Гении места или Занимательная география

— Но как же?.. А ты, Али?!

— Вернись, любимая. Я потом, если смогу, еще поговорю с тобой. Возвращайся, родная...

— Али!!!

Тишина в ответ.

Бледно-голубые глаза внезапно открываются. Встречаются с потрясенным взглядом мужчины напротив.

— Лидия Кирилловна! Хвала Всевышнему! Наконец-то!

Она не может сказать ничего. Разучилась говорить. И сухо во рту невозможно. У нее есть рот, губы, язык, оказывается. Сказать не может, и жестами не может показать — сил нет в руках. И руки у нее есть, оказывается...

— Пить? — священник понял ее, неизвестно как, но понял. — Сейчас, сейчас!

Осторожно приподнимая голову, поит ее.

— Али...

— Нет, нет, это я, отец Владимир, ваш друг. Вы были больны, сильно больны, Лидия Кирилловна. Но теперь, хвала Всевышнему, все в порядке!

— Не Всевы... — плохо слушаются губы и язык. Сглатывает, переводит дыхание. — Не Всевышнему хвала. Это Али... — Тут она снова замолкает. И продолжает лишь после заметной паузы: — Впрочем, и Всевышнему тоже.

— Конечно, — с серьезным видом кивает священник. — Конечно. Вы обождите, я сейчас в больницу позвоню.

Она хочет возразить, но сил нет. Все путается в голове. Али... Любимый мужчина. Муж. Что с ним?! Страшно. Два чувства владеют ею: страх и бессилие. Она снова прикрывает глаза, слушая шаги выходящего из комнаты отца Владимира. Что-то случилось в мире, пока она была... Пока ее не было. Что-то ужасное, просто ужасное. Она должна узнать. Где бы взять силы?!

— Вот Магомед обрадуется! — отец Владимир снова вернулся в комнату, с полной кружкой воды.

Лидия устало приоткрывает глаза.

— Магомед? Кто это?

После. Михаил, Лина, Тамара и Мунира.

— Михаил Ильдарович! — ему приходиться прервать объяснения у доски — в класс заглядывает Вера Сергеевна, учительница русского языка и литературы.

— Что случилось?

— К телефону вас. Что-то срочное!

— Спасибо, иду. Илюхин! — уже от двери, обращаясь к главному дебоширу класса. — Приду — тебя к доске вызову задачу решать. Так что сидеть тихо и решать, ясно?

________

— Чупин Михаил Ильдарович?

— Он самый. Слушаю вас.

— Господи, счастье-то какое! Нашли вас наконец-то!

— А в чем дело? — осторожно.

— Тамара Самвеловна Демакова — ваша мать?

— Да, — почему-то шепотом, словно голос враз перестал слушаться.

— А Мунира Демакова — сестра?

— Да! Что с ними?!

________

— Софочка, ты же понимаешь...

— Миш, я все понимаю. Ресурсы у нас ограничены. Лина там нужна. Ты тоже. Я... буду ждать от вас новостей. Много тебе денег собрали?

— Да в нашей ситуации их всегда мало. Ладно, Селезнев довезет нас до станции...

— Хорошо, что мальчик пришел в себя.

— Да, хорошо.

— Жаль, что ничего не помнит.

— Нет, это как раз тоже хорошо. Зачем ребенку лишние переживания? Вряд ли он бы смог рассказать что-то, чего мы не знаем.

________

Они стоят в прокуренном тамбуре и смотрят на проносящуюся за окном ночь. Еще сутки в пути. Им хочется поговорить о своем, важном, но в плацкартном вагоне это совсем неудобно.

— Миша, ты разве не рад? — Лина рассматривает не разглаживающуюся складку между его бровей.

— Чему?

— Тому, что маму увидишь. И сестру. Живыми.

Он молчит какое-то время, все так же глядя за окно, на трассирующую россыпь огней пролетающего вдалеке какого-то безымянного населенного пункта.

— Я не жду уже... боюсь... плохих новостей.

— Все будет хорошо, — кладет руку ему на плечо. — Верь мне. Все будет хорошо. Мы справимся. Ты же не боишься... меня? Того, что нам предстоит сделать?

— Какая разница? Кажется, нет, не боюсь. Да и если бы боялся? Ради матери я готов на все.

— Миша...

— Ты вспоминаешь его? — Михаил резко меняет тему разговора.

— Конечно.

— Я до сих пор помню, как он меня за руку держал. Так крепко. Я... я должен был его удержать! Мне кажется, это из-за меня... что-то пошло не так. Из-за меня мы потеряли Мо!

— Перестань! Фарид же говорил, что портал нестабилен!

— Фарид не может знать всего, — горько произносит Михаил.

— Ты прав. А тут еще Мика... как с ума сошла. Трудно... — вздыхает, кладет голову ему на плечо. — Ох, Мишенька, как же трудно...

— Все равно, кроме нас — некому.

_________

— Меня больше девочка беспокоит, — они идут за врачом по коридору. — Она явно после перенесенного стресса находится в пограничном состоянии.

— В каком?.. Что вы имеет в виду?

— Ее психическое состояние. Девочка практически не отходит от матери. Только поспать ее отправлять домой удается, да покушать. Сидит неотлучно при матери — будто помочь может. Не говорит ни с кем почти. А если говорит, то... пограничное состояние психики — вы сами увидите. Не уверен, что мы сможем помочь вашей матери — уж простите за откровенность, работа такая. А девочку... девочку спасать надо, пока не поздно.

— Мунира сейчас... там? В палате?

Врач смотрит на часы на запястье.

— Там. Где ж ей еще быть? Говорю же — живет практически в больнице.

_________

Она бросилась к нему, едва они вошли в палату.

— Миша, Мишенька! — искренние, отчаянные детские слезы, когда жизнь еще не научила, что плакать — нельзя, стыдно, слабость. Зато есть вера во взрослого старшего брата: приехал — значит, все будет хорошо. Потому что Миша рядом.

Михаилу хоть разорвись — отчаянный взгляд не отрывается от лица матери, а руки гладят темноволосую голову, длинную косу, содрогающиеся худенькие плечи. Лина приходит ему на помощь, подходит к высокой кровати. Она не видела Тамару Самвеловну... в сознании, а сейчас эта маленькая, хрупкая женщина совсем теряется под одеялом. На лице с впавшими щеками и закрытыми глазами в обрамлении темных кругов тонкий нос с горбинкой кажется гротескно огромным. Легкое касание ко лбу под черными с проседью волосами, Лина на пару секунд прикрывает глаза, а когда открывает...

Она кивает Михаилу, но при этом стучит пальцем по запястью. Миша понимает ее пантомиму.

— Простите, — оборачивается к врачу. Двигаться приходиться вместе с сестрой — она крепко держит его за пояс, уткнувшись ему куда-то в район живота. — Вы не могли бы... ненадолго...

— Да, конечно, я понимаю, — кивает доктор. — Если нужен буду — вы знаете, где меня искать.

— Миша, медлить нельзя! — произносит Лина, как только за врачом закрывается дверь палаты. — Давай прямо здесь. Она едва держится!

— Это все мухи! — Мунира вдруг отрывает зареванное лицо от рубашки брата. — Я им говорила! Что надо отгонять мух! А они мне... — она скривила дрожащие губы, — говорят: "Иди домой, девочка, с мамой все будет в порядке". Будто я не понимаю... А теперь...

— Умка, — Миша садится на корточки, берет сестру за руки, — успокойся. Какие мухи?

— Вокруг мамы были мухи. Они приходили за ней. Они... они... — она снова вздрагивает, утыкается брату в шею.

— Тише, тише, медвежонок, — он называет ее этим детским прозвищем, сам дал, когда первый раз ее увидел — очень она была упитанная тогда, и не отпускала маму от себя, как медвежонок Умка медведицу маму. Михаил поднимает взгляд на Лину, вид у нее встревоженный, она качает головой.

— Нет времени, Миш. Нет сейчас времени отводить ее куда-то.

— Я и не пойду! — Мунира резким движением руки оттирает слезы. — Вы поможете маме? — это уже адресовано Лине.

— Попробуем, — Лина скупо улыбается. — А теперь, пожалуйста, возьми стул и отойди вон туда, к окну. Сядь и глаза закрой.

— Я лучше дверь подержу, — с этими словами Мунира берет стул и очень ловко фиксирует дверь ножкой, так, что не открыть снаружи. — Нам же никто не должен мешать?

Миша молчит, явно удивленный поведением младшей сестры. Его малышка Мунира сильно повзрослела с их последней встречи три года назад. А Лине сейчас не до сантиментов.

— Да, нам никто не должен мешать. В том числе и ты.

— Я не буду мешать! Но глаза, — девочка упрямо вздергивает подбородок, — не закрою.

Лина вздыхает. Нет времени спорить со строптивыми детьми.

— Хорошо, смотри. Но ничего, ты слышишь, ничего не делай! Не вмешивайся, что бы ни увидела! Поняла?

— Поняла, — серьезно кивает Мунира, нисколько не обескураженная резким тоном незнакомой молодой женщины. Кладет ладонь на ручку двери. — Начинайте.

— Миша, — Лина подходит близко, глаза в глаза. — Не бойся.

— Не боюсь.

— Боишься.

— Это не важно.

— Важно! Не сопротивляйся мне. Вы оба Альфаиры, вы мать и сын. Все должно пройти просто и быстро. Если ты не будешь сопротивляться мне.

— Хорошо, — он тяжело сглатывает. — Я понял. Я постараюсь.

Лина не обманула — вышло быстро. И почти не больно. И они устояли на ногах даже — замерли только оба, тяжело дыша. И первой опомнилась Мунира, бросилась к матери, несколько секунд вглядывалась в лицо лежащей на кровати женщины, а потом, словно поняв что-то...

— Спасибо! — Лина едва не теряет равновесие от порывистого движения девочки, обнявшей ее. Приходится ухватиться за тонкие плечи, чтобы самой устоять на ногах.

— Осторожнее... Умка! Я едва на ногах держусь.

Миша молча подходит и обнимает их обеих. Так, втроем, стоять намного проще.

______

— Умка, не спорь со мной. Идем домой.

— Но мама...

— Мама придет в себя не сию секунду. А ты когда в последний раз ела?

— Я ела, честное слово!

— Я спросил — когда? Кто вообще за тобой присматривал?

— Соседка, тетя Оля. Но я и сама могу!

— Вижу я, как ты можешь. Все, пошли домой. Мы, между прочим, с Линой с поезда — уставшие, голодные.

— Да, пойдемте! — тут же прекращает с ним спорить. — Я вас накормлю! Кашу сварю — я умею!

Выросла сестричка. А он и не заметил.

________

— Ты красивая.

— Спасибо, — Лина улыбается. — У меня еще есть сестра-близнец, ее зовут Доминика. По-моему, она красивее.

— Неправда, — откликается в кухни Миша. — Вы обе замечательные.

— Знаешь, — Мунира заговорщицки наклоняется к Лине. — А Мишка классный. Он очень хороший, правда. Самый лучший старший брат.

— Умка, прекрати сводничать, я все слышу!

_____

Когда прибежала соседка с радостным известием: из больницы позвонили — "Мишенька, мама очнулась! Вот радость-то. Будто тебя ждала!" — Лина отказалась идти с ними. "Идите без меня, я там лишняя буду. Потом... позовете, если нужна буду". И, оставшись одна, связалась с Микой. После того, как у них все получилось с мамой Миши, в чем сама Лина нисколько не сомневалась — она уже почувствовала свою силу, знала, что справится, главным было успеть до того, как станет слишком поздно... Теперь ее задачей номер один снова стала Мика. Ментальный образ сестры сочился отчаянием, которое та даже не пыталась прятать. Такое впечатление, будто вместе с Мо они потеряли и Мику.

_____

— А Мишка невесту привез! — Мунира прижимается щекой к материнскому плечу.

— Слушай ее больше, — хмыкает Михаил. Потом, посерьезнев: — Лина — Водзар. Именно она тебя и...

— А где она?

— Не хотела нам мешать.

— Позвал бы ты ее, сын. Надо поблагодарить девочку.

— Ой, мама, она такая красивая! Вот бы Мишке такую...

— Умка, да угомонись ты! Мама, это все твое нытье по поводу того, что я не женат.

— В твои годы, — слабо улыбается женщина, — у меня уже был ты. Ну, не со мной уже, конечно... Но был.

— Угу. Смотри, что происходит! Было бы лучше, если бы у меня сейчас была жена и ребенок? Мне и так хватает беспокойства за вас — за тебя, за отца...

— Нет никаких новостей?

— Нет, мам. Не знаю, что с ним. Хорошо, хоть вы нашлись. И Соня со мной.

— Да. Хорошо. Но я переживаю за Ильдара. Что-то ударило. Мне кажется, ударило по всем кифэйям, судя по твоему рассказу.

— Да, ты права. Ну, будем надеяться на лучшее. Хотя это трудно. С каждым днем... все труднее.

_________

— Мам, ты же понимаешь? Что нам надо вернуться?

— Конечно, сын, я все понимаю.

— А тебе сейчас не стоит...

— Да и не поеду я никуда! Я Хранитель этого места, мне нельзя его покидать.

— Знаешь, — Михаил невесело качает головой, — по-моему, это уже не имеет никакого значения.

— И, тем не менее, останусь, — твердо произносит Тамара Самвеловна. — По-крайней мере, пока. Слаба я еще, сын.

— Конечно, поправляйся.

— Меня с собой возьмите!

— Умка, не ной! Ты останешься с мамой.

— Ну, Мишааа...

— Кто-то должен за ней присматривать? А вдруг, снова...

— Ладно, — со вздохом соглашается Мунира.

Лина улыбается. Миша виртуозно умеет управляться с младшей сестрой. Директорский навык, не иначе.

— Спасибо тебе, девочка, — Тамара оборачивается к Лине. — Наверное, с того света почти достала.

— Да я что... — Лина принимает благодарность спокойно. — Я бы без Миши все равно не справилась.

После. Мика и Мо.

Земная твердь ударила в ноги — так, наверное, приветствует земля парашютиста в финале затяжного прыжка. Мо покачнулся, сил едва хватило на то, чтобы удержать равновесие. Огляделся — знакомый распадок, из которого он уходил. Темнеет, уже сумерки. Перевел дух. Уф, кажется, получилось. А потом его чуть не сбили с ног. Неведомый ураган налетел, сжал его крепко. В шею уткнулись, хрипло дыша. Он и сам едва дышал в таких крепких объятьях. Он узнал эти руки. Руки Рокса.

Трудно сказать, сколько они так стояли. Потом Мика разжала руки и подняла лицо к нему. Темно-синие глаза — смесь отчаяния и сумасшедшей, за гранью разумного, надежды. Она поднесла ладонь к его лицу, не касаясь.

— Можно?

Он, как завороженный, кивнул. И вспомнил свой такой же вопрос при их первой встрече.

Ее рука прошлась по его лицу — самыми кончиками пальцев, от линии роста волос, вниз, по скуле, к подбородку. И глаза все такие же. Безумные почти. Будто не ее.

— Мика, что случилось?

— Мы похоронили тебя, — странно безразлично ответила она, все так же осторожно водя пальцами по его лицу, словно не веря — своим глазам, своим пальцам.

— Как?!

— Тебя не было. Десять дней. Десять дней, восемь часов и двадцать три минуты. Ты... ты пропал. Не отзывался. Портал закрылся. Фарид... гений наш доморощенный... выдавал версии... разные. Куда тебя могло забросить. Но потом... Десять дней. Все решили, что ты... Что мы тебя больше не увидим. Никогда.

— А ты?

— А я ждала. Здесь.

Неизвестно, кто из них сделал первое движение. Но в следующую секунду они уже целовались. После этого холода... после того, как он закрыл глаза умершему у него на руках отцу... после едва не выпившего его до дна общения с Потаном... и после того страшного места... Мо это было просто нужно! Живое тело, теплые губы. Его ждали. Ждали, черт побери! И все остальное было сейчас не таким важным, как это. Что он нужен кому-то. Он нужен ей.

А она отвечала ему. Жарко и неумело. Не отталкивала, не спрашивала ни о чем. Только обнимала крепко и целовала в ответ. Будто понимала, как ему это нужно сейчас. Будто ей самой это так же нужно, жизненно необходимо. И в этот момент он верил, что так оно и есть.