвигался пригнувшись, быстрыми перебежками, благо, канонада возобновилась, и хруст веток никто не слышал. Отбежав к югу, подальше от казарм и домиков, Матиас повернул направо к батарее и перебежал булыжную дорогу, но дальше пошел спокойно, как будто ни от кого и не убегал. Но, как и обещал капрал, ни одной живой души возле капониров не наблюдалось, что и немудрено. Когда гаркала огромная пушка, от грохота сотрясался воздух, летели ветки, а уши закладывало даже через шапку.

Матиас, подозрительно высматривающий караульных, едва не прошел мимо Тату Сихво, лежащего под деревом. Но, заметив пленного, солдат радостно ахнул. Если он вызволит из плена унтер-офицера, то наверняка получит в награду отпускное удостоверение и окажется дома, а лучше еще дальше, как можно дальше от фронта. Например, в Кеми, где у него живут родственники. С такой теплой мыслью Матиас коршуном набросился на фельдфебеля и, достав нож, принялся резать веревку, стягивающую руки Сихво.

Однако, вместо выражения признательности унтер задергал руками так, что порезал себе запястья, и яростно зашипел:

— Стой, дурень. Если меня не найдут здесь, то отправят погоню. Уходи сам. Только подожди минуту. Как тебя там, Матти, передашь от меня в штаб пару слов, чтобы там узнали, что у нас приключилось.

Сихво скороговоркой коротко пересказал события нелегкой ночи, напрягая голос, чтобы Хакала его услышал, пока рассказ не прервал гулкий звон со стороны наблюдательной вышки. Матиас разглядел сноп искр, высеченных снарядом, отрикошетевшим от толстенной стены башни.

— Началось, — буркнул себе под нос Хакала и, с трудом дослушав унтера, помчался к западному берегу острова. Наслушавшись баек от бывалых артиллеристов, он вовсе не желал оказаться под гаубичным обстрелом, после которого от него найдут лишь латунные пуговицы.

С трудом спустившись к морю по крутой обледеневшей скале, парнишка втиснулся в щель между камнями и минутку отдыхал, переводя дух и дожидаясь порыва пурги. Дождавшись хорошего снежного заряда, Матиас вскочил на ноги и припустился подальше от Куйвасаари, временами даже забывая пригибаться. Едва ветер стих и снег перестал лететь в лицо, финн бросился на лед и дальше пополз, изо всех сил отталкиваясь локтями и коленями. Он все боялся, что сзади застучит пулемет, и страх гнал его вперед, не давая остановиться.

Так, то перебежками, то ползком, он передвигался неизвестно сколько времени, пока не присел для отдыха за большой ледяной глыбой. Лишь тогда солдат решился оглянуться назад. За ним никто не бежал, пулеметы не трещали, и к его спине не тянулись линии трассеров. Зато впереди уже хорошо был виден маяк острова Хармая, а туда идти не стоило. На Хармая давно не осталось орудий, только персонал радиостанции, и для русских диверсантов это был лакомый кусочек.

Развернувшись направо, Хакала быстро зашагал, уже не пригибаясь, прямиком к Хельсинки. Мысли об отпуске его уже не посещали, и на их место пришла злость на всех тех, кто рассказывал про избранную финскую расу, которая скоро создаст могучую державу великой Финляндии. Что-то не получилось с державой, и вот враг уже подошел к самой столице.

Он не удивился и не испугался, когда из снежной тьмы сразу справа и слева бесшумно выскользнули лыжники полевого охранения, направившие на него стволы винтовок.

Разведя в сторону руки, показывая, что не вооружен, Матиас поискал глазами командира разведчиков и уверенно доложил:

— Солдат Хакала с донесением от капрала Турунен нашему главнокомандующему.

— Где твое оружие, солдат, — мрачно спросил лейтенант. — И почему донесение не в штаб бригады? Ты ведь, верно, из прибрежной обороны.

Еще недавно боящийся сказать слово капралу, Матиас почувствовал превосходство над этим офицером — тыловым хлыщем, прохлаждающимся в Хельсинки, пока он там воюет. Пожав плечами, Матиас вытащил из кармана свой кухонный нож и протянул рукоятью вперед:

— Я хлеборез, вот мое оружие.

Разглядев на лезвии бурые пятна, лейтенант лыжников уважительно присвистнул, и даже отстегнул с пояса фляжку со спиртом.

— А в бригаде мне делать нечего, — твердым голосом отчеканил рядовой. — Наша батарея захвачена, а на Исосаари все будут мертвы еще до рассвета.

Глава 9

Из книги Солгуницина "Круги Ада"

— А вы знаете, что такое огневой вал?

Я смотрю на честное и открытое лицо Бабаева. Отважный солдат, совершивший немало подвигов, но не поладивший с политруками и отправленный ими в штрафбат, он был обречен на смерть. Однако сумел выжить и перебежал к немцам, пришедшим в Россию для спасения русского народа от большевиков. Рождество сорок первого года он встречал уже свободным человеком. И я удивляюсь поразительному уму Бабаева, который в декабре, когда многие поверили, что поражение Германии уже не за горами, все-таки предпочел перейти к немцам.

— Огневой вал — это когда за атакующими частями создают сплошную огневую завесу из разрывов снарядов, которая неуклонно смещается вперед, вынуждая штрафников бежать в атаку. И тут не залечь, не спрятаться, только умереть на месте, или же немного продлить жизнь, убегая от вала вперед.

Журналисты сыпали вопросами, и Бабаев не успевал отвечать, немного удивляясь, что американцы не знают жутких реалий советской жизни.

— Да вы что, штрафникам, и оружие? Они же его тут же повернут против комиссаров. Раздавали лопаты, мотыги, вилы, и лишь командиры взводов и рот, такие же штрафники, получали винчестер с тремя патронами. Оружие позволялось добывать в бою. Вы слышали про случай на Куйвасаари, когда штрафник, вооруженный лишь лопаткой, сумел добыть себе вражескую винтовку. Но это лишь один из тысячи, а остальные так и погибли безоружными.

Смешно, но когда гэбня не смогла добраться до Бабаева, она придумала, будто он уже давно расстрелян. Лживые чекисты даже предъявляли какие-то справки и фотографии, доказывая, что выбравший свободу свободный гражданин Америки якобы не тот, за кого себя выдает. Но вот он, вполне живой. Да, внешность его изменили опытные хирурги, а на лице маска, которую он на людях никогда не снимает. Советы говорят, что подпись якобы не его. Но Бабаев продемонстрировал свидетельство ньюйорского нотариуса, что его подпись подлинная. Так какие могут быть сомнения?

— Да, в истории 179-й дивизии, а особенно ее 215-го полка, много тайн, в том числе битва за Хельсинки. Вы спрашиваете, почему командира роты не наградили за захват Куйвасаари? Я помню тот день в январе 42-го, когда меня, вместе с другими командирами штрафников вызвали в штаб дивизии на Гогланде. Комиссары обжирались печеной индюшатиной. Стол ломился от тарелок с беконом, анчоусами, тыквенными пирогами. В углу валялась груда пустых пивных банок. А нам они заявили, что еды мало. Дескать, те, кто выживут, поедят завтра, а остальным провиант уже не понадобится, и сигареты тоже. Лично мне повезло, я оказался на Куйвасаари, взятом сходу, а вот как штрафной полк штурмовал Исосаари, видел своими глазами.

— Что? Да, верно, головорезы Соколова вырезали всех защитников острова до единого, включая медсестер и поварих. А потом использовали пленных в качестве живого щита, чтобы с Исосаари не могли по ним стрелять. Выставили их на мороз на видное место, и тогда у исосаарцев не поднялась рука выстрелить в ту сторону. Они там так и замерзли стоя. А на следующий день пленных заставляли в мороз долбить мерзлую землю и камни, готовя укрепления. Так вот, вы считаете, что убить спящих, это подвиг? А на ком они тренировались резать сонных, как думаете? Да-да, сначала нашего брата штрафника напаивали всумерть, чтобы осназовцы могли набить руку. Потом следующую партию жертв поили уже вполсилы, чтобы жертвы могли немного сопротивляться. Вот так они и наловчились. Но вернусь к рассказу о Исосаари, при штурме которого полегло не меньше двух штрафполков. Такая тактика — посылать в бой обреченных, имела успех на суше. Волна атакующих с лопатами просто захлестнула бы батарею. Но дело было на льду, и эти полки просто потонули, провалившись под разбитый огневым валом лед. Штрафники, пытаясь спастись, даже скидывали рюкзаки и ботинки, хотя за потерю имущества им грозило строго наказание. Но в ледяной воде долго не побарахтаешься, и вскоре только черенки лопат остались плавать на поверхности.