Время выбора

— Донесли ему, что в городе северный варвар-язычник обретается, вот он и решил малость попытать, чем я занимаюсь и чей я подсыл. Ну а потом, само собой, со всей кротостью и без пролития крови. Фанатик он, но против епископа Рима идти поостерегся.

-Еще, что-нибудь про него знаешь?

— А как же, интересовался от чьей руки чуть было смерть лютую не принял. Родом из богатой и влиятельной пизанской семьи, в шестнадцать лет принял постриг. В двадцать восемь стал настоятелем, в сорок — епископом. Аскет, нетерпим к иноверцам, это я по себе знаю. Впрочем, он и христианами настоящими только итальянцев считает. Говорили, что к золоту неравнодушен, но сам понимаешь, точно этого не знаю. С другой стороны, если посмотреть, там все такие, так что, может и правда.

— Власть любит?

-Это да, у него в монастыре все по шнурку ходили. Да и когда со мной разговаривал, видно было, что нравится ему выше другого быть.

— Понятно, так вот, друг мой Елец, надо, что бы этот Паоли выполнял наши просьбы.

— Думаешь, удастся его купить? Вряд ли получится, не будет он с язычниками связываться.

— Это, смотря, что просить, и сколько предлагать. Но ты прав, для наших просьб одних денег будет мало. Так ведь один человек выполняет просьбы другого не только за деньги, но и, например, по дружбе, или же, из за страха.

— О дружбе с ним нам и думать нечего, сказал же, фанатик, а испугать его можно только одним, опасностью лишиться самого для него ценного, то есть власти. Угрозой, что вскроется какая-нибудь грязная история с его участием. Такая, за которую простому человеку петля полагается. В Риме, я думаю, найдутся многие, которым он на ногу наступил, не говоря уже о таких, которые на его место посматривают. Им только возможность дай, с радостью камень на шею привяжут, и в воду столкнут. Да только у этого вся жизнь на виду была, с юных лет в монастыре, может и не быть ничего.

— В одной книге, что я читал в свое время, было сказано: "Человек зачат в грехе и рожден в мерзости, путь его от — от пеленки зловонной до смердящего савана. Всегда что-то есть".* Так что, посылай своих людей в Рим, и пусть они пройдут по всей его жизни, от самого нежного возраста до сего дня. Найдутся такие, что смогут?

— Есть у меня парочка. Два раза уже там бывали, даже крещены в Риме.

— Что, крещеные волхвы? Ты это серьезно?

— Владимир, я в таких делах не шучу, для дела, на что только не пойдешь! Купцы киевские через одного христиане, а к Зорецу тайком ходят, а то ты про это не знаешь!

— И много таких волхвов?

— Много, не много, но есть. В основном те, кому нужно по нашим делам в Риме или Константинополе бывать часто, там без этого нельзя.

— Удивительно все-таки, крещеные волхвы! Но оставим это, посылай своих людей, и не затягивай. Время у нас пока что есть, но не много.

— Послать-то я их пошлю, да только искать сами они ничего не будут. Бесполезно это, потому что никто с незнакомыми людьми обсуждать жизнь кардинала Папской курии не будет, так что кроме невнятных слухов они ничего не узнают. Еще и опасно. Представь, что приезжает кто-то на родину Зореца, в Овруч, и начинает копаться в прошлом Верховного волхва. Как думаешь, через сколько дней он об этом узнает? И там также, вмиг донесут кардиналу.

— И что ты предлагаешь?

— Думаю, сделать так. Недалеко от Рима в Понтекорво есть аббатство св. Бенедектина. Они там лет сто назад обосновались, после того как сарацины разрушили монастырь Монтекассино. В этом аббатстве по соглашению с Ватиканом делают копии старинных рукописей, ведут церковные хроники...

— Спасибо, Зорец, я знаю, чем занимаются бенедектинцы, — сухо сказал Владимир, прерывая волхва.

— А, ну да. Так вот, кроме всего прочего, они составляют биографии всех значимых персон в Ватикане, а значит и биографию нашего кардинала, и много чего о нем должно быть им ведомо. Есть у меня в том аббатстве знакомцы, вот к ним мои люди и пойдут. Но серебра, а лучше золота потребуется не мало. А может и на Папу чего поискать, на всякий случай?

— Даже и не думай. Первое, что бессмысленно, против Папы никто слова не скажет. Второе, что ненужно, в Риме вскорости новый Папа будет, и к нему Николай поедет.

— Вон он как, значит, ты Николая к будущему Папе втираться в доверие посылаешь.

— Можно и так сказать, но лучше вообще об этом не говорить. Вроде и все, на сегодня, у меня еще с Добрыней дела, и с казначеем.

После ухода волхва Владимир поудобней уселся за столом, и принялся за казначейские грамоты. По всему выходило, что, несмотря на бурные события этого года, финансовые дела киевского княжества обстояли не плохо. Конечно, если он правильно во всем разобрался. Уж больно долго пришлось продираться через, казалось, намеренно запутанные цифры, разбросанные по разным листам. И все равно без объяснения казначея кое-что оставалось неясным. Пришла даже мысль обучить его нормальному бух. учету. Будучи директором института, академику приходилось иметь дело с финансовыми документами, и, поневоле, азы этого дела он знал.

От разгадывания очередной головоломки отвлек посыльный воротной стражи с сообщением, что пришел обоз давно ожидаемых Ролло и Ирынея.

* Р.П.Уоррен "Вся королевская рать"

Глава 15

К началу просинца Днепр покрылся ледяной броней, и Царь Русский Владимир отправился в путь-дорогу, которые вели его, прежде всего, в Новгород

Сразу же после возглашения царства в Новгород, Полоцк и Овруч были отправлены гонцы с грамотами, скрепленными печатями нового царства. Таких новостей русичи и упомнить не могли. Шутка ли, жили, не тужили, а тут на тебе, царство. Поди разберись, что это такое, и с чем его едят! Ясное дело, что нужно ждать перемен, только к добру ли они будут?

Бояре с одной стороны, опасались, что в царстве будет им жить не так вольготно, как каждому в своем княжестве, а с другой стороны, присматривались к тому, где в нем местечко повыше и потеплее. Купцы, понятное дело, надеялись, что на путях будет больше порядку и меньше поборов, а все остальные ждали какое теперь, при царе будет полюдье, и какая дань будет собираться.

Странно, если бы было по другому, известно ведь, что рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Поэтому, пока Владимир ждал, когда встанут зимние дороги, к нему приходили, и поодиночке, и чуть ли не толпами, бояре с Горы, купцы с Торга, ремесленники с Подола, огнищане из окрестностей Киева, в общем, все приходили. Убедившись, что конца-края этому не будет, царь приказал направить к нему выборных от всех сословий и устроил, то, что в будущем назовут пресс-конференцией, единственно, что без журналистов, коих, слава Светлым Богам, еще не народилось.

Половину дня он отвечал на разнообразные вопросы, надеясь, что ответы будут донесены до всех киевлян, и только в конце услышал вопрос, которого ожидал в начале. Оказалось, что он хоть и волновал всех, но вовсе не в первую очередь. Будет ли в Киеве князь, или же царский посадник? И, если князь, то кто? Для себя Владимир уже все решил и объявил, что в Киеве будет князь рода Рюрика, недавно родившийся сын Ярополка, а до его взросления киевским посадником будет известный всем боярин Николай. Не верил он в изначальную порочность мальчишки, да и в окаянстве его сильно сомневался.

После этой встречи пересуды, само сбой, разумеется, не прекратились, но стали как-то более деловыми, и киевляне уже не были столь взбудоражены, как до нее. Оставалось надеяться, что этот метод также хорошо сработает и в Новгороде, хотя Владимир справедливо опасался, что там дело может дойти и до Веча. Уж больно неугомонны были всегда его жители. К этому он тоже готовился.

* * *

*

В то время, как царь Владимир направил свои стопы к Новгороду, боярин Николай подъезжал к расположенному неподалеку от города Макдебурга местечку Везенбург, где находился двор императора Оттона II. Заботами киевских оружейников и боярина Добрыни, посол и его свита выглядели более чем внушительно. Для них были отобраны лучшие кони, доспехи и оружие. Опытный взгляд сразу отмечал, что строгая простота и отсутствие показной роскоши успешно заменяются качеством снаряжения. При том, что за иной меч давали полный вес, если не золота, то серебра, было видно, что синьор, возглавляющий отряд, не испытывает стеснения в средствах.

Рядом с Николаем, у которого, в отличие от других воинов, доспехи и шлем были украшены золотыми накладками, а на груди сияла благородной желтизной боярская гривна, ехал гридень, несший на копье стяг с соколом Рюрика. Такой же сокол был изображен на его щите, и на щитах остальных дружинников. За ними, по три в ряд, следовала половина отряда, потом несколько крытых возов, обтянутых кожей, и снова стройные ряды всадников. Грозно вздымались копья, и сверкала начищенная сталь доспехов.

Отряд остановился у моста, ведущего к воротам замка, и окрестности огласились трубным звуком охотничьего рога. Вышедшим через небольшую калитку в воротах стражникам гридень со стягом объявил : "Передайте вашему сеньору, что к Его Величеству Императору Оттону прибыло посольство от Русского Царя Владимира". С этими словами он отдал старшему опечатанный пергамент. Один из стражников с пергаментом в руках устремился обратно, а остальные с интересом рассматривали прибывших.

Через некоторое, довольно продолжительное, время из замка вышел богато одетый человек, . представившийся сенешалем императора бароном фон Везенбургом, и предложил послу, с необходимым ему сопровождением, проследовать в замок. Отряд, ведомый двумя проводниками, отправился к месту своего будущего расположения.

Взяв пятерых воинов в качестве свиты, боярин вслед за сенешалем прошел в замок. В большом зале донжона барон их оставил на попечение слуг, сославшись на необходимость сделать доклад императору, и, если на то будет его воля, подготовить необходимое для церемонии встречи посла. В свою очередь, Николай извинился за то, что не выслал заранее впереди себя глашатаев, объяснив это опасением, что вооруженные иностранцы вблизи императорской резиденции могли быть восприняты как враги.

Слуга провел русичей в отведенные им покои. Представляли они из себя четыре устроенных анфиладой комнаты с отдельным входом. В первой, относительно большой был камин и стол, вдоль которого стояли лавки, неотличимые от тех, которые были у киевлян. В следующих двух, стояло по несколько кроватей и сундуков. В последней, видимо предназначенной для синьора, кровать была с балдахином, и, помимо сундука, в ней находился небольшой столик.

Пока располагались по комнатам, слуги принесли дров и растопили камин. Затем притащили, не то что бы очень большой, котел с горячей водой, но ни помойного ведра, ни ковшика к нему не прилагалось. Используя пустую флягу и ночной горшок, извлеченный из под кровати Николая, кое-как помыли руки и умылись. Затем обтерлись вымоченными в остатках воды льняными полотнищами, и переоделись в чистое. Узкие окна в комнатах, больше похожие на бойницы, прикрывались дубовыми ставнями, но, света ради, их пришлось держать открытыми. Было ощутимо холодно, вовсю гуляли сквозняки, так что, все это время сетовали на отсутствие нормальной бани, поминая Чернобога и Морану. И даже Николай пробурчал что-то про происки Врага рода человеческого.

Боярин облачился в коричневые бархатные штаны, заправленные в невысокие мягкие сапожки и полотняную нижнюю рубаху. Поверх нее надел еще серую парчовую и, учитывая, что основательно продрог, соболью безрукавку с золотыми пуговицами. Потом затянулся опояской из златотканой парчи с небольшим, в золоченных ножнах, клинком со смарагдом в навершии, надел на шею боярскую гривну и на пальцы несколько колец с самоцветами. Завершила одеяние небольшая шапочка, отороченная соболем. Остальные оделись немного попроще, но тоже бедными отнюдь не выглядели.

Покончив с нарядами, уселись за стол и перекусили из своих запасов, запивая ставленным медом из фляги. После чего, пододвинули лавки поближе к камину и уселись в ожидании, наблюдая за переменчивой игрой языков огня.

Ожидание заняло почти половину дня. Слуги навещали их еще трижды. В первый раз принесли блюда со горячим жареным мясом и фаршированными солеными овощами курами, кувшин с вином и чаши. Привычных тарелей не было, их заменяли тщательно выскобленные дощечки. Мясо было вкусное, куры — так себе, а вино всем дружно не понравилось. Ромейские купцы привозили в Киев вино и получше. В другой раз, наоборот, все унесли.

В третий раз слуга привел их собственного сотника, который доложил Николаю, что отряд разместился на постоялом дворе. Всем коням, хоть и с трудом, нашлось место на конюшне и в других, специально для этого освобожденных, службах. Места в доме на всех ожидаемо не хватило, и пришлось позади него поставить три юрты, десяток которых, для таких вот случаев, предусмотрительный Добрыня купил у Ирынея. Возы разгружены, ценности перенесены в дом и поставлены под охрану. Поблагодарив бравого сотника за службу, Николай отпустил его.

Наконец, ближе к вечеру, к ним пришел сенешаль и сообщил, что посла приглашает на беседу канцлер императора епископ ди Павиа. Остальным он предложил, если будет такое желание, в сопровождении слуги, ожидающего за дверью, пока что осмотреть замок. Дружинники немедленно такое желание изъявили, и четверо из них ушли с провожатым, а боярина барон проводил в приемную канцлера, взял у него верительные грамоты и, попросив подождать пока тот с ними ознакомится, вошел в кабинет.

Оглядевшись, Николай обнаружил в одном углу сидящего за столом канцлерского секретаря, а в другом библию, лежащую на небольшом столике. Взяв ее, он удобно устроился на скамеечке у стены и, открыв Книгу Царств, углубился в чтение. За этим занятием его и застал вышедший из кабинета сенешаль.

— Господин посол, — обратился он к оторвавшемуся от книги Николаю, — канцлер Вас ждет.

Закрыв за ним дверь, барон велел секретарю после окончания беседы проводить посла в его покои и, сочтя свою миссию выполненной, покинул приемную.

В кабинете Николая встретил невысокий худощавый человек в светской одежде, однако тонзура, крест с аметистом и кольцо с тем же камнем указывали на его духовный сан. Боярин с достоинством поклонился, и хозяин кабинета указал ему на стул с высокой спинкой. Сам же, уселся за стол и положил руку на лежащие пергаменты.

— Сенешаль сказал мне, что Вы говорите на немецком, — начал он, — и судя по тому, что Вы не привели с собой толмача, это так. Если что-то в моих речах будет Вам не понятно, не стесняйтесь переспрашивать.

Закончив, канцлер вопросительно посмотрел на сидящего перед ним посла.

— Все верно, — ответил Николай, — но я предпочел бы латинский язык. Его я знаю намного лучше.

— Похвально, — теперь епископ смотрел на собеседника уже с интересом, и, перейдя на латынь, продолжил, — молодые миряне не часто утруждают себя изучением языка Священного писания, но об этом мы сможем поговорить позже. Я прочел Ваши грамоты, и надеюсь, что Вы не обидитесь, если до прояснения я буду называть Вашего сюзерена, как и ранее, Великим Князем. Ваше боярское звание, по моему мнению, ниже графского, но все, же выше баронского. Поэтому во избежание путаницы, я представлю Вас императору, как графа Николая, и сам буду обращаться к Вам также. Вы согласны?