Редублеман

— Еще хоть пальцем тронешь, я сломаю тебе руку! — Школу Кирилла узнала сразу, даже позволила себе улыбнуться.

— В таком случае прекращай выть белугой. Встала и пошла умылась.

— Да я уже, — булькнула она и залилась слезами.

— Женя, чтоб тебя! Я сейчас Кириллу позвоню.

— Не смей! — воскликнула она.

— Тогда заглохни! — я села рядом. Глицин, пару глотков воды, оставшихся в бутылке, всучила ей в молчании. Дождалась, когда выпьет и только потом спросила: — Мне оформить для тебя отгул?

— Т-ты н-не...

— Я не... — подтвердила кивком, что никого никому не выдам. — Я не оформлю прогул, не расскажу бригаде, почему ты на работу пришла, но на грядки не явилась, не скажу Никите, что здесь только что произошло. А то, знаешь ли, он мне ответную пощечину влепит. И совсем не в лечебных целях.

— Не бу-будет он...

— Ошибаешься. За тебя и детей он горой. Одного не пойму, как ты этого не видишь.

— Й-я...й-я... — начала она, да так и застыла с открытым ртом и виноватым взглядом, который медленно, но верно спустился к золотому кольцу на безымянном пальце. Слезы вновь навернулись на глаза.

— Не смей.

— Н-не могу, — прошептала она. — Как вспомню его предложение, а потом се-себя.... и...

Обвинять ее в чем-либо я не спешила. Сама не ангел, к тому же понятия не имею, что там у них с Термометром было. И было ли? Главное сейчас вывести ее из истерики, а заодно и из раздевалки. Сидеть на полу то еще удовольствие, так что я попыталась скорее все завершить и начала с хорошего.

— Это ведь здорово, я о его предложении говорю... — пояснила, едва она вскинула на меня злющие глаза. — Ты столько лет ждала. И вот он наконец-то додумался.

— Не-не сам.

— Что значит не сам? Подсказали?

— Ага... Марийка эта... его знакомая, — Женька вновь залилась слезами, на этот раз тихими, но не менее горькими. — Приехала неделю назад, зна-зна-комая... м-мать ее. Я приревновала до жути. Думала ну все, сейчас он к этой швабре моднявой от меня... зачуханной бытом, рванет как кот мартовский. И прощай бывшая, у меня новая жизнь!

— Так это она на вашей росписи настояла? — С Марийкой я знакома не была, правда, хорошо помнила, как Кирилл отзывался о своей знакомой, с уважением и без лирических отступлений. Удивительное сочетание, так обычно говорят о мужике, причем очень умном, до зубного скрежета.

— А... да. А я-я-я... а когда он ночевать не приехал, я подумала, что он с ней. И потом, когда задерживался...

— Ох, Женька... Тридцатого он в офисе с главным застрял. Честное слово, на мужика твоего никто не лез и под него не пролазил. Двадцать восьмого тоже из-за нас задержался, и в воскресенье двадцать четвертого, тоже мы вызвали. Я же сказала тебе тогда.

— Я не поверила. Думала, он был... у эт-той.

— И ты решилась его позлить. С Термометром, — подвела я итог, но лучше бы промолчала, — не лучшая кандидатура для флирта.

— Да. Решилась. А что мне... я же не знала! — воскликнула она, так что у меня в голове зазвенело. Что говорить о теплице, там наверняка, уже эхо разносит слезливый вопль. — Я хотела его... я хо-хотела... А тут этот, и...

Она вцепилась в меня и зарыдала с новой силой.

— Женя? Ты что сдурела?

— Я... я не могу, я должна ему ска-ска-зать...!

— Что?

— Все! Я не хорошая, я падла... су.. подколодная.

— Змея, — поправила по привычке. — Женька, не время лить слезы по несчастной совести, ты вряд ли сделала что-то совсем уж... Стоп.

Еле успела закрыть ее рот рукой, в дверь постучали.

— Девочки, у вас все хорошо?

— Лучше не придумаешь, — буркнула я, и добавила громче. — Скоро выходим. Олег, дай мне еще минутку... пятнадцать минут!

— Соооня, я шлю.. я б...! Я...

— Была пьяна, и эта козлина воспользовался ситуацией. А ты вспомнила о глупом чувстве мести. Так?

— Да-а-а-а...

— Эх! Жека, знаешь, сколько дур, изменой мстят мужьям? А ведь они специально, а ты не со зла, по глупости.

— Я. Но я... я же... — она с остервенением начала вытирать щеки.

— Понравилось? — постаралась не показать разочарования в голосе, и глянула в сторону, чтобы не смущать. Мне не в чем ее упрекнуть, сама по пьяни лезла на неизвестного и в свою квартиру завела. До чего только отчаяние нас не доводит. Просто за Некифорова обидно, такой мужик классный, и Женька замечательная. Жаль, если у них отношения пойдут под откос.

— Нет! Мы не тра... О н-не... Мы... Секса не было, — твердо заверила она и опять ударилась в слезы. — Он меня даже не лапал по... по-нормальному, грудь помял, в шею цемкнул, на четвереньки поставил и... и... Полез не туда! А я... я не приемлю. Даже с мужем не рискнула. А тут... — ее от отвращения передернуло всю. — Вылетела как пробка из машины, обматерила падлу, а когда уехал, еще час ревела сидя на обочине. Я гря..зная, а... а а...совсем гря... и ду-у-ра!

— Ничего не было? — Она замотала головой. — Хоть что-то хорошее.

— И к-а-а-ак я теперь? Я расска...

У меня глаза полезли на лоб. И это она решила рассказать спустя пять дней с полным ощущением вины? Сумасшедшая! Он же ей не поверит.

— Цыц! Сдурела? Тебе Кирилл только что сделал тебе предложение и настоял на росписи, которую ты пятый год ждала, как чуда.

— Вот именно, он честный, а я... Я...

— Так, мать, не о том думаешь.

— О чем? О чем надо?! Я же вино...

Я прищурилась, взвешивая как бы ее вывести из этого стресса, и не дать Термометру запугивать. Выход нашла не сразу, но в итоге выдала.

— А ведь он все ваши игры мог заснять.

— Что?!

— Ша! — подскочившую Женьку я с трудом удержала на месте. — А ты думала. Хороший Термометр просто так вокруг тебя круги нарезает? У них с Кириллом тут крупные терки из-за поставщиков, тебя могли попросту использовать, чтоб утереть нос, сбить спесь или от души подгадить. Что он и сделал.

— Я... я...

— Не знала, не предполагала. А теперь запомни, ты не имеешь право на защиту, как невиновная, ты ее получишь. Обещаю. А теперь собралась и давай на баррикады. Устрой своему муженьку такую встряску, из-за которой она тебя еще три раза в ЗАГС позовет.

— А как же... как же честность в браке? — вспомнила о важном.

— У тебя роспись когда?

— Двадцать первого.

— Значит ты еще не в браке. Вот на пятидесятилетие этой даты и расскажешь, если к этому времени не забудешь. А до тех пор... молчи в тряпочку. И вот что...

— Что? — насторожилась она.

— Познакомься с этой Марийкой, моднявая или не моднявая, а это она его подвигла. — Женька скривилась, как от лимона. — Так ты хоть конфет шоколадных ей передай, чем не благодарность за помощь?

— Это передам.

Ответила она уже совсем другим тоном и пошла умываться.

— Что с ней? — Олег так никуда и не ушел, дождался моего выхода из раздевалки. — Что-то серьезное?

— Не сейчас... — я прикоснулась к его локтю и, желая отложить разговор, спросила: — Ты к главному?

— К сожалению. А я был бы не против, вернуться домой и повторить воскресенье со Шреком. — Он улыбнулся, я ответила тем же. Именно в этот момент к Олегу со спины подкралась Валерия.

— Олежек, а ты не мог бы..? — Увидев меня, она остановилась. — Михайлова! А что вы тут...? — словарный запас психички закончился, едва она увидела мою руку на его локте, и его руку на моей пояснице. Сама не знаю, когда он успел меня обнять, но он успел и отпускать не собирался.

— Я тут стою.

— Рабочий день давно начался, — сообщили мне с намеком.

— Я по делу стою. И совсем-совсем никого не задерживаю. Правда, Олег?

— Правда, — согласился он, отступая и отпуская меня. — Вечером поговорим.

— Подвезешь? — улыбнулась лукаво.

— Всенепременно.

Он ушел вслед за Валерией и ни разу не оглянулся. И я его могла понять, вид дефилирующей психички был куда более интересным, особенно когда она пыталась идти от бедра по тепличным лужам.

— Вот зараза, — бросила я в сердцах, и в этот самый момент Олег обернулся. Сверкнул зелеными глазищами и скрылся за поворотом. Всего миг, но я успела увидеть его лукавую улыбку.

— Почему ругаешься? — объявившаяся рядом Женька, нервными движениями застегнула куртку и подняла ее ворот.

— Просто так. Ступай, я прикрою.

Весь день прошел как в дыму. Мне не пришлось что-либо объяснять бригаде, потому что они не особо интересовались судьбой почти Некифоровой, и это наталкивало на недобрые мысли. Неужели Термометр уже успел подгадить. Я хотела за обедом спросить о Лены, но вместо нее за мой стол присели Степаныч и черная вдова. Первый смотрел хмуро, вторая решительно.

— Что? — спросила я.

— На объекте Довлатова появились проблемы, — сообщил Степаныч, вибрируя обвинительными нотками в голосе.

— С чем?

— Буд-то ты не знаешь! — огрызнулся он, и я перевела взгляд на более спокойную Лизавету. Может, хоть она снизойдет и объяснит.

— С подсветкой, — ответила она.

— На всем объекте! — рыкнул мой зам по работе с бригадой.

Вопросами связанными с осветительной системой я не владела, поэтому искренне недоумевала, почему они задаются мне да еще в таком тоне.

— И? — вопросила я, на что Степаных почти что рыкнул.

— Это ты! — Лизавета попыталась прикосновением остудить моего зама, но он сбросил ее руку с плеча и подался вперед. Не иначе, угрожая. Все ясно, в моем лице они нашли козу отпущения. Так сказать, подходящую для отпускных.

Ну так я не из трусливых, встретила его агрессию с улыбкой на пол-лица.

— Дмитрий Степанович, если вы хотите что-то сказать... или обвинить, то говорите прямо.

Ему только этого и было надо. Черный вал негатива тут же обрушился на меня и не столько из потока слов, сколько из желавшего расправы взгляда.

— Это ты виновата. Ты подменила чертежи! Припрятала ошибку ландшафтника и подставила фирму. Это ты... ты набедокурила, а теперь...

— Какие чертежи и когда? — вопросила, уже немного злясь. Неплохой поворот, то есть я их тогда не спасла, а подставила.

— По светотехнике. И не важно, когда успела... Это ты! Мы все сделали правильно, но твои чертежи! — прошипел он, едва ли не в мое лицо, привлекая не только мое, но и всеобщее внимание.

— Дима, прекрати, — рискнула вступиться Лизавета, но была огорошена грубым: 'Заткнись!'. И спасибо, сбрасывая ее руку, он локтем не двинул, иначе бы въехал ей в лицо.

— Не надо, — я остановила ее увещевания и приказала заму: — За мной.

Далее ничего не говоря окружающим, и не обращая внимания на сердитое 'Куда пошла?', я вышла из столовой, точно зная, догонит. Ему же нужно высказаться и как можно скорее. Лучшим местом для разбора полетов сочла улицу, и не просто двор, а закуток возле хозблока, где мужики обычно курят.

И надо же было так случиться, едва Степаныч пришел, как трубу над нами разорвало, я увидела, успела увернуться, а мой зам по работе с бригадой рухнув на колени от потока воды, ударившей в спину, получил по затылку обрубком трубы.

Вот тебе и бог палкой не бьет.

— Твою ма-а-а... — послышалось от Степаныча, прежде чем он завалился на бок.

Я прыгнула к вентилю распределительного узла и что есть мочи крикнула мужикам во дворе: 'Помогите!'. Все происходящее после запоминается лишь отрывками. Кровь в луже воды. Мат водопроводчиков, сорванных с объекта. Скорая. Мой зам, бледный как полотно, тяжелый взгляд нашего ботаника Тамары.

Она чуть не плачет, но ни в чем меня не обвиняет. Наоборот, шепчет, ни к кому не обращаясь, что они с Димой вроде как расстались в эту субботу. Разорвали все отношения и распрощались как незнакомые. Но...

— Что? — я задаю вопрос, чтобы разорвать повисшую тишину и состояние нереальности, что до сих пор довлеет надо мной.

— Кажется, я его люблю.

— Кажется...

— Нет. Действительно. Я как представила, что он сейчас умрет и... — всхлип оборвал ее на полуслове.

— Воды? — предложила я.

— Коньяка? — поинтересовался подошедший к нам главный и с позволения Тамары, увел ее к себе. У дверей в офис оглянулся, крикнул: — Михайлова, иди домой. И чтоб на грядках я тебя сегодня не видел.

Я отмахиваюсь.

Делать мне больше нечего. Сидеть в четырех сенах своей квартирки и слышать, какие сериалы сегодня просматривает соседка снизу... Очередные 'Следствие ведут колобки'. О том, что я нынче проживаю у Олега, вспомнила когда он пришел за мной в теплицы и напомнил о положительности советов главного.

— Правильно-правильно. Забирай ее, — поддакнула Ленчонок, неизвестно как оказавшаяся далеко впереди. — Она уже пять минут медитирует над одним кустом и не знает, то ли закопать его, то ли обрезать.

— Обрезать, — вынесла я вердикт, после недолгого рассматривания объекта моих мыслей.

— Мы пасынкуем, — хмыкнула подруга и повторила: — Забирай, даже если сопротивляться будет и опять сядет на шпагат.

Я не обратила внимания на ее слова, на улыбку Олега, который смущенную не то отвернулся, не то потупился. Мне было физически плохо, и я не хотела ничего замечать.

— Домой?

— Да.

В дороге не хотелось говорить, и в то же время не хотелось сидеть в тишине, включенное радио не в счет, я его попросту не слышала. То и дело набегали мысли о Жене и ее глупости, Термометре и его гадости, Степаныче... Он, как и Светлана Павловна, оказался в больнице благодаря моей косвенной вине. И это уже смахивало на злой рок, а не на очередную случайность. Блин, вокруг меня происходит слишком много всего, часть упускаю, часть встречаю собственным лбом.

— Устала? — голос Олега прервал мои мысленные стенания.

— И да, и нет. Физически — нет, морально — очень. Знаешь, словно бы вокруг медленно, но верно образуется воронка водоворота, я еще на плаву, но уже отчетливо ощущаю ускоряющееся кружение. Меня затягивает вниз.

— А дно там есть? — ландшафтник улыбнулся моему удивленному 'Что?' и повторил: — Дно у воронки есть?

— Зачем? — я все еще не понимала его вопроса.

— В общем, говорят, ниже дна упасть невозможно, зато есть от чего оттолкнуться. — Он покосился в мою сторону. — Не удивляйся, но я знаю, о чем говорю. Дно есть всегда, и от него действительно можно оттолкнуться.

— Ты говоришь о своем разводе с женой.

— Скорее о нашей с ней свадьбе. Развод это уже поверхность, еще не полная, но уже свобода.

Принимая его ответ, я долго молчала, долго и нудно, надеясь, что совладаю с любопытством и не начну лезть Олегу в душу. Но тут он сам усмехнулся, заметив, что реакция ожидалась другая.

— И ты ничего не спросишь?

— Боюсь, — призналась я тихо.

— Чего?

— Что наболевшее... растревожу. Вопросы о семье это все же личное.

— Тревожить нечего. И в личном у меня уже давно другой объект, — признался он, обратив на меня пристальный взгляд. И он мог себе позволить эту невнимательность к дороге, впереди образовалась пробка. А вот я тут же поспешила сменить тему.

— Как прошел суд?

— Ответчик не явился на судебное заседание, не сообщил об уважительных причинах неявки, поэтому дело рассмотрели в заочном порядке производства.

— И что, ты уже единоличный опекун или нет?