Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Тем же Указом звание Героя, за тараны, было присвоено двум летчикам пятьдесят шестого авиаполка — комэска капитану Кустову и комзвена лейтенанту Мошину. Александр Мошин был свидетелем подвига своего командира, и на следующий день повторил его, оказавшись в сходной ситуации. Но уцелел.
Однако главной новостью дня стал специальный Указ о награждении майоров Грицевца и Кравченко второй золотой медалью 'Герой Советского Союза'. Дважды Герои! Это было очень необычно. Впрочем, и люди это были очень необычные.
У них, вообще-то, и первой медали не было. Так как ещё и недели не прошло, как была учреждена эта самая медаль. Ничего получат сразу обе!
Когда в полку стало известно об этих Указах, военком полка батальонный комиссар Калачев собрал на митинг весь личный состав. Первым выступил дважды Герой Советского Союза майор Кравченко:
— В жестоких боях кто может думать о наградах? — сказал он. — Верность воинскому долгу — прежде всего. И всё же я всей душой, всем сердцем рад, я счастлив, что награждены мои бойцы. Десяти летчикам-истребителям полка присвоено звание Героя Советского Союза. Храбрецы заслужили награду! Но славой своей полк обязан не отдельным выдающимся летчикам, а сотням самоотверженных людей. Одиночки никогда не решали и не решат судьбу войны. Славой своей полк обязан всем без исключения беззаветным бойцам — летчикам, техникам, оружейникам. Это они завоевали победу. Только за одну неделю боев по уничтожению окружённой группировки противника полк совершил две с половиной тысячи боевых вылетов, сбил сорок два истребителя и тридцать три бомбардировщика. И всему полку я лично обязан тем, что получаю самую высокую награду партии и правительства.
В это время в полк приехал Смушкевич и все остальные 'испанцы' и 'китайцы' из группы 'Отца'. Не хватало только капитана Виктора Кустова и старшего лейтенанта Виктора Рахова... Светлая им память.
После митинга, как и положено, состоялся товарищеский ужин, незаметно затянувшийся почти до утра. Боевой работы на завтра не ожидалось, и комкор Смушкевич своей властью разрешил пилотам чуть-чуть расслабиться. За исключением, дежурной эскадрильи, само собой.
Лейтенант Пономарев в состав дежурной эскадрильи не входил, поэтому кружку за столом поднимал вместе со всеми.
Этот полк давно уже стал его родной семьей. А он её полноправным членом. На счету Владимира было семь самураев, сбитых лично, и пять, уничтоженных в группе. Да ещё четыре сожжённых на земле, во время штурмовок. Начальник штаба и не скрывал, что комполка за июльские бои представил его ко второму ордену.
Застолье проходило, как говорится, в тёплой, дружеской обстановке. С множеством тостов. За товарища Сталина! За ВКП(б)! За товарища Ворошилова! За сталинских соколов! За товарища комкора! За новых Героев и дважды Героев!
А на следующий день к шести вечера территория МНР была полностью очищена от самураев.
Ещё за три дня до этого комкор Жуков, которому шестого августа тоже было присвоено звание Героя Советского Союза, отдал приказ о мероприятиях по охране и обороне государственной границы Монгольской Народной Республики. Частям и соединениями приказывалось подготовить оборонительный рубеж в две линии траншей полного профиля с ходами сообщения, оборудовать три противотанковых района, установить перед передним краем проволочные заграждения в два-три ряда кольев. При этом указывалось, что особо прочно укрепить следует участок между высотами Эрис-Улын-Обо и Номон-Хан-Бурд-Обо. Утром восьмого августа войска Забайкальского фронта заняли оборону вдоль государственной границы, и приступили к этим работам.
А вечером того же дня красноармейцы и командиры первой армейской группы с большим воодушевлением читали взволнованное письмо монгольских воинов, своих товарищей по оружию:
'Дорогие братья, бойцы Красной Армии!
Мы, цирики и дарги частей Монгольской народно-революционной армии, действующей в районе реки Халхин-Гол, от себя и от всего трудового народа Монголии горячо приветствуем вас, защитников нашей Родины от японских захватчиков, и поздравляем с успешным окружением и полным разгромом самураев, пробравшихся на нашу землю. Наш народ золотыми буквами впишет в историю борьбы за свою свободу и независимость вашу героическую борьбу с японской сворой в районе реки Халхин-Гол. Если бы не ваша братская бескорыстная помощь, мы не имели бы независимого Монгольского революционного государства. Если бы не помощь Советского государства, нам грозила бы такая же участь, какую переживает народ Маньчжурии. Японские захватчики разгромили бы и ограбили нашу землю и трудовое аратство. Этого не случилось и никогда не случится, так как нам помогает и нас спасает от японского нашествия Советский Союз.
Спасибо вам и спасибо советскому народу!'
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СТАЛИНСКИЙ УДАР
Если завтра война, всколыхнётся страна
От Кронштадта до Владивостока
Всколыхнётся страна, велика и сильна,
И врага разобьем мы жестоко!
На земле в небесах и на море
Наш напев и могуч, и суров:
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!
В. Лебедев-Кумач
1. И пошёл, командою взметён...
Благовещенск, начало августа 1939 г.
...Младший лётчик Дьяконов очень торопился. Была суббота. Парко-хозяйственный день окончился, и командир звена, сжалившись, наконец, отпустил его домой.
Дома Николая ждала Анютка, которая была уже на восьмом месяце. А это, как им сказали в полковой медсанчасти, был самый опасный период для беременности. Лучше уж не доносить два месяца и семимесячного рожать, чем восьмимесячного. Почему это так, Николай не понимал, но врачу верил, и теперь делал всё, чтобы только оградить беременную жену от волнений и забот.
Впрочем, это у него не очень получалось. Да и как, скажите, это могло получиться у военного летчика, который от рассвета до заката торчал на аэродроме?
Слава Богу, уже который раз думал он, хотя, как и положено комсомольцу был атеистом, что рядом с ней Тамара!
Маковкины жили в одном командирском бараке с Дьяконовыми, в соседней комнате. И молодые женщины, отправив мужей на службу, весь день проводили вместе, поддерживая друг друга и ещё крепче сдружившись за эти полгода...
Они поженились перед самым новым тысяча девятьсот тридцать девятым годом, когда Николай и Алексей приехали в Воронеж, чтобы отгулять отпуск, положенный после окончания авиашколы.
Володьку Пономарева уговорить выйти вместе с ними на Воронежском вокзале так и не удалось. Он, вообще, какой-то странный был последнее время. Угрюмый какой-то... Словно и не рад был вовсе заветным кубарям и удачному распределению! А когда его по человечески спрашивали, в чём дело, только отворачивался да отнекивался. Ну, и ладно. Не хочешь, как хочешь.
Девчонки встретили их визгом и поцелуями. Татьяна, сестра Анюткина, конечно, расстроилась, что Володька уехал, даже не повидавшись, но виду не подала. Гордая!
А Николай с Алексеем долго рассусоливать не стали, и вопрос поставили ребром! Да и как иначе! Отпуск, ведь, не резиновый. Месяц махом пролетит, и не заметишь.
Короче, развели они девчонок по комнатам для разговора, да и спросили всерьёз и по-настоящему. Письма ихние это как? И предъявили по пачке. А на карточке на обороте, что написано? Или там просто так, для красного словца, про любовь упоминается? Одним словом, выходи за меня Анюта (а за стенкой, соответственно, Тамара), потому что без тебя и свет белый не мил красвоенлёту! После такого натиска, проведённого по всем правилам военной науки, девушки согласились, не раздумывая. Да и как иначе!
В начале февраля, отгуляв положенное день в день, ребята явились, наконец, в свою часть. Правда, жён молодых с собой они тогда не взяли. Потому как везти девчонок в тайгу, неизвестно куда, не решились... Но оказалось, что условия очень даже ничего. Так что, когда у них всё определилось, жёны сразу же к ним и приехали.
Двадцать девятый Краснознаменный истребительный авиаполк, в который были зачислены младшие лейтенанты Дьяконов и Маковкин для дальнейшего прохождения службы, был не простой, а, что ни на есть, прославленный! И Краснознаменным стал, будучи ещё не полком, а эскадрильей.
В двадцатом году первый авиадивизион истребителей, отличившийся в боях под Казанью и на Южном фронте, получил Красное Знамя Всероссийского Совета Воздушного Флота, а ещё через полгода за отличия в боях с врагами Социалистического Отечества ему было вручено Почётное революционное Красное Знамя ВЦИК. В двадцать втором году на базе дивизиона была сформирована первая отдельная Советская эскадрилья истребителей. В двадцать пятом ей было присвоено имя великого Ленина. А в двадцать восьмом году за боевые заслуги в годы гражданской войны она была награждена орденом Красного Знамени. Так что, на самом деле, двадцать девятый истребительный авиаполк был трижды Краснознаменным!
Именно в этой части в двадцатых годах служил, и наделал столько шума своим полётом под фермами Троицкого моста в Ленинграде сам Валерий Павлович Чкалов! А в начале тридцатых в составе эскадрильи летал дважды Герой Советского Союза майор Грицевец! Тот самый, который потом служил летчиком-инструктором в их родной авиашколе, уехал воевать в Испанию, сбил там тридцать самолетов мятежников, и стал Героем Советского Союза! Тот самый, которого неделю назад уже за Халхин-Гол наградили второй золотой медалью 'Герой Советского Союза'!
Когда-то в первом Советском авиадивизионе истребителей служило много героев Гражданской войны, награжденных за свои подвиги орденами Красного Знамени и дважды, и даже трижды. А в Гражданскую это было покруче, чем сейчас Герой Советского Союза! Но имена этих 'героев' политруки в своих задушевных беседах с пилотами больше не упоминали. Потому что в прошлом — позапрошлом годах, все они, имея уже по нескольку ромбов в петлицах, как назло, оказались 'врагами народа'!
Ранним февральским утром Николай с Алексеем сошли с поезда 'Москва-Хабаровск' в пункте назначения — городке Белогорск, в сотне километров от Благовещенска. Погода была безоблачная и безветренная, мороз около сорока. Когда военный комендант дозвонился в полк, за ними сразу приехали, переодели в полушубки и валенки, и отвезли в гарнизон. А на следующий день они уже были на службе.
Младших лётчиков Маковкина и Дьяконова включили в состав первой эскадрильи, распределили по звеньям, и опять началась учеба. А куда денешься... Сидели и зубрили ориентиры в районе полётов, сдавали зачёты по матчасти, инструкциям и наставлениям.
В двадцать первую годовщину Красной Армии, в один день со всеми остальными красноармейцами и краснофлотцами, командирами и комиссарами по всей стране, они приняли новую военную присягу. Перед строем полка. С боевым оружием в руках.
— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу, и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, безпрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников, — голос Николая креп с каждым словом. — Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства, выступить на защиту моей Родины, — неслось над замершим строем полка. — Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся!
Николай расписался на присяге, отдал её командиру полка и встал в строй. В его груди кипела какая-то непонятная, но огромная сила. Это было не просто обещание чего-то делать, а чего-то нет. Это была настоящая клятва! И все это понимали.
После праздника опять потекла скучная и размеренная армейская жизнь. Рутина. Привычная и знакомая до боли.
Весной они сдали зачёт по технике пилотирования, и приступили к полётам. Пилотаж, воздушные бои, стрельбы, полёты по маршрутам на малых и больших высотах. А пару месяцев назад их, наконец, допустили к боевому дежурству.
Сегодня, вот, суббота, Николай домой торопится, а Маковкин — на боевом дежурстве, готовность два. То есть сидит в дежурной фанзе начеку и ждёт команды на вылет.
Вообще-то их было две, этих фанзы — круглых сборных домика, диаметром метров десять, снаружи очень похожих на юрту. Они были сделаны из дерева, утеплены и соединялись между собой коридором. В этом тамбуре была столовка и выход на улицу. В одной из фанз размещался летный состав, в другой техники и мотористы.
Самолёты ставили метрах в двадцати — тридцати. Каждые сутки, в семнадцать часов дежурное звено вместе с самолетами менялось.
В фанзе летчиков было несколько металлических кроватей с постелями, стол со стульями, патефон (с одной пластинкой), чёрная тарелка репродуктора. Имелись шахматы, шашки и домино, различные инструкции и наставления, а также полевой телефон для связи со штабом полка и оперативным дежурным.
Фанза технического состава была оборудована попроще — печка, нары с матрацами, стол с настольными играми и спецлитературой.
В столовке имелся стол человек на десять, скамейки, шкаф с посудой и плита. Лётчики и техсостав ели по очереди. Официантка привозила в термосах обед из лётной и технической столовых, разогревала его и подавала на стол.
Казалось бы, ну и, пожалуйста, ну и сиди себе, кури да в шашки играй! Не мешки же ворочаешь. Сначала ребята так и думали. А когда подежурили, поняли, что на самом деле, это была нелёгкая и нервная работа.
Николай вспомнил, как ещё весной, завидовал 'старикам', которые ходили при пистолетах. Лётчиков, допущенных к боевому дежурству, объявляли приказом по полку и выдавали личное оружие.
Ванька Липатов, который прибыл в полк почти одновременно с ними, в полётах отставал, и к дежурству ещё допущен не был, поэтому часто привязывался к товарищам с дурацкими просьбами:
— Ну, одолжи пистолет сходить на танцы. Ну, пожалуйста.
А они ему отвечали с солидностью старых асов:
— Полетай с моё, получишь и пистолет.
Во время дежурства с целью тренировки и чтоб совсем не заскучали, оперативный дежурный периодически объявлял боевую тревогу. При этом отрабатывались действия личного состава при переводе в повышенную готовность. Но поднимали в воздух дежурное звено очень редко. Такое право имел только комполка.
А, в общем, спасибо и на том, что у них готовность два. Сидим в фанзе. В готовности один пришлось бы сидеть в самолётах!
Потому что на Халхин-Голе ещё неделю назад шли ожесточенные бои...
Информация об этом в газетах и на политинформациях была, как обычно, очень скудной. Больше лозунгов. Но земля слухом полнится. Сидят-то они на перепутье. Нет-нет, а кто-нибудь информированный возьмет, да мимо них и пролетит по своим делам. Так и просачивалось кое-что. О том, что иногда там над полем боя одновременно бьётся до двухсот машин! Верилось в это с трудом. Но ребята, которые об этом рассказывали, заслуживали доверия.
'Где-то там, может, и Володька Пономарев с самураями сражается. Его же в ЗабВО распределили. Они же там, как раз, и воюют! Письмá от него, вряд ли дождешься. Надо самому написать' — подумал Николай.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |