Эвиана. Общий

С другой стороны, разве изменник достоин иного противника?

— Если Фиара проиграет, я брошу вызов Ветру, — тихо, но с явной ненавистью проговорил Рогриан, приходившийся Лаорину племянником и по сценарию, и в жизни.

— Это против правил, — нахмурился лорд, хотя в глубине души одобрял порыв юноши.

— Ветер силён, — тихо проговорил Сириан, второй и сильнейший рыцарь лорда Зловещего Взора. — Если удача отвернётся и от брата моего по мечу, клянусь, я сражу белоголового.

— Это против правил, — вновь предостерёг Лаорин, однако его голос прозвучал уже не столь строго. За пределами ристалища красивый молодой воин, прозванный Ангельская Слеза, входил в число любимых учеников лорда Императора. Белые одежды этого рыцаря украшал затейливый голубой орнамент, на правой щеке, под глазом, красовалось изображение капли. Меч Сириана был с большим вкусом отделан серебром.

Повсюду о нём шла слава как о человеке справедливом, верном слову и мужественном.

Воистину, Ангельская Слеза был настоящим благородным воителем из куртуазных романов.

Ветер и Фиара Дева Войны поклонились друг другу и обменялись первыми ударами. Трибуны возбуждённо загудели, лорд Лаорин же и оба его рыцаря встретили начало поединка напряжённым молчанием. Как посвящённые, они не могли отдаться бездумному созерцанию действа, как простые зрители.

Лязг-лязг.

Ветер и Мятежница создавали не мелодию кровавой жатвы, но гимн самого Турнира — пафосный и слегка фальшивый, однако народ — хотя можно ли назвать магов, аристократов и магов-аристократов народом в чернеобразном смысле этого слова? — был от него в восторге, да и я, по правде сказать, находила в его аккордах особую прелесть.

Глядя на Веранию, я гадала, что ощущает смотрящий на неверную невесту-жену с трибун Ифио. Флорени не прощают предательства, и, как истинная дочь своего отца, я не разделяла взглядов на жизнь умирающего поэта, однако любопытство, постыдное любопытство, рождённое чопорно-дерзкой атмосферой Школы, вдохновляло меня на эксперимент.

"Я стою одной ногой в могиле и знаю: надежды на выздоровление нет. Женщина же, которая должна была разделить со мной и горе, и радость, напротив, здорова. Она не отдана другому и не будет уже никогда принадлежать ни одному мужчине кроме того, кого изберёт сама. Я мягкий и печальный человек, не заслуживающий уготованной участи. Должно ли счастье возлюбленной скрасить мои последние дни?"

Сияющие в солнечных лучах крылья на доспехах Верании придавали ей грозный и победный вид. Будь она мужчиной, девушки бросали бы к её ногам цветы и посылали томные взгляды, однако природа сыграла с Мятежницей злую — или добрую, смотря как посмотреть — шутку. Ей восхищались, но не желали.

Впрочем, возможно ли, что Ифио?.. Говорят, даже самые утончённые мужчины в глубине души...

Я мотнула головой, загоняя неуместные догадки в предназначенный для подобного угол подсознания. Мысленный эксперимент предназначался для анализа эмоций, а не инстинктов моего подопечного.

"Я страдаю, однако светла ли моя боль?"

Увы, на этот вопрос ответить мог лишь сам Ифио.

"Если любовь приносит мучения, является ли она не благословением, а проклятием?"

Бедный юноша сгорал в огне двух лихорадок: вызванной заклятием чёрного колдуна и любовной, и я не бралась судить, какая именно сведёт его в могилу.

Наблюдая за Лейаном, сражающимся без грации противницы, но с пылом Севера, я радовалась, что маска скрывала моё лицо, ибо слишком явно по нему читались чувства, не предназначенные для чужих глаз.

— Кому бы ты отдала победу, леди Эви? — спросил сорнбэ, разрушая настоящим именем магию Турнира, но я была слишком погружена в себя, чтобы обратить внимание на грубое нарушение правил.

"Действительно, кому?"

Верания была сильной женщиной, не зависящей в решениях ни от чьей воли — словом, воплощала в себе тот идеал, к которому я стремилась сначала тайно, а затем открыто. А ещё она предала хорошего человека.

Лейан... Увы, здраво судить о нём я не могла, ведь мне дали хорошее домашнее воспитание, а... Как хорошая жена может не желать супругу овеять имя славой?

"Выбор между разумом и сердцем никогда не приводит к добру".

Я ощутила острый приступ отвращения к себе: грёзы о светлом будущем ничего не стоят, если настоящее завязло в тёмном прошлом.

"Если закрыть глаза, не придётся мучиться выбором. Путь свершится предначертанное. От меня всё равно ничего не зависит".

По спине пробежал холодок. Я внутренне сжалась, испугавшись озарения, рассёкшего мой уютный унылый мирок подобно острейшему мечу.

"А что... А что, если зависит?"

Заснеженный лес. Светловолосая женщина возлагает алые цветы на одинокую могилу. Под отделанным мехом плащом у неё одежды мага высокого ранга, но лицо мрачное, усталое. Вот уже двадцать лет, как она не улыбается...

Мигнуло.

Кладбище Заката. На мраморных ступенях, ведущих к отмеченному знаком угасшего рода склепу, сидит грустная девушка в чёрном.

"И так, и так быть мне вдовой".

— Не из чего выбирать, мой Принц, — зло проговорила я. — Оба исхода худы.

Иантэ рассмеялся.

— Если их всего два, можно бросить монетку, — в подтверждении своих слов он выудил из кошеля золотой. — Корона — Ветер, герб — Фиара.

Он подбросил монету, и пока она вертелась в воздухе, я приняла решение.

Лорд Лаорин Зловещий Взор не мог поверить глазам: на песок ристалища друг за другом пали и один из серебристых клинков Мятежницы, и белый лоскут повязки Ветра. Ограничения обоих оказались нарушены, а значит, победителя быть не могло.

— Ничья, — торжественно провозгласил Герольд. — Никто не выбывает.

Лорды Эдерик Отважный и Проницательный Взгляд, наблюдавшие за поединком своих рыцарей с особой трибуны, поднялись и отсалютовали Императору. Ни один из них не казался разочарованным, хотя улыбка господина Фиары была скорее наигранной, чем искренней.

— В следующий раз он не избежит возмездия, — пообещал Лаорин едва сдерживающим гнев Сириану и Рогриану. — Клянусь честь.

— Милорд, не тревожьтесь, — пылко проговорил Ангельская Слеза. — Оставьте всё мне и моему брату по мечу.

Юноши синхронно кивнули. В который раз Лаорин с грустью подумал, что не заслуживает столь сильной преданности.

— Хорошая работа, — сказал сорнбэ, но его похвала прозвучала как скрытая издёвка.

— Всего лишь случайность, мой Принц, — поцедила я сквозь зубы.

— Случайность? — хмыкнул Иантэ. — Изящно выражаешься, рыцарь. И скромно.

Монета встала на ребро.

Встала.

На ребро.

Поединок закончился ничьёй.

Есть ли связь между этими двумя событиями?

"Ага".

В любом случае, я не нарушила правила: Кионе, моему персонажу, разрешалось обращение к "личным талантам".

Разочарование публики скрасила рана Лейана, которую нанесла при рассечении повязки Верания... Неглубокая, но очень кровавая рана.

Я поймала себя на мысли, что хочу её вылечить.

"После представления непременно разыщу дражайшую половину. Мастер Ловаэн преподаёт мне теорию целительства, так почему бы не применить его уроки на практике?"

Что северянин в состоянии позаботиться о себе, я не рассматривала.

— Он не так хорош, если дал себя ранить, — насмешливо проговорил Иантэ. — Жаль. Я был лучшего мнения о подопечном Андиана.

Я предпочла смолчать: не к лицу рыцаря оспаривать мнение своего лорда.

После завершения второго дня Турнира наёмник Киона благополучно исчез, и Эвиана смогла спокойно заняться делами Эвианы — иначе говоря, я отправилась на поиски Лейана.

"Я не преследую его... Не преследую..."

Говорят, ложь, повторённая сотни раз, становится очень похожей на правду.

На окраине комплекса Школы есть пруд с карпами и заросшими колдун-травой берегами. На него открывается чудный вид с невысокого холма, отмеченного древним вязом и меланхолическим настроением. Из всех уединённых уголков Высшей Школы этот пользовался наименьшей популярностью.

Северянин сидел, прислонившись к морщинистому стволу. Он не переоделся после Турнира и казался гораздо бледнее, чем обычно. Его рана была неуклюже перевязана, но это не удивило меня: помощь Лейану вряд ли кто предложил, попросить ему не позволила гордость, а Андиан, как насмешливо поведал мне Иантэ, иногда бывает слишком далёк от земных дел, и потому мог просто не догадаться вылечить своего рыцаря, если тот промолчал.

Глаза у Лейана были закрыты.

"Спящий он милее, чем бодрствующий. Такой спокойный..."

Я села рядом и осторожно коснулась руки Лейана: увы, неопытным целителям вроде меня невозможно работать без телесного контакта.

Красный. Белый.

Красный.

Чёрный. Снова белый.

И так далее, насколько видел глаз — долгая-долгая нить из разноцветных жемчужин. Но вот беда — не везде порядок соответствовал Узору. Как целитель, я должна была — и могла! — исправить ошибки.

Красный. Белый. Красный. Красный.

Белый.

И так далее, и тому подобное.

Безупречная работа.

— Что ты делаешь? — хрипло спросил Лейан. Его холодно-синий взгляд не сулил той горячей благодарности, которой я втайне вожделела.

— Всего лишь оказываю небольшую дружескую услугу, — досада придала моим словам незапланированную едкость.

— Разве мы друзья?

"Нет. Далхрос! Кто в этом виноват?"

— А ты не желаешь принимать от меня помощь ни под каким предлогом? Если я так тебе противна, поступи благородно и скажи об этом прямо. Хватит с меня игр!

Слеза обиды скатилась по моей щеке.

"Надеюсь, она порадует его ледяное северное сердце".

— Прости.

Лейан смутился. Должно быть, ещё не привык доводить девушек до крайней черты.

— Одно "прости"? Даже "спасибо" не скажешь?

— Эвиана, чего ты хочешь от меня? — устало спросил мой тайный супруг. — Ты благородного происхождения, но выбрала путь "мизерикордии". Не отрицай — это означает только одно.

— Ты считаешь меня искушённой жизнью женщиной?

"Иначе говоря, он видит во мне распутную девку".

Лейан отвёл взгляд.

— Я не осуждаю тебя.

"Зачем мне твоя жалость?!"

У меня серьёзные проблемы с управлением гневом. Медитация, конечно, помогает, но для неё времени не было.

Я наклонилась и прошептала кое-что Лейану прямо в ухо. Кое-что бесчестное, но уместное.

— За какие грехи расплачивается твоя семья, изгнанник?

Дальше всё пошло очень быстро. До конца мы (слава светлому богу!) не дошли, но в глазах Лейана я утратила остатки порядочности.

Что остановило его?

Нежелание пользоваться чужой порочностью, полагаю. Благородная кровь такая благородная.

Что образумило меня?

Гордость. Только она.

Всё, что происходит под старым вязом, остаётся под старым вязом.

С Гальраном мы условились встретиться в тайном "клубе" "мизерикордии", и когда я пришла туда, то обнаружила смуглеца — но только его.

— Где Ифио? И что с тобой?

Мой острый на язык соучастник выглядел ужасно: растрёпанный, бледный, взмокший. Потухший. Сломанный. Краше, как говорят, в гроб кладут. На столе стояла пузатая бутыль с чем-то хмельным и смердящим, время от времени Гальран из неё отхлёбывал.

"Устал играть в сноба и дал волю истиной сущности?"

— Я видел её, — зловеще-отстранённо проговорил Гальран; я заглянула ему в глаза — они ничего не выражали, будто принадлежали не живому человеку, а мертвецу. — Она узнала меня, но не сочла подходящим. Демон в облике ангела, Красная ведьма. Скоро она распустит крылья, но не для меня. Хвала... светлому богу...

Смуглец нервно рассмеялся, а затем зарыдал, как напуганный ребёнок.

"Никогда не видела его таким жалким. Придя в себя, возненавидит ли он меня? О, несомненно".

— Она не уйдёт, пока не получит желаемого. Красные крылья в ночи... Песнь наслаждения, песнь из преисподней... — продолжал бредить Гальран. Против воли мне стало за него страшно.

— Позвать Санриа? — смуглые люди живут по свои правилам. Когда Гальран выпил приготовленное Алией зелье и отравился — вернее, "утонул в океане грёз" — мастер Убертин прислал к нему эту девушку. Я не знала, как и где её искать, но была готова попробовать.

Смуглец неожиданно спокойно произнёс:

— За мной придут. Скоро. Тебе лучше ничего не знать, Эвиана. Уходи.

"Не так быстро".

— Где Ифио?

— Поищи в логове своего покровителя, — процедил Гальран, и, срываясь на крик, добавил: — Иди же!

И я ушла.

Глубоко на дне Океана, в кромешной тьме, покоятся руины великих городов моей прародины. Не ветер, но слепые обитатели моря бродят по их улицам, и кто знает, чьи щупальца ласкают статуи прославленных родителей и героев?

Это часть прошлого, которая принадлежит только прошлому. Никому — ни чёрному колдуну, ни медиуму из Кагаро — не под силу проникнуть в её тайны.

По сравнению с проблемами историков мои затруднения просто-напросто смехотворны — но только для постороннего.

"Где же искать Иантэ?"

Отношения с сорнбэ у меня были чисто деловые, и потому мне оставалось лишь гадать, куда он уволок Ифио, а главное — с какой целью (ведь у любых, даже самых странных поступков, есть причины). Впрочем, я чувствовала: вряд ли им двигало бескорыстное желание спасти юношу от страшной смерти.

"Интерес исследователя? Нет, это было бы слишком аморально. Даже для Иантэ".

Я сидела на кровати в своей комнате и придавалась невесёлым мыслям. Положение у меня, мягко говоря, не располагало к оптимизму. Но вдруг...

...послышалось мяуканье. Я повернула голову и увидела чёрно-белого кота — несносное животное, которое по каким-то причинам избрало меня в хозяйки.

— Есть хочешь? — разговаривать с бессловесными тварюшками бесполезно, однако я никак не могла избавиться от этой привычки.

— Мяу!

— Кто не работает, тот сидит голодный, — пробормотала я и отчётливо и громко проговорила: — Приведёшь меня к Иантэ, получишь вкусную рыбку.

Конечно, кошки не лучшие ищейки, но выбирать мне было не из кого.

— Мяу?

"Мда. И чем я только занимаюсь..."

— Помнишь бледного типа в чёрном? У него ещё чёлка закрывала половину лица... Эй, куда ты?

Животное спрыгнуло с постели, деловито подбежало к двери, боднуло её головой и проскользнуло в образовавшуюся щёлку.

"Следуй за чёрно-белым котом, Эвиана. Будь девочкой из сказки".

Что же, не самое глупое моё решение.

Коридор. Поворот направо.

Дубовая дверь с резным орнаментом в виде листьев и ягод. Вперёд, вперёд, вперёд.

Узкая крутая лестница.

Направо. Чёрно-синий плиточный пол.

Налево.

Арочный проход.

Вниз, вниз, вниз.

Запах подземелья. Алхимические лампы в нишах.

"Я где-то глубоко под Школой. Очень глубоко".

Кот остановился перед металлической дверью с выгравированной лилией — королевской лилией.

— Мяу!