— Стелла, как ты можешь! — Минара испуганно прижала руки к лицу. — А как же любовь, добро, отзывчивость? Неужели ты забыла всё то, чему я тебя учила? Если ты будешь думать только о зле, творить только зло, ты откроешь двери своего сердца тьме. Именно так, окольными путями, овладевая умами людей, зло и воцаряется в мире. Одумайся, пока не поздно! Нельзя делить людей только на друзей и врагов, а мир — на белое и чёрное. Тот, кто видит всё в чёрно-белом цвете, не замечает самого главного, не замечает, что мир прекрасен и полон света. Таких озлобленных людей ждёт незавидное будущее: непонимание и одиночество.
Принцесса пристыжено кивнула.
— Скажи мне... — Дух королевы помолчала, — это твое собственное решение? Осознанное решение?
— Осознанное.
— Тогда да хранят тебя боги! — Она снова превратилась в светящийся шар и медленно поплыла над бескрайней степью. Несмотря на резь в глазах, девушка провожала её взглядом до тех пор, пока шар не исчез за горизонтом. Ей было грустно, так печально, как уже давно не было, и в то же время так тепло и светло на душе.
Тяжкие размышления прервал лай Шарара. Интересно, какую ещё встречу он ей предвещал?
К принцессе скакал всадник на коне с длинной развивающейся гривой; ещё с десяток наездников гнались за ним, буквально дышали в спину. Как и следовало ожидать, вскоре они заарканили обладателя длинногривого коня и, стащив на землю, любезно предложили обдумать сложившееся положение. Безусловно, в самых вежливых выражениях, подкрепляемых злорадными смешками и пинками.
— Его же убьют! — мелькнуло в голове у Стеллы.
Она поспешила ему на помощь и подоспела как раз вовремя: беглеца привязали к конскому хвосту, и один из кочевников готовился отправить его в свободное плаванье по бескрайним степным просторам.
-Оставьте его в покое! Было бы чем гордиться: вдесятером напали на одного!
Кочевники недоумённо переглянулись.
— Этот человек украл лучшего коня Тамируша, — сказал один из них, попутно пнув ногой пленника.
— Отпустите его! За конокрадство не казнят.
— У тебя, как я вижу, великолепный жеребец, он может украсть и его. Скажи, разве, он это сделал, ты не убила бы его?
— Нет. Отдала бы властям.
Кочевники удивлённо зашушукались.
— Чья ты жена?
Стелла рассмеялась. За последнюю неделю её уже второй раз пытались выдать замуж.
— Я свободна, как птица! В моей стране женщины выходят замуж по собственной воле.
— Тогда чья ты дочь?
— Имя моего отца Вам вряд ли что скажет, — улыбнулась девушка. — А вот мне хотелось бы знать, с кем я говорю и так, заодно, кого же я спасла от смерти.
— Меня зовут Алилаш, — гордо ответил кочевник, — Алилаш, сын Тамируша. А этот шакал, — он снова пнул пленника, — Телиф. Так кто ты и откуда?
— Я Стелла, принцесса Лиэны. Это большая страна на севере, за горами. Попрошу обращаться со мной соответственно моему происхождению.
Скаллинарцы рассмеялись, а Алилаш громко сказал:
— Все гости для нас сродни нашим близким, и относиться к тебе лучше, чем к своим братьям, мы не можем.
В его голосе сквозило презрение. Девушка нахмурилась: ей не нравился его надменный тон.
Воспользовавшись сложившейся ситуацией, Телиф освободился от неприятной близости с конским хвостом и, потирая руки, устроился неподалёку, у той самой лошади, которую пытался украсть. Будь его воля, люди Алилаша давно дышали пылью из-под её копыт, но кочевники зорко следили за ним, каждым малейшим движением. Судьбу его решила добрая воля принцессы: она выкупила его жизнь у скаллинарцев.
Не решившись пренебречь приглашением Алилаша, Стелла последовала за кочевниками к стоянке рода Тамируша. Телиф увязался вслед за ней и по дороге успел поведать об истинных мотивах своего поступка.
— Этого коня, — он говорил шёпотом, опасаясь, что его услышат, — Тамируш обещал подарить тому, кто его объездит. Мой брат сумел сломить гордость лошади, но его подло обманули: нарушив слово, Тамируш подарил его одному из своих сыновей.
— Так ты украл его для брата?
— Да, для Михаша, — вздохнул неудавшийся конокрад. — Это его конь.
Прямо посреди степи раскинулись разноцветные шатры рода Тамируша.
Почувствовав присутствие чужих, залаяли собаки. Женщины в длинных одеждах оставили дела и высыпали из шатров.
— Алилаш вернулся! — радостно закричала одна из них и подхватила с земли большой кувшин. Стелла удивилась, с какой лёгкостью скаллинарка несла его на голове.
— С возвращением тебя, славный Алилаш! — Девушка поклонилась. — Испей после долгой дороги.
Алилаш принял из её рук сосуд, немного отпил из него и передал принцессе:
— По нашим обычаям гость должен отведать сали непосредственно после старшего в роде. Раз здесь нет отца, то старший я.
Сали показался ей смесью крепкого вина с кумысом. Вкус у него был специфический, на любителя.
Тамируш оказался дряхлым седоволосым стариком, не способным встать без посторонней помощи. На этом побочные подарки старости, увы, не заканчивались: ко всему прочему, он плохо слышал и видел.
Стелла с интересом наблюдала за Тамирушем, пытаясь понять, какую роль он играет в этом обществе. Неужели все они, молодые и сильные, действительно почитают его, или же все их поклоны и прочие знаки уважения — всего лишь декорация? Вполне возможно, да так оно, наверное, и есть, они давно с нетерпением ждут его смерти, чтобы прибрать к рукам достояние отца. А старик принимает их чувства за чистую монету, до сих пор тешит себя надеждой, что обладает некой властью над ними.
Она прислонилась к витому резному столбу в центре шатра. Тихий ропот прокатился среди собравшихся. Не дав ей понять, в чём дело, Алилаш грубо толкнул её и хотел заставить поклониться Тамирушу. Вывернув ему руку, девушка гордо выпрямилась.
— Я глубоко возмущена подобным обращением, — она смерила холодным взглядом разъярённого Алилаша.
Её поведение вызвало широкий резонанс. Не положительный, разумеется — всё, что она делала последние несколько минут, противоречило установившимся общественным нормам.
— Как, разве в вашей стране женщине позволено прикасаться к реналу? — Алилаш почти выкрикивал свои вопросы. — Неужели им позволено не склонять головы перед вождём?
— Перед чужим — нет, если этого в особых случаях не требует этикет.
Так, понятно, слово 'этикет' им незнакомо, поэтому бессмысленно продолжать разговор на эту тему.
— А что такое ренал? — простодушно спросила принцесса.
Девушка, подносившая сали Алилашу, тихонько рассмеялась и тут же получила тумак в бок, резко оборвавший её звонкий смех. Стелла нахмурилась: ни в одной местности, где она побывала, никто не обращался с женщинами подобным образом. Принцесса подошла к несправедливо обиженной девушке и шёпотом спросила:
— Неужели тебе не обидно?
Та удивлённо покачала головой.
— А как тебя зовут? — Стелла была озадачена её молчаливым согласием с проявленной к ней грубостью.
— Жалата.
Похоже, Алилашу не понравилось их шушуканье. Он подошёл к принцессе, более-менее вежливо взял её за руку и отвёл в противоположный угол.
— Зачем ты болтаешь с ней? — зашипел ей на ухо Алилаш. — Тамируш ещё не отпустил тебя. Он, наверняка, пожелает говорить с тобой.
— Я не буду с ним говорить, — пробурчала девушка.
— Будешь! Ты должна.
— Кому? Вам? Уж вам-то я ничего не должна, будьте уверены! По происхождению я намного выше всех вас, даже Тамируша. Мой дядя — король Сиальдара.
Скаллинарцы испуганно притихли. Все взгляды обратились на Стеллу. Даже Алилаш был напуган. Он отпустил её руку и предупредительно отошёл — на всякий случай.
Её слова будто пробудили ото сна Тамируша. Он вздрогнул, открыл глаза и обратил свой мутный взор на нарушительницу спокойствия.
— Когда-то Скаллинар принадлежал Сиальдару. — Его голос, дрожащий, шепелявящий, казался таким громким и ясным посреди воцарившейся тишины. — И мы возили наших коней в Розин. Давно это было!
— Алилаш, — старик протянул дрожащую руку, — помоги мне встать! Я хочу посмотреть на неё.
— Пусть лучше она подойдёт к тебе. Гора к мыши не ходит, — гордо возразил сын.
— Нет, — затряс головой Тамируш, — я сам встану. Мне кажется, что я вижу яркий камень на рукояти её меча. Мои глаза давно плохо видят, ты знаешь, я не различаю ваших лиц, но этот камень... Он светится, Алилаш, светится солнечным светом. Эта девушка — Спасительница.
— Эта соплячка — Спасительница? — Судя по всему, Алилаш думал, что отец выжил из ума.
— Да, — прошамкал старейшина и на дрожащих руках приподнялся над обтянутым шкурами креслом. — Будь вежлив с ней, сын мой, и знай, что она имеет право прикасаться к реналу столько, сколько захочет. У неё в руках меч справедливости.
Стелла уважала старость, поэтому не позволила Тамирушу встать и сама подошла к нему. Старик долго всматривался в её лицо, а потом прошептал:
— Я знал, что я счастливее многих. Не у меня ли лучшие табуны, не у меня ли смелые сыновья и прекрасные дочери? Но теперь я окончательно уверился в этом. Я видел тебя.
Не выдержав, Тамируш расплакался. Смахнув морщинистой рукой слёзы, он поцеловал принцессу и, будто в укор грубости сына, усадил рядом с собой на маленькую скамеечку.
Терпеливо выдержав до конца торжественной церемонии, в которой она больше не принимала никакого участия, принцесса наконец-то вышла на свежий воздух. Ей хотелось успокоиться, привести мысли в порядок.
Возле лошадей девушка застала двоих новых знакомых: Телифа и Жалату. Скаллинарец гладил Ферсидара, чья шкура была начищена почти до зеркального блеска; Жалата стояла рядом с кувшином воды.
Принцесса сосредоточенно осмотрела копыта Лайнес, зорко следя за тем, чтобы Шарар не увязался за местными собаками. На душе у неё было неспокойно: Алилаш, хоть и стал немного любезнее, по-прежнему относился к ней враждебно.
— Нам очень повезло тогда, повезло, как никогда не везло в жизни! — скаллинарка заканчивала очередную историю. Тёмная накидка сползла с головы на плечи. — Если бы Платана не оказалась рядом, мы бы пропали.
— Жалата! — позвала Стелла. Девушка обернулась. — Кто твои родители?
— Я дочь Тамируша, сестра Алилаша, — улыбнулась скаллинарка. — Иначе я бы не посмела поднести сали великому воину.
'Великому воину'! Это так она называет своего брата, этого грубияна Алилаша? Принцесса чуть не рассмеялась, но передумала. Нет, это ведь совсем не смешно! Алилаш бьёт её, бьёт просто так, чтобы выместить на ком-нибудь свою неуёмную злобу, чтобы показать свою силу.
— Да как он смеет так обращаться с тобой, своей сестрой? — Стелла на время отложила ножичек для чистки копыт. — Вам хоть что-нибудь позволено, или вы просто безгласные рабыни мужчины?
Вопрос принцессы вызвал у Жалаты искреннее удивление. Похоже, она никогда об этом не задумывалась.
— Мы следим за домом, растим детей, выхаживаем больных, следим за лошадьми, пока мужчины в степи.
— И ничего больше?
— Этого достаточно.
— Но вы же бесправны!
— Такой порядок установили предки. — С опаской глянувшись по сторонам, скаллинарка шёпотом добавила: — Когда я была маленькая, наши воины захватили в соседнем племени невест. Ту, которую пожелал взять себе Алилаш, звали Алуста. Она прилюдно отказала ему и сбежала, нарушив законы предков. Алуста называла себя свободной. Её поймали, но она по-прежнему не желала быть его женой. Её били, а она стояла, стиснув зубы, и молчала. Алуста была очень гордой, она пять раз бежала от нас, а под конец, не желая возвращаться к брату, она бросилась под копыта лошадей. Нам запретили вспоминать о ней.
Наверное, Жалата сочувствовала Алусте и втайне завидовала ей. Ей-то никогда не стать свободной, даже ценой жизни. Люди, не способные совершать поступки, всегда восхищаются теми, кто хоть однажды отважился на такое опасное и зачастую неблагодарное дело.
Скаллинарка, как тень, проскользнула вдоль шатра и затерялась среди других женщин. Стелла проследила за ней взглядом и подняла с земли нож для чистки копыт. Обернувшись, она увидела Алилаша. Он с нескрываемой ненавистью смотрел на Телифа, вертевшегося возле Ферсидара. Губы его были плотно сжаты; в руках была плеть.
Почувствовав на себе ее взгляд, Алилаш заткнул плеть за пояс и подошёл к принцессе.
— Этот человек должен уйти, — он указал на Телифа. — Его место в степи. Чужой степи, подальше от нас, — подчеркнул Алилаш.
— Он прав, — предупредив возражения принцессы, заметил Телиф. — Я оскорбляю их род своим присутствием.
Не желая испытывать судьбу, скаллинарец сделал вид, что уходит. На самом деле он направлялся к месту стоянки погонщиков, которые, благодаря нескольким словечкам Жалаты, согласились на время приютить его.
— У тебя славный жеребец, и лошадь тоже хорошая, — заметил Алилаш, убедившись, что ненавистный Телиф скрылся из виду. — На таких лошадях нужно уметь ездить.
— А я умею. — Принцесса закончила свою работу и привязала Лайнес к коновязи.
— Тогда докажи, что ты хорошая наездница. Я поставил десять талланов против того, что ты не обгонишь меня. Если выиграешь — деньги твои, а если проиграешь — станешь всеобщим посмешищем.
Десять талланов! Ну и жмот! Высоко же он её ценит! Ничего, она ему докажет, что он всего лишь зазнавшийся грубый скаллинарец.
— Так что? Боишься?
— Нет, не боюсь. Да и чего бояться?
— Того, что конь скинет тебя на землю, — усмехнулся Алилаш.
— Я принимаю пари.
Стелла выбрала Ферсидара — пусть докажет, что его достоинства — не пустое бахвальство прежнего хозяина.
Соперники остановили коней у последнего шатра перед началом бесконечной степи. Смотреть на скачки вышли почти все обитатели селения. Младший брат Алилаша, Сетур, воткнул толстую ветку на берегу ручья, отмечавшую середину дистанции.
Стелла поглаживала Ферсидара, надеясь на то, что Женин не соврал, расхваливая его достоинства. Она покосилась на рыжего жеребца Алилаша — да, пожалуй, ещё неизвестно, кто выиграет.
По скаллинарской традиции его хвост был обрезан у плюсны и завязан затейливым узлом.
Кони замерли. Сетур взмахнул рукой — и ветер засвистел в ушах.
Жеребец Алилаша вырвался вперёд, но у ручья, на середине дистанции, Ферсидар оправдал слова Женина. На финише он опередил рыжего на целый корпус.
Алилаш кусал себе губы от злобы. Ему не хотелось признавать, что его обошла какая-то чужестранка, но десять талланов были проиграны, с этим ничего не поделаешь. Девушка приняла их со снисходительной улыбкой.
Зазвучали весёлые звуки рожков, и женщины, позабыв о былой благопристойности, пустились в пляс под дружные хлопки мужчин.
Сыновья под руки вывели к танцующим Тамируша. С трудом подняв кверху руку, призывая к тишине, он сказал:
— Сегодня мы славим нашу гостью. Веселитесь, друзья мои!
Алилаш нахмурился. Кто-то за его спиной засмеялся и ядовито прошептал: 'Великий воин, лучший наездник посрамлён женщиной!'. Скаллинарец стиснул кулаки и ушёл. Он привык побеждать, а проигрывать не хотел и не умел.
