Времена не выбирают

Казалось, куда уже дальше, но Маркус был заинтригован. Выяснялось, что Зиг послал дочь с очень большими полномочиями.

-Знаю,— твердо ответила она.— "Все они держат по мечу, опытны в бою..." Песнь Песней (3:7 и 8).

-Очень поэтично,— усмехнулся он.

-Макс!

-Ладно,— смирился с неизбежным Маркус.— "У каждого меч при бедре его ради страха ночного". Песнь Песней (3:7 и 8).

-Ты Энцель?!— Он таки ее удивил.— Ты Зеев Зеев — волк (ивр. ).

и ты Энцель...

-Выходит, что так. И это очень опасное знание, "лилия долин" моя, очень.

-Я понимаю.— Голос ее был тих, но тверд.— Тогда "Так составили они войско..." Цитата из Первой книги Маккавеев.

Маркус посмотрел на нее. Ангел побитый, решительный такой ангел. И любимый... "Сука ты, Зиг. И всегда был сукой..." — Закончить мысль он не успел.

-Когда я смогу увидеться с Четом?

-Ты не сможешь увидеться с Четом,— сказал он тихо.— Не торопись!— поднял он руку, останавливая готовые вырваться у нее возражения — Ты не сможешь говорить с Четом. Ты будешь говорить с ним через меня. Со мной. У меня есть полномочия. "...И поражали в гневе своем нечестивых".

Он не мог ей сказать всего. И никому не мог. Это была тайна высшего приоритета, о которой в организации знали всего несколько человек. На самом деле никто и никогда уже не сможет говорить с Четом — с настоящим Четом,— потому что Вайнберг умер три месяца назад от инфаркта. Ничего необычного в его возрасте и при его стиле жизни. Вайнберг умер, но будет жить, потому что Чет нужен организации. И поэтому не было некролога, не было торжественных похорон, не шли за гробом колонны бойцов ЛОИ, ЛОИ — Лохамей Исраэль (Воины Израиля)— организация известна на Западе и Ближнем Востоке, была создана в 1935 году выходцем с Украины Наумом Вайнбергом и уроженцем Франции Александром Коном.

а была ночь и... Они похоронили его втроем, тайно и безвестно. Пока. О деле знал еще Кон, но именно Кон настоял на том, чтобы Четом стал Маркус.

-Итак?— сказал он — Или всетаки сначала чай?

-Сначала дело, но от чая я не откажусь.— Она улыбнулась — И от бренди тоже.

Маркус встал, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в соседнюю комнату. Там сидели Гном и девушка из его группы, которую Маркус по имени не знал.

-Ребята, не в службу, а в дружбу, заварите чай. Покрепче! И, Гном, есть у тебя чтонибудь крепкое?

-Граппа устроит?

-Ну давай граппу!

Он вернулся в комнату и снова сел напротив нее. Живая! А кто же "сломался" в Падуе? Бог ведает, да не скажет. Впрочем, это успеется. Выясним позже. Виктор не дите малое, разберется. И люди уже сегодня вернутся в Падую.

-О чем ты думаешь? У тебя такой вид...

-Думаю... что я дурак! Влюбился в соплячку...

-Макс!

-Ладно, извини.

-Извиняю.

В дверь постучали. Вошел Гном. Он принес поднос с чайником, чашками, сахаром и лимоном. А еще там были рюмки и бутылка граппы.

-Слушай, Гном, а ты на чем так быстро воду кипятишь?— спросил Маркус — На тринитротолуоле, что ли?

-Очень смешно,— серьезно ответил Гном — Я чайник давно поставил, сразу как пришли.

Гном ушел, и они снова остались вдвоем.

Маркус налил ей граппы, и, пока разливал чай, она с опаской вертела рюмку в руке.

-Пей! Не бойся,— сказал он с усмешкой.

Она зажмурилась и проглотила жидкость одним глотком и даже не закашлялась. Вот ведь какие Фемины произрастают в наше время.

Полина быстро отхлебнула из чашки, обожгла разбитые губы, поморщилась, но снова приникла к чашке. Чай был горячим и терпким. Хороший чай. Наконец, напившись, она отодвинула чашку и снова посмотрела на Маркуса.

-Исполком полагает, что большая мировая война неизбежна,— это, конечно, были не ее слова. Так мог говорить только господин профессор Зиг, но не его дочь Ольга.

-Исполком считает, далее, что война может коренным образом изменить судьбу еврейского народа.

-Полина, ты что, это все наизусть выучила?— с интересом спросил Маркус.

-Нет, но...— Она смутилась.

-Ладно. Проехали. Вещай дальше.

-Мы эвакуируем наших людей из САСШ. Американцы договорились с русскими.

Вот это было уже чтото новое, чтото, чего он еще не знал.

-Это надежно?

-Надежней некуда. Из аппарата Госдепа. Неопубликованные параграфы с двенадцатого по восемнадцатый. Секретный протокол к Торговому договору. Мы уже с месяц как начали перебазироваться в Аргентину и Канаду.

-Будет плохо,— сказал Маркус. Ему сейчас было не до шуток, потому что онто как раз знал, насколько будет плохо.

"Дунайский союз тоже прилип к России,— подумал он с тоской.— А Гетман и не отлипал никогда, так что... будет весело".

Он снова оказался прав, вот только что ему было с этой правды?

-Отец поставил в известность о намерениях американцев Турцию.

-Так.— Маркус начал понимать, что произошло потом.— Изагетпаша обратился к ишуву? Ишув — еврейское население подмандатной Палестины.

-И к нам, в Исполком. Он прямо предложил возродить проект Фламмера. Мы помогаем Турции Турки предоставляют нам в Палестине максимальную автономию... и независимость после победы.

-Зусмана назначили министром.

-Не только. Еще два министерских поста, и в армии тоже. Они приглашают вернуться всех, кто ушел. С повышением вернуться. В Палестине нам предоставлена полная свобода действий, включая собственную полицию.

-ОК!— сказал Маркус.— Это я уже понял. Ну и при чем тут мы?

-Война,— коротко объяснила Полина.

Что тут скажешь? Емкое слово. Все объясняет, все может объяснить.

-И парламентские методы уже не так эффективны,— сказал он вслух, как бы рассуждая сам с собой.

-В общем, да,— грустно улыбнулась она.— И у вас самая большая боевая организация в Европе.

Ну, тут и к гадалке не ходи. Действительно, самая большая и, вероятно, самая серьезная.

-Так нас приглашают на танец?— прямо спросил Маркус.

-Да,— кивнула Полина.— Можно сказать и так. Отец сказал: место в Исполкоме и представительство во всех организациях.

-А как же старичкилибералы?— Это было лишним, конечно, но не сказать этого он просто не мог. После стольких лет вражды, открытой неприязни, откровенной травли, когда их как только ни называли: и фашистами, и нацистами, и террористами...

-Война.— Полина снова улыбнулась, на этот раз с выражением понимания и одобрения. У нее была совершенно обворожительная улыбка, даже с разбитыми губами.— Соглашайтесь, Макс! Сейчас все должны быть вместе.

-Забавно... Твой отец верит обещаниям турок?

-Они дали гарантии. Не знаю что, но папа сказал: самые серьезные гарантии. И потом, они же дают нам такую свободу действий в Палестине, что потом будет очень сложно забрать назад.

-Ну да... Да. Им нужна военная промышленность ишува и кадры,— согласился он.— Может быть...

-Есть и проблемы,— сказала она.

-Вот как? А я думал, вы уже решили все проблемы.

-Не иронизируй,— попросила Полина.— Не надо. Пожалуйста! Проблемы серьезные. В АНТАНТЕ нет единства...

-Это не проблема,— отмахнулся Маркус.— Не было, так будет.

-Когда будет, Маркус? Когда это животное Наполеон растоптал демократию во Франции? Когда итальянцы и турки вотвот вцепятся друг в друга?

-Страшноватая картина, Полина. Ты прости, я тебя пока Полиной буду звать. Ладно? Очень пессимистичная картина. Просто плакать хочется. И с этим Зиг хочет получить организацию? На жалость нажимает? Типа — "это есть наш последний и решительный бой"? Типа — "восстаньте, пока ночь Средневековья не опустилась над Европой и нас не загнали обратно в гетто? Восстаньте, чтобы нам было кого оплакать в далекой Аргентине"?— Злость, привычная злость на этих прекраснодушных людей поднималась в душе Маркуса, но в то же время... в то же время Зиг протягивал руку. Это давало им настоящий шанс, упустить который было бы преступлением. В сущности, послав сюда Полину, Зиг сам того не подозревая, завершил мозаику, которую начал складывать еще Вайнберг. Теперь все возможно!

Маркус внимательно посмотрел в глаза Полины. В них был вопрос и была любовь...

-Это все?— спросил он мягко.

-Все. Ну есть еще всякое... шифры, контакт в Европе, но это главное.

-С шифром успеется.— Маркус закурил очередную сигарету.— Еще поговорим. Время есть. Ты поедешь завтра ночью, моим маршрутом...

-Я тебя не оставлю.

-Оставишь.— Маркус прекратил начавшийся было спор.— Я тебя очень люблю. Молчи!— Он поднял руку, останавливая ее.— Но сейчас нам нельзя быть вместе. Сама же сказала — война. Так вот, ты поедешь по нашему маршруту. Куда, кстати? В Аргентину или?..

-Или,— обреченно выдохнула Полина. В глазах ее стояли слезы.

-Разумное решение. В Канаде опасней, но ближе к Европе... Да, так вот, мои люди доставят тебя до места. Недели через две будешь у папы Зига. Ему передашь следующее. Первое: если начал вести себя как мужчина, то и продолжай. Сантименты на войне вещь вредная. Если сотрудничаем, то играем по законам войны. Запомнила? Не стесняйся. Скажи, что я настоял на дословной передаче, потому что для меня это важно.

Полина молча кивнула.

-Хорошо, едем дальше. Наполеон — не животное, а наш друг. Кроме того, если ктото и способен сейчас возродить АНТАНТУ, то это он. Пусть старики помолятся за его успех. Третье: в Италии скоро будет другое государство и другая власть. Это строго секретно. Только твоему отцу и больше никому. Это ясно?

Полина снова кивнула.

-Хорошо. Почему это важно? Потому что новое правительство найдет общий язык и с Францией и с Турцией. Сможет найти.

Полина вскинула голову и смотрела на него с таким восторгом, что даже слезы в ее глазах высохли.

-И еще. Дуче сможет понять наши проблемы, если мы продемонстрируем разумный подход к его проблемам. Понимаешь?

-Да. Но как?

-Пока секрет. Все это передашь отцу. Скажи, у невесты приданое больше, чем можно было ожидать. Мы готовы сотрудничать, но только на условиях равенства и свободы действий. Наши условия: семь мест в Исполкоме, два — в рабочей комиссии, военная организация переходит к нам, и еще нам нужны связи в Турции. Это все. Запомнила?

-Да.— Она встала и шагнула к нему. А он к ней. Она прижалась к нему, и мир перестал существовать для них, двух людей, встретившихся весной 1949го. Накануне бури.

Глава 5

РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ

Свернув в узкий переулок, скорее, просто щель между двумя старыми бетонными домами, Маркус оглянулся, но ничего подозрительного не заметил. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что не смог бы теперь заметить ничего из того, что могло быть понастоящему значимым. Не тот возраст, да и техника ушла. Нельзя ожидать от девяностосемилетнего старца, что он сможет сыграть на равных с настоящими — в силе — профессионалами. Оставалось надеяться, что Арик все понял правильно, и ктонибудь молодой и ловкий приглядывает теперь за спиной старика.

"Дожили",— подумал он не без сарказма, но делать было нечего.

Маркус прошел сквозь пахнущую пылью и старым цементом душную тень, сгустившуюся между стенами домов, и снова вышел на солнце, но уже на улице Неверов. Очень удачно вышел, прямо в том месте, где на противоположной стороне над входом в стоматологическую клинику доктора Бойма красовалась вывеска с крупно выведенным на ней черными буквами адресом: "Клава Неверов, 15".

"Ну, здравствуй, Клавочка",— подумал он, щурясь на вывеску.

"Здоровались,— отрезала Клава.— Ты зачем пришел?"

"Извиниться",— почти искренне ответил Маркус.

"Ой ли?!" — Она ему, конечно, не поверила и была права. Вернее, знала, не могла не знать, зачем он на самом деле сюда приплелся.

"Мне Миша нужен,— объяснил он ей.— Позарез. И не только мне".

"Миша уже взрослый мальчик,— усмехнулась Клава.— Пусть сам решает".

"Клава,— позвал откудато изза спины Зильбер.— Клава! Маркус же не для себя старается!"

"Только давай без агитации!— отрезала Клава, обращаясь к Мужу прямо через голову старика.— Миша свое родине три раза уже отдал! А Маркус собирается впутать его в политику".

"В политику",— согласился Маркус.

-Для дела,— сказал он вслух.— И ты права, Клава, я не брезгливый. Все что эффективно, то и правильно.

Услышав свой собственный голос, он быстро оглянулся по сторонам, но бог миловал, никто его не услышал. Улица была пуста.

"Совсем крыша поехала",— печально констатировал он и поплелся (ноги уже налились тяжестью и бодро ступать не желали) в сторону букинистического магазина, который все в городе, кто знал, разумеется, называли просто "Книжная лавка на Неверов".

Магазин был совсем рядом, что называется, рукой подать, всего в семи номерах вверх по улице, но тащился он до дверей минут десять, не меньше. Во всяком случае, так ему показалось. Ноги едва двигались, ватные, слабые, и в груди завелось какоето нехорошее томление, намекавшее на то, что старое его сердце работает на пределе. Преодолевая слабость и одышку, он всетаки добрался до лавки, впихнул свое грузное тело внутрь и встал, привалившись спиной к ближайшему книжному шкафу, жадно и беспомощно хватая ртом холодный кондиционированный воздух.

"Не успею",— мелькнула в голове слабая мысль, но к нему уже спешил хозяин лавки Месроп Кеворкян со стаканом воды и выражением тревоги и сочувствия на узком темном лице.

-Айяйяй!— сказал Месроп, подбегая к старику.— Ну что же вы делаетето, профессор! Это же неразумно, честное слово! В такую жару, пешком...

Маркус клацнул зубами о край стакана, рассердился на себя за слабость и чуть не заплакал от ощущения бессилия и безнадежности. Но тут прибежал еще ктото, под него всунули стул, и он тяжело осел на сиденье.

"Плохо дело". Он всетаки сделал несколько глотков, заставил себя собраться и смог, наконец, просунуть руку в брючный карман и достать оттуда ампулу кардиовита.

-Сломай...— На большее у него не хватили сил, но Месроп его понял и, выхватив из пальцев крошечную ампулу, быстро обломил ее носик.

-Прямо в стакан?— спросил Месроп.

-Да!

Только выпив воду с лекарством и почувствовав во рту полынную горечь, Маркус позволил себе расслабиться, закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Время тянулось медленно, в ушах стоял гул, мешавший слышать, что происходит в торговом зале, но всетаки потихонькуполегоньку тяжесть в груди начала рассасываться, а сознание проясняться. Прошло еще сколькото минут, и Маркус почувствовал себя гораздо лучше. Сносно себя почувствовал. Во всяком случае, дышать стало легче, шум в ушах стал тише, и он смог снова открыть глаза. Естественно, первое, что он увидел, было встревоженное лицо букиниста. Месроп все еще стоял прямо над ним, держа в руке пустой стакан.

-Может, врача вызвать?— спросил он, увидев, что Маркус открыл глаза.— Или амбуланс? Амбуланс — машина "скорой помощи".

-Не надо,— тихим голосом ответил Маркус. Громко он сейчас говорить не мог.— Не надо,— сказал он и вдруг понял, что так даже лучше. Естественно вышло, а значит, Бог есть, и он с нами!— Дайка мне телефон,— сказал он Месропу, который все еще не был уверен, что не надо вызывать амбуланс.— Я доктору позвоню.