| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
'Следующим номером программы' стал переход Уншлихта в РСДРП. Вообще-то, это наводило на некоторые размышления — немало польских социал-демократов почему-то осело в российской социал-демократии, из наиболее видных фигур можно вспомнить тех же Дзержинского, Менжинского, Радека, так что Уншлихт был далеко не единственным. Медом им в России было намазано?
Кстати, Вячеславу Владимировичу вспомнился тот интересный факт, что ЧК, вопреки утверждениям 'ура-патриотов' создавали вовсе не евреи — эта сомнительная 'честь' принадлежала выходцам из Польши и Прибалтики. Случайное стечение обстоятельств? Может быть, и так..
Но, в любом случае, сейчас военную разведку контролировали эти двое — и, называя вещи своими именами, Разведывательное Управление работало не столько на РККА, сколько на Коминтерн. Что не менее интересно — Сталин не контролировал советские спецслужбы. Нет, конечно, свои люди у него там были — но его опорой не были ни ОГПУ, ни IV Управление.
Поскольку полковник Ленков был реалистом, то, даже мысли заполучить в свое распоряжение военную разведку у него не было — не для того Ворошилов в свое время отобрал ее у объекта, чтобы вернуть по первому требованию. Попытка же с ходу лишить Уншлихта контроля над РУ стала бы формой самоубийства — слишком большие возможности были у этой весьма темной личности, одного из создателей ВЧК и фактического куратора РУ.
Но, как гласит азиатская поговорка 'Большого барана лучше есть маленькими кусочками'. Применительно к текущей ситуации, Ворошилов был готов на массу уступок Тухачевскому, лишь бы тот не лез в оперативное управление войсками, ограничиваясь тем, что далекая от военного дела 'ленинская гвардия' считала бюрократическими играми и не дающими реальных рычагов власти умствованиями. В реальной истории нарком отдал Михаилу Николаевичу даже перевооружение армии — в этом варианте Вячеслав Владимирович собирался вытребовать к этому 'довески', значения которых не понимал не только бывший слесарь из Луганска, но и большинство офицеров и генералов царского Генерального Штаба.
Этими 'довесками' были научно-техническая разведка и аналитическая служба — эти структуры в то время только зарождались, тогда мало кто понимал, какое у них будущее.
'Тихой сапой' можно было заполучить и сбор разведывательной информации техническими средствами. В 20-е годы даже воздушная разведка только-только выбиралась из пеленок, потихоньку становилась на ноги служба радиоперехвата — а такие вещи, как микрофоны и магнитофоны, пристроенные в нужные места, проходили почти что по части научной фантастики. А дать такие вещи, при умелом использовании, даже при том уровне развития техники, могли немало.
Ну а там потихонечку и полегонечку — сначала небольшие отделы и опытные производства, потом отделы побольше, с НИИ, обеспечивающим их спецтехникой, а, там, глядишь, и до Управлений дорастут.
Разумеется, самые гениальные мысли Ленкова не стоили ровным счетом ничего без воплощения их в жизнь. А это было невозможно без подготовленных кадров. Кадры были — многим своим успехам, достигнутым в 20-е — 40-е годы, советская военная разведка была обязана разведчикам Российской Империи. Вот только с какими чувствами они работали над выполнением задач, поставленных Уншлихтом и Берзиным, можно было догадываться, если вспомнить многочисленные истории о беседах товарищей комиссаров с вернувшимися господами офицерами. Впрочем, суть этих историй вполне можно свести к двум фразам. Комиссар долго распинается о Коминтерне и неизбежности мировой революции. Разведчик, дождавшись окончания речи, говорит: 'Простите великодушно, господин комиссар, но меня Ваш Коминтерн не интересует — я служу России'.
Понятно, что к Тухачевскому профессионалы теплых чувств не питали. Столь же очевидно, что бросаться в непонятно что — а научно-технической разведкой в Российской Империи не занимались, так что дело для старых профессионалов было насквозь незнакомое — поначалу найдется совсем немного желающих.
Но, верно подмечено, что 'Москва не сразу строилась'. Для начала следовало воспользоваться готовностью Климента Ефремовича откупиться от объекта. Будет расширение штатов Главного Штаба — и можно будет создавать группы, сектора и отделы, занимающиеся анализом открытых источников и разведывательной информации.
Полковник Ленков не был профессиональным аналитиком, но методики анализа, для этого времени бывшие форменной революцией в непростом деле обработки информации он знал хорошо. Аналитики ГРУ его времени свой хлеб ели не зря — но Вячеслав Владимирович недаром предпочитал сначала внимательно выслушать их предложения, а потом проработать свои дополнения, весьма существенно менявшие первоначальные планы операций. Верность такого подхода доказывал тот факт, что он остался жив, прослужив сорок лет.
А сколько полезной информации можно получить, анализируя открытые источники информации, сиречь общедоступные газеты, журналы, статистические справочники, отчеты руководства фирм акционерам и материалы парламентских дебатов, разведчик знал. В 70-е годы 96% разведывательной информации получали из открытых источников, 3% — из материалов для служебного пользования, и, только 1% приходился на секретные источники.
Еще одним источником кадров были советские военные училища и гражданские институты. Талантливая молодежь, получившая высшее образование, могла оказаться очень полезной, пусть и не на первых ролях, ввиду специфики именно военной разведки.
А там можно было потихоньку приводить переданную в его распоряжение часть IV Управления к структуре ГРУ 70-х — 80-х годов. Когда молодые аналитики в достаточной степени освоят свое ремесло, надо будет формировать в Штабе Аналитическое управление, оказавшись впереди планеты всей, поскольку обработка информации и в 40-е годы была слабым местом ведущих спецслужб мира — а на их место набирать новых, толковые аналитики, знающие сильные и слабые места что Советского Союза, что зарубежья тогда были на вес золота.
Научно-техническая разведка, при желании, вещь весьма 'растяжимая' — ее можно растянуть и на сугубо военную информацию, а уж на экономическую — сам Бог велел. Ну а там можно будет сформировать отделы, специализирующиеся на ведущих странах и ключевых регионах мира — и кто сказал, что эти отделы не могут быть весьма многочисленными, такими, что на их базе нельзя будет сформировать Управления?
Сложнее было с 'альма-матер' полковника, управлением оперативно-тактической разведки. В распоряжении Тухачевского имелся только полк охраны Главного Штаба — конечно, это было много лучше, чем ничего, но с подбором кандидатов в будущий спецназ ГРУ наверняка возникнут проблемы, как и с учебной базой, как и с специальным снаряжением и вооружением. Конечно, Ленков в совершенстве владел методиками подготовки, которых даже не могли себе представить создатели советского, германского или британского спецназа — но к этому требовалось еще многое. Впрочем, пока ближайшая задача сводилась к созданию подразделения спецназначения из пары-тройки групп, способных эффективно работать оперативно-боевыми методами.
Ну и по мере роста структуры Тухачевского, с ростом авторитета его, как серьезного руководителя, понимающего толк в разведке, наметится и отток кадров от Уншлихта с Берзиным. Понятно, что всех серьезных профессионалов перетащить к себе не получится — но, при наличии куда более совершенной структуры, чем имевшаяся в IV Управлении, при правильной постановке задач и грамотной обработке информации, Тухачевский сможет предоставлять Ворошилову не в пример более серьезные и толковые отчеты по вопросам, интересующим руководство РККА и СССР, чем безуспешно пытающиеся организовать хоть какую-то революцию в самой захудалой стране кадры Коминтерна.
Бесспорно, 'у любой палки два конца' — и Ворошилов, вполне может быть, и не поймет всей серьезности сделанного; но, вот Сталин, еще в бытность свою членом Русского Бюро ЦК занимавшийся партийной разведкой и контрразведкой, наверняка быстро поймет, что в распоряжении Тухачевского, вот чудо чудное, появилась серьезная спецслужба. Вот только, слопать выскочку-'наполеончика' и скушать реального лидера военной элиты СССР, это качественно разные задачи.
Ленков рассчитывал на холодный прагматизм Сталина — человек, с успехом занимающийся одним из важнейших для СССР дел, повышением боеспособности РККА, и, при этом, принципиально не лезущий в политику (Не говоря о том, что упаси Бог, не претендующий на верховную власть!), может рассчитывать на то, что его оставят в покое.
Не по доброте душевной, с которой у Сталина наблюдался явный дефицит — а потому, что Иосиф Джугашвили сумел перерасти талантливого, яркого, но, в целом, довольно обычного революционера Кобу. В отличие от Юстиниана, так и не нашедшего в себе сил стать не византийским правителем, а настоящим римским императором — и как следствие, не сумевшим всерьез верить ни разу не обманувшим его доверия Велизарию — ставший Красным Императором Сталин умел доверять тем, кто не подводил его. Это парадоксально — но так было. Так что шанс стать советским Велизарием, без печального финала одного из величайших полководцев всех времен и народов, при Императоре Иосифе Великом был — другое дело, что для его реализации предстояло сделать почти невозможное.
Боевые друзья за бутылкой водки.
В этот же день Климент Ефремович заехал в гости к Семену Михайловичу. Окружающим это было подано, как желание выпить без помех, поэтому встреча состоялась на подмосковной даче Буденного.
После взаимных приветствий и бодрого заявления командарма: 'Клим, зараза! Где тебя носит, водка же греется!', парочка двинулась в столовую, к щедро накрытому столу.
Внимательный наблюдатель со стороны мог бы заметить легонький наигрыш, что со стороны хозяина, что со стороны гостя, они чуточку переигрывали, изображая простонародность — но, здесь такого не оказалось, а адъютанты, охрана, обслуга дачи привыкли к регулярным посиделкам легендарного командарма с наркомом обороны. Да и легенда этих встреч была подобрана идеально — что может быть странного в желании двух нестарых мужиков 'дернуть по маленькой', устроившись так, чтобы им никто не мешал получать удовольствие от процесса? В реальности же Ворошилов с Буденным были тоньше и умнее, чем полагали многие — нет, на этих посиделках и водочка потреблялась не наперстками, и закускам уделялся должный почет, и пелись песни под гармошку — но основным содержанием таких встреч была вдумчивая выработка позиции по ключевым вопросам, входившим в их компетенцию.
Сейчас предстояло заняться именно этим — и друзья приступили к работе, прикончив аппетитное, с пылу, с жару жаркое. Конечно, по паре чарок они успели принять — но для них это было, что слону дробина, особенно для Семена Михайловича.
— Семен, что надумал насчет поручения Кобы? — спросил Климент Ефремович.
— А хрен ли тут думать — пожал могучими плечами Буденный — вот гляди сам: Гришу Кулика, с его четырьмя классами, на это дело ставить нельзя, он такого наворотит, что потом не расхлебаем. Верно?
— Верно — согласился Ворошилов. — Гриша наш, верный человек, но ему еще учиться и учиться, прежде чем можно будет ему всю артиллерию доверить. Его на это дело тоже надо будет отрядить, чтобы присматривал и учился — но главным его ставить нельзя, никак не потянет.
— Грендаля на это ставить нельзя по другой причине, — продолжил хозяин, — сделать-то он все сделает, в лучшем виде; вот только, если мы его на такое поставим, нас народ не одобрит. Сильно не одобрит.
Ворошилов тяжко вздохнул, соглашаясь — в квалификации инспектора артиллерии РККА, Владимира Давыдовича Грендаля, ни малейших сомнений у него не было, спец из лучших спецов. Равно не было и сомнений в том, что служит Владимир Давыдович, в свое время добровольно пришедший на службу в Красную Армию, не за страх, а за совесть. Вот только назначить потомственного золотопогонника и такого же дворянина, царского полковника артиллерии, да вдобавок даже не русского, а шведа, ответственным за перевооружение артиллерии РККА — такого красные командиры, люто ненавидевшие царских офицеров, точно не одобрят. Они и так косились на золотопогонников — и Грендаль не был исключением — как цепной кобель на кота с чужого двора. Только чтоб подвернулся случай — разорвут в клочья.
И потворства золотопогоннику товарищи краскомы не простят даже им — это Ворошилов понимал и без Семена.
— Жорку Бондаря ставить — это курам на смех, — констатировал Буденный, — с командира артдивизиона стрелковой дивизии в начальники ГАУ, и смех, и грех, по-другому и не скажешь.
— Согласен — коротко сказал Ворошилов, думая про себя, что Бондарь стал его ошибкой. Да, происхождение из крестьян — но и высшее образование, и царский поручик, так что вроде бы должен дело знать. Нет, не справился.
— Вот и остаются у нас Тухачевский с Уборевичем — закончил перечисление возможных кандидатур Семен Михайлович. — Иероним нынче учится у германцев, так что остается только Михаил. Образование у него хорошее, от техники его за уши не оттащишь, так что должен управиться.
— Все верно ты говоришь, Семен — выразил свое согласие Климент Ефремович — должен он управиться. А на всякий случай отрядим на это дело Грендаля, чтобы присмотрел по технической части, да Гришу. Ну, про Кулика я уже говорил.
Про себя же нарком подумал, что Бог, наверно, все же есть — может, и не врут попы. Сейчас ему позарез надо было, чтобы Тухачевский не лез в управление войсками — а он, холера, мать его, мог, как ни отбирай у него полномочия, все же начальник Штаба РККА — и глядите, люди добрые, он в книжки зарылся. Вряд ли этой страсти к писанине хватит надолго, Мишу мотает из стороны в сторону, как пьяного после двух старорежимных бутылок беленькой (емкость стандартной бутылки водки царских времен составляла 1/20 ведра, 0,6 литра — В.Т.) без закуси. И, вот, как по заказу, подвернулось это дело с артиллерией, даже страшновато становится от такого фарта. А сильно напортачить он не должен — технику Михаил наш Николаевич и вправду любит, да и Грендаль всегда может дать дельный совет.
— Значит, говорим Кобе, что Тухачевский для этого лучше всех подходит? — уточнил Буденный.
— Говорим — и растолковываем все, что тут надумали по другим товарищам, чтоб у него сомнений не было, что мы все хорошо обдумали — подвел итог нарком. — Да, заодно, можно будет поручить ему для начала написать программу всего этого дела.
— А на всякий случай, прежде чем его окончательно утверждать, покажем эту программу старым спецам, тому же Грендалю — сказал Семен Михайлович, очень уважительно относившийся к знатокам своего дела.
— Это ты хорошо придумал — так и сделаем — согласился Ворошилов, резонно считавший, что имея в своем распоряжении Главный Штаб, написать плохую программу трудно; а лишняя подстраховка точно не повредит.
— Ну, с делом мы разобрались — теперь по водочке? — спросил командарм.
— С нашим удовольствием — ответил нарком.
Расчет будущей артиллерии.
Двумя днями позже новый Тухачевский, закончив две статьи по вопросу 'позиционного тупика', и, отдав гранки этих статей Какурину, решил дать себе небольшой перерыв от военно-теоретических трудов. Сделать это он решил, руководствуясь одним из любимых высказываний покойного тестя, гласящим, что 'Лучший отдых — смена работы'.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
