Дом всех тварей

Когда ночь наступила, Амти, Яуди и Эли теснее прижались друг к другу. Движение началось сразу же, будто населяющие темноту тени только и ждали, когда исчезнет день. Они ползали по краю света от огня, похожие на гигантских, ныряющих в ночь сколопендр или перекошенных, покалеченных людей, двигающихся по неизменному кругу.

Амти дрожала, паника захлестывала ее, и она не совсем понимала, что происходит, все казалось чужим и далеким. Часа через два навязчивый страх утих. Амти перебирала волосы Эли, наблюдая за огнем и мелко подрагивая.

Эли сказала:

— Все в порядке, я не сплю. Можешь не стараться меня убаюкивать. Слушай, а если бы Шацара не было, ты бы была со мной?

— Да, — сказала Амти, не задумываясь. — И если бы тебя не было, я бы была с ним. Вы оба мне дороги.

— По-разному, — сказала Эли. — Глупости какие. Я много об этом думала.

— Это удивительно.

Эли больно ударила ее по коленке.

— И я подумала, что хочу, чтобы ты была счастлива. Ну, знаешь, это вроде как мне не особо свойственно. И это не потому что я тебя охренеть как люблю. Я тебя ценю, как мою подругу. В том числе. Вот.

— Ты на что-то намекаешь?

— Ни на что. Попробуй сосредоточиться, может у тебя получится найти своего Шацара.

Амти кивнула. Некоторое время она сидела молча, продолжая гладить Эли по волосам. Ей ужасно хотелось увидеть Шацара. Просто увидеть, неужели она многого просила?

Амти сосредоточилась на этом желании и почувствовала, что Шацар тоже слушает ее мысли. И тоже хочет ее почувствовать. Это осознание того, что Шацар рядом, хочет того же, что и она, вдруг оказалось ярким, как вспышка, оно заставило забыть даже о страхе.

И Амти почувствовала, Амти поняла — он близко. Будто внутри нее, там, где сердце, под которым была его рана, заработал компас.

— Я знаю, где он, — зашептала Амти. Эли приподнялась, с волнением посмотрела, как Амти вытащила палку, переступила через спящую Яуди, взяла нож и отрезала еще кусок от платья, принялась обматывать им палку, делая что-то вроде факела.

— Ты пойдешь за ним? Прямо сейчас? — спросила Эли с беспокойством.

— Да, — сказала Амти. — Прямо сейчас.

Она и сама не поняла, куда делся ее инстинкт самосохранения. Кажется, Эли считала, что останавливать ее будет бесполезно. Амти подожгла свой факел, и ближайшая от нее тень метнулась в море темноты.

Она не понимала, почему не хочет просто дождаться утра, но чувствовала, знала, Шацар тоже собирается идти к ней навстречу.

Впервые, наверное, Амти поняла, что любовь единственное, что сильнее разума и страха, сильнее инстинкта самосохранения, о котором с таким презрением говорил Шацар.

Амти вступила в темноту, разгоняя ее неровным светом импровизированного факела. В этот момент Шацар точно так же шагнул в ночь.

10 глава

Земля под ногами быстро стала сухой и каменистой, больше всего на свете Амти боялась упасть и потерять факел. По бокам от нее вздымались теперь громадные очертания сланцевых или известняковых гор, огромных, ребристых и пугающих. В крохотном круге света, который давал ее ненадежный огонь, расходились жуткие лапки теней, похожие на детские ручки, норовящие ее коснуться.

Земля была испещрена тонкими и длинными трещинами, и в них, Амти видела, струились змеи. Она не была уверена, настоящие они или тени, их спины переливались в неровном свете, и Амти боялась, что они кинутся на нее. Амти смотрела под ноги, вдыхая чад факела, от которого кружилась голова. Чувство безошибочно вело ее к Шацару, она никогда не была так уверена в том, что делает.

Она просто знала, куда идти. Пальчики теней превратились в паучьи лапки, потянулись к ее ногам, но их отогнала единственная искорка, сорвавшаяся вниз с факела. Амти улавливала далекие шорохи, плач, мычание умирающего скота или очень больного человека, мерное постукивание, все самое отвратительное, что Амти когда либо слышала, самое жуткое. Скрип старых половиц в подвале, забытая колыбельная, далекие голоса, все это роилось в голове, и Амти казалось, что она сойдет с ума. Голова раскалывалась, Амти не проспала и трех часов с момента суда над Шацаром. Движения казались раскоординированными, и Амти страшно боялась просто случайно сделать лишний шаг, упасть или подставить ногу для укуса змеи, переливающейся в потрескавшейся земле.

Страх был таким сильным, но сейчас он не останавливал Амти, она продолжала идти.

— Шацар! — крикнула Амти изо всех сил, и голос ее отдался от высоких гор, прошел по каньону. — Шацар!

Она звала его так безнадежно и громко, и он откликнулся. В голове раздался его спокойный голос.

— Уже близко, — сказал он.

Амти тоже это чувствовала. Темнота, казалось, стала еще гуще, чернильнее.

— Темнее всего перед рассветом, — твердила себе Амти. — Перед рассветом.

Что будет, если огонь погаснет? Волна звуков нарастала, от нее становилось сложно думать. Амти почудилось, что кто-то зовет ее. Голос был незнакомый, нечеловеческий. Из глаз брызнули слезы, когда по ноге мазнуло что-то холодное и шершавое, может, змея, а может тень.

Этот путь был самым долгим из всех, что совершала когда-либо Амти. Каждый шаг давался с неимоверным трудом, колени дрожали, но Амти ни на секунду не подумала о том, чтобы остановиться.

Даже когда мысли о том, чтобы первым делом ткнуть факелом Шацару в глаза стали невыносимыми, Амти продолжала идти. Она просто знала, что ей нужно к нему.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Амти.

— И что? — спросила она резко.

— Это не важно. Я просто хочу, чтобы...

Он замолчал, и Амти закончила фразу за него.

— Ночь скорее закончилась.

— Я не совсем это хотел сказать, — ответил Шацар, как ни в чем не бывало. А потом Амти увидела огонек его факела, увидела тени, роящиеся рядом с ним, похожие на силуэты множества пчел.

Амти кинулась к нему навстречу, и едва не упала. Шацар поймал ее. Он был невероятно бледен, и еще бледнее казался из-за нервно пылающего огня. Амти едва почувствовав его прикосновение, принялась целовать его. Она уронила факел, выругалась, но, по большому счету, ей было уже все равно. Сначала он просто позволял себя целовать, из-за трехдневной щетины целоваться с ним было колко и почти больно, но Амти не обращала на это внимание. Одной рукой Шацар прижимал ее к себе, другой сжимал их единственный источник огня. Амти целовала его посреди моря темноты, и некоторое время он стоял неподвижно, будто не знал, что делать. Так забывают слова перед выходом на сцену, так не могут вспомнить единственный нужный номер, когда безумно страшно. Амти казалось, что существо из темноты, разделенное на миллионы теней, все ближе подбирается к ним, но она не могла остановиться. И тогда она почувствовала, что Шацар целует ее в ответ. Нежно, едва ощутимо, вовсе не так порывисто, как это делала она.

Любовь была сильнее страха, сильнее разума, сильнее всего, что Амти помнила и знала. Любовь была сильнее того, что плясало за светом от огня.

Амти гладила Шацара и целовала.

— Я здесь, — сказала она. — Я рядом.

— Ты здесь, — повторил он эхом, и в этот момент сильнее, чем когда-либо напоминал ей беззащитного, потерявшегося мальчишку. — Рядом.

Он взял ее за руку, ласково, как ребенка, который боится темноты, он повел ее за собой. Сейчас она пошла бы за ним куда угодно. Амти вдруг поняла ту девушку в белом из оперы, которую крутили сейчас по всем каналам. Ради него она забыла бы свой язык и оставила бы свою страну.

Он мягко сжимал ее пальцы, и Амти видела, что свет огня выхватывает на его лице легкую, нечеловеческую улыбку.

— Шацар, — сказала она, и он откликнулся:

— Амти.

Ей больше не было страшно, будто ни одна змея не могла ее ужалить, и пляшущие тени были лишь игрушками ночи. Она не боялась.

Шацар привел ее в освещенную светом костра пещеру, если так можно было, конечно, назвать небольшую нишу в скале. Впрочем, места там хватало, не только для них двоих, но и для четырех горок черепов. В одной были черепа хищных зверей, похожие на представителей семейства собачьих, кошачьих, но кроме того и просто зубастых тварей, аналогов которым Амти не знала. Еще были черепа травоядных — длинные и рогатые. Самое большое количество костей, штук десять, принадлежало птичкам, а самое маленькое — мелким зверькам, похожим, наверное, на мышей.

— Ты что все это съел? — спросила Амти.

Шацар хмыкнул, потом мотнул головой.

— Нет. Просто собирал. Мне стало скучно, когда я дошел до пустыни.

Шацар взял палку, лежавшую в золе, видимо здесь был второй костер, поворошил ей пепел и подкатил к Амти что-то синее, даже с уклоном в фиолетовый. Амти подержала эту загадочную штуку в руках.

— Ешь. Это вкусно.

На вкус было похоже на сладкую печеную картошку. Амти понравилось. Она грызла синюю штуку и смотрела на Шацара. Теперь они не знали, что друг другу сказать.

Амти нарочито медленно грызла свою синюю картошку, Шацар следил за огнем. На стенах шевелились похожие на причудливые растения тени. Обустроился Шацар неплохо. Амти заметила еще кое-какие припасы, в основном странные ягоды и корнеплоды, плошку из какого-то похожего на кокос ореха Шацар приспособил для сока неизвестного растения. Он указал на нее, потом спросил вдруг, хриплым от неуверенности голосом:

— Поможешь?

— Конечно.

Она без слов поняла, о чем он говорит. Стянув с него лохмотья рубашки, Амти увидела, что раны от крюков и кнута воспалены, и все же выглядят намного лучше. Намного лучше, нежели им полагалось бы выглядеть даже при своевременной медицинской помощи, будто прошла уже неделя, и все это время за ранами ухаживали.

— Но как ты узнал? — спросила Амти, показывая на плошку с соком.

— Наблюдал за животными. Чтобы узнать, чем они питаются и лечатся, где живут.

— Мы до этого не додумались.

— Я полагал, мне некуда спешить, а вы считали, что пришли сюда ненадолго. Разница стратегий обусловлена в первую очередь этим.

Жидкость в плошке пахла травой и какими-то цитрусами, наощупь она была жгучей, болезненной. Амти обрабатывала раны Шацара его платком, медленно и нежно. Иногда он вздрагивал, но в основном сидел почти неподвижно и ничего не говорил. Амти старалась не смотреть на потолок и стены. Будто жуткий диафильм, думала она, и как Шацар еще не сошел здесь с ума. Он ведь был совсем один.

Амти обрабатывала его раны, и одновременно целовала его в шею, нежно и осторожно. Она больше не испытывала перед ним никакой стыдливости. Ей хотелось ласкать его, обнимать и целовать.

Шацар некоторое время сидел неподвижно, а потом притянул ее к себе и снова поцеловал, в губы, в уголок губ и в щеку. Осторожно погладил по волосам, нежно, как самую большую драгоценность, и Амти не поверила, что так можно обращаться с ней. Что она для кого-то может так много значить.

Амти потерлась щекой о его щеку, коснулась кончика его носа. Они были грязные, голодные, изможденные, но их влекло друг к другу, как никогда прежде.

Шацар гладил Амти по волосам и смотрел ей в глаза. Он редко это делал, ему не нравились прямые взгляды.

— Я так скучала, — шептала Амти. — Шацар, милый, любовь моя.

От огня было тепло, но куда жарче — от его прикосновений. Он смотрел на нее беззащитно, загнанно, израненно, будто что-то хотел сказать, но никак не мог. Как если бы от его способности сохранить сейчас молчание зависела его жизнь.

Он гладил ее, целовал, и она шептала:

— Не говори, ничего не говори, не нужно.

Все это пустое, я знаю, я чувствую.

Шацар коснулся кончика носа Амти, провел пальцем вверх по переносице, она зажмурилась. Казалось, Шацар впервые ее ласкал, не так, как это делают в постели, а проявляя целомудренную нежность.

— Ты сейчас очень красивая, — сказал он. И Амти подумала, что Шацар издевается или говорит просто так, потому что запомнил ее вопрос и заготовил желательный ответ, но его глаза, в которых золотом плясало пламя, в которых отражались тени, говорили совсем о другом.

— Потому что похожа на маму? — засмеялась Амти. Шацар мотнул головой, коснулся губами ее губ.

— Нет. Совсем нет.

Он поцеловал ее в плечо, ткнулся носом в шею, прижав Амти к себе, почти укачивая, как ребенка. Она успокоилась в его руках, и теперь без страха наблюдала за тем, как ветвятся на потолке тени.

Шацар взял из портсигара сигарету, подкурил и выпустил дым, распадающиеся кольца устремились наверх.

— Ты сумел его сохранить? — засмеялась Амти.

— Лучше бы я сохранил пистолет.

Амти взяла у него сигарету, затянулась тоже, потом положила голову ему на плечо, чувствуя, как Шацар гладит ее по спине.

— Что мы теперь будем делать? — прошептала Амти, убаюканная его теплом.

— Найдем твоих друзей, когда настанет день.

Амти ласкала кончиками пальцев его висок, чувствуя биение жилки под кожей. Хотелось надавить и сильно, Амти терзал интерес — что будет. Но Амти не чувствовала никакой вины, ей не было стыдно. Ее мысли, темные фантазии, страхи, все было открыто для него.

Амти чувствовала запах его сигарет, ласковые прикосновения, колкость его щетины, биение его пульса, все это было так запредельно приятно. Шацар не торопясь стянул с Амти платье, поймал ее руку за запястье, поцеловал костяшки пальцев. Расстегнув ее лифчик, Шацар стянул с ее бедер белье, и она осталась обнаженной. Он прекрасно знал ее тело, но сейчас смотрел на нее будто в первый раз. Амти принялась сама раздевать его, так же неторопливо, чуть смущенно.

— Ты считаешь, что я чудовище? — спросил вдруг Шацар. Они оба были обнажены, Амти сидела у него на коленях, и жар от огня разливался по ее телу.

— Ты — мой муж, — ответила она, не торопясь. — И я не буду тебе врать. Но это не значит, что я люблю тебя меньше.

Шацар сидел перед ней, такой близкий и такой любимый, но она все еще не могла сказать ему, что все забыто, все прощено. Она знала: все в мире возвращается. И она любила его, любила самое чудовищное в нем.

Амти склонилась над ним, поцеловала его в щеку, потом коснулась губами его закрытых век. Он медленно гладил ее тело, иногда едва касаясь, иногда сильно прижимая ее к себе. Амти чувствовала себя очень расслабленной, от жара огня и его касаний. Шацар гладил ее грудь, сжимал соски, заставляя Амти ерзать на нем, приподниматься и опускаться, дразня его. Но на этот раз они не спешили, Амти казалось, что она впервые может насладиться им сполна, не чувствуя его отчуждения.

— Знаешь что очень глупо? Если я сниму очки, я буду плохо тебя видеть, — засмеялась Амти. — Я слепотварька. Так меня в школе называли.

Амти не казалось постыдным делиться с ним своими переживаниями и дурацкими воспоминаниями сейчас. Это было естественно.

— Тебе не кажется это смешным? — спросила она.

— Нет.

— Совсем? — спросила она.

— Совсем. Ты очень сексуальная.

— Для мужчины вроде тебя?

И тогда он засмеялся, у него был красивый смех, но чуточку неправильный, и оскал зубов оставался хищным.

— Для меня.

Амти поцеловала его в нос. Ей нравилось, что она может его ласкать, даже когда он выглядит таким пугающим. Амти прошлась пальцами по его груди и животу, стараясь не задевать раны, кружа вокруг них.