Сказка где-то рядом

— Здесь кто-нибудь живет? — шепотом спросила Наташа. Говорить в полный голос в этом храме тишины казалось настоящим кощунством. Ее спутник покачал головой:

— Уже давно... раньше на страну часто нападали, столицу брали в осаду, вот дворец и построили с таким расчетом, чтобы ворвавшийся в город враг долго плутал по узким улочкам, которые легче и оборонять. Но уже много лет жизнь течет по мирному руслу, а в лабиринтах улиц стали путаться разве что иностранные дипломатические посольства, вот и был построен новый дворец, с более удобными подступами. На всякий случай со старым его соединяет секретный подземный ход, которым мы и воспользуемся, чтобы попасть на королевскую псарню...

С этими словами он подпрыгнул и повис на факельном креплении, выполненном в виде руки закованного в латы рыцаря. По замыслу автора картины факелом он должен был освещать дорогу, свободной же рукой махал сбившимся в кучу людям с перепуганными лицами, призывая их следовать за собой.

Вася раскачивался на руке, пиная ногами воздух, но заржавевший за годы вынужденного простоя механизм заклинило. Спустив с плеча сумку и поставив в серую пыль ботинки, Наташа вертикально укрепила в высоком голенище факел, после чего подпрыгнула и вцепилась в рыцарское предплечье. Под их объединенным напором рычаг поддался.

С жутчайшим скрипом и скрежетом резная панель отъехала в сторону, и поднявшийся сквозняк погнал по занявшемуся от упавшего факела ковру язычки пламени... Спрыгнув вниз, принц быстро затоптал их, препятствуя дальнейшему распространению пожара, а Наташа огорченно закусила губу. Надо же, как неловко получилось — теперь вот и ковер испорчен. А всего-то и надо было положить факел на пол, поближе к стене, где не было ковра — кроме, разумеется, слоя пыли.

Дальше принц уже понес факел сам — очевидно, больше не доверял, — и у следующей двери, где надо было одновременно повернуть ключ и нажать на ручку (иначе срабатывала тугая пружина и запирающий язычок вновь уходил в паз двери) им пришлось повозиться. За тяжелой створкой продолжался коридор, выложенный неровно обтесанными четырехугольными булыжниками разного размера, хорошо подогнанными друг к другу. У самой двери, поджав под себя босые ноги, в кругу света, отбрасываемого масляным фонарем, прямо на голом полу сидела чумазая девчонка лет десяти, одетая примерно так же, как и остальные женщины, виденные Наташей на городских улицах, только одежда ее была не благородного серого цвета небеленого полотна, а черная — от грязи. При виде принца со спутницей она молча поднялась на ноги и, держа в высоко поднятой руке тяжелый фонарь, невозмутимо и уверенно пошагала вперед.

В свете сразу двух мерцающих языков пламени — лампы и факела, — Наташе казалось, что их тени на темных серых стенах живут своей собственной жизнью, сталкиваются и танцуют, атакуют и пугают. Порой она даже готова была поклясться, что их становится больше, как будто из складок и трещин навстречу пришельцам выползают старые, исконные обитатели коридора.

Сам коридор, сперва чинно и благовоспитанно идущий по прямой, вдруг принялся выписывать замысловатые коленца: он резко заворачивал, вдруг принимался метаться туда-сюда, раздваиваться и расстраиваться. К нему примыкали боковые ответвления, пол внезапно менял угол наклона, и их скудно освещенная процессия поднималась или опускалась вместе с ним. Наташа не знала, куда они идут, но чувствовала, что если внезапно возникнет необходимость повернуть назад, она никогда не доберется до той двери, через которую вошла, не найдет выхода их этого лабиринта — еще одной ловушки для гипотетических врагов, проявления средневековой паранойи.

— Как только ты не боишься здесь заблудиться, — не выдержала она, обернувшись к принцу.

— Именно поэтому мы и взяли с собой проводника, — пояснил он, кивая в сторону еле-еле различимой в темноте черной фигуры, маячащей впереди. Тусклый масляный фонарь не столько освещал дорогу, сколько позволял им не терять из виду шагающую впереди девочку.

— Местный диггер? — Наташа с уважением покосилась на щуплую фигурку. Принц вряд ли знал значение этого слова, но все же возразил:

— Нет, она на кухне работает.

— Поварихой? — Наташа содрогнулась. Ну и чистота, должно быть, царит на кухне, где работают такие замарашки! Даже если девчонка просто судомойка, все равно — есть из тарелок, к которым прикасались такими грязными руками — бр-р-р!

— Это заслонщица, — не догадываясь о бурлящих в ее душе чувствах, равнодушно бросил принц.

— И кого же она заслоняет?

— Печные заслонки. Золу вычищает, печи с утра растапливает, что-то в этом роде.

Наташа новыми глазами посмотрела на настоящую Золушку:

— О-о-о!

Междометие, для разнообразия, превратилось в скромный желтый цветок лютика, но Наташа и его присоединила к собираемому из собственных слов букету — вовсе ни к чему оставлять за собой след, как мальчику с пальчик. Похоже, на нее начала действовать пропитанная ощущением возможной опасности и подозрительностью обстановка.

— А отчего работники кухни ориентируются в этом лабиринте лучше членов королевской семьи?

Она едва не задохнулась, пытаясь произнести эту длинную фразу на одном дыхании, не поперхнувшись ни единым цветком. Принц же в ответ лишь неопределенно пожал плечами и ограничился коротким:

— Воруют...

Коридор, по которому не раз уплывали с дворцовой кухни излишки и разносолы, заканчивался в печи — большой, изразцовой, без плиты. Когда-то ее, видимо, топили, но с тех пор так хорошо отполировали плечами снующей через ее двойное нутро челяди, что об этом можно было только догадываться.

Тут же, перед печью, рядом с главной, все еще теплой плитой, состоялся окончательный расчет с проводником: из кармана принца в протянутую чумазую ладошку перекочевали несколько приятно звенящих и масляно поблескивающих в свете факела кружочков. Чувствуя себя обязанной так же сделать вклад в общее дело, Наташа протянула замарашке собранный во время разговора в коридоре букет.

Равнодушно восприняв передачу денег, при виде цветов девочка вдруг расплылась в широкой счастливой улыбке, особенно белой по контрасту с черными щеками, и все порывалась поклониться в пояс:

— Спасибо! Вот спасибочки!

После чего, бережно прижимая букетик к груди, вприпрыжку куда-то ускакала, оставив свой светильник, так что о направлении можно было догадываться только по шлепанью босых пяток.

В ответ на вопросительный взгляд — Наташе не хотелось провоцировать новое цветоизвержение, — принц лишь снова дернул плечом:

— Может, волшебные цветы ценятся дороже обычных? Или считаются приносящими удачу?

Однако девочку занимало уже другое — напряженно морща лоб, она огляделась, поводя оставленной лампой в разные стороны, и даже заглянула внутрь плиты. Немного золы, припудренные пеплом угли...

— Что-то ищешь?

— А где еда?! — вырвался крик исстрадавшейся души. — Это же кухня!

— Наверное, в погребе или в какой-нибудь кладовке... Ах, голова моя дырявая! — Вася схватился рукой за сердце и торжественно извлек на свет божий из внутреннего кармана новой курточки целое кольцо домашней колбасы и краюшку хлеба. Так вот откуда у него всего за пару часов появилась такая мужественная мускулатура!

— Сытый голодному не товарищ, — сокрушенно повинился он, с удовольствием наблюдая за тем, как жадно Наташа уничтожает припасенную снедь. — Я-то первым делом поел, как домой попал, и для тебя кусочек приберег, да позабыл совсем.

Та без слов промычала что-то согласно-утвердительное, не переставая жевать. Такого мягкого свежего хлеба она не пробовала уже несколько дней, за пазухой у принца он согрелся, и казалось, что кусок отрезали от горячего, только что вынутого из печи каравая. А вот щедро приправленная специями колбаса оказалась суховата, и приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы от нее откусить. Однако Наташе энтузиазма было не занимать, и каждый раз, как она дергала головой, отрывая кусок, сумка на ее плече с привязанными за шнурки ботинками подпрыгивала, так что ботинки, раскачиваясь, поддавали девочку под зад, вытирая грязные подошвы о юбку ее нарядного нового платья.

Вздохнув, принц отобрал у нее сумку и перекинул через собственное плечо, после чего, взяв в одну руку факел, а в другую фонарик, отправился исследовать кухню. Наверное, не часто тут бывал, да еще в почти что полном одиночестве.

Бесшумно, энергично жуя на ходу, Наташа двинулась следом. Она успевала и есть, и крутить головой в разные стороны, с интересом разглядывая кухонные плиты разного размера и высоты, разнокалиберные разделочные столы, громоздкие котлы. Когда Вася, дойдя до входной двери, неожиданно остановился, она с разбегу сильно толкнула его в спину:

— Му-му, — Наташа махнула колбасой, имея в виду: 'Не жди меня, я не отстану, иди дальше', и зажевала мясо каким-то маленьким кисленьким цветочком. Правильно разгадав ее жестикуляцию, принц толкнул тяжелую темную створку.

ГЛАВА 25

В РОЛИ ПРИЗРАКА

Кухня не запиралась, тут даже и замка не было: зачем, ведь и продукты, и дрова хранятся в отдельных помещениях, с очень надежными запорами. Коридор же, в котором они оказались, перешагнув через порог, по сравнению с покинутым темным помещением невероятной высоты казался зажатым между полом и низким потолком, и просто неприлично ярко освещенным. Через каждые несколько шагов из каменных стен торчали кронштейны с чадящими факелами. По сравнению с художественным оформлением коридоров в старом дворце обстановка нового казалась по-спартански простой.

Разглядывать по сторонам было нечего, да и неудобно при той скорости движения, которую избрал впередсмотрящий Вася. Наташа, худо-бедно приноровившись к цветочной напасти, буквально засыпала его вопросами:

— А на псарню мы через дворец попадем, или надо будет снаружи обходить? Или у вас собачки прямо в помещении располагаются?

— Это пристройка, вроде конюшни, — коротко пояснил тот. — Но войти туда можно и снаружи, и из дворца. Мы сейчас через внутреннюю дверь пройдем, так ближе, чем в обход, да и проще, охрана не стоит.

— А песики сейчас не спят, ночь все-таки?

— Может, и спят...

— А если мы их сейчас разбудим, они от этого не будут хуже нюхать?

— Можно ведь и подождать, не будить сразу. Все равно раньше, чем солнце встанет, ворота не откроют, и мы выйти из города не сможем — лодка ведь утонула.

— Тогда зачем мы идем туда заранее?

— А у тебя еще есть какие-то свои планы?

Наташа на какое-то время притихла. Никаких собственных планов у нее не было, да и быть не могло — внутри дворца она совершенно не ориентировалась, чтобы куда-то стремиться, и никого, кроме принца, не знала, чтобы по дороге заскочить просто поболтать.

Не они одни этой ночью нарушали покой спящего дворца — за очередным крутым поворотом, которые Наташа даже не пыталась считать, зная, что все равно собьется, они столкнулись с группой слуг или придворных — при свете факелов девочка не смогла определить их статус по одежде, а оценить богатство отделки было невозможно, так как, завидев коронованную особу, вытянувшиеся цепочкой вдоль коридора пятеро мужчин низко согнулись, отвешивая глубокие почтительные поклоны. Особенно девочку поразило то, что даже в таком неудобном положении, опустив головы чуть не до колен, точно из опасения внезапного разоблачения, они так и впились в нее взглядами — казалось, вот-вот пробуравят насквозь. 'Что смотришь искоса, низко голову наклоня' — будто рентгеновским аппаратом просветили!

Даже отойдя на какое-то расстояние, она с трудом удерживалась от того, чтобы передернуть плечами или почесаться — казалось, кожа между лопатками так и зудит, прожигаемая любопытными, а может быть, и враждебными взглядами.

— Чего это они так на меня уставились? — прошептала она, поравнявшись с принцем и с трудом удерживаясь от того, чтобы обогнать его, так хотелось выйти из зоны просматривания. — Одета не по моде?

— Дело не в одежде, — фыркнул Вася. — Наверное, просто никогда не видели, чтобы принц собственноручно за кем-то сумку таскал. А может, они из Люцеллиной свиты, и с самого утра побегут докладывать, с кем это я по ночам цветочки собираю.

Наташа смущенно хихикнула — цветов было уже столько, что они не помещались в руках, а новые вопросы возникали один за другим:

— Из чьей свиты?

— Люцеллы, моей... невесты.

— У тебя уже и невеста есть! — удивилась Наташа. Немного приотстав, она не видела, как при этих словах лицо принца исказила легкая гримаса неудовольствия. — А в моем мире так рано не женятся. Я имею в виду, в таком возрасте.

— Ну, и мне ведь не завтра под венец, — снова поморщившись, возразил Вася. — Такие дела быстро не делаются. Батюшка меня для того и из школы вызвал, чтобы смотрины устроить.

— Ага! — глубокомысленно заметила Наташа. — Это чтобы ты посмотрел на невесту и сказал, нравится она тебе или нет?

— Да кого в этом деле вообще интересует наше мнение! — на этот раз от Наташи не ускользнула горечь, проскользнувшая в голосе собеседника. — Меня просто поставили перед свершившимся фактом, и продемонстрировали будущую жену — чтобы под венцом не перепутал с одной из подружек. Сейчас придворный художник пишет портрет, чтобы я не забывал о нареченной, когда она вернется домой.

— Как романтично, — фыркнула Наташа. — А что по этому поводу думает сама невеста?

— Ее тоже никто не спрашивал. Личные желания в сфере государственной политики не играют никакой роли. Я — второй сын, она — восьмая дочь, наши отцы дружат, мы просто созданы друг для друга! — Принц сердито толкнул следующую дверь, вставшую у него на пути, так что створка, отскочив от стены, едва не прижала Наташу, но в последний момент та успела проскочить следом. — Думаешь, Ванька женился по любви? Да ему просто повезло застать отца врасплох, при большом стечении народа, а то бы тот быстренько подыскал ему вместо Ундины новую невесту благородных кровей. Пришлось скрепя сердце и скрипя зубами соглашаться на Золушку — не может же принц взять назад свое слово, данное при свидетелях! Кроме угрозы потери чести ничто не в силах заставить отца поменять однажды принятое решение. Хотя, похоже, никогда еще жизнь моей невестки не висела на таком тонком волоске, как накануне свадьбы.

Вася так распалился, что не только повышал и понижал голос, гремящий под темными сводами и наверняка слышный даже сквозь толстую каменную кладку, но, дабы усилить эффект своих слов, принялся размахивать руками и жестикулировать. Несколько раз увернувшись от факела, внезапно обретшего удивительную подвижность и так и норовящего подпалить то оборки широкой юбки, то волосы, Наташа поторопилась перевести разговор в новое русло:

— Да уж, похоже, твой отец — крепкий орешек, — поддакнула она. — Как только тебе удалось уговорить его подчиниться требованиям повстанцев!

В коридоре повисла неприятная тишина, какая возникает в компании после неудачной шутки, или когда собеседникам становится уже нечего сказать друг другу, и они мучительно напрягают мозги, придумывая предлог для расставания и прекращении беседы.