Волчий берег

Это она ко мне обращалась:

— Не гневайся понапрасну. Не за тебя боюсь, а за сестру твою. Маленькая она ещё!

Та, конечно, сию же секунду собралась спорить, что вовсе и не маленькая она, но я схватила Малинку руку и утащила в баню. Иначе кто его знает, до чего бы мы договорились!

Ох, и хорошо же там было! Жарко, пряно, душистое мыло, крепкие веники, а напротив — купальня. В последний раз в баню мы у Глаши ходили, но там народу много, даже воды на всех не хватало, а тут хоть залейся! А простору-то сколько!

Правда, я на запотевшие оконца то и дело поглядывала, вдруг и правда кто полезет подглядывать. Уж я его тогда веником!

Но никто не приходил. То ли тётка Фроу помогла тем, что под дверью караулила, то ли они другими делами были заняты. Жаль, я бы веника не пожалела, отхлестала бы за милую душу!

Когда мы выползли из бани, то нам уже ничего не хотелось, только добраться до кровати и спать.

— Нет уж, вначале поесть надо! — Припечатала тётка Фроу и мы послушно поплелись за ней на кухню. Поесть, так поесть, это же не работать.

Влажные волосы приятно раздувал ветерок, кожа была такой чистой, что чуть не скрипела. Пахло от нас пихтовым маслом.

Когда мы спускались по ступенькам, навстречу вышел Гордей. Вначале он улыбнулся своей многозначительной улыбочкой, той, что в бешенство приводила, но потом увидел меня и улыбка пропала.

Он стоял, и выглядел таким же странным, счастливым, как в тот день, когда волки только заявились в Вишнянки.

Тётка Фроу прошла мимо него, потом Малинка, потом я. Он повернул мне во след голову и пошёл за моей спиной шаг в шаг, чуть пятки не оттоптал. Вроде неловко было, но не могу же я запретить кому-то идти на кухню?

И почему-то у меня всё внутри дрожало, будто от страха.

Тётка Фроу усадила нас за стол, а сама стала ужин накрывать, Малинка вызвалась ей помочь, спасибо сестре, а то мне пришлось бы самой, а ноги не держали.

Только и оставалось, что сидеть, глаза потупив, потому что Гордей устроился напротив и продолжал на меня смотреть. А мне то хотелось крикнуть — ну чего уставился? — то наоборот, улыбнутся ему в ответ.

Подошёл Всеволод, Ярый бросил работу, Кропик явился с лицом, с которого спала краснота — и все сели ужинать. Они говорили о чём-то своём, спорили и даже смеялись, и только я и Гордей сидели молча, как в рот воды набрали.

Не помню даже, что я ела. Картошку, похоже, но варёную или печёную и под угрозой смерти бы не сказала.

Потом встал из-за стола Всеволод, за ним Малинка, которая тут же принялась убирать... и я очнулась. Какое-то колдовство странное. Золотистая пряная марь. Что на меня находит?

— Мы скоро вернёмся.

Оказывается, Всеволод обращался ко мне. Кажется, объяснял, куда они с Малинкой идут и зачем, но я ни слова не могла вспомнить. Сестра бросила тарелки, встрепенулась и замерла у выхода в ожидании.

Тётка Фроу была спокойна, наверное, ничего ужасного не происходит? Да от Всеволода я пакостей и не ждала, погуляют полчасика по окрестностям и вернутся.

Может, я успела бы спросить, куда они собрались и напроситься в компанию, но тут Гордей поднялся и глаза вернулись к нему. И прежнее волшебство заново окрутило, как пар в парилке.

— Хочешь, покажу тебе козлоногих?

Его голос был тихим и слегка хриплым. И я не сразу поняла, о чём он спрашивает, но конечно, ответила:

— Да.

И тётка Фроу тоже не оглянулась, не посмотрела с осуждением и ничего не сказала. Спокойно собирала посуду, как будто так и должно было быть.

Мы шли бок о бок по тихим, широким коридорам и молчали.

Я не знала, что со мной. То ли хорошо мне было, то ли напротив, дурно, как от болезни какой незнакомой. В один миг вроде живот схватывает, а через миг — раз, и с животом всё в порядке, но жар к щекам льёт. А не к щекам, так к шее, к рукам. А если не жар, то озноб.

Не знаю, что за напасть такая!

Почему-то я до ужаса боялась, что он сейчас возьмёт меня за руку и тогда придётся что-то делать. Боялась... но и хотела. Но нет, он просто шёл рядом, а потом открыл передо мной одну из дверей.

Я вошла и оказалась в каком-то домашнем храме.

В большой светлой комнате стены, пол и потолок были выложены мозаикой. А в центре стояли скульптуры. Очень худые и высокие создания, с капризно оттопыренными большими губами, белыми, как у дивов, глазами, а ноги ниже колен у них были козлиные, с шерстью и копытцами.

— Они не настоящие, — зачем-то сказала я.

— Да. — Гордей, оказалось, стоит за моей спиной. Он положил руки мне на плечи и наклонился. — Но это точные копии тех козлоногих, что жили здесь, в этом самом доме, всего несколько лет назад.

— А ты видел их... живых?

— Видел. Таких наглых и глуповатых существ ещё поискать!

— Но... — я хотела обернуться, но не посмела. Его руки словно жгли огнём. — Они же боги?

— Наверное. Дивы считают, козлоногие — прямые потомки их богов-создателей, почти их живые воплощения. Поэтому дивы прислуживают им словно слуги, любые желания исполняют. Носятся с ними, как с хрустальной вазой. Этот дом был построен специально для козлоногих.

— А откуда козлоногие берутся?

— У дивов рождаются. Очень редко вместо обычного ребёнка рождается такой, это считается чудом, такие семьи становятся очень уважаемы.

— Ты и дивов видел?

— Конечно. Мы жили среди дивов. Правда, звери селились дальше, в глубине земель, а эти места вдоль границы были заселены сплошь дивами. Пока они не уплыли прочь, вместе со своими козлоногими прихлебателями!

— Кажется, ты их не очень-то любишь?

— Нет. — Впервые его голос прозвучал сухо. — Мне не за что их любить. Они подвели мой народ, поставили в положение, из которого не выйти без крови. Знали, что творили, что прав таких не имеют, но всё равно напоследок сделали подлость!

— Как?

— Они уплыли, рассказав всем соседним землям, что звериный народ был им прислугой. Подарили нашу землю соседям, словно имели на это право!

— А это не так?

— Нет. Когда-то давно, так давно, что никто не помнит, дивы пришли из болот и звериный народ дал им приют.

Руки на моих плечах сжались, но я не могла ни пискнуть, ни повернуться.

— Жгучка...

Когда его пальцы поползли вверх, погладили шею, а потом он повторил этот путь губами, я сглотнула и зажмурилась.

— Я хочу, чтобы всё было серьёзно. — Тихо, но твёрдо сказал он. — Чтобы ты не думала, будто я играюсь. В Гнеше живёт моя мать, там мой дом. Я хочу, чтобы семья, и дети... и жили долго и счастливо, и даже умерли в один день... Ты слышишь?

Я слышала, но одновременно будто нет. Будто не ко мне эти слова были обращены, будто я просто подслушивала чужой разговор. Та самая оглушающая и ослепляющая золотистая марь накинула на меня свою сеть.

Больше всего на свете хотелось, чтобы это было правдой. Но хотеть верить и верить — большая разница.

— Я знаю, что тебе нравлюсь. — Гордей вздохнул и прижался к моим волосам лицом. — Я это чувствую.

Ну ладно. Выяснять — так сразу! Резать — так начисто!

Я отскочила и обернулась.

— Ты знаешь, что мы с Малинкой сбежали из дома и нас ищут? Ты знаешь, что за наше возвращение много денег обещают?

Даже если бы он сказал 'нет', я уже успел увидеть ответ — в том, как он всего на миг отвёл глаза, как нахмурился.

— Ты...

Я отступала, почти шипя, пока не наткнулась на статуи дивов. Хорошо хоть наземь не сшибла.

— Да, я знаю. — Наконец, ответил он.

— И знаешь, сколько за нас денег дают?

— Да.

— Много?

— Не очень. Я бы больше дал.

Голос такой вызывающий, будто ему деньги вовсе не нужны. Подумаешь, деньги! Будто у него самого закрома так золотом забиты, что ни монетки свыше не поместится!

— Не ври! Как тебе можно верить, если ты знал и молчал? Значит, и в остальном врать станешь!

Я обошла статуи стороной, каждый миг ожидая, что он бросится на меня, но он стоял на месте, сердито сжимая губы. Гляньте-ка, обиделся!

Даже когда я выбежала из зала и понеслась по коридору, Гордей не стал догонять.

А говорили, у зверей инстинкты — как увидят, что от них бегут, сразу вдогонку бросаются! Что нельзя убегать от хищника, тогда точно сожрёт. Враньё.

Тётка Фроу по-прежнему была на кухне, протирала посуду. И больше никого.

— Ты чего это примчалась, как на пожар? — Спросила она.

— Чаю захотелось выпить. Привычка у меня — чай перед сном пить, иначе заснуть не могу.

Не говорить же ей, что я сама толком не знаю, отчего сюда пришла, а не в комнате спряталась. Просто в комнате Малинки нет, а сидеть одной среди нарисованных белоглазых как-то боязно, кажется, они оживают и за тобой следят. Пусть лучше здесь, в компании живого человека, у шумной печи.

— Обидели тебя? — Нахмурилась тётка Фроу.

— Нет!

Ага, так я и сказала! Ведь не зря волки пришли в этот богатый дом, как в свой собственный, не зря тётка Фроу приняла их как родных. Что-то их связывает.

Я невольно принялась теребить мамин браслет на руке.

Тётка Фроу сделала мне чай и мёду дала.

— Позже печенья напеку, если дождёшься.

— Мне и так пойдёт, спасибо.

Она молча вернулась к работе, я молча пила чай.

Что дальше? Ума не приложу.

Денег ему мало, ты подумай!

Но он так серьёзно говорил о нашей общей судьбе. Так уверенно. Как будто ни сомневался, что рано или поздно наши жизни сплетутся, станут одним целым!

Это меня пугало? Не только.

Я боялась ошибиться. Малинка мелкая ещё, ей позволительно красивым словам верить, но я-то уже старше. Я уже слышала лож. Ведь наврали они, что моя сестра оборотень, так почему остальное должно быть правдой? Даже Всеволод, которому верить легко, и тот врал! Человек или честный, или врун, не бывает врунов наполовину! Раз начал — не остановится.

И в Гнеш... Нельзя туда идти, вот что я поняла. Нужно сбежать раньше.

Только как? Попробуй от этих волков отделаться! Вцепились как клещи!

О, а тут Гордей собственной персоной появляется. Прокрался из коридора, словно кошка, ни звука ни шороха.

— Фроу, можно я с Ожегой поговорю... наедине?

— Конечно, можно! — Умиляется тётка и чуть ли не за щёчку его хватает. И тут же удаляется. — Недолго только, мне ещё тесто на утро ставить!

Я набираю полную ложку мёду — и в рот её, чтобы говорить не пришлось.

И не постыдился же. Вид сердитый слегка, но опять улыбается той самой улыбкой. Вот, поняла, как она называется. 'Ты никуда от меня не денешься'.

— Ну что? Так и будем бегать? — Он не подходит, складывает руки на груди, опирается плечом на стену — ну просто весь на показ!

Я молча пью чай. Тяжёлая кружка с громким стуком опускается на стол.

— Ну, Жгучка, не разочаровывай меня, — тянет он.

— Чего?

— Ага! Ты скажи — чего ты бегаешь от меня? Я за ней — она от меня. Я за ней — она снова от меня!

— А ты за мной не ходи!

— Почему?

— А...

Ну вот так сразу поди объясни, почему. Хорошо, мёду ещё много в блюдце. Он тем временем подходит и садится напротив, через стол.

— Ладно, я признаюсь, — Гордей хитро улыбнулся и прикрыл глаза. — Вот как было дело. Мы в Вишнянках поехали в соседний город по делам, а там бумага висит у рынка. В бумаге написано, мол, отец ищет двух сестёр и ваши приметы перечислены. Всё сходится. Обещает, мол, много денег за их возвращение.

Вот оно — сердце вскачь!

— И что?

— И это было ещё одной причиной, почему вам нельзя было там оставаться. Такие же бумаги день со дня должны были прибыть в Вишнянки. Думаешь, мало там желающих заработать?

Вот оно что! Бумаги...

Так... и что это, что это значит? Бумаги, поиски, обещанаая награда... Выходит, в Вишнянки нам обратного пути нет, хотя я бы хотела. Там было хорошо, спокойно, Глаша, хотя и с норовом хозяйка, не обижала. Итак, обратного хода нет. И не только в Вишнянки! Такие бумаги по всем городам людским станут рассылать, раз начали, а за деньги обязательно кто-то нас домой рано или поздно доставит, не послушает, хотим мы того или нет.

— Отец, говоришь, ищет?

— Да.

— Он не отец, а отчим!

— Ладно.

— А чего ты не спрашиваешь, отчего мы с сестрой от родного 'отца' бежали?

— А чего спрашивать? Сбежали, значит, было отчего. Захочешь, расскажешь. Когда-нибудь.

— И что дальше?

Неужели сейчас признается, что хочет отчима нашего потрепать? Выбить с него побольше?

— Если ты так щуришься, потому что ждёшь, будто я тебя отчиму твоему верну, то зря!

А он злится теперь, сильно злится.

— А чего так? Деньги, может, не нужны?

— Не-а.

— Расскажи кому другому!

— Оглянись! — Рявкнул Гордей и раскинул руки. — Похоже, мне нужны деньги?

Я оглянулась, словно впервые. Дивный дом... Он же не зря сюда приехал, как в свой собственный?

— Хочешь сказать... это твой дом?

— Моей семьи. И не только этот.

Я сглотнула вязкую слюну.

— Кто ты?

Он замялся.

— Ты из богатой семьи?

— Да.

— Тогда я не понимаю...

— И перед тем, как снова будешь меня в чём подобном подозревать, скажу уже в сотый раз! Нет у нас злого умысла, ни у меня, ни у Всеволода, ни у Ярого. Ни у жителей этого дома. Ни у других зверей. Хватит на меня смотреть, будто я тебя в рабство продаю! И выкуп мне от отчима твоего не нужен! Что ещё?

— Ничего.

Как-то пусто сразу стало. Не в смысле, тяжело, а наоборот. Если подумать — а на самом деле, чего я словно на иголках? Ведь ничего плохого они не сделала. А задумали ли...

— Попробуй просто поговорить со мной, ну... без страха. — Поморщившись, попросил он.

— Я тебя не боюсь!

— Чего бежишь тогда чуть что?

— Не знаю!

Раздался грохот — он вскочил, лавка покачнулась, не устояла и упала на пол. Он оказался рядом, обхватил меня за плечи и поднял на ноги. Талию обвила крепкая рука, а его губы так быстро прижались к моим, что я пикнуть не успела!