— Меня начинает беспокоить твоя заинтересованность моими рабочими встречами, Винтер. — он нахмурился напоказ. — Если тебе интересно, смог ли я убедить бывшего терориста принять помощь ужасной корпорации зла — да, смог...

Винтер вздохнула.

— Уитли, не заставляй меня. — она покачала головой. — Я знаю, что ты не пошел бы на эту встречу, не имея туза в рукаве.

'Туза, которого у тебя нет. Тебе ведь нечем на него давить, моя милая — вы даже отрезать Мантлскую гуманитарку не можете, чтобы не выставить себя моральными уродами и не нарушить пакт о помощи после грим'

— Боюсь, что ты обо мне слишком хорошего мнения, Винтер. — он улыбнулся. — Я просто пришел с хорошими условиями, провел плодотворную встречу, и заключил контракт.

Девушка покачала головой.

— И превратил в фарш свидетеля своего триумфа? Прости, но не верю. — она вздохнула, и приобретшие намек на тепло глаза снова посерьезнели. — Уитли, чего ты хочешь?

Он вежливо улыбнулся в ответ. Все-таки, она это заслужила — сразу перешла к торгу, вместо того, чтобы попытаться на него давить. Она при всем желании не смогла бы его ни в чем обвинить — тем более что этого желания бы не появилось, не сложись совсем уж крайне неблагоприятной для ее карьеры обстановки. В конце-концов, при желании, он может бросить те ресурсы, что сейчас идут на личные исследования, на противодействие ей — и еще совсем непонятно, не окажется ли генералу Айронвуду проще и приятнее ее попросту слить на красивую, но ни к чему не обязывающую должность.

— Ты знаешь, чего я хочу. Мы оба знаем, что я этого не получу. — Уитли покачал головой. — Это пустой разговор, Винтер. У тебя нет ничего, что ты могла бы мне предложить.

Девушка задумалась, и улыбнулась краем губ. Уитли напрягся — знакомый, слишком знакомый жест. 'Я знаю то, что ты не знаешь, но не буду мешать тебе делать вид, что это не так' — вот что скрывалось за этим изогнутым краешком таких манящих губ.

Винтер достала свиток, и парой жестов прокрутила ленту сообщний вниз, прошла тройное подтверждение со сканированием ауры, и, наконец вошла в нужный архив, даже не попытавшись запаролить остальные секции. А потом просто повернула его к нему, продолжая держать в руках. В этом не было ни грама доверия — просто она понимала, что он не нарушит эту традицию.

Когда ей доставалась интересная ему служебная информация, проходящая под любым грифом кроме, разве что, поднулевого, она сливала ее ему — всегда именно так. Держа свиток в своих руках, слегка развернув, веря, что он откроет только разрешенную секцию, потому что запароливание всего остального отложится в служебных логах — и понимая, что такая глупость, как нарушение традиции, попросту уничтожит для него такую возможность. Цена несоразмерна — доверие оправдано и допустимо.

Или все-таки видимость доверия?

Уитли вздохнул, и погрузился в чтение предложенного ему документа. Информации там было не густо — пара видеоотчетов плохого качества да короткий лист с описанием существа. Смесь человека и лошади, сходу напомнившая ему легендарное наклави, которых пусть и сравнительно редко, но все-таки видели у границ Мистраля. Этот экземпляр, похоже, был куда крупнее обычного, и вдобавок имел что-то похожее на ту черную жидкость, которой поливал Вейл драконий грим, убитый не так давно.

— Неужели тебе самой не хочется пополнить коллекцию? — Уитли все-таки не смог не спросить. Все-таки ей подобное существо будет полезнее — в качестве корма оно сгодится плохо, а для разового призыва ему придется копить энергию пару недель.

Девушка покачала головой.

— Во-первых, у меня уже есть похожий. Во-вторых, я ненавижу уступать инциативу, и ты это знаешь. — девушка улыбнулась, и холодно посмотрела на него. — В-третьих, я могу в любой момент оформить официальное требование о содействии с печатью Айронвуда, и убивать этого грима отправится команда отборный охотников прямо из Академии.

А значит, он не успеет, даже если вылетит прямо сейчас. Подумать только, Винтер шантажирует его, взяв в заложники грим. Уитли улыбнулся.

'Знала бы ты, насколько мало сейчас для меня значит новый экземпляр...'

— Моя милая, скажи, что ты ответила, когда я просил тебя о помощи в последний раз? — он все-таки не смог отказать в болезненном удовольствии еще раз ткнуть ее в эту... ошибку? Неудачу? Долг?

Винтер вздохнула, осознав, к чему он ведет.

— Ты должен был остаться в поместье. Кто-то должен унаследовать компанию. — она говорила как всегда уверенно, но... за словами стояло что-то ещё. Сожаление? Раскаяние?

Уитли холодно улыбнулся. Да, это было детской обидой. Да, это было глупо.

Но это саднило глубоко в груди, и он до сих пор не смог этого ей простить. А еще, с тех пор он больше не просил — никого и никогда.

— Кто-то, но не ты, верно? — он покачал головой. — Кто бы мог подумать, что на самом деле ты такая слабохарактерная сука.

Он будто издалека услышал громкий шлепок, и его голова мотнулась назад. Уитли улыбнулся — Винтер даже била не пощёчину, а в челюсть.

А еще — он даже не подумал потянуться к чемодану, с каким-то запоздалым спокойствием принимая боль. Все-таки — перегнул. Все-таки — не сдержался.

Все-таки, сильнее всего он хочет...

— Помни, с кем ты говоришь, щенок! — вот теперь в ее голосе действительно звучало бешенство.

Он смог только слабо улыбнуться.

— А иначе что, убьешь меня? — он усмехнулся. — Так давай. Я даже не открою чемодан.

Странно, но Винтер не ударила. Тогда он подался слегка вперед, смотря ей прямо в глаза.

— Ты была единственным человеком, которому я доверял, Винтер. Я жил для тебя, я умер бы за тебя, если бы это оказалось нужным. — он выдохнул. — Но ты сбежала. Я умолял тебя взять меня с собой или бросить по дороге, но забрать из поместья. Я верил, что ты поможешь. Я... — он прервался, вдохнув и выдохнув, чтобы успокоится. — Отброс великого семейства. Боевик с величайшим наследуемым проявлением Ремнанта, не способный создать даже средний глиф и теряющий сознание после десятка малых. — он снова выдохнул. — Мне пришлось работать так, как ты не способна представить в своих худших кошмарах. Каждый глиф, каждая руна, каждый миллиметр пластин внутри кейса — я сделал себя сам. Без лучших в мире учителей, что можо купить за деньги, и при этом попросту неспособных научить чему-то того, чей аурный запас помещается в чайной ложке. А ты... ты исчезла без следа. Сбежала в свой уютый спецназ, не оставив напоследок даже письма. Даже не подумав о том, что можно проявить милосердие, и подарить мне хотя бы пулю в лоб напоследок.

Уитли все-таки сорвался. Все-таки он закричал, выплескивая то, что копилось за время редких встреч, и еще более редких разговоров наедине. С ее ухода они разговаривали ровно четырнадцать раз — и он до последней детали, до мельчайшего блика на ее платье помнил каждый.

— Сбежала в спецназ? — Винтер даже не повысила голос, но каждое слово будто бы впечатывалось в его мозг. — Я, как проклятая, работала на Атлас. Постоянно рискуя жизнью, каждый день проливая кровь. Я, дьявол тебя побери, убивала ради...

Он рассмеялся. Гортанно, хрипло и одновременно сипло — смех больше напоминал кровавый кашель. Наконец, Уитли выдохнул и смог говорить.

— Ты убивала? — он улыбнулся. — Да ладно, Винтер. И скольких же? Десять человек? Двадцать? Сравним счёт?

Винтер резко посмотрела на него — выставив вперед руку.

— Замолчи. — она почти выдохнула. — Я не хочу знать, скольких ты...

Уитли только грустно улыбнулся.

— Я тоже не знаю — давно потерял счёт. — он покачал головой. — Ты ведь знаешь, отец передал под мое управление все заводы в Вейле. Конечно, мою работу проверяют, но... Шестьдесят тысяч восемьсот пять работников на сегодняшний вечер. Двадцать три завода, двенадцать перерабатывающих комбинатов, все добывающие предприятия на территории страны. Полный цикл производства, от добычи до расфасовки и сертификации — все под моим контролем. — он слова улыбнулся. — Ты знаешь что такое циферы в бухгалтерии, Винтер? Что такое убытки в половину процента, что такое плановые сокращения, как уменьшаются зарплаты или закрываются нерентабельные предприятия? — Уитли выдохнул. — Это гребаные сотни жизней. Я сокращаю страховой бюджет, и десятки инвалидов вскрывают себе вены. Я закрываю завод, и половина рабочего населения города, выросшего вокруг своей шахты, остаётся без работы. Я уменьшаю зарплаты, и еще больше дохнут от голода. Я спускаю нормативы по прибыли — и рабочий день увеличивается до семнадцати часов, потому что иначе местные директора их не выполнят. — он покачал головой. — Я не знаю, сколько умерло за время нашего разговора, потому что неделю назад я вывел все страховые фонды в Вейле, и продал высвободившиеся средства на марки, потому что после нападения дракона вейльская льена прератилась в резанную бумагу. Мои руки не просто по локоть в крови — я дышу кровью, плаваю в крови, и чернила в отчётах текут ей же. Если бы каждый погибший из-за моих распоряжений оставил на мне хоть каплю своей крови — поместье бы в ней уже утонуло. — Уитли говорил медленно, спокойно, чётко — даже не пытаясь скрыть собственную усталость. — Мне пятнадцать, я выгляжу на двадцать, чувствую себя на сорок, и ощущаю глубоким стариком. Сможешь принять такую же должность, Винтер?

Он выдохнул, и не дал ей ответить.

— Ты думаешь, я хотел этого? — Уитли приблизился еще сильнее — Я умолял тебя забрать меня из поместья. Пусть из меня и не выйдет боевика, но я мог бы стать солдатом, да хоть гребаным шахтером... и ты сбежала. Предала меня, забыла о семье, сбежала из этого гребаного ледяного замка и явилась за все время только один раз, и то на семнадцатилетие Вайс.

Он покачал головой, и встал.

— Не тебе меня упрекать моими исследованиями. И не тебе требовать одолжений — их не будет, Винтер. — Уитли в последний раз посмотрел на нее, и вздохнул. — Не могу поверить в то, что когда-то любил тебя.

Он встал из кресла, подхватил чемодан, и спокойно, почти не ускоряясь, вышел из комнаты — и даже тогда не сорвался на бег. Время, в которое он еще мог опуститься до такого ребячества, давно прошло. Оно осталось там же, где и девушка с теплыми синими глазами. А теперь... теперь остался лишь холод, и океан, скованный льдом.

'Скоро ветер переменится, и все это перестанет иметь какое-либо значение. Скоро... если я прав, а я прав, то скоро все изменится раз и навсегда.'

Ушедший в свои мысли Уитли даже не заметил темноволосой девушки с золотыми глазами, что за весь их разговор так ни разу и не отвела от них взгляда.

— —

Уитли даже не дернулся, когда на его плечи легли мягкие, хрупкие пальцы. Расслабился, позволил себе обмякнуть в высоком лабораторном кресле, откинувшись на подвижную спинку. Сколько суток уже он не спал? Трое? Четверо? Воспоминания смазывались, будто в сломанном каллейдоскопе, оставляя только усталость. Зато... текучку он разобрал в полете, указания замам уже передал, приказов от отца не поступало — значит, у него есть почти семь часов личного времени, пока не придут новые отчеты, которые срочно нужно обработать и дать личную оценку, сделать выговоры или поощрения и раздать новые целевые указания. Знали бы фавнские правозащитники как на самом деле выглядит ненормированный рабочий день... А ведь это еще и использование труда несовершеннолетних.

Уитли вздохнул, и встряхнул головой. Не было времени спать, благо, для восстановления ему хватало четырех-пяти часов в сутки, но тратить такие редкие свободные минуты на сон не давала простая жадность.

— Угадай кто! — мягкий, мелодичный и правильно поставленный женский голос. Он узнал бы его и в коме — как и то, что пара гармоник в нем все-таки сбилось. Последнее обновление не обошлось без своих ошибок.

— Эй? Ну почему ты молчишь, дурачок? Ты обиделся? — тембр слегка проседает. Видны задержки. Это задача дня на два... если не отдать на аутсорс. Ребята Паладины такие задачи решают на раз, особенно если обьяснить архетектуру системы на пальцах, но... разумеется он никогда этого не сделает. Кукловоды не делятся своими игрушками.

— Тебе говорили, что у тебя очень красивые глаза? Ты похож на... — вздохнув, Уитли повернулся и взлахматил девушке бирюзовые волосы. Два длинных, доходящих до бедер, хвоста. Такого же цвета глаза, короткое платье, подчеркивающее небольшую грудь, черные чулки и туфли на небольшой платформе. И номер '01', грубо нашитый на левое плечо. Он давно хотел его убрать, но всегда получал отказ. Чем-то ей нравилось иметь личный номер.

— Говорили, милая. Иногда ты бываешь слишком навязчива. Но я рад, что ты работаешь. — парень улыбнулся, и все-таки включил центральный компьютер. — Сейчас будет немного больно.

Он всегда это говорил перед тем, как раскрыть ее центральное ядро — хотя больно ей не было. Просто програма теряла контроль над всем, кроме синтезированных голосовых систем — никаких связок или легких, у нее, понятное дело, не было и быть не могло. Инструменты уже готовы, сканеры включены, десяток аналитических программ синтезируют четкую картинку, отсякая неизбежные баги... можно работать.

Три нановольта, три четыреста двадцать три нановольта — ничего серьезного, просто чуть-чуть обожженые логические схемы. Наверное, Мику сама их сожгла при установке нового пакета данных, он так кусал себе губы, когда жизнь не ладилась. Проверка раз, пустить контрольные импульсы по гармоникам, прочистить и перепаять проблемные участки, проверка два, залить рабочей жидкостью — рутиная работенка на пару минут, которую безо всяких проблем провела бы и сама Мику, но...

Он откусил от булочки с корицей еще чуть-чуть коричневой горечи и вздохнул. Все это было не по-настоящему, все это было пустыми отмазками перед собственной совестью. Просто думай о чем-то, Уитли, и не думай о том, что ты натворил.

'А, собственно, что здесь такого? Я хотел узнать, что на самом деле происходит в мире — я назначил деловую встречу'.

Подставив себя раз и навсегда. Показав, что компания Шне действительно крепко зарылась в чужие следы, и следа не отпустит — а значит, его придется сбросить. Эти люди почти уничтожили Вейл, предпочтя в конечном счете его захватить. Компания... а готова ли она к войне? К настоящей, полноценной войне?

Готова. Только вот та война ей совершенно не нужна.

— Почему ты такой хмурый? — девичий, почти детский голосок, скользнул по его ушам. — Что-то случилось?

Уитли покачал головой, и устало вздохнул.

— Скажи, что я все сделал правильно. — его голос был одновременно сухим и пустым.

Девушка улыбнулась, и обняла его теплыми руками — контроль над ними к ней уже вернулся. Это было приятно — приятно, даже если при одном взгляде на нее перед глазами вставали бесконечные таблицы данных, материалы, этапы производства и, почему-то, воспоминания о мягких губах.