Имперский цикл

А если не пить, а так?

Кай оторвал от комка одну из салфеток — их было три — и нащупал на ней подсохшее пятно. Мгновение он колебался, потом открыл рот и положил пятно на язык.

Кровь ударила ему в голову, как алкоголь на пустой, голодный желудок, только гораздо сильнее — чувственным взрывом. Боль, запредельный ужас, касание смерти и ада; горе вдовства и утрат — и счастье победы; похоть и страсть — к его, Кая, родной сестре; очень мужское, жёсткое и ласковое удовлетворение от того, что она, Мэй, наконец подчинилась, легла под него, адмирала Торна, телом и, как он полагал, душой. Все эти чувства разворачивались, словно всплески цвета, мазки в замысле сложной абстрактной картины, где великолепной спиралью шло чистое умственное возбуждение от обработки громадных массивов информации, от искусного насаждения своей воли, передвижения флотов и армий, словно камней на доске для игры в го — от построения архитектуры и механизма имперской победы. Фоном и рамкой этого замысла Кай угадывал ещё больший, величественный, грандиозный смысл — оборона галактики. План неизбежной войны с ордой. И — новые взрывы чувства на острие спирали: радость, что механизм сработал как надо, тёмное наслаждение торжества над мятежниками с примесью разочарования тем, какое они в большинстве своём дурачьё. Любопытство касательно Кая Оками — его самого. Прежде всего любопытство, без жажды мести. Почти без гнева.

Последнее было особенно горько. Кай сжал зубы — ему стало плохо. Он не хотел разведать всё то, что добыл из железного кровяного вкуса. Всё это было запретно. Он не имел права знать столько о другом разумном существе — о том, кому раньше желал поражения, чью смерть воспринял с облегчением и радостью. Тем более узнать об этом так. Адмирал провёл вечер в видеоконференциях с губернаторами провинций и начальниками имперских штабов. Речь шла о разгроме упорных локальных остатков Сопротивления в отдельных системах, о реформах, снятиях, назначениях, о судах и казнях; а также о налогах, займах и долгах — Кай в этом не смыслил, даже отведав крови, даже теперь. Он знал, конечно, что адмирал Торн умнее его, воспринимает и понимает гораздо больше, но прочувствовал масштаб разницы между ними только сейчас. Мысль о том, что он, Кай Оками, в свои двадцать три мог занять место этого человека либо отдать его тем, кого считал достойными — сестре или их соратнице Ми Ми Онг... это казалось даже не глупостью, а вредительством. Чудовищным, колоссальным. Предательством всего живого. Вот почему адмирал не за демократию, понял Кай; я наверняка не глупее среднего гражданина империи — как можно отдать власть необозримым массам таких, как я? По сравнению с ним мы просто слепцы. Даже я, с моим даром.

Он отпил воды из стакана, долил из фляги и решительно опустил туда салфетки. Взялся, так до конца. Это была технология Тьмы, причём примитивная, но она работала. Иначе никто бы её не использовал; вкус человеческой крови для человека — то ещё "лакомство". Вот-вот стошнит. Но выбора не было. Духовная оборона адмирала была так же качественна, как оборона его флотов и баз — практически непроницаема. Однако Кай должен был знать, что с ним, иметь возможность разведать в любой момент. Адмирал был слишком важен для спасения галактики. В плане Кая он занимал центральное место. Собственно, он этим планом и был.

Кай ждал, пока салфетки хорошо размокнут и кровь с них разойдётся в воде. Потом сидел в темноте, пил раствор небольшими глотками. Вины он уже не чувствовал, было поздно. И тошнота ушла. Кай ощущал главным образом интерес к тому, как работала Тёмная технология кровопийства. Отпивая частицы крови с водой, понемногу, он разбирал нюансы, которые упустил с первым ошеломительным вкусом. Между Каем и Торном установилась тонкая связь, ради которой магистр всё это и затеял. В данный момент адмирал пытался работать — сидел среди голограмм и дисплеев в своём кабинете и изучал дорусскую проблему, она же уртанская, она же проблема исчезнувшего Девятого флота. Усталость и боль, однако, брали своё. Торн уже несколько суток не спал, не считая долгого обморока от случившейся ночью кровопотери; он несколько недель как следует не ел, обходясь одним скромным приёмом пищи и стаканом виски в сутки; плюс кровопотеря и шок. Пока Кай прощался с Нив Уэллан и добирался до корабля, адмирал по своей привычке бродил среди голограмм, изучая изображения, видеозаписи и блоки информации, но вскоре понял, что опять находится на грани обморока, и сел в кресло. У него всё сильнее болела рука, которую он повредил чуть раньше во время своих ежедневных физических упражнений. Комплекс упражнений был рассчитан на тридцатилетнего воина в хорошей форме; адмиралу было под пятьдесят, и он, по сути, оправлялся от тяжёлой раны. Или не оправлялся. Он надорвал руку, пытаясь выжать вес, который не составлял для него проблем ещё год назад. Чувствовал, что не сможет, и всё-таки попытался. Как любое живое существо, Ариан Торн не хотел стареть и умирать.

Великий магистр допил воду с кровью, бросил складной стаканчик с размокшими салфетками в инсинератор и вынул комм.

— Адмирал?..

— Оками. Да. Что такое?

Торн говорил тихо и отрывисто, но внятно. Так и не скажешь, что человек на грани потери сознания. Видео он не включил.

— У вас всё в порядке, сэр? — сказал Кай своим самым верноподданным голосом. Верноподданность ему давалась плохо.

— Да, и нет. У нас целый флот угнали, я бы это не назвал порядком.

— Сэр, я предвижу проблему, — Кай не уточнил, как именно он её предвидит. Адмирал должен был думать, что речь идёт о его надприродном даре.

— ...С генералом Герионом?

Голос Торна не выдавал ничего, но невидимая кровавая нить между ними сказала правду — адмирал испугался за своего помощника, который в данный момент шёл на встречу с эскадрой имперского отщепенца Луня.

— Нет, с ним всё в порядке, сэр. С вами. Я вижу две возможности: либо вы сейчас ужинаете, зовёте доктора и ложитесь спать, либо у вас будет срыв. Проваляетесь в клинике несколько дней.

— Зачем бы мне врач, Оками?

— Ну, это вам виднее, — избежал ловушки Кай. — Я точно не знаю. — Он ведь и вправду не знал диагноза. — Что-то с рукой?

— Действительно. Погоди...

Торн подключил видеосвязь, и Кай почувствовал раздвоение — он смотрел на адмирала через экран и одновременно разделял его чувства благодаря связи крови. Как на себя самого смотрел. Этот-я тяжко ранен и истощён, ему надо помочь. Адмирал между тем вызвал врача и приказал нести ужин — рис с тунцом. Он постоянно заказывал рис, рыбу и фрукты. Хорошая пища, только он ел её мало.

— Доволен?

Это звучало грубо, но адмирал улыбался. Забота Кая его позабавила. В этот момент в кабинет ворвался знакомый медик-дроид Эм Дре 101, ждавший, видимо, прямо за дверью. Его латунное лицо сверкало беспокойством. Торн протянул ему правую руку и коротко рассказал, что случилось. Дроид принялся обследовать его локоть и бицепс.

— Ещё не совсем, — сказал Кай; куй железо, пока горячо. — Вам надо лечь в постель, сэр, сон в кресле — плохо. Устанете ещё больше. Простите за фамильярность, но нужно дойти до спальни.

— Надо будет — врач поможет.

Опять улыбка. Адмирал смотрел на Кая со снисходительным прищуром, как человек, которого непроизвольно развлекали. Ему даже стало лучше. Смех сам себе лекарь.

— Рад, что вам весело, — сказал Кай, чувствуя себя-настоящего дурачком. — Медик-дроид вас, конечно, дотащит, но не придаст вам сил, а они вам будут нужны. Прямо завтра, то есть, — он демонстративно посмотрел на корабельный хронометр, — уже сегодня с утра.

— И ты мне хочешь помочь? Придать сил? — адмирал морщился от боли в руке, которой завладел дроид, но продолжал развлекаться. — Вернёшься сюда, во дворец, дотащишь меня до постели и будешь хранить мой сон? Аки ангел.

— Нет, это пока не нужно. — На что он, Тьма побери, намекает? — Придать вам сил я могу и отсюда.

Торн перестал веселиться. Что-то новое, да. Ещё полчаса назад Кай не мог бы сделать то, о чём говорил, но краденая кровь установила между ними связь, которую можно было использовать не только для шпионажа.

— Вот как, — сказал адмирал задумчиво. — Ну, попробуй.

Он не мог не исследовать эту новость. Готово. Кай внутренне улыбнулся. Хорошо смеётся тот, кто выиграл партию в го.

— Переключите связь на голодисплей, сэр, в размере один к одному, — он сам сделал то же. Теперь они были световыми призраками друг для друга. — Дайте мне руку. Левую, правую не беспокойте.

...

Кай поднял "Виту Нойю" вдоль башен города в стратосферу, вывел на орбиту и пошёл на встречу с Тором Бао. Он снова добился, чего хотел — обманом. Если бы вселенная была справедлива, думал он, глядя в неверном свете дисплеев на свою руку, только что касавшуюся руки Торна — если бы мир был устроен правильно, эта очередная ложь мне бы дорого обошлась. Стала бы, например, первым камнем в лавине моего падения. Но мир был устроен несправедливо, Кай знал это точно. Иначе треть населения галактики Млечный Путь не расплатилась бы за его ошибки ужасной смертью в несбывшемся, отменённом им же, но совершенно реальном грядущем. Бесчисленные триллионы погибли, в то время как он, виновный во всём мятежник, предатель, убийца, нисколько не пострадал.

Каю нужна была помощь мастера Бао, чтобы построить другое будущее. Получше.

...

...

Лина Ивер проснулась, чувствуя шевеление Су на своём боку. Такое родное. Ящерка заползла ночью под одеяло и устроилась во впадинке талии хозяйки, как обычно. Там ей было тепло. Лина давным-давно связала для Су три удобных шерстяных костюмчика, она ради этого научилась вязать, но лапки и хвост зверушки всё-таки мёрзли. Температура в крохотном апартаменте была ниже средней по столице — они с Су жили на полюсе. Позволить себе обогревать помещение так, чтобы Су было комфортно, Лина не могла — счёт за энергию вырос бы в полтора-два раза, с семидесяти двух динар в месяц до ста и больше. Таких денег у неё не было. Единственным по-настоящему теплым местом был террариум с отоплением и запасной батареей.

Лина сунула руку под тяжёлое одеяло, нащупала любимицу и осторожно переложила её со своего бока на простыню у живота. Су цеплялась за хозяйкины пальцы маленькими коготками, а оказавшись на простыне, потянулась и поползла к подушке. Лина посмотрела на часы. Было 06:16 утра, можно было дремать ещё четырнадцать минут, прежде чем наступит время встать, включить комм и узнать своё рабочее расписание на сегодня. Работа Лины, помощь в доме инвалидов и престарелых, обычно начиналась в восемь, но бывали дни, когда прийти надо было позже. Лина обняла рукой умостившуюся у неё на шее Су и полежала ещё немножко, а потом всё же встала. Лишние десять минут без сна — десять минут спокойного кофепития. Это было дороже.

Она включила свет и комм и достала из шкафчика пакет с кормом Су. Ящерка, однако, ещё не успела проголодаться с вечера. Она сидела на подушке в человеческой позе, смешная, беззащитная со своими культяпками крыла и левой ноги, и подслеповато морщилась. Её глаза, когда-то ярко-изумрудные, в последние годы чуть потускнели, как и солнечная чешуя, с которой кое-где облезала прозрачная верхняя кожица. Су старела. Лина встряхнула пакет, чтобы шорох кусочков корма привлёк внимание зверушки, и насыпала немного в мисочку в террариуме.

Когда она вышла из туалетной кабинки, Су сидела на крышке террариума, держась обеими передними лапками, и собиралась спрыгнуть на стол, чтобы свернуться на бумагах в греющем свете лампы. Комм показал, что на работу надо к восьми. Лина вздохнула, перенесла Су под её любимую лампу и заварила кофе. Синтетический, конечно. Натуральный — с любой планеты — был ей не по карману.

...

...

Великий магистр Кай Оками посадил "Виту Нойю" в глазу орла. Гигантская птица была высечена в плоской вершине полярной горы Ханандао — лежала, раскинув крылья размахом в полмили и глядя в космос, уставила вправо свой хищный клюв. На спине птица несла щит с тремя звёздами и пробоиной — восьмиугольный колодец гробницы шёл с полюса вертикально вниз. Бесчисленные снежинки, невесомые и почти бесплотные, падали с вечно белесых небес в эту тьму и летели к центру планеты. По логике вещей колодец и силуэт орла давно должно было засыпать снегом и затянуть льдами, но могила Лео Ноэ не подчинялась физике, как и все остальные гробницы Тёмных.

Да, здесь покоился Тёмный. Кай увидел призраков ещё с высоты, заходя на посадку. Он загодя, после вылета, понял: что-то ужасное будет в конце пути. Не ошибся. Ступил на базальт — а они беззвучно вопили, лезли из каждого метра каменной крышки могилы — белые искорёженные фигуры, голодные лица. Скреблись по поверхности камня из-под земли, из бездонного моря, где их поселила какая-то сила и всё держала, как утопающих в заполняющейся водой пещере, не давая ни вынырнуть, ни наконец погибнуть.

Магистр остановился на плече орла. Души вопияли отчаянным хором, тянули скрюченные пальцы к нему, как к долгожданному спасителю. Белые ногти царапались под подошвами его сапог. Кай Оками раскинул руки, задрал голову, глянул в небо. Если бы он поставил корабль подальше, за пределами круга, в который был вписан орёл, сейчас не возникло бы риска, что кто-то из духов задержится на борту поиграть с его гипердрайвом. Но это уже значения не имело. Почему я не пришёл сюда раньше? Слыхал ведь что-то такое о Ханандао.

И генерал Оками топнул ногой по базальту. Он знал, чего ожидал и что сделал, он видел это внутренним оком. Птица-крышка гробницы пошла бы трещинами — огромными, поменьше, совсем крохотными — и взорвалась бы сеткой, освобождая пленных. Души низверглись бы водопадом в небо, не обращая уже никакого внимания на него — ушли б наконец туда, куда лежит путь всех умерших. К истоку Света. Да, так должно было быть.

Ничего не случилось.

Могильная крышка держалась, не понеся никакого урона, каменная и стылая. Бедные души под ней замерли было на долю мгновенья, когда сапог Кая ударил в вершину горы, но освобождение не пришло. Пленные возобновили свой стон. Бились о камень, скреблись с мольбою и зовом.

Кай стоял, шатаясь, а плоская белизна севера кружилась, покачивалась, издеваясь, вокруг него. Не смог. Не сумел. Он поднял руку — она казалась тяжёлой и невесомой одновременно — повёл по воздуху, коснулся своего горящего лица. Пробовать снова было бессмысленно — он каждый раз выкладывался целиком, помогая живым и сражаясь со Тьмой. И в этот раз тоже выложился до конца. Он просто не мог ничего больше сделать. Не знал, как их освободить, как спасти.

Взорвать гору?

Кто-то смотрел ему в спину. Кай обернулся.

Тор Бао висел в позе лотоса над могильным колодцем. Одетый всё в то же потрёпанное, местами рваное кимоно, с длинными космами желто-белых волос и лицом бывалого наркомана, старый мастер был словно имперская карикатура на храмовиков — злой пасквиль. Только он был реален.

— Пошли вниз, Кай, — сказал старый мастер. — Чаю попьём.