Сэдэо Узумаки

Сам же я поделился техникой печати малого барьера, который несмотря на попытки повторить Ичиро — ни к чему не привели. Хотя парень пробовал скорее из любопытства — ибо, не родившись Узумаки, сложно иметь действительно хороший резерв чакры для этой техники. Зато разработка нового тайдзюцу с использованием игл — весьма привлекла внимание Учихи. Не только особой ценностью взять врага живым, понятной только шиноби, но и оригинальностью. Сейчас — мало кто еще знает что сенбоны можно применять как оружие, а не только в лечении. Техника мистической руки — помогающая заживлять раны, и искать внутренние повреждения — были признаны тоже весьма интересными, и так же бесполезными для напарника. Хоть тонкий контроль чакры, необходимый для техники, был куда ближе Учихе, но тратить три года на совершенствование даже не боевой техники, Ичиро не хотел. Да и мало кто бы захотел — наверное поэтому действительно стоящих ирьенинов так мало.

После, соблюдая предельную осторожность провели спарринг. Без наставника, готового защитить или остановить слишком опасную технику, было весьма стремно направлять оружие на товарища. Но, не тренироваться не могли — от этого зависят наши шансы на выживание. Тренировка прошла под водой, и, для меня мягко говоря была весьма необычной. Держать постоянную концентрацию чакры в организме, чтобы просто не замерзнуть в этой воде — было слишком непривычно. А вот Учиха, чувствовал тут себя уже как рыба в воде. Ну или птица в воздухе, или кунай в дерьме (в хороших людей, кунаи не бросают). Ему-то приходилось постоянно отрабатывать свои техники тут, ибо огненные шары в зимнем лесу — слишком яркая и звучная цель. Во время спарринга пришлось еще быстро вспоминать Академические упражнения на подводное дыхание — от десяти до 15 минут под водой, без проблем. А те, у кого есть сродства с водяной стихией, говорят могут вообще жить под водой. Брр... Как хорошо, что большинство нормальных шиноби все же предпочитают сражаться на суше.

Возвращались мы в лагерь если не довольными, то точно в приподнятом настроении.

* * *

После нашего первого боя — немного что изменилось. Мы все так же ходили по этому маршруту, все так же без сенсоров. Были вдвойне осторожны, и даже ставили небольшие примитивные ловушки. Как проговорился один из местных шиноби — примитивные ловушки, лучшее средство от действительно сильного врага. Заметив столь простую ловушку, начнет подозревать о западне, и искать куда более хитроумные ловушки. Принять же тот простой факт, что боевое патрулирование ведут генины... об этом вряд ли кто сможет подумать. Да и шанс на то, что кто-то в них все же попадется всегда есть. Раз в столетие, и демоны вырываются из клеток.

Сильнее всего наверное было только изменение в местных шиноби. Нет, они не стали более разговорчивы, а печати апатии не ушли с их лиц. Все так же никто не хотел тратить свое время на наше обучение, но... Советы они нам давали. Странные, но всегда серьезные и действенные. Так, один из них даже привел в свою палатку, чтобы показать как правильно ее установить.

— Осторожнее — шиноби показывает тонкую леску у самого порога, — не стоит ее задевать, если только не хотите проверить сколько взрывных печатей лежит под палаткой.

— Вы сумасшедшие! — не сдержалась тогда наша принцесса, во все глаза рассматривая столь грубую ловушку, — а если кто-то из вас случайно заденет ее?

Чунин снисходительно посмотрел на Умеко.

— Девочка, ты понимаешь куда ты попала? Здесь идет война!

— Подумаешь — уязвлено ответила Умеко, весьма серьезно обидевшись на пренебрежительное "девочка", — все равно чунин или джонин не попадутся на эту примитивную ловушку!

— Профессионалы ошибаются только на мелочах — серьезно ответил шиноби, и подняв руку, останавливая возражения куноичи, добавил — но это ловушка не для них, а для вас. Если будет ночное нападение — уйти так, лучший из возможных вариантов.

Так, мы поняли, что основой всех ухищрений и ловушек в лагере, было одно — не дать захватить себя живым. Не потеря военной силы противника, сражаясь до последнего, ни важные сведения о количестве и составе противника — нет. Только одно — не дать выжить себе, в безнадежной ситуации.

На нас больше не смотрели тяжелым взглядом у костра, и мы получили возможность слушать редкие разговоры воинов между собой. Слушать, но не участвовать в них. Как правило, обсуждались лишь противники с которыми довелось столкнуться — какие техники они применяли, и как удалось их убить. Но даже эти крохи весьма сильно помогли нам — показывая на что стоит обращать внимание в поединке, и как стоит действовать в нем.

В наших тренировках был и серьезный недостаток, имя которому — Умеко. Девчонка наотрез отказалась участвовать в общих тренировках, и тем более рассказывать что-то о своих техниках. Несмотря на все попытки Ичиро достучаться до нее, и голос разума о том, что мертвым техники не нужны, гордая принцесса Курама стояла на своем. Вот уж действительно, кривой кунай только переплавка исправит. И честно говоря, хотелось бы махнуть на девчонку рукой, буркнув что-то вроде: "Идиотка, сама напрашивается сдохнуть", но подлости не хватило так поступить. В конце концов, пусть она и куноичи, успевшая уже убить человека, .но все еще остается ребенком.

Именно поэтому, мы с Ичиро взяли на себя обязательство присматривать за ней на патрулировании. Это было мягко говоря, по-идиотски, нам бы самим выжить, а тут еще за кем-то присматривай, но Ичиро неожиданно поддержал эту идею, и с горем пополам нам удавалось ее воплощать.

Жизнь начинала входить в однообразную колею.

Комментарий к Глава 3.

Эм, на этом пока остановимся.

Не хочется публиковать следующую главу, останавливаясь на самом интересном моменте.

========== Глава 4. ==========

Смотря на свинцовые тучи, я размышлял о том, сколько же времени мы здесь провели? Здесь, в забытых Ками горах, сложно было вести подсчет времени — круглый год лежал снег, в паре с крепкими морозами. Солнце так изредка показывалось из-за пасмурных туч, что своим появлением могло бы вызывать искреннюю радость, если бы здесь был хоть кто-то кроме шиноби. В пору, когда теоретически должно было быть лето — вся долина окутывалась туманом. Плотным и густым, чье коварство смогло подвести даже опытных коноховцев, заставляя вместо пути в лагерь, заходить на вражескую территорию. Нас тоже не обошла эта участь, но то ли Ками, толи Шинигами — хранили нас, помогая выйти победителями из схваток. Хотя уже каждый из нашей команды успел поваляться в лагерном госпитале, и обзавестись парочкой шрамов. И все же время, несмотря на схватки, тянулось здесь столь однообразно, что казалось идет один, большой, нескончаемый день — которому не суждено закончиться никогда.

За прошедшее время, мы с Ичиро успели разработать несколько совместных техник, и даже усовершенствовать свои собственные. Правда радости от того, что я научился действительно эффективно применять технику барьера — не было. Скорее был вопрос. Вопрос без эмоций, любопытства, интереса — поможет ли она мне в бою? Пока, не представилось возможности по-настоящему применить ее, и потому я продолжал просто совершенствовать ее.

Умеко так и не стала принимать участие в наших тренировках. Хотя в бою показывала действительно весьма высокий уровень, и редко когда мне или Ичиро приходилось прикрывать ее. И это лишь подтверждало ее мнение о бессмысленности совместных действий. Вот уж действительно ситуация, когда успех — хуже поражения. И с каждым прошедшим боем, нос девочки задирался все выше и выше. Точнее, мог бы задираться все выше и выше, если бы окружающая атмосфера апатии не коснулась и нас.

С каждым днем проведенным здесь, и с каждым убитым противником, все наши эмоции как будто притуплялись, оставляя вместо себя лишь сосущую пустоту, мгновенные реакции и холодный расчет. Даже Умеко, со своим дрянным характером и громким голосом, стала куда как молчаливее. Иногда, в редкие свободные минуты от тренировок и патрулирования, когда я замечал все эти изменения, я даже начинал скучать по ее ругательствам. Ибо сейчас, только они могли напомнить, что мы не машины созданные только для убийств, а еще и живые люди.

Помимо патрулирования, мы также принимали участие в разведке, но уже в составе отряда сенсоров. Нашей задачей было прикрытие их, в случае обнаружения. По сути, нашей командой планировалось откупиться от преследования, если оно будет. Собственно первое такое задание и показало даже упрямой Умеко, нашу истинную ценность в данном лагере. Но Ками и здесь была на нашей стороне, и практически все вылазки прошли довольно спокойно, кроме той, что закончилась для меня и Ичиро трехдневным отпуском в палаточном госпитале лагеря, в пограничном состоянии между шиноби и инвалидом. Умеко отделалась лишь чакроистощением, хотя стоит признать, что без ее вклада, мы бы в том лесу так и остались бы гнить.

В таких операциях был и небольшой плюс — мы узнали как работают сенсоры Травы и Водопада, и каким образом можно их ненадолго обмануть. Единственный клан сенсоров Аоки, используя свою технику выпускали некие эхо волны, по которым могли определять где, какая и чем даже одна единственная травинка придавлена. Или насколько большой вес давит на ветку дерева. И способ избежать обнаружения — довольно прост в теории — нельзя находится ни на каком живом растении. Техника конечно была несовершенна, но вполне эффективна в этой местности. Но будь техника чуть более гибкой, и тогда бы клан Аоки, не считался бы маленьким, и скорее состоял бы при Великой деревне, а никак не в маленькой деревне Скрытой в Траве. Хотелось верить, что эти знания нам не понадобятся.

Мы также узнали что нукенины с котороми мы сражась — никакие не нукенины, а обычные рядовые шиноби Травы, которым что-то было необходимо в нашей местности. Но чтобы избежать политических и военных последствий, каждый уходящий на эту миссию шиноби, перечеркивал на своем проеткторе символ травы. Что именно им было нужно здесь — нам не сказали. То ли потому что сами не знали, то ли потому что рядовым шиноби не стоит знать за чей кошелек они отдают жизни.

Не так давно, в лагерь прибыли еще пару команд чунинов из Конохи. Конечно же бесклановые. Их громкие разговоры и постоянные вопросы весьма сильно раздражали меня, как и собственно весь лагерь. Однако замечаний им никто не делал. Никто с ними вообще не разговаривали, а когда они сами пытались у костра завести разговор — просто давили тяжелым взглядом. Помнится, где-то в глубине души у меня всколыхнулся было порыв помочь им — рассказать, подготовить к предстоящей здесь жизни и опасности... но порыв тут же погас. Какими словами можно достучаться до молодых, беспечных чунинов, искреннее верующих в свои силы? Как можно рассказать и предостеречь людей, которые никогда не сталкивались с Шинигами, и не вырывали жизнь у неподвижного врага, даруя ему последнюю милость, и искреннее надеясь на такой же исход, будь ситуация иначе? Как им поведать о кровавой жесткости того противника, что не желал быть благородным, и не менее жесткими нашими ответами? Как показать малодушие своих боевых товарищей в лагере, и осознание того, что только твоя команда — достойна хоть какого-то доверия, когда в голове еще звучат слова Хокаге о верности и братстве?

Никак. Это нельзя объяснить — это можно только прочувствовать всеми фибрами своей души, если Ками позволит вам дожить до этого момента.

Молодые шиноби, семнадцати — девятнадцати лет, только что получив свои чунинские жилеты были полны уверенности в своих возможностях. Ошибки новичков — думающий что если они тяжело тренируются, никто не тренируется еще тяжелее. И тем страшней было смотреть на их мертвые лица, когда команды поддержки принесли их в лагерь, чтобы перепечатать в свитки. Страшно смотреть на лицо человека, и знать, что только невероятной благосклонностью Ками, ты не лежишь на его месте. Действительно говорят, бесстрашные храбрецы и самоуверенные бойцы — гибнут первыми. Впрочем, никто не сокрушался по поводу такой скорой смерти новоприбывших. Наоборот, это скорее было ожидаемо, и потому даже я, не хотел тратить свое время на столь бесполезное мясо.

Тихие завывания молодой куноичи, из соседней команды, по павшему возлюбленному, были скорбны и тоскливы. Но они не задевали сердца ни одного из присуствующих здесь шиноби. Наши маски апатии — спасали нас от этого, позволяя вычленить лишь еще одно правило войны — не стоит привязываться к кому-либо, если ты не идешь с ними в бой. Мы также ничего не чуствовали, когда на следующий день доставая ее труп со дна озера, где проглотив заветную пилюлю, куноичи мечтала о воссоединение с любимым. В тот момент, я лишь отметил потухший взгляд своих товарищей. И в зеркальной глади озера, столь же мертвые, собственные глаза.

* * *

Сегодня, мы снимались с лагеря. Мы — это не только наша команда, нет. Мы — это весь лагерь Риоки. Поступил приказ о возвращении в гарнизон. Услышав его, мы сначала даже неповерили своим ушам — неужели конфликт наконец-то улажен и мы можем вернуться назад?! Безумная надежда, разрушая привычную безэмоциональную атмосферу лагеря разгоралась в груди. И судя по еле заметному огоньку в глазах Ичиро и Умеко — не у меня одного. Впрочем, искреннее радоваться мы не спешили, ибо что мы точно уяснили здесь — всегда стоит готовиться к худшему.

Гарнизон — каменная крепость на небольшом возвышении, закрывающая вход в долину, нисколько не изменился. Все столь же мрачное, монолитное, а главное надежное строение, сейчас было окружено белыми палатками. Еще на подходе, наш отряд трижды проверяли — от документа приказа, до наличия поименно шиноби. Еще бы — стоит лишь пропустить одного вражеского диверсанта, и ничем хорошим это не закончится. Став лагерем у каменных стен, мы получили немного свободного времени.

Прогуливаясь по лагерю вместе — приказ Ясуо-сана, командам не разделяться, и не выходить за пределы территории, означенной для нашего лагеря, мы увидели беловолосого шиноби. Мы его не видели так давно, что было ощущение что это воспоминание из нашей прошлой жизни. Наш сенсей постарел — бледное лицо, острые скулы, синяки под глазами, и такой же, как и у всех здесь — потухший взгляд. Однако при виде нас, на лице Сакумо-сенсея помимо воли расцвела слабая улыбка. Не сдерживаясь, он подошел к нам и каждого сильно обнял.

— Я рад, что с вами все в порядке — сказал он, отпуская из своих объятий несколько порозовевшую Умеко, — я смог вырваться на несколько минут.

Мы же смогли лишь совместно кивнуть, проглотив небольшой ком в горле.

— Мы возвращаемся в Коноху? — сумел я задать вопрос надежды, без каких-либо эмоций в голосе.

Лицо Хатаке потемнело.

— Нет, — ответил джонин, — мы идем в наступление. Хокаге и старейшины дали добро на ответный удар, и сейчас сюда стягиваются все силы гарнизона.

Посещает чувство дежавю: как и при нашей последней встрече с сенсеем. Правда теперь, все мы хорошо прячем чувства растерянности под холодной, ничего не выражающей маской.

— Как это будет происходить? — прозвучал безэмоциональный голос Ичиро.