| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И я, как Шурик из "Кавказской пленницы", обреченно дунул в стакан...
* * *
— Вот и получается, товарищ майор, что немцы как бы "играют" своими истребителями, перебрасывая их туда-сюда. Вот, посмотрите... Видите — они тут близко сидят. 54-я эскадра занимает аэродромы Сиверская и Красногвардейск, а также Рельбицы и Старая Русса.[13]
Ипполит Матвеевич Малешко докладывал мне результаты своих изысков.
— Сейчас они летают на центральный участок Ленинградского фронта. А через пару-тройку дней их можно ждать вот тут, над Финским заливом, у Ораниенбаума и у Кронштадта... Если я правильно "расколол" алгоритм их действий...
— Молодец, Ипполит Матвеич! Какой же ты молодец! Ладно, проверим... Меня на пару дней дергают в Ленинград. Не было печали... Да ничего не поделаешь — приказ. Наши пока тут полетают, а я заодно в армии договорюсь о временном перебазировании в Кронштадт, скажем... А? Решено — так и сделаем! Спасибо, студент. Хорошо поработал.
Лейтенант Малешко смущенно зарделся.
— Да я что... Я ничего...
— Вот и посмотрим через пару-тройку дней, что за "ничего" ты тут нам расшифровал, Ипполит Матвеевич.
Как я ездил в Ленинград — отдельная песня. Впечатление очень непростое. Сердце рвет. Конечно, город был уже не тот, что зимой 42-го. Но — все равно... Особенно лица людей. Худые, с серыми губами, с вечным чувством голода в глазах. Поверьте — это страшно... Когда я видел эти лица, в душе поднималась багровая, яростная злость и ненависть. Я вспомнил мать, дядьку, тётку... Вспомнил, как они, лишь только самым краешком хлебнувшие во время войны чувство голода в не самом голодном астраханском крае, до конца жизни тряслись и берегли каждый кусочек хлеба, ложку еды... Ненависть клубилась во мне — ненависть к фашистам, и их испанским подручным, приговорившим всех этих людей — и младенцев, и стариков, и женщин к медленной смерти от голода. Рвать их буду, сук... Дайте только срок...
Насмотревшись на ленинградцев, я на записи в Ленрадио едва не сорвался на ненормативную лексику. Слова я проталкивал с трудом. От этого они падали весомо, с паузами. Стыдно мне было... Стыдно и горько, что Красная Армия, которую вся страна, надрывая жилы, готовила к боям на свою защиту с победы революции, допустила такое... Хотя — не с дворовыми хулиганами дралась Красная Армия. С самым страшным врагом человечества — с фашизмом.
Днем я мотался по заводам и воинским частям, а вечером и ночью сидел в студии профессора-скульптора. Сидел неподвижно и думал, вспоминал свои встречи с ленинградцами. Сон не брал... Несколько раз меня отвлекал от дум Ладожинский.
— Виктор Михайлович... ну нельзя же так, дорогой вы мой! У вас не лицо, а посмертная маска! Как я лепить буду? И что? Ну-ка, ну-ка, оживайте, батенька! Может, чаю вам, горяченького? А?
Отпиваясь слабо заваренным кипятком, я немного отходил. Боль отпускала, уходила вглубь. Но не исчезала совсем. Мой метроном стучал все быстрее и быстрее... Мне было жаль каждого мгновенья, которого я не проводил в кабине истребителя.
Договоренность в штабе ВА о нашем перебазировании в Кронштадт была получена. Мы должны были подсесть к знаменитому на всю Балтику истребительному полку морской авиации — 4-му гвардейскому. Им командовал знаменитый летчик, — Василий Голубев. Его бой на "ишачке" против двух "мессершмиттов", в котором он сбил обоих фрицев, был хорошо известен среди летунов.
Выйдя из штаба 13-й ВА, я нашел ожидающую меня машину. Вот и закончилась моя поездка в военный Ленинград... До свидания, город-герой!
Эскадрилье предстоял перелет в Кронштадт. Нас ждали новые, тяжелые бои.
Глава 17
— Значит, так, полковник. Пойдем на Кронштадт. Да не напрямки, а в обход. — Я показал рукой на карте, как мы полетим. — Нормальные герои всегда идут в обход... Вот так, на северо-запад, в обход Ленинграда, прямо по аэродромам нашей авиации для пущей безопасности. Пойдем без посадок для дозаправки, бензина должно хватить, крюк не очень большой. А ты курс точнее держи, помни, у нас баки не бездонные, не как у тебя... Хотя, нет! Ну его к черту! Зачем рисковать — последний отрезок над водой пойдем, страшно. Сядем для дозаправки вот тут, на самом бережку. Отсюда звено капитана Извольского уйдет вперед, в отрыв, и прикроет нас в случае чего. А все остальные с тобой потянутся. Пойдешь, считай, налегке — скорость держи самую высокую, понял? Радиаторы открой полностью, и вперед! Экипаж к пулеметам, пусть смотрят, как на голых девок в бане, ясно? Отставить "хи-хи"! Я серьёзно. Если вопросов нет — иди, готовься. И курс, курс и маршрут поточнее рассчитывай! Все хорошо сделаешь — слетаем с тобой еще разик. Все-все, беги, Вася, беги...
В набег на германских варягов шла вся эскадрилья, а вот обеспечивающий персонал я урезал. Ничего — недельку поработают за себя и за того парня. Один Петрович двух стоит. И оружейник добрый, и в моторах понимает. Золотой мужик! Хорошо, что он у нас остался. Рыбкина я оставил в полку у Осиновца. Там оставалась большая часть технарей, за ними нужен был пригляд. А нам хватит и адъютанта.
Наконец все было готово: необходимые радиограммы прошли по адресам, подтверждения получены, техника подготовлена, народ загрузился кто в брюхо транспортника, кто — в кабины истребителей. Взлет! Построились — пошли!
И пошли, и пошли себе. Тянулись-тянулись, сели, дозаправились, и снова в небо. Вперед, расчищая воздух, унеслись бандиты Извольского. Мы, ветераны, неторопливо тянулись за "Дугласом" Василия. Вот он в очередной раз покачал крыльями — "Внимание — смена курса!" и потащил нас к Кронштадту.
А вот и он... Снова дымка, но уже виден этот флотский форпост. Мне приходилось бывать на Кронштадте, и я пытался углядеть хоть что-то знакомое, купол храма, например. Но — некогда глазами лупать. Вон, кто-то сыпется на нас с высоты.
На пересечку особо любопытным выскочило звено Кирилла. Подскочили, обнюхали, и отошли без лая и драки. Свои... И точно — в створ посадочной полосы аэродрома Бычье поле заходили шесть "Ла-пятых". За одной машиной тянулся шлейф дыма. Значит — из боя вышли... Нужно их пропустить. Без бензина, поди, а один и вовсе с дымком.
— Гром-1 — всем. Уходим на второй круг. Кир — смотри...
— Понял, исполняю...
Истребители сели. Теперь пора и нам. А вот и земля командует посадку. Роспуск... Машины пошли на снижение. Я с Базилем сел последним. Когда зарулил на указанное техником место и заглушил мотор, я увидел, что к истребителю неторопливо подходят два офицера в чёрной морской форме. Как-то непривычно — летчики-моряки, да-а...
Первым шел майор. Худощавое, удлиненное лицо. Длинноватый нос, чуть загнутый вниз. Круглые, птичьи глаза. Он сразу напомнил мне какого-то пернатого хищника — кобчика, пожалуй... Наверное, это и есть Голубев.
— Здорово! — летчик не стал козырять, а просто протянул мне руку. — Я — Голубев, Василий! Командир полка.
Точно! Угадал.
— Здравствуй! — Я крепко пожал протянутую руку. — Туровцев, Виктор. Командир отдельной авиаэскадрильи "Гром".
— Наслышаны уже... У меня ребята в Ленинграде были, видели тебя, когда ты во флотском экипаже выступал. И слышали мы твое выступление по радио. Хорошо сказал. Крепко! А ты чего улыбаешься?
— Да так... не обижайся! Ты не поверишь — вокруг меня всегда одни Василии, честное слово! Вот Василий, мой ведомый, знатный боец. Познакомься.
Польщенный Вася радостно затряс руку Голубева.
— А вон, видишь, полковник жмется и улыбается? Василий Надеждин, наш пилот с "Дугласа". Вася! Иди сюда! С тёзкой познакомлю.
Голубев пожал руку и Сталину, но глаз у него вильнул. Знает его, что ли? Ну да ладно... Полковника Сталина много кто знает. В тайне это не удержать...
— Так я тебя, Виктор, с еще одним Васей познакомлю... — Голубев повернулся, поискал кого-то глазами, и крикнул — Вася! Пулей сюда!
Я пожал руку еще одному Васе и заржал.
— Да у вас тут прямо клуб, ребята! "Клуб веселых Вась"! Нет, не так! "Клуб веселых Вась Кронштадта" — КВВК получается![14]
— Коньячок любишь? — понятливо сощурился Голубев. — Заходи, как устроишься. Есть еще маленько в запасе...
— С удовольствием зайду. У меня, правда, запаса нет. С меня шоколад, ладно?
— Пойдет! — рассмеялся Голубев.
— Слушай, комполка, я вот что тебя попросить хотел... Видишь ли, я своим ребятам многое про тебя рассказывал. Ну, как ты тех двух немцев уконтрапупил, как Дорогу жизни защищал... Выступи перед пацанами, расскажи что-нибудь, а? Да и про тактику "зеленых жоп" расскажешь, ты же их много настрогал.
— Хорошо, — не стал манерничать Голубев. — Выступлю, расскажу. А ты перед моими, хорошо? Вот и по рукам! Да, Виктор, а свои истребители покажешь? Дашь посидеть?
— Конечно, Василий, какой разговор! И покажем, и посидеть дадим. Но в воздух — нет! Не игрушки.
— Это ясно...
— Тогда зови своих планеристов. Вот — десять истребителей стоят. Пусть подходят по два-три человека к машине, я своих предупрежу. А вот этот, "единичка", мой. Залезай, не робей! Сиди, изучай, я сейчас...
* * *
— ...да, точно. И вот что еще, Василий. Не знаю, сможете вы это сделать в полевых условиях, но особо трудного тут, вроде, ничего и нет. Сырая резина, да лист алюминия вот такой вот толщины. Ага, слоёный бутерброд получается. Знаешь — недавно у одного нашего парня два бронебойных снаряда удержал! Так-то. Дело, скажу тебе, нужное. В общем — думайте со своим инженером. Ну, что? Все? Тогда пошли в столовку.
Вечером состоялось наше с Голубевым "парное катание". Получилось, надо сказать, неплохо. Летчикам все было интересно — нашим про бои над Балтикой и Ладожским озером, а летчикам из 4-го ГИАП было интересно узнать про наши успехи и тактику, наработанную "старичками" на Курской дуге. Разошлись поздно.
А мы с Голубевым засиделись в клетушке завстоловой за рюмкой коньяка. Пили мало, больше говорили.
— Я тебя еще что попросить хотел, Василий. Штурманскую подготовку мы, конечно, сдадим, карты изучим. Но ты пойми — у меня народ сухопутный. "Сапоги", как вы, морячки, нас подкалываете... Правда, сапоги с "крылышками". — Я сообразил, что ляпнул, вспомнил набившую оскомину рекламу, и ухмыльнулся. — Да и что там, на картах, — одно море... Ты дай нам на денек свою пару. Пусть побудут у нас поводырями, а?
— А твои "крючки" за нашими "лавочками" угонятся? — улыбнулся Василий. — Как вы не расписывали свои машины, а сомнение берет... Наш молодняк предлагает провести учебный бой. Твои как на это посмотрят? "Полоцательно"? Это как? А-а-а, понял, понял! Слетаем? Вот и хорошо. А провожатых я тебе дам, конечно. Штурмана полка дам, с ведомым. Завтра после обеда и слетаете. А к вечерку, когда готовность снимут, устроим воздушный бой. По рукам?
Так и сделали. Изучили район по картам, сдали штурману зачет, получили на складе полка американские спасательные жилеты с автоматами наполнения, и — с богом, вперед!
Знаете, морским летчиком надо родиться! Страшно, честное слово, страшно! Летишь, а вокруг синь. И сверху, и снизу. Из-за этой чертовой дымки не видно, где небо смыкается с морем. Кажется, что летишь в голубом шаре. Точнее — не летишь, а стоишь в воздухе. Лишь только если заметишь внизу кораблик, можешь с облегчением понять, что небо, все-таки, вверху... И еще... Знаете, я, конечно, могу и ошибаться, но над водой меняется звук мотора. По крайней мере, я с огромным напряжением следил за его работой. Аж устал. Честное слово.
Ну, как говорится, не одни боги на горшках сидят... Полетали в балтийском небе и мы. Не скажу, что привыкли, но не пугались уже точно. Вылеты прошли спокойно, мы никого не встретили.
А вечером был устроен учебный бой. На вопрос Голубева — кто будет летать от нас, я лишь широко повел рукой. Мол, выбирайте сами. Они и накололись.
Пройдя вдоль строя, Голубев выбрал самого "слабого" бойца. Юрку Лесныха... Обманулся Василий. Поглядел на полные Юркины щеки, начинающее выпирать пузцо, иначе говоря — "морскую грудь" или "комок нервов", и решил, что такой увалень большой опасности не представляет. Да-а... Мишка косолапый, любимец детворы в цирке, в лесу совсем другой зверь получается... Обманулся Василий.
Это быстро стало понятно и остальным.
Пара истребителей взлетела, прошла чуток, развернулась и над аэродромом разошлась. "Лавочка", имеющая мотор помощнее, резво пошла вверх. Только с "эталонным" третьяком такие шалости не проходят. При нужной скорости, "Як" может на боевом развороте выскочить на полтора километра ввысь.
Но Юрка этого делать не стал. Он решил сделать "лавку" на вираже... Вот гвардеец, набрав превышение, пошел в атаку в пологом пикировании. Юрка разбежался ему навстречу. За миг, когда в реальном бою противник начал бы стрелять, третьяк вспорхнул вверх, перевернулся, упал, и прочно сел "Ла-5" на хвост. Как пилот ни старался, Юрку он сбросить не смог.
— Все, кина не будет... — махнул рукой Голубев. — Садись, "попугай"!
Пара истребителей совершила красивую синхронную посадку. Мы сдержанно молчали.
— Это у вас самый слабый летчик? — подозрительно поинтересовался Голубев.
— Ага, Василий, угадал! Мы его вообще стараемся в полеты не брать. Летать он ваще не умеет...
Сзади грохнул взрыв смеха. Смеялись все, и громы, и гвардейцы.
* * *
Вчера над Балтикой пронесся шторм. Вылетов не было. Мы продолжали усиленно готовиться к полетам над морем. Пора было приступать к выполнению боевой задачи. Сегодня немного распогодилось, и на аэродроме засуетился народ.
— Ну, что, "громы"? Пойдете сегодня с нами? — укладывая в планшет карту, задал мне вопрос майор Голубев.
— А вы куда, Василий?
— Штормом загнало наши тральщики, "охотники" и торпедные катера в бухту Гаково, недалеко от устья Невы. Цель для немцев желанная... Одним ударом много наворотить могут... Мы идем на прикрытие наших боевых кораблей.
— Конечно, и мы с тобой! Возьмешь нашу шестерку? Я тоже буду.
— Хорошо, Виктор. Только учти — идете в роли наблюдателей. Мы с вами еще не слетались, взаимодействие не отработано. Чтобы избежать сумятицы и мешанины, будете в прикрытии. Ваши цели — выпавшие из строя немцы, и те, кто попытается захватить высоту. По рукам? Без обид?
— О чем говоришь, командир! Сказано — сделано.
— Вот и ладно... Готовьтесь — сейчас взлетаем...
Пришло время, и за двумя шестерками "Ла-5" взлетело звено Извольского и я с Базилем. Звено Кузи я оставил на дежурстве в готовности N 2. Пойдут на усиление или еще что случится — перехватят.
"Лавочки" разделились, одна группа пошла на Гаково, другая стала патрулировать на возможном курсе подхода немецких бомбардировщиков. Мы потянулись за группой Голубева.
Летая на полутора тысячах, почти под нижним краем облаков, мы приготвились к встрече с противником. Чуть ниже и впереди нас шла шестерка "Ла-пятых", выше и сзади — привычно зависла пара Кира. Все самолеты соблюдали полное радиомолчание.
Вдруг, в наушниках раздалось: "Далеко справа!" это кто-то из истребителей Голубева углядел фашистов. Покачиванием крыльев я дал команду приготовиться к бою. Восходящие потоки взбаламученного недавним штормом воздуха кидали наши истребители, но, после моей команды, строй обрел строгую четкость. Мы готовы.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
