С видом на жизнь: Чарующая голосом

На сей раз темнота была вязкой и влажной. И, будто ножами, ее разрезали мелодичные и нежные звуки голосов.

"Сестра, ты откликнулась на наш зов"...

"Мы рады тебе"...

"Ты часть нас, мы часть тебя"...

— Кто вы, — я была не уверена, мысленно я спросила или вслух.

— Мы — сирены! — множество голосов будто сплелись воедино. Но этот звонкий голос можно было потрогать и рассмотреть каждую сверкающую ниточку.

— Сирены! Пророчество! Значит, все правда?

— Не торопись, дитя! Мы — древний народ, живший здесь тысячи лет назад. И мы предвидели твой приход, мы ждали тебя!

— Зачем?

— В тебе наши надежды, в тебе — будущее, в тебе — мы все!

— Я не понимаю...

— Ты поймешь...

— Но сирены... Они же... Если вы умерли, то и я умерла, — вдруг пришла в голову мысль, показавшаяся такой страшной.

— Нет, мы тебе только снимся! Мы умеем сниться своим сестрам! Мы умеем разговаривать со своими сестрами!

— Я не могу быть вашей сестрой, я — не сирена!

— Ты — чарующая голосом, как и мы!

— Но вы убивали людей, заманивали к себе и убивали!

— Вот глупая! Кто же тебе такое рассказал!

— Но разве не за это вас убили?

— Нет! Мы сами ушли!

— Куда?

— В иллюзорный мир! Там нам легче! Сумев отрешиться от всего материального, мы стали лучше! Мы бессмертны! Мы — вечная мелодия мира!

— И все же, как насчет убитых людей?

— Они и сейчас с нами! Здесь! Они наши мужья и друзья! Мы пели им! Мы предлагали бессмертье! Кто не хотел — уходили, но ничего не помнили, кто хотел — умирали телом, чтобы быть с нами! Они умирали не от болезней, а быстро и счастливо!

— Но все-таки умирали!

— А иначе обрести бессмертие нельзя!

— Меня вы тоже будете к себе звать? Я не хочу!

— У тебя другой путь! И он гораздо тяжелее! Он идет через боль и отречение, через страдания и муки! Но ты же выберешь правильный путь?

— Смотря, что с вашей точки зрения, правильно! И вообще, что там с пророчеством? Честно говоря, я ничего не поняла! Мне говорят, что после трех предательств я должна сойти с ума и уничтожить мир! Но я не хочу этого делать! И не буду!

Я вдруг что-то вспомнила, что-то важное. Что-то... Ах, да! Тита! Она предала меня! Она меня продала! Но это же...

— Да, сестра, это третье предательство!

— А может мне лучше вообще не просыпаться, чтобы не поубивать всех. Кто его знает, что там может случиться!

— Мы знаем! Нам было виденье! Мы сделали пророчество!

— Вот это вот пророчество? "Грядет конец света. Он предстанет хрупкой девушкой, завораживающей голосом. Трижды кинжал измены коснется ее сердца, и оно рассыплется. Забывший клятву будет прощен и мир погрузится в хаос. Люди будут искать и не находить дома, младенцы кричать и не видеть матерей. Только тот, кто любит, сможет спасти мир, окрасив алтарь своей кровью".

Я столько раз его читала, что запомнила практически дословно.

Голос сирен разбился на несколько. Они в раз запричитали:

"Мы пели, а люди записывали!"

"Они не успевали закончить фразы!"

"Они стремились к нам!"

"Они уходили!"

"Это лишь обрывки мыслей!"

— Постойте, не все сразу! Ничего понять не могу, а мне очень надо разобраться!

Голос опять сплелся:

— Это не полное пророчество!

— Я, собственно, так и поняла... А вы знаете полное?

— Конечно! Мы ждем его исполнения!

— Только сначала скажите дословно, что было в пророчестве.

Мир вокруг замолчал, потом послышались отдельные звуки, будто огромный оркестр заканчивал настраиваться. А потом грянуло:

"Грядет конец света, но близок хранитель. Он предстанет хрупкой девушкой, завораживающей голосом и славной именем. Трижды кинжал измены коснется ее сердца и откроет путь сквозь время. И оно исчезнет. Забывший клятву будет прощен ее кровью. Мир погрузится в хаос, но она не оставит его. Люди будут искать и не находить дома, младенцы кричать и не видеть матерей. Только в ней будет спасение. В той, что любит и сможет подарить мир своему дитя, окрасив алтарь своей кровью".

Я сидела и плакала, не веря, что все это обо мне, не желая всего, что может случиться.

— Не плачь, сестра! Слезы не принесут сердцу понимания! Иди и не предавай себя!

— Я не пойму, зачем было предавать меня другим?

— Это ритуал! Чтобы идти с нами люди отказываются от родителей, от любимых, от друзей! Предательство — тот же отказ! Только не твой, а от тебя! А иначе ты не услышала бы нас! Это было необходимо!

— Я не хочу... И я не понимаю, даже теперь не понимаю.

— Время все расставит по своим местам! Прими от нас подарок! Наши песни!

— Но они же завораживают, они убивают!

— Только тела, только тела!

— Нет! Никогда!

— Не торопись отрекаться! Тебе стоит только позвать! И наши песни будут рядом! Прощай!

Голоса стали истончаться, пока меня не окружила тишина. Она обволакивала и давила. Я начала задыхаться, потом закричала и... проснулась.

— Эй, мамка! — услышала я громкий голос орка прямо у себя над ухом, — я ее привез! Посмотри, что с ней, а то всю дорогу боялся, что она загнется!

— Бегу, сынок! Давай ее сюда, в шатер!

Меня куда-то понесли. Потом свет, бивший в глаза, потух, стало прохладнее и мою тушку уложили на постель.

— А ты иди, сынок, неча пялиться.

Орк что-то буркнул в ответ, но, видимо, ушел.

— Ну-ка посмотри на меня, доченька, я знаю, что ты не спишь...

Голос был старческим, мягким, но в то же время, уверенным. Так говорить могла только глубокая бабуля. Я открыла глаза.

— Ну вот и славненько! Молодец! Ты не бойся, доченька, все будет хорошо.

Она смотрела на меня ясными синими как омут глазами. Я смотрела в них, не имея сил отвернуться.

— Мы сейчас приведем тебя в порядок. Ты согласна?

Я кивнула.

— Хорошо, потом позовем моего сыночка. Ты согласна?

Я кивнула головой.

— Молодец, скоро ты станешь его женой, будешь любить его и уважать...

Я очнулась. Внутри разгорался огонь. Отблески его, видимо, мелькнули в моих глазах. Старуха сбилась, потом заторопилась, начала рыться в сундуке, что-то приговаривая, потом юркнула вновь ко мне. Я успела услышать только щелчки на запястьях.

— Ну вот, теперь еще раз поговорим, — старуха погладила меня по голове. — Ты маг, доченька?

Отвечать расхотелось.

— Я вижу, что маг. Это даже лучше.

— Зачем я здесь? — язык слушался с трудом.

— Мой сын купил тебя. Хозяин степей уже дал свое благословение, так что сегодня ты станешь женой моего Беглера.

— Но я беременна... — попыталась достучаться до старухи я.

— Это хорошо, значит, и Беглеру родишь. А времени у нас теперь много.

— Но я не могу! — злость уже кипела во мне. — И не буду!

Я попыталась призвать силу и не смогла.

— Тише, доченька! На тебе антимагические браслеты, чтобы ты не шутила с магией. Так что, успокойся.

— Вы не имеете права!

— Мой сын тебя честно купил.

— Но она просто предательница. Так ведь нельзя просто взять и продать человека.

— Прости, милая, но теперь ты наша.

Я взорвалась, что-то то ли кричала, то ли плакала, то ли пела. Старуха сначала успокаивала, а потом просто села на пол шатра и затихла. И тут это произошло. Я почувствовала изменение в мире. Вот только что все было ясно и четко, а мгновение спустя, будто куполом накрыло. И стало все тягуче и неважно.

— Но зачем? Почему? — плакала я. — Неужели вам своих женщин не хватает?

Старуха молча раскачивалась из стороны в сторону, а потом заговорила:

— Не хватает, милая. Наши женщины редко родят дочерей. Говорят, нет Хозяйки степей. Одни сыновья. Вот и я пятерых выносила и воспитала. И все — мужчины. А семью создавать как? А детей родить? Вот и приходится нам покупать женщин. Уж сколько десятилетий покупаем. Я вот тоже в человеческой семье росла. А потом отец меня и продал. От безысходности. Голод у нас был. Но я не пожалела с тех пор ни разу.

Мать Беглера встрепенулась и, помолчав, продолжила:

— Они ведь только внешне страшные — орки. А в душе — сущие дети. А чтобы купить женщину, надо мужчине себя показать, очаг разогреть, шатры поставить, денег скопить. Беглер почитай десять лет деньги собирал. Есть лишь два дня в году, когда можно купить невесту. И человеческие законы в эти дни не действуют. Вчера был один из них. И даже хозяин степей вынужден был отступиться. Хотя обычно он против такой традиции.

Радости мне это сообщение не принесло. Но слезы уже иссякли. А еще вспомнился Данияр. Каким он был... Каким он стал... Хозяин степей... А меня без помощи оставил. Тоже ведь своеобразное предательство. А обещал... У меня внутри все похолодело, я вспомнила: "... ни словом, ни делом не предам тебя. Пусть Первородный услышит мои слова..." Вот тебе и клятвопреступник. Теперь нужно его простить.

Данияр... А он еще красивее, чем представлялся мне по детским воспоминаниям, мужественнее что ли. Или я стала обращать внимание на такие детали, или он вырос. Я вздохнула.

— Ты не переживай, доченька, у нас тут все по-доброму. Беглер любить тебя будет, дите вот твое вырастит, своих нарожаете. Можно, я твои волосы приведу в порядок?

Я промолчала, а старуха подсела поближе и начала расчесывать мои локоны большим костяным гребнем.

— Мне сложно вам сейчас объяснить, во что вы ввязались, — начала я негромко, — но меня будут искать. Отец моего ребенка — дракон. Он своего не отпустит. Мой... друг — король Алекс Ленц. Я, в конце концов, не простая девушка из бедной семьи. Я — баронесса Тиан-Иррска.

-Доченька, ты — Иржа. И... Тебя тут никто не найдет.

Она сказала это так уверенно.

— Я знаю, что вы — тоже маг, может быть и необученный. Вы пытались меня заворожить, но это такие мелочи...

— Доченька, ты успокойся и поспи. Если будешь сопротивляться, себе же больнее сделаешь. Тебе нужно сейчас подумать, как моего сына очаровать, сделать его своим мужем навсегда. А Беглер любит покорных, а не львиц.

— Мне, честно говоря, все равно, кого он любит. Но моим мужем он никогда не станет.

— Если так, он тебя продаст, чтобы вернуть хотя бы часть потраченных денег. Но у новых хозяев на такое доброе отношение и место жены тебе не придется рассчитывать. Ты подумай, я приду вечером. А пока поспи, умойся, поешь. Вечером принесу воду, и мы тебя вымоем.

Она поднялась и вышла.

Время тянулось медленно. Я подремала, чтобы окончательно прийти в себя, попыталась поковырять в своих наручниках, привела себя в порядок, а день все не кончался.

Снаружи становилось все шумнее и беспокойнее. Я выглянула из шатра. Беглера видно не было, как и его матери. Какие-то орки, одетые победнее, пытались загнать в загоны взбесившихся животных. Овцы и козы беспокойно блеяли, лошади храпели. Солнце висело аккурат посреди неба, на том же месте, где и было, когда мы вернулись. Но ведь прошло не меньше четырех-пяти часов!

Время будто остановилось... исчезло. Вот оно! Пророчество! Время рассыплется или исчезнет. И если все будет как прежде, день никогда не кончится. Вот тебе, бабушка, и конец света. Вопрос в другом: кто виноват. Ну не я же в самом деле? Или я? И что нужно сделать, чтобы вернуть все на свои места?

Я металась по шатру, обдумывая варианты. Вдруг вспомнила про кинжалы. Если меня не обыскали... Я нащупала перевязь — кинжалы на месте! Уже спокойнее! Я прилегла. Постелью назвать лежанку было сложно. В шатре вообще не было мебели, только вещи, имитировавшие ее, то есть рубленый из досок топчан, покрытый шерстяным одеялом. Сон сморил меня сразу же. Снилась мать Беглера: тощая согбенная годами старуха с седыми, заправленными под расшитый узорами платок, волосами и ярко синими глазами. Она нашептывала мне: "Не бойся, все будет хорошо". Снились сирены в виде разноцветных дрожащих от звуков музыки нитей: "Наши песни с тобой, сестра! Помни это! Никакие наручники не могут сдержать силу наших песен". Снился Рай Вард. Он метался по кабинету и кричал: "Она не могла сбежать, не предупредив нас". Снилась Тита, проклинавшая меня. Снился отец, забытый уже мною Ставр: "Я знаю, ты все сделаешь правильно, доченька". Я спала у него на руках, а он приговаривал: "Тебе тяжело, но такова судьба избранных". А потом я проснулась.

В шатре сидела старуха и смотрела на меня своим немигающим синим взглядом:

— Это ты наколдовала?

Я приподнялась на локтях и не отвела взгляда:

— Нет, не я. Но так должно быть.

— Кто ты?

— Я? Я — Вета!

— Защитница людей? Забавно.

— И что же ты хочешь, Вета, чтобы избавить нас от этого наваждения?

— Я хочу домой. Но... Это, — я кинула взгляд вокруг, — это не я.

— А что происходит, ты знаешь?

— Время исчезло.

— Почему?

Я пожала плечами.

— Так было сказано в пророчестве, как говорят, обо мне.

— Что за пророчество?

Я рассказала старухе все, что знала.

— И что теперь? — она, казалось, поверила в каждое слово.

— Я не знаю. Снимите, хотя бы, наручники.

Она рассмеялась:

— Ты что, считаешь меня старой дурой? Чтобы ты совсем всех загубила?

— Я, правда, ничего не делала. Почему вы мне не верите?

— Сейчас Беглер придет и поговорит с тобой по-своему.

Как раз в этот момент полог шатра приподнялся, впуская огромную фигуру орка.

— Мамка, ты бы шла, костер развела. Пора завтракать.

Старуха юркнула наружу.

— Ну что, Иржа, пошто ты нас так невзлюбила?

— Да я спала почти все время. Я даже не знаю, сколько времени прошло...

— Сейчас должно быть утро следующего дня. А солнце не хочет уходить со своего престола вчерашнего дня. Это наказание?

Я шумно вздохнула. Ну что можно им объяснить...

— Я правда не знаю, почему так произошло. Я лишь почувствовала момент, когда это было.

— Когда же?

— Когда вы надели на меня это, — я протянула вперед руки. На запястьях чернели браслеты.

— Если мы их тебе снимем, ты вернешь время?

— Я не знаю.

— Ты странная, но хорошая, — он сел на топчан рядом со мной, — и ты — моя женщина.

От слов он перешел к делу. Я стала сопротивляться.

— Ты чего? — он был изумлен.

— Я не хочу быть твоей женщиной, — я решила действовать разумно, и все доходчиво объясняя. — Я за другого замуж хочу.

— За кого? — он даже обернулся вокруг, будто проверяя, один он здесь мужчина или нет.

Я рассмеялась:

— Беглер, ты хороший орк...

Он кивнул.

— Добрый...

Он кивнул.

— Честный...

Он снова кивнул, расплылся в улыбке, считая это моим комплиментом, и потянулся ко мне сложенными для поцелуя губами. Я отпрянула.

— Но... Я не могу стать твоей женой, — я говорила, медленно, но строго грозя ему пальцем.

Он кивал. Потом вдруг встрепенулся и заладил опять свое:

— Ты моя женщина и должна меня слушаться.

"Да, подумалось мне, — я так ничего не добьюсь". Я решила зайти с другого края.

— Беглер, у нас так не положено! Сначала надо белое платье, фату, в церковь... — интересно, он знает такие слова?

Видимо, не знал. Он уставился на меня так, будто видел впервые. Его огромная фигура сгорбилась, серо-голубые глаза стали виноватыми. Он потер толстыми пальцами квадратный подбородок и швыркнул носом отчего ноздри еще больше расширились.