Гром и Молния

— А то, как же! Все деньги за сбитых и за награды, ежемесячно.

— Смотри-ка! А я хотел тебя поймать... Ну, так вот, по деньгам. Деньги будете получать в той части, к которой в это время будете прикомандированы, ясно?

— Ясно, товарищ генерал! А какие это будут деньги? Группа-то ведь специальная! Одни асы! И риск особый.

— С тобой торговаться — лучше сразу кистенем по голове получить... Или, лучше, тебе этим кистенем и врезать. Чтобы не доставал начальство... Думали мы над этим, думали! Летчики твои будут получать на уровне оплаты летчиков-испытателей. За особый риск, доволен?

— А то! Это вы здорово придумали, товарищ генерал! — я не льстил. Сказал совершенно искренне. Испытателям за смертельный риск платили очень хорошо. Но сдачу летчики давали своей жизнью, вот ведь оно как...

— Что еще? Сбил ты меня... Ах, да! Про штаты... Так вот, техперсонал. Вот представь, Туровцев. Прилетели вы на задание, на новый фронт. И подсадили вас к полку, у которого на вооружении, скажем, не "Яки", а "Лавочки?" Или вообще — "Кобры"? А? Бензин другой, масла другие, запчасти другие, снаряды — и те другие! Техники местные твои "Яки" не знают, обслуживать не умеют. Как ты воевать-то будешь, а? Скажи мне на милость?

Я пристыжено замолк.

— Вот то-то и оно, Туровцев! Молодой ты еще командир отдельной эскадрильи, чтобы с генералом спорить! Послужить тебе командиром еще надо, опыта поднабраться, как таким хозяйством управлять!

— Да я понимаю, что вы во всем правы, товарищ генерал... Но свяжет ведь нам наземное хозяйство руки, маневренности лишимся!

— Не лишитесь! Это мы тоже продумали. Мы тебе в эскадрилью "Дуглас" дадим... Твой собственный. И наземный персонал по числу будет — только-только в него загрузиться. Ну и что-то еще можно будет возить и таскать в случае необходимости, а?

— Здорово! Это меняет дело, товарищ генерал! Это будет очень хорошо. А, вот, скажите... — я начал осторожно подкрадываться к сути вопроса... — Если это — отдельная авиаэскадрилья, самостоятельная войсковая часть, то нам ведь и Знамя положено?

— Хм-м-м... Положено... Положено-то оно положено, но со Знаменем части пока погодим, торопиться не будем. Ты сначала себя покажи в бою, заслужи эту честь! А там посмотрим... Что еще мы с тобой не оговорили? Давай быстрее — у меня не только ты один!

— Машина мне нужна! — твердо заявил я. — Легковушка или полугрузовик. "Додж" три четверти, например. Или еще что... Мотаться ведь придется — у-у-у!

— Верно... Машина тебе не помешает... — генерал задумался. — Решим! У ПВОшников, в конце концов, отберем! Совсем разбаловали их, собачьих сынов. А пока — у нас группа старших офицеров на Дальний Восток в длительную командировку убыла, перегон американских "Кобр" проверять... Что-то бьются они там... Вот пока свободную машину мы за тобой и закрепим... Завтра получишь. — Генерал черкнул себе что-то еще. — Ну, что еще, кровопийца? Давай уж...

И я начал "давать" дальше... Впрочем, все это вам будет не интересно...

* * *

С шиком захлопнув дверцу командирского "Dodge-56", я поглядел на солнце, надел фуражку и подошел к КПП яковлевской конторы.

— Здравия желаю, товарищ майор! Вы к кому? — обратился ко мне дежурный охранник.

С удовольствием достав новенькое удостоверение, я показал его дежурному.

— Майор Туровцев. Командир войсковой части 52314! — о том, что в части кроме меня числится всего лишь один летчик, я благоразумно говорить не стал. Это была страшная военная тайна! Т-с-с! — Я к генералу Яковлеву, он меня ждет.

Даже номер новой в/ч грел мою душу — в сумме цифр он давал мой бортовой номер. Любимую "пятнашку"! К таким совпадениям я относился очень серьезно. А как же! Летчики такой народ — в приметы мы верим...

Охранник сверился с каким-то списком и вежливо сказал: "Проходите на территорию, товарищ майор. И подождите — вас встретят."

— Позвони им и скажи, что не нужно. Я тут все знаю, не заблужусь!

Охранник кивнул и отвернулся к телефону, а я не спеша пошел к главному корпусу...

* * *

— ...Ну, заходи, заходи! Мы тебя с Константином Владимировичем уже ждем! — Яковлев сегодня был в генеральской форме, и я поприветствовал его как положено. Улыбающемуся Синельщикову я с удовольствием пожал руку. — Садись, майор! Рассказывай!

— А что рассказывать, товарищ генерал. Я вроде все уже рассказал?

— Вот давай снова все и расскажи, да поподробнее, поподробнее... Для нас! Сам ведь понимаешь, что нам нужно. Малейшие нюансы, твои ощущения, предположения, замечания. Представь, что ты закончил серию испытательных полетов и делишься своими впечатлениями... Ну давай! Чай будешь?

— Буду! Чувствую, что скоро у меня во рту пересохнет...

Яковлев рассмеялся и нажал незаметную кнопку. Я пождал, пока вошедшая официантка подведет к нам сервировочный столик, и начал говорить. Говорил я долго, очень долго. Водитель, бедолага, наверное совсем там употел под солнцем. Может, охрана даст солдатику напиться...

— Вот, где-то так, Александр Сергеевич. В общем и целом — здорово! Просто здорово! Превосходство "Яка" полное. Главное — не ошибиться в маневре и не перегреть двигатель. Да и на бензиномер надо поглядывать... Бензин на боевых режимах — просто летит! Маловато его все-таки. Но мы понимаем, почему... А, может, подвесные баки?

Конструкторы переглянулись.

— Думали мы об этом, Виктор Михайлович... Но ведь это не просто бак, его еще и пристыковать надо, значит — еще один узел, качать топливо из бака — опять узел, а все это — вес.

— А увеличить расширительный бачок? И чуть-чуть крыльевые баки?

— Надо подумать, взглянуть по-новому. До этого ведь все сокращали... Что еще скажете?

— В последнем бою был подбит один наш летчик. Очередь месса отбила ему законцовку крыла, и самолет падал в "плоском штопоре". Так вот, я за ним следил и считал витки... Он потом сказал, что еле-еле сумел сбросить фонарь — встречного потока воздуха ведь не было... Страшно это — падаешь, а фонарь сбросить не можешь. Не завидую я ему, такое пережить... Что-то с этим надо делать!

Синельщиков, помечая в блокноте, кивнул: "Сделаем..."

— Вот видишь, Виктор Михайлович, кто бы нам это сказал? Что еще?

— Вот по оружию... Хотелось бы сделать два тумблера включения электроспуска пушек — отдельно и на мотор-пушку, и на пушки под капотом. Да и на счетчик боеприпасов надо звонок какой-нибудь поставить, хоть механический. Дескать — осталась последняя треть БК. А то я чуть не попал в последнем бою... в список геройски павших... Проглядел я БК, честно говоря. Чудом спасся.

— Это можно. Это, наверное, не проблема. Константин Владимирович, есть, кому поручить? Пометь... Да, хочу вас обрадовать! Нам под вашу серию подбросили немного "крылатого металла". Из американских поставок по ленд-лизу. Так что, если все будет нормально, мы еще немного сумеем облегчить машину. Получите "эталонные" истребители! Рад?

— Еще бы, товарищ генерал! Кто же из летчиков будет не рад такому?! "Эталонные" машины! Это очень хорошо, бои ведь нам предстоят не абы с кем — против лучших немецких летчиков драться будем.

— Ну, хорошо. Мы тут пометили кое-что из твоего рассказа. Будем внедрять. Что еще сказать хочешь?

— А нельзя мне на время производства этой серии получить временный пропуск на опытный завод? Приходить буду, смотреть. Может, и что-то еще подсказать сумею?

— Это можно, это ты хорошо придумал... Сделаем, конечно. К старикам-то пройдешь? Они тебя ждут.

— А как же, товарищ генерал! Обязательно и непременно! Разрешите идти?

* * *

— Здравствуй, дорогой Иван Архипович! Здравствуй, Николай Кузьмич! — я с искренней радостью обнял старых мастеров. — Как вы тут поживаете? Здоровье-то как?

— Здравствуй, сынок! Здравствуй, Витя! А как мы поживаем? Хорошо, можно сказать. Как вы там воевали? Расскажешь?

— Конечно, расскажу. За тем и пришел. Только сначала вот... сувенир я вам привез. Не смотрите, что это просто пепельница. Тут главное — из чего она сделана! Из перегородки немецкого "Юнкерса", вот! Он так взорвался после моей очереди, что эта железяка мне в левое крыло врезалась и застряла в нем... Подарок прямо из боя, можно сказать. Смотри, там еще что-то написано, но я в немецком не силен...

— Спасибо тебе, Витя, за подарок... За память спасибо! А что — пепельница? Пепельница — дело нужное! Особенно, — старик хитро мне подмигнул, — если эта пепельница из металла сбитого немецкого бомбардировщика сделана! Тогда это дорогой подарок. Дороже, чем из золота, во как! Ну, рассказывай! Погоди только, я мужиков покличу...

Пришлось вновь разговоры разговаривать. Но тут было покомфортнее. Со знаменитой мельхиоровой кружкой чая в руке, не спеша, с шутками-прибаутками, я в течение часа рассказывал народу о нашем фронтовом житье-бытье. Особенно подробно я рассказал мастерам про то, как обслуживались истребители, про боевые повреждения, немногочисленные отказы техники, поведение самолета в бою... Встреча прошла, как любили говорить в передовицах газет, на высоком уровне. Деды были довольны. Они то и дело бросали на остальных заводчан боевые и задорные взгляды из-под пегих, лохматых бровей, как бы говоря: "Вот видите! А мы вам что говорили?"... Молодцы, старики!

В заключение разговора я встал и в пояс поклонился рабочим.

— Летчики, которые били врага и остались в живых благодаря вашему труду и мастерству, велели мне передать вам поклон, дорогие заводчане! Скоро вы будете делать новую серию истребителей для нас. Так пусть они будут еще лучше, еще надежнее для нас, и еще смертоноснее для врага! Все для Победы, дорогие товарищи, — и ваш труд у станка, и наш труд на фронте, в бою!

Провожали меня до ворот цеха всем заводом, как мне показалось. Приятно, черт меня побери!

Глава 6.

Теперь мы с Васей жили, как настоящие москвичи — крутились, как заведенные, бегали то на фирму Яковлева, то по разным инстанциям, готовя нашу будущую эскадрилью к войне. Но, как известно, война войной, а обед — по расписанию!

Так уж получилось, что в пятницу, часа в четыре пополудни, мы с ним стояли на площади, там, где после войны будет установлен памятник Юрию Долгорукому, абсолютно вымотанные дневными хлопотами.

— Да-а, намотались мы сегодня... Командир, а как бы насчет пожрать? А? Есть тут, где поблизости какая-нибудь едальня?

— Есть, Васек, есть. Как ни быть! Во-о-н, глянь-ка. Ресторан "Арагви"! Знатный, скажу тебе, Вася, ресторан! Говорят, сам Лаврентий Палыч не брезгует туда заходить!

— Это какой Лаврентий Палыч? Да ты что... — придушенно ухнул Вася, — сам? Берия?

— Как ты любишь говорить — "Ага"! А что ты так заробел? Товарищ Берия тоже человек. Он тоже вкусно покушать любит! И, говорят, этот ресторан грузинский он и создал. Ну, двинули? Давай-давай, не тушуйся! Давно уж я хотел сюда попасть, а тут — как по заказу! Пошли, Вася, щас шашлычка ка-а-к навернем!

Так оно, в общем-то, и получилось. Навернули. Но вот того, что получилось в итоге я и сам, признаться, не ожидал. А получилось хорошо. Да что там! Просто здорово получилось! Нет, товарищ Берия нас за свой столик не пригласил... Не о том вы подумали. А вот кое-кого знакомого мы встретили...

Не успели мы достаточно близко подойти ко входу в ресторан, как возле него остановились три легковые машины. Захлопали дверцы, и тут же образовался маленький, веселый людской круговорот. Яркими цветами на этой клумбе запестрели красивые женские платья. Звонко зазвенел девичий смех, весело забасили мужчины.

Как мне показалось, все вращалось вокруг одной пары. Он, офицер, стоял к нам спиной. А вот она... Красивая светловолосая женщина улыбалась, прикрывая глаза от солнца продолговатой перламутровой сумочкой. Она показалась мне смутно знакомой. Та-а-к, кто это еще?

— Виктор! Смотри! Это же киноартистка Валентина Серова! — радостно подпрыгивая, проговорил Василий. — Пойдем, пойдем! Посмотрим поближе!

Точно! Серова! Теперь и я узнал третью блондинку Советского Союза. А если это Серова, то рядом с ней должен быть... Офицер обернулся на мой взгляд.

— Костя! Симонов! Здравствуй! Узнал?

— Витог! Здгавствуй, догогой! — Симонов радостно приобнял меня. Кажется — искренне... — Ты уже Гегой? Поздгавляю!

— А ты знаешь, Виктог, ты и мне пгинес удачу! — вполголоса продолжил он, — Тот очегк, помнишь? Говогят, сам... — он поднял палец вверх, — сам, понимаешь? Заметив!

Симонов не выговаривал не только букву "р", но и букву "л". Может, потому и писал, что хорошо говорить не получалось? Шучу...

— Виктог, — он отстранился и притянул за локоток Серову, — познакомься! Это моя жена...

— Кто же не знает артистку Серову, Константин! От всей души поздравляю вас! Желаю счастья!

Я был не совсем искренним... Точнее — совсем неискренним. Не так уж и давно, в своем времени, конечно, по телевидению транслировали сериал. Как он уж там назывался? "Звезда сцены"? Нет — "Звезда эпохи", вот как. Признаться, я его не смотрел — смотрела жена. А я сидел на диване, погруженный в разные интересные книги, надерганные с "Самиздата". Но, вольно-невольно, на экран я поглядывал. Да и жена часто обращалась с вопросами — а что Рокоссовский, а это кто? А, правда, что Свердлин астраханец? Приходилось пояснять. Так что, кое-что я видел и запомнил. Да и читал я о ней кое-что. По крайней мере, то, что не будет у них счастья, я знал... Не любила она Симонова, жила с ним, но не любила. Мне кажется, она любила только своего первого мужа — знаменитого летчика Серова. А он погиб, разбился в полете... И Валентина настолько тяжело переживала его смерть, что, как говорят, на каком-то торжественном банкете обратилась с просьбой лично к Сталину. А просила она не больше и не меньше, как переселить ее из новой, только что полученной Серовым квартиры, в другую... Эта квартира, вещи, вся обстановка постоянно напоминали ей о безвременно погибшем муже. А получили они пятикомнатную квартиру репрессированного маршала Егорова. Много вы знаете женщин, которые так легко откажутся от роскошной квартиры в центре Москвы? Ведь москвичей, как совершенно справедливо заметил сам Воланд, категорически испортил квартирный вопрос... Да-а... А потом — ее встреча с маршалом Рокоссовским. Что там между ними было — не мое это дело. Это касается только их двоих. Но вот дурить Симонову голову не следовало бы... Распался их брак в пятидесятых. А Серова потеряла все — интерес мужчин и зрителей, сына, дочь, здоровье... Стала пить... Да ну все это к чертям собачьим! Грустно...

— Разрешите и мне представить — мой боевой друг и защитник! Вася! Иди сюда, знакомься!

Пунцовый Вася пожал руку Симонову, и, не отрываясь, как кролик на удава, все смотрел и смотрел на его жену. На губах его блуждала счастливая улыбка.

Да, симпатичная женщина. Не мой тип, но — симпатичная. Можно сказать — просто красивая. Да и другие девушки весьма себе ничего... Что я уже заметил — женщины сороковых годов какие-то другие, непривычные... Естественные, более самостоятельные, решительные, что ли... Или это война накладывает свой отпечаток? А внешность? Нет никакой излишней косметики — чистая, ровная кожа, хорошие волосы, ну, может, немного пудры на носик и совсем чуть-чуть губной помады. Вот только эта их привычка выщипывать брови... Впрочем, этим грешат далеко на все! Да! Еще, по моему мнению, им очень идут их простые, но очень милые и женственные платья. Шелк или легкий ситец. Что-то подобное носила и моя мама, самая, как вы понимаете, красивая женщина на свете... А вот каблучки сделать можно и немного повыше. Будет только лучше — все-таки женская ножка на высоком каблучке обретает этакие волнующие простого майора ВВС волшебные очертания... О чем это я? Ах, да!