Часть 1. Трое в лодке

Интересно народ то куда делся? В этот сектор, по-моему, никого не направляли, нет свидетельств боёв или принудительной эвакуации. Поверьте, и на то, и на другое успел насмотреться.

На соседней от руин полицейского участка улице я, наконец, встретил местного жителя. Вернее сказать, нашел труп в полицейской форме.

Следов драки или еще, каких-то насильственных действий не видно, похоже на самоубийство. Парень вероятно застрелился из табельного, который впоследствии кто-то заботливо прибрал.

На моё счастье, труп, никто дальше не обыскивал, удовольствовавшись орудием самоубийства и боеприпасами к нему. В ходе непродолжительной мародёрки, под телом я обнаружил металлическую авторучку и древний станнер, больше подходящий на роль экспоната в музее, чем на оружие. Станнер и натолкнул меня на мысль о следующих шагах.

Не пытаясь выпилить край дверного полотна в поисках скрытых замков, я проделал дыру достаточную для того, чтобы протиснуться: так было быстрее.

Чёрт, неужели повезло! В неровное отверстие в двери были видны образчики стрелкового и холодного оружия, обильно развешенные на стене за большим письменным столом из массива тёмного дерева.

То, что случилось дальше, я назвать иначе кроме как помутнением рассудка не могу. Вместо того чтобы проявить осторожность и предварительно осмотреться, как я сделал это перед заходом в музей, я без малейших мыслей об опасности полез в дырку. И на какой-то чёрт не самым видимо умным местом моего организма — головой.

Шею и правое плечо свело судорогой, как от удара током. Да, чёрт возьми, именно от тока. Такое впечатление, что я перебил пилой какой-то кабель, и меня угораздило напороться на его обрывки шеей. На коже даже остались изрядно саднящие язвочки от электрического ожога, в количестве два штуки.

Тут даже до моего пьяненького организма дошло, что такие аккуратные ранки бывают только в одном случае и эти случаи были мне очень хорошо известны: у Бульдозера имелась неприятная привычка подстегивать нас разрядами шокера встроенного в стек. Поначалу было неприятно, даже учитывая мою слабую чувствительность к току, кто-то назовёт это толстокожестью, но потом, всё как в анекдоте про пылесос — втянулся. После пары месяцев практики, электрический способ стимулирования, кроме спорадического пердежа уже никаких эмоций не вызывает. Тем не менее, снова лезть в дырку и проверять чем меня на этот раз встретят, я не торопился. Могут и просто проломить голову.

Пришлось вспоминать суровое детство и занятия по минно-взрывному делу. Раскурочив газовый резак и прикрепив к баллончику зарядный элемент от станнера, я пробил ячейку аккумулятора ручкой и, кинув в дырку, спешно удалился за стенку.

Бабахнуло знатно, аж в ушах звон. Со злобным предвкушением нырнув в дыру в полотне двери, я, оставляя лохмотья кожи и одежды, вывалился внутри слегка задымлённого кабинета.

Неслабая погремуха получилась — пол кабинета разнёс: экспонаты валяются грудой на полу среди листов бумаги; высокая горка дымящихся штор у стены, вся в кусках отвалившейся штукатурки; застеклённые портреты обзавелись трещинами и покосились, а у статуи мускулистого мужика в неглиже отвалилась рука.

За перевёрнутым столом кто-то копошился, и я, было, дёрнулся в ту сторону, но тут с пола, потревожив клубы пыли взмыла штора и, посверкивая шокером, налетела на мою ногу — рефлексы в этот раз сработали как надо. Несостоявшееся привидение лишившись палёных покровов было вздёрнуто в воздух, и оказалось морщинистым щуплым старичком, подслеповато шарившим руками в поисках толи очков, толи своего грозного оружия.

— Ты чё дед совсем охренел со своим шокером? Больно же, блин! — Встряхнул я за шкирку повисшего на моей руке старого пердуна, старающегося принять близоруко независимый вид.

— Отпусти дедушку! — На моей второй руке повис вихрь из когтей и зубов, которые пытались небезуспешно дорваться до открытой кожи. Пришлось встряхнуть эту шайку как следует.

— Отпусти девочку дуболом!

Ну ни ума, ни фантазии, так дети в детском саду обзываются, почти и не обидно. Спустя какое-то время встряхивания, наполненное оханьем, визгом и клацаньем зубов я, наконец, добился усиленного к себе внимания. Уфф, аж вспотел.

— Молчать! — Контрольное встряхивание помогло предотвратить новый всплеск детских оскорблений. — Быстро и коротко. Где оружие?

— Мы никуда не пойдём, тварь!

— Анна!

— Да нахер вы мне нужны оба двое? — Потеряв терпение я откинул несговорчивую парочку в пустой угол кабинета. Время утекает как вода сквозь пальцы, а они мне тут несгибаемых повстанцев из себя строят. Сам сейчас всё осмотрю.

Млять! Это просто феерия невезения. Набор бестолковой бутафории. Холодняк сплошь реплики из дерьмовой стали, тупые как исписанный карандаш, большинство склеены с ножнами.

— Так ты не из этих? — Глубокомысленно вопросил дед, пытаясь сквозь старомодные очки найти что-то на моём пышущем добротой лице.

— Из этих, да не из тех. Так дед, бери внучку, и валите в тихое место прятаться. Тут скоро от инопланетников будет не протолкнуться, могут зашибить ненароком. — Плюнув в сердцах на пол, я полез было обратно в дырку.

— А ты с ними никак воевать собрался?

— Слушай дед, у меня был сегодня чертовски трудный день! Не усугубляй его маразмами.

— Так тебе нужно оружие или нет?

— Деда!

— Не мешай Анна!

Дед оказался директором музея, а по совместительству бывшим мэром этого городка, девочка же была его двенадцатилетней внучкой — абсолютно неуправляемый ребёнок, как он по секрету мне сказал. Насчет последнего, охотно верю. После того, как прэлэстное дитя перестало на меня дуться, а случилось это минут через пять нашего с дедом разговора, мелкая пигалица стала ненавязчиво строить мне глазки и мешаться под ногами, в целях ненавязчивой помощи.

По словам дела, когда народу объявили о необходимости эвакуации, все кто хотел, отправились ближайшим транспортом в центральный пункт приема-перевозки. Нашлись и не желающие доверяться наёмникам, для них оставалась возможность эвакуироваться на собственном транспорте.

Кто-то из армейских отставников, которых на планете набралось немало, решили вовсе не покидать свои дома, а устроить сопротивление, и они это в полной мере реализовали: нашим подразделениям не удалось удержаться ни в одном крупном населённом пункте, я уж не говорю про военные удачи неудачников из Скайгейт.

На краткий пересказ моей истории, приглаженной конечно, старикан только хмыкнул и покачал головой, даже не пытаясь сомневаться. Сказал только, что это слишком запутанно для неправды, а значит имеет право на существование.

Из музея дед должен был забрать архивную документацию и часть реликвий города, а затем окольными путями перевезти всё в убежище. Делясь информацией, старикан бодро отодвигал декоративные панели кабинета, за которыми оказалась невзрачная дверь в подсобку. Поковырявшись во тьме встроенного шкафа, дед, смешно чихнув, гордо вручил мне пахнущий нафталином свёрток.

— Вот! С этим мой прадед отстаивал независимость нашего дома. — Честно признаться я думал, он даже всплакнет от торжественности момента, такой торжественной была его морщинистая физиономия.

В обмотанном тряпками свёртке оказалась допотопная одиннадцатифунтовая бандура ОВ-17, малая аптечка лохматого года, вылинявший хрустящий от старости подсумок и десантный нож в потёртых ножнах. Настоящий набор музейных редкостей, сколь древних столь и опасных для самого владельца. Скептически поблагодарив старикана, я отобрал у девчонки нож и между делом поинтересовался удастся ли деду с внучкой дойти до убежища самостоятельно, старикан же только хитро улыбнулся и сообщил, что у него есть методы. Ну, ну, надежды юношей питают. Хотя, думаю, есть какой-то вариант скрытно убраться из города, они же местные. Пусть топают, всё мне легче будет — ни за кого думать не надо.

Скупо попрощавшись, чем огорчил надоевшего мне подростка, я отметил на карте точку сбора и запомнив канал "на всякий случай" для вызова старикана и ко, поспешил на выход — впереди много дел: надо успеть проверить оружие, наметить места лёжки и подготовить пути отступления, а если останется время, может и устроить пару неприятных неожиданностей.

Глава 13

Мартин был каменно тяжелым. Тащить его удавалось только волоком, нести его как-то иначе Джиму не хватало сил: попробуйте сами поднять чье-то бессознательное тело, легко не будет точно, а если ещё это тело весит больше вас почти в полтора раза, то и вовсе ничего не получится.

Взрыв вышел настолько сильным, что до неузнаваемости покорёжил оба ангара, превратив их в сплошную мешанину из кусков бетона, земли и перекрученного металла. Постройки только каким-то чудом ещё не развалились на составляющие и это зрелище вызывало нервную дрожь.

Взрывной волной Лебовски сильно приложило о землю, но кроме временного оглушения и нескольких ушибов на удивление никаких последствий, чего нельзя сказать о Мартине — выглядел последний настолько плохо, насколько только может выглядеть человек, переживший близкий взрыв и заваленный кучей земли с кусками бетона: потеки крови из ушей и носа, следы крови на теле, может быть внутренние травмы и почти полное отсутствие реакций на внешние раздражители. В общем, видел Джим трупы и повеселее. Радовало только наличие пульса и дыхания, что вовсе не показатель. Лебовски не был медиком, но для того, чтобы оценить тяжесть состояния, не обязательно иметь медицинскую степень.

В ушах до сих пор звенело, ноги как чужие подгибались, а ноша норовила вырваться из уставших рук. Преодолевая слабость и тошноту, Лебовски еле-еле допёр тело до челнока и, заблокировав вход, обессилено повалился на пол.

-...ай, Джим. Вы живы? Что происходит? — Донеслось сквозь звон в ушах.

— Да Зигфрид. Мы живы, кажется.

— Господи боже! Наконец то. — В голосе Зигфрида прозвучало облегчение. — Там взрыв был такой, что обломки разметало по всей площадке. Пыль стеной стоит, ничего не видно. Я думал, всё. И потом вы оба не отвечаете, ни ты ни Мартин. Нельзя же так.

— Жив твой Мартин, не беспокойся и даже почти цел, чего я не могу сказать о себе. Кажется, мне все внутренности отбило. Еле дотащил тело до челнока.

— Тело? Он что без сознания? — В гарнитуре даже на миг прекратилось дыхание, как перед прыжком в воду.

— Извини Зигфрид, если ты соскучился по общению с мистером наглость, то придётся подождать, пока он очнётся. — Вспылил Лебовски. — Спасибо за сострадание.

— Прости Джим, я просто нервничаю. Меня кажется, нашли и я не знаю, что делать, так что самое время Мартину очнуться.

От громкого стука в борт челнока Лебовски подскочил как от удара тока.

— Эй, в железке! — Раздался приглушенный голос с латинским акцентом. — Снимайте блокировку и на выход без оружия. При отсутствии сопротивления обещаю жизнь.

— Что там происходит Джим? Почему ты замолчал?

— Дверь, кто-то долбится в дверь. — Джим поспешно осмотрелся вокруг и вполголоса выругался: оружие он умудрился потерять по дороге, пока перетаскивал Мартина. Вокруг лишь слитки родия, годится только проломить себе голову при должном везении и решительности.

— Не вздумай открывать, это же бандиты, от них всего можно ожидать.

— Спасибо что предупредил друг, так бы я не догадался. — В гарнитуре раздалось непонятное шипение и треск, после чего связь прервалась.

— Десять минут тебе на размышление, потом сами вскроем дверь, и тогда уже разговоров не будет. — Голос принял угрожающий тон. — Время пошло.

— А если я не хочу выходить? Мне может и тут хорошо. — Решился Джим. Прошло уже больше десяти минут, в течение которых он пытался тормошить Мартина, но безвольно болтающаяся голова и отсутствие реакции на пощечины говорили лучше всяких слов. Зигфрид на связь так и не вышел, что наводило на очень печальные мысли.

— Шутить со мной вздумал сука? Мы тут стрелка твоего прихватили. Не откроете, сначала его разделаем, потом и до вас доберемся. Гарисон отрежь голубку ухо.

— За стеной челнока послышалась возня и панические вопли Зигфрида.

— Стойте! — Крикнул Лебовски, дрогнув голосом, словно боясь за жизнь своего спутника. Получилось не очень достоверно, ведь ему не было жалко приблудного репортёра. Просто жертвенная смерть Штайна ничего не даст, ведь военный челнок не панацея от вооруженных бандитов, им вполне по силам взломать люк физически — что делать в этом случае, как сопротивляться, было решительно непонятно.

Понятно было другое — свидетелей бандиты не оставят, Джим давно вырос из возраста, когда верят в высокие моральные принципы. Как ни прискорбно признавать, но великолепное образование, куча технических навыков, сертификатов и учёная степень — плохие доводы против насилия, проигрышные. Остается только тянуть время, хитрить и надеяться, что Мартин вскоре придет в себя и у него хватит сил разрешить эту ситуацию.

— Есть встречное предложение. У меня тут ракетный блок в салоне, почти полный. Достаточно перемкнуть контакты и от всех в радиусе десяти ярдов не останется и косточки. Я не шучу, как всё происходит, вы уже могли убедиться. Один бах, и поговорить будет некому и не с кем. — На последней фразе, Джим чуть было не дал петуха, сильно надеясь, что это было незаметно.

— Так это ты гандон моего друга подорвал! Суки, я вас обоих на лоскуты порежу. — За бортом началась какая-то возня с перепалкой.

— Успокойся Гарисон. Здесь я решаю, кого и когда резать. — Джим лихорадочно рылся в своей сумке, где-то были. Нашёл! Целых две ампулы стимулятора. Не самый лучший выбор, но что есть. Придется колоть обе сразу. Дозировка близкая к опасной, но если это не поможет, то уже ничего не поможет. Никому.

— Эй, Джим! Тебя ведь так зовут? Это говорит штаб-сержант Васкес ЧВК Скайгейт, со мной рядом капрал Гарисон. Твой друг Зигфрид сказал, что ты простой доктор, мирный человек. Зачем нам всем такие сложности? Предлагаю проявить здравомыслие, не нервничать и подумать ещё раз. Нам нужен только челнок и то что в нём. Убивать вас нужды нет никакой, тем более, что вы нашу долю увеличили, пусть и случайно. Парней из группы конечно жаль, но такова жизнь — море мокрое, земля вертится, а люди умирают.

Подумай и скажи — в чём ваш интерес, может и договоримся. Только вот времени много дать не могу, мы тут нашумели. Вот-вот нагрянут соседи, а нам с Гарисоном делиться с ними нет никакого резона.

* * *

Можно было обсуждать порядок действий до бесконечности (Джим), строить планы и рисовать схемы (Мартин), но нападение всё равно произошло неожиданно. Настолько внезапно, что Зигфрид не успел даже испугаться.

В общем-то, видеть взрывы, перестрелки и трупы для ведущего вечерних новостей, дело привычное и почти обыденное. Несколько лет в роли репортера, заставили Штайна привыкнуть ко многому, но всегда эти события либо уже произошли, либо были на достаточно безопасном отдалении, чтобы причинить хоть какой-то вред.

Зрелище последствий актов насилия и агрессии, оставили свой отпечаток на мировоззрении репортёра, навсегда изменив его отношение к миру и обществу. Хуже того, последние несколько часов на этой планете притупили его чувство самосохранения, наполнив не присущим ранее фатализмом. Так что, Зигфрид Штайн поначалу не особенно то и обеспокоился взрывом гравиплатформы. Это как в дешёвом голотеатре, на дальних местах смотреть малобюджетный боевик. Избитый ногами сюжет. Звуковое сопровождение и картинка так и вовсе подкачали.