Во все века такие люди, как он, находились фактически между двух огней. Легитимное начальство с одной стороны, и разбойничьи вожаки с другой. Одни сильнее, другие ближе. И балансируешь между ними, как на стальном лезвии над клеткой с ледниковым тигром...
Начальник принял решение. Он доложит о происшествии господину Нариа, и пусть уж у него самого болит голова. Главное, придумать, как получше оправдаться, когда зададут вопрос о его, начальника КПП, возможной некоторой некомпетентности...
Заорал на воротную обслугу, приказывая вернуть створки в привычное положение. Со злости заехал печатью в лоб пытавшемуся прошмыгнуть мимо благообразному мужичку мещанского вида с потрясающе честными глазами. Не глядя, черкнул закорючку на очередной подсунутой бумажонке.
Жизнь продолжалась своим чередом.
Как только мы отошли подальше от города, в Керите проснулась обреченность. Во время "представления" он молчал как рыба и делал вид, что его нету. Теперь же мрачно предсказал:
— Они непременно доложат по начальству.
— Не думаю, — покачал головой я. — Сдается мне, Хозяин должен был это предусмотреть. Важные особы и поднятая ими шумиха всегда вызывают очень пристальное внимание, это не в его интересах.
— В чьих? Господин... Ли-ис, я как раз хотел спросить вас об этом. Кто такой этот Хозяин? Куда мы идем? Зачем нам в лощину Спящих Пауков?
— Слыхивал про нее?
— Читал, — коротко ответил мальчишка. — У нас в замке была хорошая библиотека... Есть старое издание графа Вайрра, он прославился тем, что собирал всякие легенды, сказки...
"Тосты..." - зачем-то подсказал-прошелестел в голове тот же настырный шепоток, и я не придумал ничего лучшего, как брякнуть-повторить вслух:
— Тосты?
Керит удивился.
— Нет, тостов он не собирал. Но описанию разнообразных "гиблых мест", как их называют крестьяне, у него посвящена целая глава. Отдельная.
— Ну и что там написано?
— Многое. Конкретно про лощину — ничего сверх того, что любезно сообщил Страж. Но его слова подтверждаются. Люди в лощине или исчезают бесследно, или возвращаются, но... Безвозвратно изменившись.
— Хватит страшных сказок, — пробурчал я. — По делу можешь?
— В худшую сторону меняются. — Керит подобрал какой-то прутик и теперь шел, стегая им верхушки травинок и "степных колокольчиков". — Была девушка скромница — стала распутница. Был воин — стал убийца. Был монах, а стал развратник. Это только те, кто вернулся. А таковых немного.
Я призадумался. Картина получалась символическая до невозможности. Эдакое странное место, где сын человеческий проходит какое-то испытание — на нравственность, на прочность, на силу духа... Или не проходит. Вот только кого считать победившими Лощину — тех, кто вернулся измененным, или тех, бесследно сгинувших?
Ответа не было. Не то что однозначного — вообще никакого.
Так что для собственного спокойствия пока решим, что это все обывательские байки. Но к Кериту пара вопросов добавится...
— То есть ты знал, куда мы идем?
— Знал.
— Что, может быть, на смерть идем?
— Догадывался.
— А почему согласился идти со мной?
Керит усиленно занялся стеганьем травинок.
— Вы не поймете, — пробормотал он. — В городе я был почти смертником. Только с неопределенной отсрочкой приговора. Мне нечего терять.
— А убраться из города ты не мог...
— Да, не мог! — Почти крикнул он. — Когда убили моего отца, меня не было рядом с ним. Я был совсем в другом месте. За мной пришли, я успел сбежать. Без денег и документов. Вопрос моей поимки был лишь вопросом времени.
— Ты не ори, не дома, — миролюбиво посоветовал я. Подумал и добавил: — И дома не ори. То есть ты воспользовался любой возможностью, чтоб сбежать из города?
— Да. Сбежать без позорного клейма.
Я остановился, он вынужденно — тоже.
— Вот что, мил друг, — с расстановкой начал я. — Ты снова начинаешь внушать мне опасения. Я могу понять, что тебе подходил любой повод ускользнуть, но для чего ты продолжаешь идти со мной? За воротами мы вполне могли разойтись в разные стороны — тебе на восток, мне на юг. Ты же продолжаешь идти за мной. Не задавая вопросов, подчиняясь, как солдат, ты идешь за мной. На большой риск идешь. Один вопрос: зачем?
Керит молчал
— Ты ограбишь меня первой же ночью, — предположил я. — И спасибо, если не прирежешь на всякий случай. Объясни мне, зачем я должен тебя тащить на собственном горбу, такого загадочного и непонятного?
— Мне некуда идти.
— Слышали, проехали, дальше.
— Вы не понимаете! — С обидой вскинулся он. — Я же говорил вам, я не нужен дяде живой. Только мертвый. На крайний случай, с клеймом каторжника.
— А зачем мне иметь в спутниках человека, за которым охотятся люди могущественного графа?
Керит повесил нос, потом быстро скинул с плеч лямки вещмешка. Тот упал в пыль, а мальчишка развернулся лицом к востоку, над которым яростно горело неутомимое солнце. Жизнь, зараза такая, всегда продолжается...
Я поймал его за плечо и заставил взглянуть мне в глаза.
— Вот что, парень. За то, что не стал упоминать о Законе Судьбы, ценю и уважаю. Это благородно. Только действие Закона никто не отменял. Хочешь идти со мной — иди. Я не против, вдвоем веселее...
— Вы-то почему?!!
— Потому, — я напустил на себя сумрачный вид. В самом деле, не говорить же ему (пока) о Хозяине! — Есть причины. Только в благодарность я требую полной откровенности. За что за тобой, бастардом, охотится старший граф, что ты ему такого сделал...
— Хорошо. Но боюсь, откровенность вам не понравится...
— А правда редко бывает приятной. — Я помог ему взвалить на плечи сумку. — Давай, облегчай душу...
Солнце взбиралось все выше и выше, немилосердно жаря степь, как огромную сковородку. С нас обоих градом катился пот, Керит давно выбросил свою палочку и теперь шел "налегке", рассказывая.
— Когда-то давно мы с отцом провернули забавную штуку. Видите ли, у старого графа нет наследника мужского пола, только две дочери. В случае его смерти титул и замок по наследству должны были перейти к моему отцу, его брату, который моложе на десять лет. Но старый граф Валуа еще очень крепок, и отец боялся, что сам не доживет до его смерти. Мало ли, несчастный случай на охоте, дуэль или еще чего... Тогда наш род был бы сочтен угасшим, земли отошли бы короне, а герб прилюдно перевернут. Рода Валуа бы не стало.
— А кстати, кто изображен на вашем гербе?
— Лесной варан. Но это неважно.
Тогда мы с отцом решили пойти на хитрость, и, может быть, даже подлость... Видите ли, у моего отца тоже были одни дочери, я — единственный сын. Это проклятие, которое преследует наш род... Я — единственный, потому что внебрачный. Отец решил, что лучше бастард, чем вообще никто... Как-то однажды после удачной охоты, на пире, устроенном по этому поводу, мы подменили дяде обычное вино на "вино приключений". Старик не пьянеет от обычных вин, поэтому пришлось выписывать редкость из самой столицы... Тогда он счел забавной шуткой подсунутое на подпись завещание, в котором говорилось, что в случае смерти обоих братьев-графов наследником и обладателем титула становится... Становлюсь я.
— И что, правда так и не всплыла?
— Всплыла, отчего же. Дядя рвал и метал, но в конце концов смирился. Других-то наследников все равно не было. А потом у него появился приемный сын.
— Кто?
— Приемыш. Кажется, сын каких-то очень дальних родственников, которые погибли то ли в пожаре, то ли в наводнении... Неважно.
— Важно то, что дядя нашел себе другого наследника.
— Да. Такого, который его устраивал — пусть из захудалого и бедного, но Хищного Рода. Благородный. А не то, что я, сын служанки...
Керит замолчал, вышагивая с каким-то даже остервенением, обеими рукаими взявшись за лямки. Я тоже больше не задавал вопросов. Интересная история, неоднозначная...
Вот интересно, кем опаснее быть: рабом (ну, пусть слугой) того, кто громко называет себя Противником Бога, или молодым графом-эгом, попавшим в эдакий-то переплет? История рассудит, где здесь правда, где кривда. Нам же об этом думать некогда, да и незачем.
Вдали показались зеленые крыши деревенских домов. Вот и обещанная Римгеза. Там отдохнем, спросим дорожку, и в путь...
Интересно, каких лошадей приготовил нам Наместник Тьмы?
Время близилось к полудню, и солнце палило нещадно, так, что казалось, будто пот вскоре начнет испаряться с наших взопревших спин. Деревенская площадь начала напоминать сковородку или котел, и по взаимному согласию было решено переждать самую сильную жару (примерно час до и после полудня) в тихой и прохладной деревенской корчме.
Каков единственный способ борьбы с жарой? Закрыть все окна, запереть все двери, завесить плотными шторами все щелочки, сквозь которые может поступать солнечный свет. Чем плотнее занавесь, тем лучше. Запаковавшись надлежащим образом, можно спокойно сидеть в холодке, потягивая пиво из деревянной кружки, и со злорадным наслаждением подумывать о тех, кого пытает жара...
Дверь корчмы приоткрылась лишь на секундочку, впуская двоих посетителей, и тут же захлопнулась. Чтоб жара с улицы не успела просочиться. Мы неторопливо огляделись...
Полдень. Хоть и жарко, а народ в поле, потому пустовато в корчме. Купец низшей гильдии с помощником у стойки, сам купец активно расспрашивает о чем-то кабатчика, а помощник заигрывает со служанкой. Девица — кровь с молоком, юбка чуть по швам не лопается, грудь из лифа выскакивает — обратно не засунешь. Только личико слегка подкачало — нос картошкой, но кто когда таким девицам в лицо смотрит? Вон, помощничек ей уже за корсет полез, почти счастлив, бедный...
Кто еще есть? Мужичонка какой-то запойный, стол от физиономии оторвать не в силах, в кружку с ягодным вином, как в свой последний шанс, вцепился, и компания какая-то странная, не в самом дальнем углу, но и не у входа, со значением расселась. Ей-ей, интересная компашка. Сделав Кериту знак, чтоб сел от меня подальше, но на виду, я сцапал за ручку кружку пива и опустился за столик около компании.
Один — в кожаной безрукавке и суконных штанах, шляпу высокую, широкополую, на коленях держит. Пьет пиво, как и я, руки мозолистые, за поясом длинный кнут, нож широкий там же болтается. Таким ножом шкуру снимать удобно. Рожа крестьянская, красная, волосы взлохмаченные. Лопоухий. На лбу обручальный венец с черным камушком.
Второй — почти прямая первому противоположность. Невысок, в плечах неширок, стрижка воинская — короткая, "в ноготь". Одет безлико — штаны и куртка. Серые, суконные, под курткой рубашка, но не как у благородных, с кружавчиками, а самая простая. Тоже серая, кстати, весь он из себя серенький какой-то... На ногах — сапоги, причем хорошего качества. Кожа черная, только пыльная... Меч короткий на поясе. Широкий такой, основательный.
Третий и вовсе странен. По всем статьям — военный, армейский служака. Выправка у него, спина идеально прямая — хоть линейку прикладывай. Сапоги такие же, как у сероватого, только начищены до блеска, даже в полутьме посверкивают. Шпага на боку армейская, широкая и длинная, такой шпагой можно головы, как перезревшие тыквы, рубить. Только вот знак полковой с ножен аккуратно срезан — пятно желтеет. И шевроны с мундира зеленого спороты. На рукавах — пятна невыгоревшей ткани. Много шевронов было, штуки три на каждом рукаве, не ниже уважаемого дьюка. Титульный перстень тоже, разумеется, отсутствует.
Пуговицы форменные, медные, подевались куда-то — деревянные вместо них. Окантовка с манжет отпорота.
Вот сидят, значит, рядышком гуртовщик, вольный наемник и отставной военный, сидят и пиво пьют. И разговор между собой ведут по всем статьям печальный, зато дюже занимательный...
Я сделал вид, что целиком увлечен кружкой пива в собственной руке.
— ...Ну, так за что тебя выперли?
— Да ни за что. — Отставной вояка глотнул пива, вытер рукавом роскошные усы и мрачно уставился куда-то вдаль. — По сокращению.
— Как это по сокращению? — Не унимался наемник. Перед ним стояла тарелка с сушеными речными головастиками, которыми он время от времени смачно похрустывал. — Я вот с Мамашей Сар поцапался, в цене за одно дельце не сошлись, меня из столичного ивтака и поперли. А тебя-то за что?
— Я ж говорю — по сокращению. Сократили меня, вот чего.
— Как рабочий день, что ли?! — По-лошадиному заржал наемник. Отставник глянул на него и выпил залпом полкружки пива, продолжая молчать. Наемник посерьезнел. Хрупнул головастиком. Дружески, то есть слегка фамильярно, толкнул в плечо бывшего военного.
— Расскажи. Раз уж так вышло... Мы с тобой родня по несчастью, в одну лужу сели, но и служим одной королеве. Глядишь, вместе чего и придумаем.
— Пошел ты знаешь куда со своей королевой! — Неожиданно рявкнул армеец.
— Я имел в виду единственную свою Королеву — войну. — Спокойно сказал наемник. — Ты ж солдат, я вижу. Те, кто Королеве присягал, навеки ею помечены. А короли, которые на троне, это так... Пешки, и ничего более.
Гуртовщик быстро допил пиво, водрузил на голову шляпу, поклонился и вышел.
— А мы с тобой тогда кто? — Подобрел служивый.
— А мы вольные люди. Я сам, например, барон-эгом когда-то был, и в поместье жил. Теперь просто свободный человек. А ты кто?
— Да иди ты!.. — Попытался вновь набычиться раздраженный армеец, но наемник сохранял спокойствие.
— Не ори. Я ж с тобой цивильно разговариваю. Значит, это правда, что королева учинила? Про сокращение армии?
— Правда.
— Не думал, что она на такое пойдет, — покачал головой серый.
— Я тоже. И никто не думал. Эх! — Обреченно качнул головой отставной офицер. — Но вчера вызывают меня в гарнизонный штаб, а там все бумаги уж подписаны, стопками в три ряда лежат. Выдают мне копию моего дела с послужным списком, документы на три медали и зарплату за два месяца. А офицерский патент забирают. Все, отдал армии все, что мог, и больше ей не нужен! Не уважаемый дьюк панцирников ты ныне, а штатский обыватель.
— И ни за что?
— Ни за что. Отряд мой расформировали, солдаты кто по домам, кто в городе устроился, а офицеров — вон. Не нужны больше! Отслужили!
— Ну Драконица дает, — покачал головой наемник. — Армию распустить! Это ж додуматься надо!
— А ей армия не нужна. Едят много, говорит, — бывший офицер икнул. — Вишь ли, армия сама по себе — предприятие убыточное. Расходов на нее много, доходов никаких. Только во время войны армия сама себя кормит и оплачивает, когда нет войны — деньги в трубу. А ей нужны деньги, ох как нужны... Казна-то у нас после Дирмеда пуста, как голова нашего интенданта. Вот Драконица и экономит на всем, на чем может.
— А порядок в городе?
— Полиция обеспечивает. Полиция-то как раз нынче на коне...
— Всем не двигаться с места! Полиция! — Громовым голосом раздалось у входа.
Я неторопливо развернулся к дверям. Очень надеюсь, что у Керита хватит ума не делать резких движений...
Сквозь распахнутые створки вливаются потоки жара. Трое арбалетчиков застыли у входа, под прицелом мощных двухзарядных самострелов — весь зал, но два болта смотрят как раз на двух болтунов, рядом с которыми расселся полудурок я... За спинами арбалетчиков скрывается более грозная фигура.
