Лаэр-Данвед

Перемахнув через тлеющие угли костра, к Финроду подскакал всадник со Звездой Феанора на плаще.

— Преследовать их? — Келебримбор, сын Куруфина, почти свесился с седла, заглядывая королю в лицо. — Преследовать их, дядя Финрод?

Его воины уже были на конях, готовые сорваться в темноту вслед за врагами. Звякали удила, нетерпеливо переступали копыта, глаза и наконечники копий горели в звёздном свете — серебряная свора Аглона ждала только приказа.

Финрод покачал головой.

— Нет. Эти враги не по плечу ни тебе, ни мне.

— Но, дядя...

— Нет, Тьелпэ. Это не орки и не волки — это майар из Ангбанда. Ты не сможешь задержать их. — Он повернулся к стоящему рядом лучнику. — Подай знак дортонионцам. Надо узнать, что у них.

Стрела, обмотанная горящей паклей, ушла в небо, чертя крутую огненную дугу над макушками леса. Спустя малое время из дортонионского лагеря взвились две светящиеся точки, потом, с промежутком в десять ударов сердца, — ещё одна. "Нападение малым числом, есть раненые".

Финрод махнул рукой оруженосцу:

— Коня мне. Тьелпэ, собери целителей, пусть едут следом.

Он принял повод, вскочил в седло и пустил коня по тропе в лес, не дожидаясь остальных.

...В стане людей царил переполох. Навстречу королю выбежал сотник Артад, и Финрод поразился — он ещё никогда не видел опытного воина таким растерянным и испуганным.

— Государь! — выдохнул сотник, узнав Финрода. — Княжич...

— Что случилось? — С высоты седла Финрод уже заметил сгрудившихся за шатрами людей с факелами, услышал их взволнованный гомон и, не спешиваясь, направил коня туда. Артад побежал рядом.

— Волк... — выговорил он на ходу. — Огромный, с полконя ростом. Через ограду перескочил — и на нас. Хаталдира сшиб... Порвал бы, да тут княжич с мечом... а что меч против такой громадины? Эй, вы там! — заорал он стоящим впереди. — Дорогу, живо! Посторонитесь!

Люди расступились. Десятки рук потянулись поддержать Финроду стремя, но он уже был на земле и стремительным шагом влетел в очерченный факелами круг.

О, Единый... Берен...

Он лежал на том же месте, где произошла схватка — земля вокруг была перепахана когтями и сапогами. Видимо, его не решились поднимать, а тем более переносить. К нему и впрямь страшно было прикоснуться — одежда изорвана в клочья, плечо и грудь располосованы кровавыми бороздами; но Финрод уже видел, что эти раны по большей части не тяжелы. Клыки зверя вспороли кожу, но прошли неглубоко — то ли Берен был удачлив, то ли на редкость ловок, что сумел вывернуться из его хватки.

Плечо — вот где была беда. По счастью, кость уцелела, но кровь из рваной раны лилась ручьем. Гилдор, склонившись над княжичем, зажимал рану тряпкой, но из-под неё всё равно текло.

Финрод опустился на колени рядом с ними. Сначала остановить кровь. Потом очистить раны — звери Моргота часто носят яд на зубах. И надеяться, что человек сможет перенести тот смертельный упадок сил, что всегда следует за обильной кровопотерей... к которому неизбежно прибавится лихорадка... Как же они хрупки, смертные, энгвар, как легко их губят раны и недуги — будто их век и без того недостаточно короток...

Эльф сделал знак Гилдору убрать руки и сразу же сам прижал пальцами разорванную жилу. И почувствовал, как по телу раненого пробежала болезненная дрожь: Берен был в сознании. Плывущий от боли и предобморочной слабости взгляд остановился на лице короля, белые губы тронула улыбка.

— Государь...

— Молчи, — оборвал его Финрод. Сейчас ему была необходима полная сосредоточенность. То, что не составляло особого труда для майа, от Воплощённого требовало предельного напряжения, но он должен был справиться. Он был обязан Барахиру жизнью и не представлял, как посмотрит ему в глаза, если не сможет спасти его единственного сына...

Казалось, прошло очень много времени, хотя Финрод знал, что это ощущение обманчиво: на самом деле заращивание ран с помощью чар длится считанные минуты. Но плата за это — жизненная сила целителя, оттого и прибегают к этим чарам лишь понемногу и лишь в таких случаях, как сейчас, когда промедление равносильно смерти.

И он отдавал свою силу без счёта, кропотливо соединяя края разорванной плоти — по жилке, по ниточке, как пчела чинит восковую стенку разрушенной ячейки, запечатывая внутри драгоценный мёд. Его руки скользили в тёплой крови, но её становилось всё меньше — сосуды срастались, и кровотечение прекращалось.

Он услышал позади стук копыт и звонкий голос племянника, но не позволил себе отвлечься ни на мгновение, пока кровь не остановилась. Теперь она сочилась только по краям, медленно и неопасно. Финрод уже понял, что заживить мышцы и кожу до конца не сможет, но этого и не требовалось. Келебримбор привёл целителей, они обработают раны и доведут лечение до конца... Главное сделано...

Финрод отнял руки от плеча юноши. Сейчас он едва мог пошевелить ими — пальцы онемели, ладони сводило судорогой. Кровь засыхала на коже, схватываясь липкой бурой коркой. Берен лежал с закрытыми глазами, бледный, как покойник, но было видно, как ходит грудь под разорванной рубахой и мерно вздрагивает жила на горле.

— Воды, — хрипло приказал король. Среди людей поднялась суета. Кто-то быстро подбежал с бадейкой, королю протянули ковш на длинной ручке, но он покачал головой. — Не мне — ему. И как можно больше. Тьелпэ!

— Здесь, — отозвался сын Куруфина. — Со мной Алдаран, Фалассион и Рингвен.

Эльфы уже пробились через толпу и вошли в круг огней. Люди почтительно уступали им дорогу.

— Надо очистить раны, — с трудом поднявшись на ноги, Финрод указал на Берена, а потом, опираясь на Келебримбора, посмотрел в сторону. — И ему тоже.

Тот, о ком он говорил, сидел на земле поодаль, у ног собравшихся воинов. Не юноша даже — мальчишка лет пятнадцати. Правой рукой он сжимал левую чуть выше локтя, и между пальцев сочились тёмные капли; но смотрел он только на Берена. В его широко распахнутых глазах стояли слёзы, на лице застыл ужас.

Рингвен ласково взяла его за плечо — он отчаянно замотал головой.

— Не надо меня, — всхлипнул он. — Его лечите.

— Надо, — возразила целительница. Заставив его разжать пальцы, она одним движением разорвала рукав по шву. — Если не выгнать яд из раны, ты можешь умереть.

— А он? — Взгляд паренька не отрывался от княжича, над которым уже хлопотали два других эльфа. — Он не умрёт?

— Мы сделаем всё, что сможем, — уклончиво отозвалась нолдэ, ощупывая его руку, меченую длинными бороздами от когтей. — А дальше... как решит Владыка Судеб.

Плечи мальчишки задрожали, он опустил голову и заплакал, уже не сдерживая рыданий. В кругу повисло мрачное молчание. Колеблющиеся тени от факелов метались по земле и по склонённым спинам целителей.

— Эй... — Голос был сиплым и слабым, но все, включая Финрода, обернулись на звук. — Ты чего... сопли распустил?

Парнишка изумлённо хлюпнул носом. Берен смотрел на него в ответ, повернув голову набок.

— Я умирать... не собираюсь... — Язык у него слегка заплетался, но взгляд был осмысленным. — А того зверюгу... ещё освежую. Вот увидишь.

Финрод перевёл дыхание. Люди слабы и уязвимы, он знал это слишком хорошо. Но именно поэтому не уставал дивиться необъяснимой воле к жизни, которая порой зажигалась в них, поднимая на ноги умирающих, опровергая всё, что эльдар знали о пределах сил своих братьев по Сотворению. Теперь он был почти уверен, что Берен поправится, — такой огонь нельзя было погасить одним ударом.

Правда, у него самого ноги подкашивались, как после памятной стычки с Сауроном. Келебримбор помог ему дойти до коня и взобраться в седло.

— Эти майар, — вполголоса сказал он. — Как ты думаешь, их послали к Саурону гонцами?

— Скорее всего, — мрачно кивнул Финрод. — Я надеялся полностью отрезать его от сообщения с Ангбандом, но этого предусмотреть не смог. Придётся усилить дозоры.

— Мы задержим их на обратном пути? — оживился Келебримбор.

— По крайней мере, попытаемся. — Финрод запахнулся в плащ — его знобило. — И, может быть, Берен ещё получит свой трофей.

~ ~ ~

Келегорм понял, что сходит с ума, когда поймал себя на том, что радуется приходу Саурона. Это было так нелепо, что даже смеяться над собой не получалось. Саурон был сильнейшим из майар Ангбанда, тёмная сила окутывала его и сопровождала, как жар сопровождает раскалённое докрасна железо. Само его присутствие для эльфов было мучительно, как ожог, и в те минуты, когда он посещал пленников, Келегорм чувствовал себя немногим лучше, чем весной, когда словил отравленную стрелу.

Но мрак и вынужденная тишина подземного склепа терзали его сильнее. Встретить друга, которого полтора года считал погибшим, находиться в двух шагах от него и не иметь возможности перемолвиться хотя бы парой фраз — это была настоящая пытка. Саурон, по крайней мере, разговаривал. И его приход давал хоть какую-то пищу для ума: по его лицу и словам Келегорм пытался угадать, что творится за пределами замка. Было ли нападение на Минас-Тирит начало новой большой войны? Успел ли Фингон, предупреждённый Хуаном, поднять войска? Как идут дела у братьев на востоке?

Каждый раз, как Саурон входил к ним, Келегорм замирал в напряжении, ожидая услышать, что Эйтель-Сирион захвачен, Химринг пал и Нарготронд сожжён дотла. Майа не упустил бы случая похвастаться победами своего господина, зная, что эти известия лучше всяких угроз сломят дух пленников. Но Саурон умалчивал о других крепостях — а значит, можно было надеяться, что в остальном дела у нолдор идут неплохо, и ради этой надежды Келегорм готов был терпеть давящее присутствие майа хоть круглые сутки.

...Сегодня Саурон явился не один. Вслед за ним в камеру вошла женщина — вылитая эллет, если смотреть глазами. Её лицо, словно вырезанное из молочного опала, было бледным до прозрачности, на нём резко выделялись чёрные брови и ярко-алые сочные губы. Прямые и гладкие чёрные волосы, разделённые тонкой стрелкой пробора, ниспадали на такой же чёрный плащ, почти сливаясь с ним, — шёлк поверх шёлка. Глаза под опущенными ресницами казались непроглядно-тёмными, маленькие белые руки скромно придерживали на груди расходящиеся края плаща, заколотого фибулой в форме летучей мыши.

Но для внутреннего взгляда этот облик был только сосудом, в котором плескалось нечто иное, чем обычное лёгкое мерцание смертных и бессмертных душ. Из-под оболочки плоти, из-под снежной чистоты кожи проступала хищная тень. Не такая густая и мрачная, как у Саурона — тот обволакивал своей тьмой всё, что находилось вокруг. Скорее похожая на затмевающий зрение чёрный туман. Майэ. Не из самых могучих, а против Саурона так и вовсе дитя, — но всё же сильная и опасная, как зверь.

Майэ поняла, что её разглядывают, и вскинула ресницы. Удлинённые, оленьего разреза глаза блеснули на свету тусклым рубином. Она смерила Келегорма таким же долгим изучающим взглядом с головы до пят. И чуть растянула уголки рта.

— Я понимаю тебя, повелитель. Может быть, он и смахивает на Арфинга, но только не на Ородрета. Слишком дерзок... даже с виду.

— Для этого я и позвал тебя, — отозвался Саурон. — Мне не нужны догадки, Тхурингвэтиль. Только правда.

Майэ покосилась на Аэгнора.

— С него можно снять ошейник?

— Нет, — сухо отрезал Саурон. — Этот нужен мне живым — в любом случае.

— Как пожелаешь, господин, — кротко потупилась майэ.

И одним длинным скользящим шагом подступила — подлетела? — к Аэгнору.

Келегорм напрягся, но оковы удерживали его на безопасном расстоянии; даже натянув цепь до предела, он не мог достать до Тхурингвэтиль ни рукой, ни ногой. И ничем не мог помешать ей, когда она положила руку на плечо Аэгнора. На кончиках нежных пальцев блеснули металлические когти — то ли и впрямь растущие из плоти майэ, то ли хитро сделанные напёрстки.

Келегорм бессильно рванулся на привязи, Аэгнор остался недвижим. Он даже не вздрогнул, когда когтистая лапка сжала его руку выше локтя и на рукаве проступили небольшие красные пятнышки. Другой рукой Тхурингвэтиль провела по его груди, зацепила вырез рубашки когтем указательного пальца и одним движением вспорола ткань от основания шеи до подмышки, открыв левое плечо. Второй взмах когтя оставил длинный и глубокий порез вдоль ключицы.

Держа эльфа за плечи, тварь приникла ртом к ранке и замерла на одну невыносимо долгую минуту. Аэгнор не шевелился, только лицо у него как-то посерело, и взгляд стал мутным, будто у опоенного ядовитым дурманом. Когда майэ отпустила его и выпрямилась, слизывая кровь с полных губ, он осел под стеной, как если бы не мог держаться на ногах.

Упырица расплылась в тонкой улыбке.

— Благодарю за щедрый дар, повелитель. — Она ещё раз облизнулась. — Давно я не пробовала ничего подобного. Морская соль и цветущий вереск.

— Не отвлекайся, — оборвал её Саурон. — Займись вторым.

Ещё один стремительный шаг — и когтистые пальцы Тхурингвэтиль коснулись груди Келегорма. Но он не был скован волей Саурона и мог сопротивляться. Не обращая внимания на когти, он скованными руками схватил её за горло над железной застёжкой плаща и сдавил. Он знал, что не успеет задушить её — стражники оттащат его раньше, но надеялся хоть подпортить ей оболочку.

Ни случилось ни того, ни другого. Прежде чем он смог как следует стиснуть её горло, майэ перехватила его запястья и невероятно сильным рывком развела его руки в стороны — на всю длину цепи. Стражники не успели даже почесаться.

Он попытался высвободиться — но когти упырицы как будто прикипели к железным браслетам на его руках.

— Сильный, — мурлыкнула женщина. — Но глупый.

Она приблизила своё лицо к лицу эльфа, словно собираясь поцеловать его. Улыбнулась уже открыто, растягивая губы, — и Келегорма передёрнуло: изо рта упырицы торчали длинные беловатые клыки наподобие ядовитых зубов змеи. Её дыхание отдавало кровью и мускусом, как у дикой кошки.

В последний момент майэ наклонила голову вбок, и её зубы впились в шею эльфа с левой стороны.

Келегорм с трудом сдержал крик. Это оказалось куда больнее, чем можно было ожидать от простого укола четырьмя иголками. Шею и левое плечо словно окунули в крутой кипяток. Можно было подумать, что зубы этой гадины и впрямь таят в себе яд. В голове зашумело, стены камеры закачались перед глазами. Силы убывали с каждой секундой, и он перестал сопротивляться, сосредоточившись на том, чтобы не закатиться в обморок.

Когда руки Тхурингвэтиль разжались, он опустился на пол, как до того Аэгнор. Наверное, и выглядел он не лучше. В глазах плыл чёрный туман, по шее текли горячие капли, спёртый воздух камеры казался удушливым вдвойне.

— Итак? — услышал он вопрос Саурона.

— Мой повелитель прав, как всегда, — отозвалась упырица. — Это не Ородрет.

Вот и всё, понял Келегорм. Вот и конец игре. Но даже эта мысль оставила его равнодушным — так ему было худо.

— Ты уверена? — в голосе Саурона прорезался гнев — отзвуком далёкого грома.

— Да, повелитель. Пепел, железная окалина и, пожалуй, немного степной полыни. Ничего общего с первым. Эти двое не могут быть братьями.