— Во-первых, у договора край подмочен, вот здесь даже точка расплылась, — Клима придирчиво приподняла бумагу двумя пальцами. — А во-вторых, он снова нуждается в правке.
Юра, уже во всех красках вообразивший себе теплую постель, малодушно подумал, что эту зануду проще убить, чем заключать с нею союзы. Но, разумеется, не всерьез. После лесной прогулки сильф проникся к девушке некоторой симпатией. Клима оказалась умна, обаятельна, с ней можно было часами говорить на всевозможные темы. Если б она еще договора влет подписывала!..
— Вот здесь нужно изменить "золото" на "белый жемчуг", — продолжила обда. — А после правки о трофеях добавить, что, кроме того, все договора Ордена с Холмами в наших союзнических отношениях признаются недействительными. Это будет логично.
Юрген слишком устал, чтобы оценивать логику Климы, поэтому кивнул, но про себя решил, что сегодня подписать договор и впрямь не выйдет. Завтра надо перечитать на свежую голову, а если потребуется — опять к Липке слетать. И летать до тех пор, пока проклятую бумажку не украсят обе подписи, к обоюдной выгоде сторон.
Даша, сидящая рядом с мужем, широко зевнула и словно бы невзначай пристроила голову на его плече. Тоже спать хочет, но не уходит, ждет, чем все закончится. Кстати, сама Клима на этот раз без "свиты": Геры до сих пор дома нет, и Лернэ изредка, когда думает, что никто не видит, выходит ждать его на крылечко; а Тенька не вылезает с чердака, только однажды спустился за ужином. Правда, на печи лежит молчаливый и серьезный юноша по имени Зарин, но его обда почти не замечает и, тем более, не советуется. В конце концов, Юрген сгреб бумаги в охапку и пожелал всем доброй ночи, заявив, что подписание договора переносится на завтра. Или на послезавтра, если он полетит отчитываться начальству о новых правках. Обда не возражала, и вскоре сильфа ждал крепкий глубокий сон, безо всяких договоров, политических перипетий и, упасите Небеса, болотной жижи.
Клима дождалась, пока господа послы уберутся в отведенную им комнату, коварно глянула на оставленную без присмотра белую доску и отправилась к Теньке.
А утром дом проснулся от скандала на кухне.
— Тридцать четыре смерча! — бранился Юрген. — Чтобы я еще хоть раз выпустил доску из рук в этой невозможной стране!
— Ты ведь сам разрешил, — с делано непонимающим видом пожимал плечами Тенька. Колдуну любая брань была как гусю вода.
— Я разрешил изучить, а не испортить! Как ты вообще умудрился сотворить такое с изобретением детей Небес, человек без капли сильфийской крови?!
— Ну, понимаешь, там так интересненько получилось...
— Мне плевать, чего там у тебя получилось! Верни все как было!
— Я же говорю, там интересненькое дело, — примирительно отвечал вед без тени раскаяния в голосе. — Я один вектор тихонечко подкрутил, и вся сетка наперекосяк пошла. Теперь заново монтировать надо, иначе...
— Сколько времени это займет? — угрожающе поинтересовался Юрген.
— Не знаю, я еще не все вектора там передергал. Интересненькая штука...
Подтягивающиеся к месту разборок домочадцы постепенно вникали в суть конфликта. Дело в том, что минувшим вечером, когда сильфы отправились спать, колдун вылез с чердака, взял доску и чего-то с ней сотворил, да так, что ранимая сильфийская техника напрочь утратила летучесть. Это обнаружил Юрген, который с утра как раз собирался снова лететь на Холмы. Вернее, сперва он заметил пропажу доски, а уж потом, когда Тенька нехотя ее вернул...
— Ах, не все?! — возмущению сильфа не было предела. — Ты думаешь, я тебе позволю после такого хоть пальцем к доске прикоснуться? Дикарь принамкский! Колдун беззаконный! Да как твои руки вообще на такое поднялись!
— Перестань оскорблять Теньку! — влез Гера. — Все знают, что ты ему разрешил.
— Но я даже представить не мог, что человеку под силу как-то повлиять на свойства доски! — вырвалось у Юргена.
— Как это не под силу? А в Институте... — но тут Геру в бок пихнула Клима, и он осекся.
— Что в Институте? — с подозрением переспросил сильф.
— Там тоже доски летать отказываются, или забыл? — выкрутилась Клима.
— Так ведь от старости, а не от колдовства! — Юрген размашисто сел на лавку и снова помянул смерчи.
— Да ты не расстраивайся, — Тенька примирительно тронул сильфа за плечо. — Можно подумать, я все доски Холмов нелетучими сделал.
— Лучше бы все, а не эту, — в сердцах бросил Юрген. — Как я теперь буду с начальством связываться?
— М-да, это, конечно, интересненько получилось.
— Клима, — обратился к обде сильф. — Если твой стукнутый об тучу колдун еще хоть раз произнесет эту смерчеву фразу, я за себя не отвечаю.
Клима красноречиво мотнула головой, и Тенька поспешил ретироваться. Вид у колдуна был довольный.
— Ничего-то ему доверить нельзя, — сокрушенно вздохнула простодушная Лернэ. — Который день крюк в комнате послов на честном слове болтается, а Тенечке все штукатурку заколдовать недосуг.
Почти до самого вечера Юрген и Дарьянэ возились с доской. Судя по долетающим из их комнаты проклятиям в адрес даровитого изобретателя — без особого успеха. Тенька как ни в чем не бывало пропадал на чердаке, Гера обижался за обруганного друга, Клима загадочно помалкивала, а остальные ничего не понимали. За ужином обда завела речь, что не против сегодня подписать договор.
— А как же твое правило ничего не подписывать на ночь? — угрюмо съязвил Юрген. Он оказался в неловком положении: с одной стороны, договор следовало подписать как можно скорее, чтобы обда могла воспользоваться подаренной суммой, пока ведские купцы не распродали урожай на других территориях, иначе сделка почти теряет смысл, и восстание загнется от голода с полными карманами жемчуга. С другой — смерч его знает, какой сейчас в договоре подвох. Обда оказалась куда хитрее, чем о ней думали в тайной канцелярии, иначе с Дашей отправили бы как минимум самого Липку. Но Липка на Холмах, а доска по милости колдуна сломана, и неизвестно, будет ли снова летать. Ехать же через полстраны пешком не просто долго, но и опасно, особенно для сильфов, которых здешние люди терпеть не могут.
— Ночь еще не скоро, — отмахнулась Клима. — Я как раз успею поставить подпись.
Дарьянэ незаметно пихнула мужа под столом. Юра досадливо пихнул ее в ответ, мол, не мешай. Сильфида надулась, отодвинулась и сделала вид, что ее интересует только тушеная капуста в тарелке.
— Сделаем так, — наконец сказал Юра, — я отдаю доску на растерзание твоему Теньке и жду три дня. Если за это время он не починит, тогда — подписывай.
Снова увидев доску, колдун обрадовался и тут же утянул ее на чердак, отчего у сильфа сложилось неприятное предчувствие, что ждать бесполезно, и вообще они тут все заодно. Обда, ее люди, Принамкский край, купцы, грядущая зима... На этом месте Юрген мысленно обругал себя параноиком и до поры зарекся делать выводы.
Предчувствия не обманули в одном: доска через три дня летать не могла, наоборот, неугомонный колдун ухитрился свертеть с нее крепления и боковые лопасти, хотя до сих пор Юрген был уверен, что последние представляют с доской одно целое. К исходу третьего дня лежащие отдельно крепления начали издавать странный жужжащий звук, когда над ними заносили руку или ногу, но на этом научно-исследовательский процесс, по словам Теньки, застопорился надолго, ввиду того, что "вы, сильфы, тут так интересненько придумали". Колдуна хотелось развеять по ветру, но Юра приказал себе не свирепеть и за вечерним чаем дал Климе подписать договор.
— Вот и славно, — протянула обда, оставив на бумаге росчерк и герб Принамкского края — знак формулы власти. — По первому снегу пошлю гонца к сильфийской границе, он передаст весточку твоему начальству, а тебе, вероятно — новую доску. За неделю обернется.
— Ты раньше его отправить не могла? — в Юргене опять шевельнулось нехорошее подозрение, на этот раз куда более обоснованное. Захотелось выхватить договор из рук Климы и разорвать на мелкие кусочки, пока он не наделал бед.
— Разумеется, не могла, — пожала плечами обда. — У меня не так много надежных людей, пока что они все в отъезде, но на днях кто-нибудь вернется.
И глядя в черные лучистые глаза, Юра почувствовал, как его подозрения тают. Не может человек так врать. Даже Липка не может.
* * *
Первый снег накрыл деревню тихо, в ночи, рассыпался, словно пух из надорванной подушки. И сразу кругом стало празднично, нарядно, как будто природа вместе с людьми готовилась к большой ярмарке, надевая свои лучшие платья.
По первому снегу строящуюся крепостную стену пересек первый купеческий обоз. Слух о том, что обда платит за товары не золотом, а жемчугом, быстро разнесся по ведским землям, и нашлось немало охотников разжиться этой редчайшей драгоценностью. Быстро были позабыты указы Фирондо: если на землях обды дело пойдет, к чему вертеться при Сефинтопале? У обды сейчас конкуренции меньше, спрос большой, а выручки в случае чего хватит на улаживание проблем с ведскими властями. И никто внакладе не останется.
Гера лично ходил встречать первый обоз. И Теньку с чердака вытряхнул, взял с собой. Вернулись друзья радостные, со здоровенным мешком пшеницы, а колдун, едва увидев обду, заявил:
— Клима, ты ни за что не угадаешь, кто заправляет первым обозом!
— Неужели Эдамор Карей? — фыркнула обда.
— Он колдун, а не купец! — обиделся Тенька за кумира. В отношении безупречного Эдамора Карея его чувство юмора работать отказывалось.
— В первом обозе главный торговец, которого вы тем летом облапошили в Фирондо, — раскрыл интригу Гера, до сих пор считавший авантюру бесчестной.
— Он нашей многомудрой обде по гроб жизни благодарен, — сообщил Тенька, помогая другу подтащить мешок к горячему боку печки, чтобы зерно хорошенько просохло. — Он, когда меня узнал, и когда я сказал ему, кто ты такая, отдал нам пшеницу задаром, велел в ноги кланяться, сказал, что до сих пор хранит у себя гашеную молнию, и благодаря ей у него все дела в гору пошли. Теперь большой человек, а не башмачками по переулкам торгует. Звал тебя в гости, если изволишь снизойти, обещал прием, достойный властителей древности. Интересненько это у нас тогда получилось!
— Если достойный властителей древности, то снизойду, — улыбнулась Клима. У нее было хорошее настроение. — И собирайся, Тенька. Как с ярмаркой все уладится, поедем в Локит.
— Ну вот, только я запланирую масштабный эксперимент с водяными зеркалами, как сразу "собирайся, Тенька"! Надеюсь, мы ненадолго?..
Глава 8. Дар высших сил
И, принеся в мой быт, в мой труд
свои глубокие законы,
во мне незыблемо живут
магические свойства руд,
земли характер непреклонный.
М. Алигер
Снег лежал на поле так ровно, что казалось, по нему можно невесомо ходить на цыпочках, словно сильфу по облакам. Но кони проваливались в рыхлые перистые сугробы едва ли по колени, а Зарин, спешившийся, чтобы разведать дорогу, и ненароком забравший в сторону от тропы — вовсе по пояс. А с туманных розоватых небес все сыпало и сыпало, точно гигантскую перину разорвали. Огромные узорные снежинки медленно падали хлопьями и порознь, оседали на гривах и меху воротников, норовили облепить ресницы, щекотали губы и нос.
Путешествовать в такой снегопад было совершенно невозможным занятием.
— Это не интуиция, это вредительство какое-то, — бурчал Тенька, то и дело фыркая. Его брови и кусок свисающей через лоб челки посеребрило инеем настолько щедро, что колдун напоминал небывалого духа, который едва вылез из леса.
Остальные молчали, не решаясь оспаривать странное решение обды выдвигаться из Локита прямо перед началом большого снегопада, а до того медлить целых четыре дня. Поездка вышла удачной, Климе удалось найти трех колдунов, сведущих в сооружении заслонов от снега и готовых работать на обду за идею и еду. Самое обидное, сейчас мастера были бессильны: современная наука не умела ставить движущиеся барьеры, поэтому колдуны страдали от снегопада вместе с остальными.
Ехали цепочкой по узкой тропе меж сугробов: Зарин, следом Тенька, Клима, колдуны, а замыкающим — Хавес. Поначалу Хавес был первым, Зарин после Климы, а колдуны плелись позади, но после того, как один из них умудрился сильно отстать, а Хавес завел "цепочку" в скрытую под снегом яму, обда распорядилась изменить порядок. Зарин куда лучше чувствовал тропу, а терять по колдуну в час нынче было немыслимой роскошью. Клима бы с радостью запихнула в конец и ворчащего Теньку, но интуиция говорила, что этого делать не стоит.
Дурные предчувствия начали одолевать девушку еще в Локите. Сначала Климе просто не нравилась мысль об отъезде, хотя Тенька шутил, будто это потому, что здешний градоначальник оказал обде потрясающий прием, и перед ней тут все на цыпочках ходят да в рот заглядывают — кто же захочет от такого уезжать к ворчливым заседателям и повседневной рутине? Шутки шутками, но когда кони уже были оседланы, Климе сделалось настолько худо, что она велела нести вещи обратно и отложить все на завтра. Следующим утром повторилось то же самое. Колдуны понимающе слушались, Зарин с беспокойством поглядывал на названую сестру, а Хавес потихоньку ворчал вместе с Тенькой, но не в шутку, а на полном серьезе, в глубине души уверенный, что в сударыне обде просто-напросто взыграли какие-то загадочные бабские фанаберии, мол, внимания к своей персоне захотелось побольше.
Все в один голос твердили, что надвигается снегопад, и тогда обда рискует застрять в Локите еще на несколько недель. Клима понимала это, но выезжать, когда интуиция орет остаться, было выше ее сил. Интуиция умолкла только на утро пятого дня, и коней заново оседлали тотчас же. А на выезде из города путешественников застал снегопад, и за минувшие сутки не прекратился.
— Если так пойдет дальше, — сообщил Тенька, обернувшись, — то домой приедем не мы, а семеро сугробов! И хорошо, если приедем, а не придем, кони уже никакие, движемся медленно, фураж заканчивается.
— Смотри на дорогу, — одернула его Клима. — Пока идет снег, мне спокойно.
— Интересненькое дело! Не хотел бы я знать, что в понимании твоей безупречной интуиции может быть хуже снегопада и падежа старостиных коней.
Клима тоже не хотела, потому сердилась.
— Обда выпрашивает лошадь у деревенского старосты. Древние меня бы засмеяли.
— Положим, ты не выпрашивала, — фыркнул друг.
— Не быть мне обдой, если бы это выглядело так. Но суть не меняется.
— Когда я изобрету измеритель гордыни, то тебе его не дам, — пообещал Тенька. — Он непременно зашкалит и напрочь поломается!
* * *
Спустя еще день и ночь запасы пуха в поднебесной перине начали понемногу иссякать, а дурные предчувствия — множиться. На этот раз деваться было некуда — кругом лишь поля да леса, занесенные снегом.
Вечерний привал устроили на опушке ельника близ заледеневшего ручья. Высокие и пушистые молодые елки полукругом обступали пологий берег, а напротив, словно зрительный зал, раскинулось поле, перечеркнутое неровной линией только что пройденной дороги. С неба теперь лишь изредка слетали крохотные легкие снежинки, ветерок кружил их по бугристой поверхности льда. Зима отсвечивала лиловым и розовым, в полукруге елок под густыми тучами было удивительно спокойно и уютно. Всем, кроме обды, разумеется. Затрещал костер, на этот раз по виду обычный: единственный раз, когда Тенька начал открыто экспериментировать при коллегах, его жестоко раскритиковали. Мол, чистота цвета не соблюдена, векторы кривоваты, да и вообще выглядит, как профанация. Хотя, конечно, для деревенского самоучки весьма сносно, вон, и свойства любопытные у огня появились, разумеется, случайно. Когда же Тенька заявил, что вовсе не случайно, и это пламя именно с таким интересненьким цветом он создает уже в восьмой раз, а векторы кривит нарочно, его раскритиковали опять.
