Ловец Зеркал

Я знаю, что усталость охватывает целиком, знаю, как приготовить себе холостяцкий ужин, знаю даже, как убрать в квартире. Я знаю, как можно завести машину, знаю, что дорога бесконечна, знаю, что станции пусты, когда нет поездов. Я знаю, что стихи рифмуют, знаю, что белый цвет уравновешивает, знаю, что если закричать, то можно услышать ответ. Я знаю, что тишина пуста, знаю, что птицы улетают на юг, знаю, что писать бесполезно, если это читаешь только ты сам.

Я знаю твоё имя, знаю, что поздно идти к тебе домой, знаю, что скоро наступит лето. Я знаю, что лекции притупляют ум, учебники нужно сдавать в библиотеку, знаю, что сквозь снег пробиваются первые цветы. Я знаю, что год можно поделить на части, знаю, что в клубы ходят много народу, знаю, что обычаи стали обязанностью. Я знаю, что интересы пересекаются не всегда, знаю, что рост никогда не имел значения, знаю, что радость у каждого своя. Я знаю, что детские игрушки имеют свои имена, знаю, что листья меняют цвет, знаю, что восток манит своей экзотикой.

Я знаю, что уже совсем темно, знаю, что я стою посредине улицы и думаю ни о чём, знаю, что мне хочется, безумно хочется чего-то. Я знаю, что жизнь не объяснить, а смерть не оправдать, знаю, что твоё лицо напоминает мне классику, знаю, что в школе мы набираемся сил. Я знаю, что горы прекрасны, знаю, что дождь бывает куриным, знаю, что раньше дома строили намного лучше. Я знаю, что стою на коленях перед тобой, знаю, что ты смотришь на меня, знаю, что ты ждёшь чего-то. Я знаю...

Я знаю, что моя рука слишком холодна, знаю, что книги не читают с последней страницы, знаю, что даже сыр покрывается плесенью. Я знаю, что бусы симметричны, знаю, что тесты необъективны, знаю, что ты рядом, и я не могу удержаться. Я знаю, что ты не против, знаю, что ты давно знаешь меня, знаю, что почти выиграл. Я знаю, что ты смотришь на меня даже сквозь веки, знаю, что ты лучшее, что случилось со мной за это время. Я знаю, что мы стали одним, знаю, что мы уже не можем расстаться, и я знаю, что когда расцветёт рассвет, то мы встретим его вместе...

Глава 11

Ночь прошла без особых эксцессов. Утром, поев и приведя себя в порядок, Клайв, принцесса, Ллойд и Майк отправились в путь. Они ехали в одну сторону с Мэй, как они сами это называли: они сопровождали принцессу в безопасное место. Кони отдохнули и ехали бодрым шагом, практически не сбиваясь с такта. Мэй и Клайв молчали о ночном инциденте, а Ллойд так крепко спал, что просто ничего не слышал. Они ехали спокойно, иногда болтая и смеясь. Всё было нормально — их путешествие подходило к концу. Несколько дней пути должны были привести их к месту назначения. Мэй почти всегда ехала рядом с Клайвом, словно выбрав его своим ангелом-хранителем. Они перешли на "ты" так естественно, как будто классовое разделение никогда не имело для них значения.

Приближение к горам путники почувствовали сразу. Дорога стала более каменистой, и кони стали ступать осторожно. Стало темнее и даже немного прохладней. Они ехали целый день, не останавливаясь и не отдыхая. Клайв чувствовал, что там, у подножья гор его ждёт разгадка. Вечер наступил неожиданно, упал на их головы проливным дождём и громом. Едва успев спрятаться от дождя в подвернувшейся по дороге пещере, путники, промокшие и голодные, пытались найти хотя бы несколько сухих веток для костра. Исследовав пещеру, они обнаружили целый склад валежника, и даже место, где можно было поставить лошадей.

— Странно, — Ллойд разжёг костёр и подбросил несколько маленьких веточек, чтобы он лучше разгорелся, — похоже, что это место уже кто-то обжил...

— Может охотники или пастухи? — Клайв подставил руки тёплым струям, несущимся от молодого костра.

— А может здесь живёт хранитель? — Мэй провела рукой по странным рунам возле входа пещеры. Они их даже не заметили, когда, скрываясь от холодных потоков воды, укрылись здесь. Только сейчас, когда костёр немного разбавил темноту и влажность ночного дождя, руны обозначились чёткими и понятными символами. У Клайва даже мелькнула мысль, что они появились только что, специально, когда они были готовы их увидеть.

— Что за хранитель? — Майк проявил своё юношеское любопытство.

— Хранитель дороги в долину зеркал, — Мэй сказала это так, как будто это были вполне будничные вещи.

— А...— Майк сел на место, но его глаза по-прежнему блестели задорным интересом.

— Я думаю, что нужно лечь спать, — сказал Клайв, — а если этот хранитель или кто-то ещё придёт, то он нас разбудит и поставит всё на свои места.

— Думаю, что нужно дежурить, — Ллойд подошёл к выходу и посмотрел в темноту, — здесь опасно. Не хотелось бы, чтобы кто-то застал нас врасплох.

— Ты прав, — Клайв кивнул трубадуру, — дежурим по три часа. Я буду первым, — он завернулся в плащ, подсел поближе к костру и повернул голову в сторону входа, — спите. Я разбужу.

Ллойд, Майк и Мэй, зашуршали вещами, раскладывая одеяла и подвигая их ближе к огню. Буквально через несколько секунд их сморил сон. Клайв слышал мирное посапывание и ровное дыхание спящих. Клайв оглянулся на них и улыбнулся — все спали в разных позах, беззащитные в своей непосредственности и открытости. Внезапно на него обрушился приступ вселенской нежности, ему хотелось обласкать и защитить тех, кто стали его друзьями. Он любил их, со всеми их недостатками. Он уже не мог без них, и он уже не мог без Мэй. Без её улыбки и взгляда её раскосых глаз, её акцента и того доверия, которое она испытывала к нему. Внезапно Клайв с ужасом понял, что совсем не думает о Дайрис. Он забывает её, хотя прошло совсем немного времени. А заставлять себя он просто не мог, не хотел. Правда, он думал, что когда он увидит свою принцессу, то всё вернётся на свои места.

— Можно? — Мэй, завернутая в одеяло подсела к нему.

— Конечно, — Клайв улыбнулся ей.

— Ты чем-то озабочен?

— Нет, — соврал он и отвёл глаза.

— Другая? Ты всё время думаешь о ней, сравниваешь и пытаешься выбрать?

— Я не сравниваю тебя ни с кем, — он помолчал. — Вы абсолютно разные.

— Вот, уже сравнил, — Мэй улыбнулась.

— Кто она?

— Принцесса объединенного королевства.

— Дайрис?

— Да, — Клайв не смотрел на неё.

— А ты, наверное, новый начальник королевской стражи?

— Наверное, — Клайв непроизвольно подвинулся поближе к ней, — я уже не знаю кто я. Я совсем запутался во всех этих предсказаниях, снах и вообще в своей жизни. Испытания слишком сложны для меня.

— Воин не должен сдаваться, — Мэй подбросила в костёр несколько веток. — Ты достоин её и ты достоин меня.

— Да? — Клайв удивлённо посмотрел на Мэй.

— Да, — она смотрела прямо ему в глаза, — их поцелуй был долгим. Казалось, костёр стал гореть медленнее, а капли стучать тише. Мгновение, когда любовь била ключом, чувства захватывали полностью, а руки могли познакомиться друг с другом. Он обнял её и их поцелуй, продолжающийся и захватывающий, стал ещё прекраснее. Сейчас, в этой пещере, испещрённой таинственными рунами, билось только два сердца, стучали, всё быстрее и быстрее, стараясь не потерять нужной скорости.

Обманчивость кажущейся любви, сладость страсти и это всеохватывающие чувство, которое накрывает с головой. За все времена никто так и не изменился, за всё это время никто не стал себя больше сдерживать или стремиться удержать свою любовь. Никто не хочет ничего сохранять, защищать, удерживать — все хотят лишь новых ощущений, продолжений и свободы.

— Ты прекрасна, — он сказал это непроизвольно. Что он ещё мог сказать в такой момент?

— Я знаю, — сказала Мэй. Покорность и спокойствие уснули в её глазах, уступая место озорству и обычному женскому нахальству.

— Ты любила когда-то? — спросил Клайв.

— Какое это имеет значение?

— Огромное, — он положил голову ей на плечо, — любовь не может приходить дважды. Любовь единоличное понятие, оно эгоистично и своенравно. Нельзя любить дважды, трижды...Это уже не любовь, а осколки чьего-то разбитого чувства.

— Тогда нет, — она посмотрела ему в глаза. — А ты?

— Я не знаю, — он закрыл глаза. — Сейчас я сам не верю в свои слова. Но когда я смотрю на тебя, то мне хочется сказать, что я не любил ни разу. Никогда.

— Когда ты смотришь на меня, тебе хочется солгать?

— Нет, мне хочется забыться и начать всё заново.

— Так не бывает...

— Я знаю, — он вздохнул, — тогда я просто промолчу. Оставлю твой вопрос без ответа.

— У нас есть сегодня и завтра. У нас есть много времени.

— Я хочу поверить тебе, но моё "вчера" всё ещё стоит за моими плечами.

— "Вчера" имеет очень нехорошую привычку возвращаться в самый неподходящий момент, — принцесса смотрела в костёр.

— Прости, если я причинил тебе боль, — Клайв снова обнял её. — Просто всё так быстро происходит. Не знаю, что делать...

— Ты слаб, воин, — Мэй освободилась от его объятий, — мужчина не должен раздумывать над своим выбором. Он должен знать, чего хочет.

— Я знаю, чего я хочу.

— Любовь нельзя хотеть. Любовь — это подарок. Она не сбывается, как дурные желания, она не приходит по заказу и не покупается за деньги. Перед тобой такие возможности, а ты рискуешь потерять всё. Рискуешь всю жизнь жалеть о том, чего не сделал.

— Я ни о чём не жалею, — Клайв встал. — И я сам выбираю свою жизнь. Прости, если я не бросаюсь перед тобой на колени и не клянусь в вечной любви. Прости, что я не могу забыть Дайрис. Прости меня, что я не оправдываю твоих желаний.

— Мне пора спать, — Мэй встала. — Спокойной ночи.

Клайв промолчал и не посмотрел на неё. Он снова сел спиной к костру и лицом к выходу. Он охранял сон своих друзей и Мэй, той, которая могла бы быть для него всем, если бы он действительно был в этом уверен.

Клайв разбудил Ллойда где-то через два часа после этого разговора. Трубадур не выглядел слишком выспавшимся, но был доволен тем, что поспал хоть несколько часов. Зевая, он сел возле костра, пристроив меч под рукой, чтобы в случае крайней необходимости быть готовым к любым неожиданностям. Клайв лёг на его место, ещё теплое, согретое Ллойдом и, завернувшись в плед, заснул моментально.

Сон N V

Пещера пуста, только руны горят ярче, а костёр практически тухнет под порывами неизвестного ветра. Он сидит в самом углу, под странным знаком, изображающем его судьбу и ждёт чего-то. Так проходит много времени, Клайв не чувствует сколько точно, но по ощущениям и смене освещения на поверхности, проходит почти весь день. Когда в пещере становится совсем темно, а костёр тухнет окончательно под порывами этого безжалостного ветра, появляется неизвестный. Он садится напротив, устремив на него свой пронзительный взгляд, и молчит. Незнакомец одет очень странно — длинный одежды, испещрённые странными письменами. На лице у него татуировки оккультных символов, а на ногах нет обуви. Через некоторое время его монотонное молчание превращается в странное пение, не занудное, а какое-то успокаивающе, магическое. Оно как бы погружает в какой-то транс, заставляя тело делать движение в такт этому пению, а рот самому пытаться ловить ноты и подпевать незнакомцу. Когда их пение сливается в одну тональность, когда звукоряд выстраивается, а ноты перестают фальшивить, когда диссонанс музыки сливается с гармонией жизни, когда глаза закрываются сами собой, а руки складываются на груди, тогда Клайв узнаёт его. Это именно тот, кого он так давно ждал — это хранитель долины зеркал.

— Зачем я здесь? — Клайв спрашивает первый, разрывая магию звука, но, всё ещё не открывая глаз.

— А ты разве знаешь где ты сейчас? — у него глухой, спокойный голос.

— Расскажи мне, открой мне глаза...

— Я хочу рассказать тебе одну легенду..., — он очень странно посмотрел на Клайва.

Легенда долины зеркал

Когда-то, очень давно весь мир был одним большим зеркалом. Он отражался сам в себе и был честен сам с собой. Люди тоже отражались сами в себе, и каждое утро здоровались дважды со всеми: так как первый раз они говорили приветственные речи человеку, а второй раз его отражению. Они были настолько похожи, что просто иногда их невозможно было отличить. Люди жили в двух мирах, похожих друг на друга, как две капли воды и даже не подозревали какой из них настоящий. Они не знали лжи, предательства и двуличности, хотя и имели каждый по два лица и они не имели сердец, так как не испытывали никаких чувств. Они были кристальны и чисты, как первый снег, они были мудры и наивны, потому что высшая мудрость — это высшая наивность любопытного ребёнка, который познаёт мир в целом, а не отдельными порциями. Они просыпались каждый день в хорошем настроении, так как не хотели видеть своё хмурое отражение, они не обижали друг друга, так как не хотели видеть такое выражение у других. Они разговаривали друг с другом и со свои отражением, поэтому не имели секретов и тайн. Им нравилась их жизнь, и они не хотели ничего менять. Они дружили сами с собой и со своими отражениями и были счастливы. Так продолжалось довольно долго, пока в их мир не забрела любовь. Она как наркотик, перевернула все с ног на голову. Люди стали стесняться друг друга и своих чувств, которые у них появились, они перестали быть открытыми и честными. Они начали строить козни друг другу, пытаться завоевать друг друга и поработить, подчинить, привязать к себе другого посредством этого нового наркотика. Конечно, так было не со всеми, но отвергнутые, подваленные, отверженные и униженные просыпались и смотрели на свои несчастные лица. Они становились несчастнее день ото дня, и чем меньше любви было у них, тем меньше становилось счастья на их лица, тем печальнее они были. Они стали ненавидеть тех, кто счастлив. И они начали разбивать зеркала...

Они начали со своих: угрюмых и брошенных отражений, которые в некоторых мечтах уже даже начали трескаться. Они разбили их без сожаления, убили своих собеседников и друзей одним ударом, разбросав осколки своих прошлых жизней по всей стране. А потом они стали гоняться за теми, кто был счастлив. Они искали их повсюду, подкарауливали и пытались убить. И когда началось это повальное убийство, то стало возможным найти свои отражения. Те, кто не разбивался, были настоящими, а кто разбивался — отражениями. И настала новая беда — многие из тех, кто был счастлив, жили с миражами, с отражениями реальных людей, а реальные люди жили совсем другой жизнью и даже не подозревали о том, что делало их отражение. Ведь общаясь со своим отражением каждое утро, ты не спрашиваешь о том влюблено оно или нет...

Выяснилось, что в действительности люди ничего не знали о себе и своих отражениях. Ведь в те времена, когда все были счастливы, никто и не думал обсуждать с отражениями и друг другом проблемы и чувства, потому что их просто не было. Всё было понятно, и обсуждать ничего было не нужно. Всё было стерильно. А теперь...