Чёрные руины

Зато пришла в себя она быстро — не в пример той, прежней. Он помнил, как она плакала в первый раз, придя к нему с опустевшей карточкой, и не могла остановиться, рыдала до заикания. Её семейка, кажется, решила, что из единственной дочери получилась неплохая дойная корова, и брала с карточки её личные деньги так беззастенчиво, что не оставляла Марине ни гроша...

Сегодняшняя Марина вышла к нему, снова припудрившись (и это он тоже только сейчас понял — утреннюю пудру!), с лицом спокойным и решительным. Она протянула ему карточку и спокойно сказала:

— Клянусь никому не давать пароль. Спасибо, Шторм.

А он внезапно загляделся на её впавшие глаза, покрасневшие, но уверенные, и покачал головой.

— Мне нужна точка в этой клятве.

Она подняла глаза на него. Он ещё думал о том, спросит ли она, в чём эта точка заключается, а девушка уже шагнула к нему и встала на цыпочки. Поцелуй был короток, но тёплая ладошка задержалась на его лице дольше положенного. Когда ссадина на скуле стянулась в здоровую кожу, Шторм повернулся и молча предложил Марине руку.

Двенадцатая глава

"Господи, какой же дурой он меня, наверное, посчитал!" Марина шла, привычно выпрямив спину и расправив плечи. И не только потому, что идущий рядом ведун высок. А потому что рядом со Штормом она не могла идти иначе. Несмотря на безобразную утреннюю стычку — почти драку, она не могла не признать, что официальный жених обладает обаянием существа, чувствующего за собой поддержку сильного и знатного рода. И Марина, хоть и понимала, что является всего лишь официальной невестой, начинала проникаться осознанием: спустя несколько лет она станет частью этого рода. Допустим, что и временно.

"Ну и пусть посчитал! Главное, он до сих пор не знает, что я другая! А ведь я чуть не проговорилась... Хорошо ещё, он не понял, что я понятия не имею о том, что может сделать семья "той Марины". Но мне теперь наплевать на неё. Раз они пытаются залезть в её карманы, не считаясь с тем, что оставляют её совсем без денег, лучшим выходом из этой ситуации будет вообще не реагировать на них!.. Ой... А ведь я ему ещё и ногу ушибла... Предложить после обеда убрать там синяк? Больно же..."

Самобичевание закончилось, едва она переступила порог студенческого кафе и вдохнула та-акие запахи!.. Насколько Марина поняла, сюда приходили все те, кто не имеет апартаментов или не желает обедать в одиночестве. Девушке пришлось быть настороже: лихорадочно вспоминая дневник "той Марины", она пыталась сообразить, ходила ли "та Марина" в кафе с ведуном или без него. Но память молчала.

Шторм усадил её за стол, в середине которого стояла плетёная корзинка с крекерами, галантно выдвинул стул и сел напротив, протянув Марине глянцевое, "вкусно" оформленное меню:

— Что выберешь?

Марина заколебалась с ответом: а вдруг здесь такие блюда, о которых она не знает? Одно дело — есть незнакомые вкусности в одиночку. Другое — манипулировать орудиями прибора здесь, где надо соблюдать малейшие правила "поедания" этих блюд. Попробовала вывернуться:

— Ты пригласил меня — тебе и выбирать. Полагаюсь на твой вкус.

Шторм некоторое время непроницаемо смотрел на неё, а потом кивнул.

— Спасибо. Так и сделаю.

Вместо того чтобы дождаться официантку, ведун отошёл к барной стойке. Несмотря на голодный желудок, несмотря на непрерывно сглатываемую слюну, которую сумела удержать, лишь отправив в рот парочку миниатюрных крекеров из корзинки, Марина насторожённо посматривала на него, когда в диалоге с барменом он отворачивался от их столика. Именно потому она уловила момент, когда Шторм склонился к стойке и что-то написал на листочке, который тут же передал бармену.

Затем к нему подошла официантка, и он быстро продиктовал свой выбор в меню.

Успокоившись, девушка огляделась. Студентов здесь было достаточно, а в одном из уголков обедали преподаватели, которые одновременно вполголоса обсуждали какие-то записи в больших тетрадях. Уголок... Марина хмыкнула: Шторм усадил её в самом тёмном углу и не зажёг свечи в канделябре, изогнуто свисающем со стены. Зажечь, что ли, пока его нет? Вот удивится! Хотя... Он уже видел, что вскипятить воду она сумела.

Вернувшись к столику, Шторм спокойно сел и улыбнулся Марине.

— Ты не будешь возражать, если с нами за одним столом пообедает Буклих?

— Нет, не буду, — подражая ему, бесстрастно ответила девушка, в душе мгновенно возмутившись: поставил её перед фактом, а потом спрашивает разрешения? Это же записку для крылана он оставил бармену, чтобы тот нашёл посыльного!.. Зато теперь понятно, почему ведун усадил её именно в этом, самом тёмном углу! И... приятно, что он всё-таки сказал о том, что пригласил друга, а не придумал ситуацию, когда крылан появился бы, свалившись как снег на голову.

Будто понимая её чувства, ведун продолжил:

— Обычно мы едим вместе, и мне бы не хотелось оставлять Буклиха в одиночестве сегодня. Особенно если ты не возражаешь.

Издевается? Марина натянула на губы радостную улыбку и предложила:

— А давай его и на ужин пригласим?

Ведун не успел ответить — появился Буклих. Видимо, посыльный нашёл его неподалёку от кафе. Но, как выяснилось позже, вопрос Марины Шторм запомнил.

Озираясь по сторонам, крылан, нахохлившись, постоял у двери, а потом, уже привычно для девушки слегка подпрыгивая, нерешительно приблизился к ним, и с сомнением сказал:

— Не думаю, что это правильно — пригласить меня за стол с дамой.

— Садитесь, Буклих! — велела развеселившаяся Марина. — Не знаю, как у вас, но у меня при слове "дама" возникает этакое чопорное существо, затянутое в тесное платье и мелко семенящее на каблучках. — Девушка немного слукавила, но ей вдруг так захотелось, чтобы крылан остался с ними!

Когда официантка накрыла стол для троих, и те приступили к обеду, Марина поняла, почему Буклих чуть не сбежал: когда он просто разговаривал, не таким страшным со стороны виднелся его широкий безгубый рот, который теперь превратился в откровенную пасть. Крылан старался есть, не слишком широко открывая рот, но из-за его дёрганых движений еда часто пролетала мимо рта, и девушка обозлилась на ведуна, который ел спокойно, пользуясь всеми вилками-ложками-ножами, не испытывая никаких угрызений совести из-за плачевного состояния своего друга.

— Буклих, — улучив момент, когда он только набирал ложкой какой-то салат, и крылан с тревогой уставился на неё, — я буду спокойней, если вы не будете ради меня изменять своим привычкам. Ешьте так, как привыкли. Пожалуйста. Я не буду смеяться, если вы этого боитесь. Я знаю, что вам удобней есть иначе.

Ведун, нагнувшийся над своей тарелкой, разрезая ножом кусок какого-то мясного блюда, застыл на мгновения, а потом взглянул на Марину. Та только улыбнулась, в душе жалея, что нельзя остаться со Штормом наедине и показать ему язык, а то и обругать.

Крылан тоже замер, глядя на свою тарелку, а потом принялся и в самом деле есть так, что, наверное, не каждый сумел бы продержаться рядом с ним несколько минут. Но Марина твёрдо помнила главное: если уж надменный Шторм постоянно с ним ходит сюда и сидит за одним столом, значит, выдержит и она. А потом просто мысленно пожала плечами: для Буклиха так есть естественно, и кто она такая, чтобы брезгливо морщиться на это? А может, с точки зрения крылана, она сама выглядит чудовищем, которое не ест, а жрёт? И девушка начала поедать свою порцию с удовольствием, не преминув заметить, что ведун опять удивлённо покосился на неё.

Напряжение крылана спало, и он быстро съел заказанное для него ведуном. После чего похлопал небольшими круглыми глазами на Марину и заявил:

— Вы прекрасны, леди Марина!

Девушка не стала переспрашивать, о чём он. И так понятно, что он пришёл в хорошее настроение, зная, что никому не помешал за столом. И только кивнула с улыбкой... Буклих взял чашку с соком (Марина уже пыталась разгадать, сколько в этом соке намешано фруктов) и пропищал:

— За прелестную леди, которая, наверное, когда-то мечтала стать дипломатом!

Марина от неожиданности фыркнула в свою чашку и ойкнула. Промокнула салфеткой разбрызганное, исподлобья, но с улыбкой глянув на вновь холодно спокойного Шторма, и спросила:

— Буклих, а почему вы решили, что я мечтала стать дипломатом?

— Вы по своей сути весьма тактичны, — убеждённо сказал крылан. — А дипломатам приходится часто испытывать неприятные ощущения при близком общении с другими расами. Ну, как сейчас со мной. Но им же приходится во имя дипломатии и мира — помалкивать. Так что я думаю, вы, леди Марина, мечтали о перелётах с планеты на планету и о том, как завязывали бы отношения с представителями чуждых стран.

— Нет! О дипломатии я не думала! — засмеялась девушка. — Для дипломата у меня слишком плохое знание языков. Хотя о перелётах думала. Я мечтала стать журналисткой. Мне всегда нравилось собирать информацию и записывать истории за кем-то.

Оба переглянулись с выражением: "Вот оно что!", а Марина удивилась: а что такого? Неужели в бумагах "той Марины" было что-то и о её увлечениях?

— А я мечтал летать на летательных аппаратах, — вздохнул крылан.

— И что? — озадачилась Марина.

— А оказалось, у меня магический дар, — грустно поведал Буклих. — Любая машина вблизи от меня тут же ломалась, не говоря уже об электрических аппаратах. Дома, на планете крыланов, таких уникумов, как я, почти не бывает, и совет старейшин послал меня сюда, на Салливан.

— И вы не хотели лететь сюда?

— Ну-у... хотел, конечно, — с новой грустью сказал крылан. — Но я знал, что в академии моих сородичей нет, а сам я резко отличаюсь от остальных внешне. Откровенно говоря, я побаивался. Тем более что один из страхов — переезд сюда на звездолёте. Но присланный преподаватель-маг сделал мне сильную защиту — и звездолёт не сломался. И мне повезло. — Он гордо взглянул на ведуна, который усмехнулся, и закончил очень неожиданно: — Мне повезло наткнуться на Шторма, который использовал меня, как пугало от его девушек-сородичей, для чего везде таскал меня с собой.

— Ну-у... — тоже протянул ведун недовольно, впрочем, тут же улыбаясь.

А Марина снова засмеялась. Тяжесть, с утра придавившая ей плечи, обида, полдня мучившая её, — всё отлетело! Ей легко было говорить с Буклихом, и Шторма она теперь, кажется, тоже не боялась, хотя в общении с ведуном и оставалось довольно много непрояснённых вопросов. Впервые за месяц она почувствовала себя в каком-то смысле свободной.

— А что вам тут ещё пришлось по вкусу? — спросила она.

Буклих посмотрел на шутливо скривившегося ведуна и торжественно сказал:

— Здесь есть каменные пустоши, где можно попрыгать с камней!

Шторм расхохотался было, но мгновенно умолк, глядя на Марину. А на девушку накатило: она вспоминала, как мчалась по лыжне, ритмично взмахивая палками и время от времени взлетая на небольших трамплинах, и это впрыгивание в морозный, пахнущий мёрзлым деревом воздух!.. В секундный, но впечатляющий полёт... Полёт... Очнувшись, Марина виновато обнаружила заинтересованные лица обоих парней.

— Вы вспоминали! — чуть не обвинил девушку крылан. — Вспоминали что-то чудное! Признавайтесь, леди Марина, что в вашем мире было лучше моих прыжков с камней?

Девушка выдохнула и еле улыбнулась: недавнее впечатление, что она снова оказалась в заснеженном лесу, разноцветными искрами сверкающим в солнечный морозный день, было потрясающим. Словно и впрямь побывала там...

— Я любила бегать на лыжах, — вздохнула она. — Зимой, когда выпадет снег. И больше всего мне нравилась та лыжня, которая перемежалась небольшими трамплинами-горками. С них так здорово было... взлетать!

— А лыжи — это как? — поразился крылан.

Поскольку и ведун смотрел вопросительно, Марина, недолго думая, вытянула из столового зажима салфетку и, макая один зубец фруктовой вилки в соус с собственной тарелки, быстро нарисовала графическую фигурку на лыжах.

— Скудно, но выразительно, — оценил рисунок Шторм, передавая салфетку Буклиху. — Теперь я знаю, что такое лыжи. Есть такой спорт на играх зимней Олимпиады. Но, Марина... — он озадаченно взглянул на девушку. — Я не знал, что у тебя так много увлечений. Лыжи, рисование.

— Машина для вычислений, — мечтательно добавил крылан.

— Что?

— Я видел Марину недавно в читалке, — объяснил Буклих. — Она сидела за машиной и так строчила, что мне стало завидно. Впрочем, не знаю, насколько вы, Марина, хорошо владеете той машиной, но рисуете вы замечательно.

— Что ты, — сказала девушка, затаившись — поглядывая на ошеломлённого Шторма. — Какое рисование! Это так, просто почеркать ручкой или карандашом.

— И ты совсем не училась? — кажется, незаметно для самого себя перешёл на "ты" крылан, восхищённо глядя на салфетку.

— Немного. Правда, сама. — Марина смутилась и призналась: — Мне хотелось научиться рисовать так, как рисовал Бидструп свои серии жанровых рисунков. Но я неусидчивая, да и журналистика требовала... — Она прикусила язык.

Но парней заинтересовало другое.

— Бидструп? — переспросил Буклих.

— Марина, — перебил его ведун, кажется пришедший в себя после открытия, что девушка умеет работать с компьютером, и заинтригованный новой идеей, — а ты лыжню вспомнила по ассоциации с прыжками Буклиха? — И Шторм как-то странно посмотрел на крылана, будто на что-то намекая.

— О, я и забыл! — оживился тот. — Леди Марина...

— Буклих, давай уже на "ты"! — смеясь, предложила девушка. И усмехнулась: — Думаю, Шторм не будет против!

Крылан ухмыльнулся, глядя на ведуна, а тот пожал плечами.

— Хорошо, Марина. Будем на "ты", — азартно сказал Буклих. — Так вот... Если вы... ты вспомнила о лыжне, пока я мечтал о камнях, значит, твоя полная память потихоньку возвращается? Ты не хочешь сходить к одному ведуну с факультета прорицателей? Серый Ветер — лучший мастер в своём деле. Если у тебя в памяти остались белые пятна, он быстро восстановит их.

Девушка улыбалась парням, доброжелательно подбадривающим её, одновременно машинально постукивала двузубой вилкой по кусочку непонятного фрукта в своей тарелке, а сама лихорадочно раздумывала: чьё прошлое разглядит Серый Ветер? "Той Марины" или её собственное? Сумеет он догадаться, что за личность в теле Марины — настоящая или привнесённая? Ужас... Невозможно определиться, стоит ли идти на прорицание.

Девушка неуверенно сказала:

— Нет, не хочу. Эти белые пятна мне не мешают. Пусть восстанавливаются естественным путём. Но, если мне что-то понадобится вспомнить, я немедленно воспользуюсь твоим советом.

Парни переглянулись, и она, изумлённо переводя взгляд с одного на другого, вдруг поняла, что оба испытывают одно и то же чувство досады: "Не получилось!" Подцепив вилкой следующий фруктовый кусочек, она опустила глаза, усердно жуя его и не чувствуя вкуса, потому что лихорадочно размышляла: "Так они сговорились отослать меня к этому их Серому Ветру? В чём я прокололась? Господи... Если узнают, что я не та, за кого себя выдаю, останусь и без денег, и без учёбы! Да ещё бездомной... Но ведь договор! И я по всем физическим параметрам — та Марина!" Затем вспомнила, что есть Мелинда, с которой можно посовещаться по поводу ситуации, не говоря о настоящей себе, и немного успокоилась. А когда успокоилась и подняла глаза, заметила странный взгляд ведуна на её руку с вилкой. Посмотрела на вилку и резко опустила её на тарелку: когда пальцы дрожат — не видно, но с вилкой... Пока Буклих не сообразил, что происходит, Марина сделала слабую попытку "перевести стрелки":