Скрамасакс

Подойдя к месту взрыва, я оказался несколько обескуражен, поражающие элементы самодельных бомб не сработали, лишь керамика бутылей и то — так себе. Камушки разлетелись всего метра на два, а основная их часть, вообще, валялась рядом с точкой детонации пороха.

— Что-то не так, — почесав озадаченно репу, я осознал, в чём собственно дело. Спутники же, находились в непонятках, им была неясна причина расстройства — вроде бабахнуло знатно, с огненной вспышкой, в принципе, в качестве фейерверка — не плохо, но мне нужен другой — более кровопролитный эффект.

— Ничего страшного, — сказал сам себе, — Переделать не трудно, надо камушки закрепить снаружи, тогда их разлёт, да и скорость, должна возрасти.

Во второй раз прогресс уже имелся, эффективность поражения значительно усилилась. Окрестные деревья сильно посекло каменной картечью.

"Вот если заменить, гранитный щебень на свинец или хотя-бы железо, то бомба сможет сравниться с современными мне прототипами. Но на нет и суда нет, так тоже не плохо..." — рассматривая последствия взрывов, размышлял я.

"Как нет, вот же бестолочь! А свинцовая картечь?! — неожиданно вспомнив, ударил себя по лбу, — Тихон отсыпал её предостаточно. Ну, почему всегда так — сколько напрасных телодвижений!"

Пришлось в третий раз проводить испытание. В итоге всех экспериментов, я пришёл к следующей технологии: насыпаешь в бутыль пороха — под завязку и деревянным чёпиком затыкаешь горловину. Щели заливаешь воском, благо — в корабельных запасах его целый бочонок, дальше обмазываешь тару смолой, наклеиваешь картечь, а чтобы граната не пачкала руки и для надёжности фиксации деревянной затычки, плотно перематываешь конструкцию полоской парусины. И завершающий штрих — в отверстие, специально сделанное по моему рисунку горшечником, вставляешь пеньку пропитанную селитрой — адская машина готова. В итоге — имеем рабочее оружие массового поражения, рецепт же, смело можно размещать в "Поваренной книге анархиста".

Кашевары, всё ещё готовят и мы с Аникой, дабы скоротать время, принимаемся доделывать боеприпасы. Изготовили пятнадцать штук и, истекая слюной, поспешили на исходящий от костра дурманящий запах.

"Надо как-нибудь шашлычок замостырить, — уплетая сочное, в меру прожаренное мясо, мечтательно подумал я, — Да... красота". День выдался замечательный: светит осеннее солнышко, ласково дует лёгкий ветерок, лес словно живой — шевелит кронами сосен, щебечут не улетевшие в тёплые края птахи и Ока — ладошками прибоя шлёпает берег.

Прожевав очередной кусок, я поинтересовался у сидящего близ капитана:

— Атанас, не знаком ли тебе греческий огонь, надобно коктейль Молотова сделать, однако без бензина не знаю — получится ли.

— Немного подумав, наш космач уточнил:

— Греческий огонь знаком, но только несколько с другой стороны, а про коктейль Молотова и бензин в первый раз слышу.

— Не обращай внимания, коктейль Молотова это другое название смеси греческого огня, а бензин... — я задумался, вспоминая, как называли нефть в старину, — А точно! Бензин — горючая производная из земляного масла.

Удовлетворившись ответом, грек не торопясь поведал нам эпизод своей жизни:

— В шестнадцать, оставшись сиротой, прибился я к одному доброму человеку, тот служил капитаном на торговой галере. Дело было в генуэзской Сарсоне, по-вашему, Херсонес Таврический. Так вот, приглянулся я ему чем-то и взял он меня юнгой. Проплавать на галере суждено было почти пять лет. Однажды мы напоролись на турок, они-то этим самым греческим огнём наш корабль и спалили, зрелище скажу тебе, ужасное — горела даже вода. Хорошо, что бойня была недалече от берега, мне и троим матросам, удалось выплыть. Вот, в принципе, и всё — что я знаю... — закончив повествование, грек подкинул в огонь хвороста.

— Понятно... — кивнув греку, обратился я к деду, — А ты, учитель, что скажешь?

При этих словах, Атанас посмотрел на меня по-другому — с любопытным уважением, что ли, видимо, старик произвёл на того впечатление и, имея статус ученика, я приподнялся в его глазах.

— Хек... — крякнул по обыкновению дед, — Давай, тащи, что есть у тебя — попробуем.

Получилась поистине адская смесь, даже в воде, ложась на неё тонкой плёнкой, она продолжала гореть. К купленным в лавке травника ингредиентам, старик добавил только корабельную смолу.

Намешав порядочно, данного зелья, стали разливать его по бутылкам. Капитана, хотевшего принять участие в мероприятии, от запаха самогонки, одного из составляющих дедова коктейля — стошнило и он, утёршись рукавом, отказался от этой затеи.

— Да! Компашка у нас собралась... — со смехом в голосе заметил я, — Поклонник Бахуса — в завязке, да мусульманин — алкоголик. Все дружно заржали...

До Нижнего Новгорода добрались мы без проблем. А поскольку, долго упражнялись в мореплавании, выписывая кренделя на речной глади, и занимались корабельным вооружением, то к городу струг подошёл лишь на закате второго дня плавания.

Со стороны Оки Нижний подсвеченный лучами заходящего солнца, предстал пред взором во всём великолепии. Белокаменный кремль, находящийся на возвышении, сверкал новизной, устремлялись ввысь златоглавые храмы. Крыши домов некоторых горожан, вскарабкавшись над стенами, были видны с реки, что свидетельствовало о значительной высоте зданий. На пристани, купеческие амбары соседствовали с постоялыми дворами и деревянными, сложно рублеными, красавицами церквами.

Несмотря на ранний вечер, жизнь по причалу кипела, пытаясь закончить дела до заката, люди сновали туда и сюда. Издали заметив корабль, народ, несколько прекратил шевеление, а рассмотрев чудную по местным меркам корабельную оснастку, стал тыкать в нас пальцами. Крепчающий попутный ветер разогнал струг достаточно сильно, мы, словно на ракете с местным аналогом скорости звука, приближались к пристани. Нижегородцы оценили сие по достоинству и, увидев несущееся прямо на них судно, сбивая друг друга, прыснули в стороны. Свалка получилась знатная.

Атанас подговорив мальчишку, специально устроил такое вот шоу. Когда до берега оставались считанные метры, оба паруса прижались к мачте, а корабль, гася скорость, сделал петлю и точнёхонько меж бревенчатых причалов носом вылез на сушу, но не увяз — достаточно было его слегка раскачать, и он бы вновь оказался свободен.

Толпа ахнула, робко подошла поближе, и какой-то грамотей громко прочитал выведенное алой краской название судна: "Буре". Люд, услышав татарское слово и увидев меня с Халом в золотоордынских доспехах, встревоженно зашумел. Я, привыкая к тяжести, практически броню не снимал, а татарин, нося долгие годы куяк, считал его неотъемлемой частью своего гардероба. Кое-кто схватился за топоры. Замеченные в толпе, по луковичным шлемам, дружинники поспешили к нам в гости. Недолго думая, качнув пару раз струг мы оторвались от берега и нервно заколошматили вёслами по взбаламученной килем воде.

— Уф... успели, — выдохнул я. От причала отгребли около пятидесяти метров, в палубу, никого не задев, ударилась пара стрел, корабль быстро набирал скорость и вскоре город остался далеко за кормой.

— Ты больше так не делай, хорошо?.. — когда адреналин несостоявшейся схватки потихоньку стал отпускать, заявил я капитану.

— Хотел же, как лучше — чтоб с ветерком. Кто мог бы подумать, что в итоге так выйдет, — поникнув головой, попытался оправдаться грек.

— Ладно, проехали, а вы заметили как, видя мчащееся на берег судно, народ рванул во все стороны — многие даже обделались, — констатировал я и, припоминая недавнюю картину, начал хихикать. Ватага заразилась и через минуту — все ржали как кони. Слёзы лились из глаз, болел живот, а мальчишка, в приступе безудержного смеха, схватившись за бока, катался по палубе, даже дед, вытирая рукавом влажные глаза, тихо посмеивался. Адреналин окончательно вышел, и команда постепенно успокоилась.

На данный момент шли мы по Волге, течение её было немного мощнее, берега отступили, пейзаж изменился, густые дремучие леса плавно перешли в степь, разрываемую редкими островками деревьев, почти стемнело. Здесь главную водную артерию Руси, называли на татарский манер Итиль, по-моему, очень красивое слово, переводилось оно как хозяин река.

Поужинали расстегаями с копчёной свининой, закусили их луком да солёными огурцами и дабы уйти от возможной погони, решили — продолжить путь ночью. Кстати, наш мусульманин ничуть не морщился — пирожки с мясом нечистой скотины уплетал с энтузиазмом — аж за ушами свистело.

Река была широкая, увеличившийся в размерах месяц волшебно серебрил, перед режущим водную гладь кораблём, дорожку. Чуть прохладный ветер, потешно играя с шерстью примостившегося у моих ног волка, ласково обвевал лицо, зверь, превращаясь из нескладного подростка в настоящего хозяина леса, постепенно матерел.

Спать совсем не хотелось и я, почёсывая Беляша за ушами, незаметно перешёл в изменённое состояние, в последнее время всё чаще и чаще это происходило само собой — без усилий. Нет, к такому зрелищу невозможно привыкнуть, красота ауры окружающего мира играла неяркими цветами радуги, лишь чёрные воды реки и тёмное небо, оставались нераскрашенными. Периодически появляющиеся по берегам светящиеся контуры степных животных и временами пролетающие пернатые охотники вносили разнообразие в непрерывно меняющуюся, но всё же остающуюся статичной, картину. Так, наблюдая за ночной жизнью природы, и неотвратимо несомый ветром судьбы, я продвигался вперёд: "Что ждёт там, за очередным поворотом?.."

Тем временем, мысли непроизвольно остановились на неправильности развития цивилизации:

Изучая видимый мир, причём, фрагментарно — отдельно физика, отдельно биология и так далее, человечество до недавнего времени, практически полностью игнорировало невидимую его часть. Лишь лбом наткнувшись на незримые, но очевидные вещи, люди, попытавшись их использовать, получили поразительные результаты, с этого момента прогресс пошёл семимильными шагами.

Вот, если бы свести все разрозненные науки воедино, то наверняка бы обнаружились и другие белые пятна. Впрочем, были открыты невидимые и неощущаемые радиоволны, различные магнитные поля и электричество, но это лишь незначительная часть, недоступной нашим органам чувств, мощи мироздания.

А самое главное — человек не познал самого себя. Ведь всё, что необходимо присутствует в людях с рождения, возьмём для примера коммуникацию индивидуумов между друг другом. В нашем мире чтобы созвониться с товарищем по сотовому, сколько всего надо сделать. Построить электростанции и вышки связи, для выработки электричества — сжечь уйму угля или газа. Наконец, создать огромное, вредное производство мобильных трубок — от пластика до микросхем, а вот, деду всего этого не нужно — ему достаточно немного раскачавшись войти в транс и он уже общается с другим знающим. Вместо того чтобы слившись с естеством, пользоваться неисчерпаемой силой природы, человек изобрёл машины да механизмы, которые употребляют всё ту же энергию, но извлекают лишь ничтожную её часть, причём, извращённым способом, губящим её создательницу — нашу планету. Сколько лишних телодвижений?..

Впрочем, истинный смысл земного бытия, как мне думается, не в возможностях организма, а в понимании собственной сути и сути окружающего мира. Человек, постигнув законы природы, умело тем пользуется, в равной степени это касается и наших учёных и таких людей как дед, разница лишь в знаниях о физиологии мира, а если они в корне неверны и извращены до безобразия, то мы имеем — то, что имеем.

Занятно — процесс оперирования энергией запускает присутствующее в каждом воображение. Фантазии в большей степени присущи незамутнённому сознанию ребёнка и это толкает на определённые выводы...

Неожиданно, из кучки дедовых знаний всплыла новозаветная фраза Спасителя: "Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное".

Что делал я, в самом начале — со свечкой? — просто представлял, как какая-то воображаемая сила проникает внутрь, а затем, выходя, тушит огонь. Только значительно позже, мне удалось прочувствовать энергию и убедиться в существовании оной.

С такими вот, философскими мыслями я и плыл, пока не проснулся волк, зверь резко вскочил, оскалился да утробно рыкнул.

Из-за поворота показался корабль. В небольшом заливчике стоял тот на якоре и почти сливался с окружающей местностью, если бы не Беляш я, даже находясь в изменённом состоянии, вполне мог его не заметить. Кроме меня да капитана все спали. Перед тем как удалиться дед наказал поглядывать по сторонам, особенно за корягами время от времени плывущими по фарватеру. Заметив судно, тихонько подойдя к Атанасу, я обрисовал обстановку и посоветовал взять левее — авось не заметят.

Шли мы без ходовых огней, представляющих в нашем случае две масляных лампы на носу да корме судна — может и пронесёт. Команду решили пока не будить, струг толкал лишь передний парус, скорость — не большая и звук, от соприкосновения корабля с водой, практически отсутствовал.

Река в этом месте чуть изгибалась, и мы нырнули в тень, высокого левого берега. Поравнявшись с неизвестной посудиной я, узнав его, офигел. Нет, конечно же, что с норманнами встретимся — подозрения были. Отсюда, видимо, и бессознательное стремление вооружиться, но одно дело подозревать, другое — столкнуться пусть даже и в темноте, но практически, нос к носу, с более сильным да обиженным на тебя противником.

"Уф, вроде не заметили..." — и только я так подумал, гулко разнося бас по водной глади, затрубил рог, — вражеский караул не дремал. Викинги, конечно же, пока не ведают, какой подарок судьбы в моём лице плывёт к ним в руки, просто по обыкновению решили немного пограбить, тем более в темноте и без свидетелей, да на чужой земле — сам бог велел...

"Стоп, а какой у них бог, не Один случаем — забавно, не отсюда ли ноги растут?.. Что же за бог такой, везде засветился и в моём мире с вороном и тут уже дважды, на поляне с омелой, теперь вот, с викингами, то ли играет со мной, то ли неувязок полный?"

— Надо будить ребят, — прочитал мои мысли кормчий, однако команда, услышав рёв рога, сама высыпала на палубу. Раздав указания: мальчишке распустить привязанный к мачте, кормовой парус, нам с татарином — на вёсла, деду — вперёдсмотрящим, шкипер направил корабль к центру русла, где течение было гораздо мощнее. Если бы дул такой же ветер как в Нижнем, то викингам вообще бы ничего не светило, но он был в два раза тише, и неуклюжий, но как минимум, двадцати вёсельный драккар, имел явное преимущество перед нашей, на данный момент, двух вёсельной лодкой.

Пока норманны собирались и снимались с якоря, мы значительно оторвались. Их было не видно, только хеканье гребцов и шлёпанье вёсел выдавали присутствие погони, звуки, пугая прибрежных животных, а заодно и нас, в предрассветных сумерках разносились далече. Стало светать, восток робко окрасился красным, потихоньку из гнёзд вылетали речные пичуги — природа просыпалась.

— Если ветер не сменится, надо готовиться к бою, — сказав это, вопросительно посмотрел на капитана.