И встал рядом со своей невестой. Одесную.
-Странная у нас свадьба выходит... — шепнула ему Вигдис.
-Так и невеста странная! — парировал Оге. — Так что другой свадьбы не надо.
Крики смолкли. Руки по-прежнему сжимали камни. Куда качнется толпа? Вперед? Назад?
-Бейте их, люди! Их же только двое! — взвыла одна из женщин.
"Аста! — узнала Вигдис. — Как же ты ненавидишь меня!"
-Не двое. Трое! — веско произнес рядом новый голос, и девушка обернулась.
К ним подошел Томас, сжимая в руке остро отточенный топор.
-Трое! — повторил он, встав ошую Вигдис.
-Пятеро! — двое детей кинулись к ним: мальчик и девочка. Нита и Форк.
У Вигдис сжалось сердце.
-Не надо, — прошептала она. — Вы не понимаете, дети! Это не игра. Нас же сейчас убьют! И вас вместе с нами...
-Надо! — хмуро ответил мальчик. — Пусть кидают камни и в детей тоже!
А девочка взяла за руку Вигдис и умоляюще сказала:
-Не гони нас, Вигдис. Пожалуйста! Мы никогда не простим себе, если уйдем сейчас...
Так они стояли тогда — пять человек против озверевшей толпы. Пять ЧЕЛОВЕК против ТОЛПЫ. Пять душ, пять воль, пять характеров — против толпы, знающей лишь страх и злобу. Пятеро против одной. Стояли молча, беззлобно глядя в толпу, слегка даже улыбаясь...
И толпа не выдержала. Со стуком начали падать в пыль камни. И люди по одному, подвое начали откалываться от толпы и уходить...
Через несколько очень долгих мгновений площадь опустела. Только в центре остались стоять пятеро над телом Альви. И только тогда Томас ожил.
-Нита, Форк! Займитесь Вигдис! Оге, сможешь сделать носилки?
-Конечно, — понимающе кивнул парень. А дети...
-Остановись, Претендент! — вмешалась Вигдис. — Не надо... Пропусти это... Я сегодня дважды видела свою смерть. Я не смогу смотреть похороны мамы... Не сегодня...
-Как хочешь! — пожал плечами Претендент.
-Ну, что? По домам, вещи собирать? — спросил, как ни в чем не бывало, Оге.
Томас поразмыслил немного и покачал головой.
-Вместе пойдем, — решил он. — Что-то тихо в деревне, да не по-ладному как-то... Вместе-то оно надежнее. Сперва к Ните и Форку, следом к тебе, Оге, ну а потом и к Вигдис. А свой мешок я давно собрал, захвачу по дороге...
В дом, где еще утром жила Нита, зашли с нею Вигдис и Томас. А Форк с Оге остались ждать снаружи. Перепуганные родители девочки не посмели возразить, когда трое вошли в дом, не здороваясь, не говоря ни слова поднялись в комнату Ниты и вышли вскорости оттуда с дорожным мешком, нагруженным ее вещами. Девочка не отводила глаз от матери, от отца, от брата... Она просто скользила по ним взглядом, как по чужим... Только в дверях она обернулась:
-Прощайте! Будьте здоровы все. Забудьте обо мне...
В дом Форка вошли с ним Томас и Оге. Вигдис с девочкой остались ждать и, в случае чего, предупредить.
И тогда на них попытались напасть. Шестеро мужиков, вооруженных вилами и кольями, подходили не спеша, не прятались. Можно было позвать Оге или Томаса, но девушка решила иначе. Скинув порванное еще утром платье, она присела на корточки и перекатилась через голову, немедля вскочив на лапы. И, оскалив пасть, зарычала. Взвыли окрестные собаки, и так не любившие Вигдис, а теперь и вовсе...
Волчица не нападала, она медленно, шаг за шагом приближалась к мужикам, глухо рыча. Она не хотела убивать, но знала, что сделает это при необходимости. И ее противники это тоже знали. И не решились напасть.
Вернувшись к Ните, волчица обнаружила, что девочка, сидя на земле, сноровисто зашивает ее платье, порванное по шву. Поэтому волчица не стала менять облик, а села и склонив голову набок стала глядеть. Девочка умело орудовала иголкой. Случись все иначе, быть бы ей портнихой, да не из последних...
У Оге все прошло быстро и гладко, если не считать того, что вышел юноша из дома мрачный, как туча. Вигдис быстро погладила его по плечу, Томас хлопнул по спине.
-Пошли! — предложил он. — По пути заскочим ко мне, барахлишко забрать и еды взять в дорогу.
Вот он, родной дом. Шестнадцать счастливых лет прожила в нем Вигдис с мамой. Еще утром... Как давно! Сегодня утром... А сейчас день уже клонится к вечеру...
Девушка подавила подступающие слезы и будничным голосом предложила:
-Подождите меня здесь. Я скоро.
И ушла в дом.
Мужчины расположились на скамеечке под окном, мешки сложили у ворот. А Нита, подумав, объявила:
-Я пойду к ней.
-Она просила ждать здесь! — напомнил Форк.
Нита окатила его ледяным взглядом и жестко повторила:
-Я пойду к ней. Ждите здесь. Мы долго.
-Пойдем, Оге! — вместо ответа сказал Томас. — Запряжем лошадь, сложим туда вещи... Форк! Идем с нами, поможешь...
Нита вошла в дом.
Ухоженный, чистый. Вязаные половички на полу. Вышитые занавески на окнах. Посуда в серванте. Стол, застеленный белой скатертью. Натертый до блеска пол.
Хороший дом, добрый. В нем чувствовалась умелая женская рука. Даже две пары умелых рук. Наметанным глазом девочка видела плоды труда Альви и Вигдис. Только вполз в этот дом нежилой запах. Уже вполз. Теперь этот запах надолго останется здесь единственным хозяином...
Девочка прошла к лестнице и поднялась наверх, к Вигдис. Вошла без стука...
Та плакала, уткнувшись в подушку. Девочка без слов села рядом и принялась гладить ее по спине.
Стемнело. Переступала с ноги на ногу Белочка, вещи были уложены... Мужчины терпеливо ждали. А Нита тем временем заставила девушку встать, умыться, причесала ее и с помощью своих и Альвиных парфюмерных запасов привела в вид, с которым можно выйти на люди. Перед дверью Вигдис на мгновение прижала к себе девочку. "Спасибо, сестренка!" — прошептала...
Трусила по тракту лошадь, тащила телегу, в которой сидела Нита. Мужчины шли пешком, Вигдис бежала впереди в волчьем облике. Пять человек шли на восток.
Куда? Этого они не знали. Они знали только цену словам и делам, цену страху и ненависти, цену дружбе и любви. И цену людям. Они уже поняли, что судить о людях надо по их делам. И только... Нет понятий "свой" и "чужой", "враг" или "друг"! Только дела человека могут сказать о нем все.
Пятеро шли на восток. Пятеро людей, знающих, как остановить нескончаемую войну двух народов. Только пятеро! Вот и все.
Но этого достаточно. Этого достаточно.
"Решайте сами!.."
-Этого уже не будет, да? — упавшим голосом спросила Нита.
-Нет, не будет! — добил ее надежду окончательно Претендент и подчеркнул: — Этого не будет.
-А что будет? — быстро спросил Форк.
-Э, нет! Свою судьбу вы уж сами решайте! — усмехнулся Претендент, но тоже как-то не по-человечески.
А Форк отметил про себя, что в этом странном типе все внушает страх, даже добрая улыбка. Всем внушает страх. А вот Вигдис он, похоже, не внушает... К чему бы это?
И сразу же перехватил парень цепкий взгляд Претендента. И прекратил думать вовсе. Вместо этого он мысленно спросил:
-Что, хочется помочь нам решить самим, а?
-Нет, не хочется! — раскатился в его голове ответ. — Но ты должен понять, что мне не все равно, что вы решите. И если ты считаешь меня врагом, то помни: я принимаю вызов.
-Помню! — прищурился Форк.
-А что? Вигдис ты тоже считаешь своим врагом? — заинтересовался Претендент.
Форк старательно заблокировал свои мысли, попутно сам себе изумляясь, и поразмыслил над ответом.
-Да, считаю, — передал он наконец.
-И давно?
-С момента твоего появления.
И Претендент с уважением поглядел на смертного.
Весь этот "разговор" велся мысленно, посему ни Вигдис, ни Нита ничего не заметили. Для них царило молчание. И нарушить его решилась Нита.
-Скажи, Претендент! А что было... то есть было бы с ними... с нами потом? Ты знаешь?
-Я все знаю! — без тени самодовольства откликнулся Претендент.
Он обвел взглядом всех троих, кивнул своим мыслям.
-Ну что же? Вы — сильные и умные смертные. Вы не сломаетесь... Поэтому я отвечу. Слушайте то, что могло бы быть.
То, что могло бы быть
Они поселились в дремучем лесу, через который когда-то проходила граница Озерищ и Нурланда. Поставили два дома — для Томаса с детьми и для Вигдис с Оге. Шел 36 год Нашествия.
Места испокон веков были дикие, необжитые, лишь в десятке лиг к югу проходил северный тракт. Но через два месяца пришла к ним семья беженцев и осталась жить... Потом еще... Через год вокруг двух домов основателей Общины выросли двенадцать новых. Беженцы войны, лишенные дома, изгнанные из империи за вольнодумство или неподобающие мысли, солдаты, которым надоело воевать. Северяне и южане, выходцы из далекого полуострова Риймо и нерты, несколько вейров и чернокожая семья, бежавшая из Наньцзина. Все они неведомыми путями приходили сюда и находили тут то, что искали: мир, покой, свободу и право распоряжаться своей жизнью.
В 37 году покой кончился: в их края тоже заглянула война. Засновали тут и там вооруженные отряды, охотники, возвращаясь в Общину, рассказывали о найденных местах боев, о трупах. Томас принял решение выставлять дозоры. Женщин, как правило, в них не брали, однако Вигдис была очень клыкастой женщиной, к тому же чующей лес, как никто, поэтому она нередко хаживала в дозор. И порой с ней увязывалась и Нита.
Однажды на их дозор вышел раненный имперский офицер. Он был удивлен, что его перевязали и указали ему тропку к ближайшему посту имперской северной армии. А через полчаса после его ухода к ним же обратилась разведгруппа армии Сопротивления, искавшая того офицера. Командир группы был взбешен, узнав, что беглец ушел, и что эти люди ему помогли...
В начале 38 года произошла первая стычка между Общиной и воинами армии Сопротивления. Полусотня людей и оборотней напала на поселок. Томас, узнавший обо всем вовремя, сумел организовать эффективный и жесткий отпор и обошелся почти без потерь. И с тех пор кончился мир тоже...
Летом 38 года Вигдис не выдержала. Она была уверена, что в княжеской ставке просто чего-то не понимают. "Надо к ним идти, — решила она, — сказать, что мы — не враги. Мы просто живем. И никому не мешаем!"
Поцеловав мужа, облизав на прощание детей, побежала она на юг, к неведомым Рыжим горам, где по слухам размещалась ставка Сопротивления.
Вигдис говорила княгине Делле дотЧари и военному совету Сопротивления все то, что хотела сказать. Ее слушали. Ее не понимали. Ее начали опасаться.
И тогда Делла совершила ошибку, оказавшуюся фатальной и для Сопротивления, и для княжеского рода, и для нее самой. Она приказала убить эту подозрительную вейру, явно служившую врагу. Но в совет входила и Марика дотШани — тетка Вигдис. Марика по запаху почуяла родную кровь и встала с нею спина к спине. Вдвоем против многих сотен...
Когда бой закончился, стало ясно, что у вейрмана будет новый князь — Заттер тонДелла, уже поклявшийся отомстить неведомой Общине за мать...
Так началась новая война: армии Сопротивления против Общины. Три сотни людей, составлявших Общину, потеряли право распоряжаться своей жизнью вслед за покоем и миром. У них осталась лишь свобода. И кто знает, чем бы все кончилось, если бы в тот самый день, когда в Общину пришла черная весть о гибели Вигдис, и Томас, передав полномочия вождя Оге, собрался на юг, чтобы отомстить, в деревню не примчалась волчица.
Обратившись, она остановила людей, уже схватившихся за оружие: "Не надо. Я с миром. Если же вы настаиваете на бое, вас станет намного меньше. Я ведь — лучший клинок армии Сопротивления, и лучшие клыки! Я — Вилла дотМэйри!"
Это имя знали даже здесь, на севере.
Виллы не было в ставке в день гибели Марики и Вигдис — она вернулась только вечером. Но, увидев два мертвых тела, грозная вейра побледнела. Что-то вспоминалось... То, чего не было, не могло быть... Кем-то ей была эта молодая волчица, невесть откуда явившаяся в ставку. Дочерью? Нет. Подругой? Едва ли. Ученицей? С чего бы это?
Всем сразу она была Вилле, смыслом ее жизни, целью. И вот эта цель мертва. Не по закону, не по совести! И она — Старейшая стаи, взяла след.
Она убедила Томаса отложить поход, чтобы выучить волчьи законы поединка. Только так он мог бы уйти живым, в случае своей победы над Заттером, разумеется.
И еще она усыновила детей Вигдис.
-Зачем? — спросила Нита.
-Затем, что волчатам нужна мать. В стае проще — там каждая волчица — мать сиротам. У вас, людей, все не так...
Претендент собрался продолжить, однако княгиня застенчиво попросила:
-Расскажи, что сказала им Вилла?
-Хорошо.
"Слушай, Стая! Я — Старейшая — говорю: с этого мига и навеки они — мои дети! Моя добыча — им еда. Мои клыки, мой меч — им защита. Мой язык — им ласка. Каждый, умышляющий против них, помни — они за моей спиной. Они — мои дети!"
И эхом ответил мальчик:
"Слушай, Стая! Я — Аргр — говорю: с этого мига и навеки она — моя мать! Мое послушание — ей, моя любовь — ей. Мои клыки — ей помощь, мое плечо — ей опора, моя добыча — ей еда. В бою я буду рядом. Каждый, кто не по закону убьет ее, помни — я стою на твоей тропе! Она — моя мать!"
И добавила девочка:
"Слушай, Стая! Я — Уна — говорю: с этого мига и навеки она — моя мать! Мое послушание — ей, моя любовь — ей. Мои клыки — ей помощь, мои руки — ей поддержка, моя добыча — ей еда. Мой плач с вершины холма — ей прощание. Каждый, кто не по закону убьет ее, помни — я стою на твоей тропе! Она — моя мать!"
В тот же день Вилла приняла в стаю двух женщин и семью диких вейров. И вместе с тремя волчицами села она в кольцо под холмом, на вершину которого взошла Уна дотВигдис дотВилла.
