Живых гнусков исследовать сложно. Эти полуразумные гигантские приматы, плод генетических экспериментов, не поддавались ни дрессировке, ни укрощению, ни разумному воспитанию, словом — были абсолютно неуправляемы. Единственный способ как-то управлять поведением гнуска — не животным, не человеческим — это убить его. Однако не всех животин истребили, жили они на небольшом архипелаге в Южном океане и вполне успешно размножались. Иногда их даже пытались использовать в военных целях. В Медиане они абсолютно беспомощны, как любое животное; на Тверди — почти неуязвимые монстры-убийцы; в Дейтросе в свое время они производили колоссальные разрушения. Беда лишь в том, что остановить их можно лишь одним образом — просто уничтожить.
Но и уничтожить их не просто. Сверхъестественная подвижность, укрепленный костяк, поразительная способность к регенерации.
Использовали гнусков еще с одной целью, об этом Кельм знал совершенно случайно, из личного опыта — а население Дарайи не знало ничего. Смертной казни в самом гуманном и демократическом из миров не существовало. Но если все-таки очень нужно было кого-нибудь казнить, его официально отправляли в ссылку. На остров гнусков, Тои Ла. Продолжительность жизни ссыльного не превышала получаса.
Гнуски интересны как раз с этологической точки зрения. Их поведение нарушает все рамки зоопсихологии. Они ведут себя — как разумные. Но и человеческая психология с ними пасует. Гнуск ведет себя как психопат, как маньяк — по отношению ко всему живому. Но ведь при этом они питаются, размножаются, живут в стаях. Умеют пользоваться предметами.
Киба занимался ими с точки зрения биофизики облачного тела, но заезжал и в зоопсихологическую область.
Видимо, облачное тело гнусков в итоге навело его на определенные идеи, и Киба перешел к самой модной и в то же время традиционной для дарайской науки теме — свойства облачного тела творцов, связь облачного тела, его подвижности и сродства к Медиане — и способности к творчеству.
На эту тему он написал ровно одну работу, промерив медианные параметры у нескольких сотен дарайских офицеров, простых граждан, и у пары десятков пленных гэйнов.
В принципе, в ней не было ничего нового, все это делалось и до Кибы; выводы он сформулировал осторожно и не очень уверенно.
Эта работа была написана около двух лет назад, и с тех пор старик не только ничего не делал, но и что интересно, о нем в сети не было никаких упоминаний.
Что ж, пожилой ученый имеет право уйти на покой. Может быть, в конце концов, стали сдавать умственные способности. Может быть, пропал интерес к работе. Но Киба за всю жизнь cоздал себе имя, его приглашали хотя бы в качестве свадебного генерала на симпозиумы и почетные заседания, на телевидение — с умным видом вещать что-нибудь идеологически правильное. Что гнуски — не плод преступления, а милые обезьянки, которые сами по себе возникли. Что демократия не в сто, а в тысячу раз лучше дейтрийского и готанского тоталитаризма, а эти последние два вида тоталитаризма суть одно и то же, аминь. Что дейтрины ничем таким принципиально от дарайцев не отличаются, а их лучшие результаты в Медиане — изолированное расовое свойство...
Два года назад старик вещать перестал.
Вероятно, развивается деменция. Или какое-нибудь еще старческое заболевание. Он мог бояться смерти и оплатить уход.
Кельм, приняв меры предосторожности, позвонил в научный центр, в котором все еще числился пожилой ученый. Представился корреспондентом журнала "Образ" (корочки внештатника у него и в самом деле имелись — на всякий случай). Сообщил о желании написать серию очерков о выдающихся ученых современности. Спросил о местонахождении Кибы и возможности взять интервью.
Ему ответили — неожиданно — сразу. Кельм уже рассчитывал, что придется ехать в институт, долго и утомительно беседовать со всеми подряд. Но девушка на телефоне была доверчивой и исполнительной. Прямо как Ивик. Она ответила:
— Видите ли, сейчас это вряд ли возможно. Мэрфел* Киба болен, у него сложное психосоциальное расстройство. Сейчас он находится на лечении в атрайде.
*"мэр"— приставка, означающая высокое научное звание.
С явки, которую Кельм использовал для анонимного звонка в институт, а затем — в атрайд и еще кое-кому, разведчик сразу поехал на работу.
Он вел машину автоматически, почти не глядя в сумеречное пространство перед собой. В городе уже темнело, как всегда в это время года, а сеть разноцветных огней к Дню Возрождения еще не вспыхнула. Кельм миновал старинный центр (всего этого — вековых зданий, мостовых, соборов — Дейтрос лишен навсегда), вылетел на изогнувшийся упругой дугой виадук, потом нырнул в туннель (а такое в Дейтросе еще не скоро построят, не хватает средств). "Лендира" медленно ползла по ноздреватому черному покрытию, в строю таких же прозрачно-глянцевых авто, под призрачным сиянием подземных светильников. Туннель кончилось, и Кельм заметил, что за те несколько минут, пока он пересекал жилые тивелы, небо еще потемнело. Он снова вышел на виадук, который впадал уже непосредственно в шоссе, ведущее к лиару — комплекс располагался на отшибе от городских кварталов. Хоть иллюминация ко Дню Возрождения еще не зажглась, мириады огней внизу ослепляли — страшно взглянуть, город казался растеленным ковром световых гирлянд, гроздья сияющих башен-небоскребов вздымались в небо, ковер света причудливо изгибался, образовывал несколько этажей и снова уплощался, доходил до самого горизонта во все стороны, куда ни взгляни. Ивик бы восхищалась, наверное, подумал Кельм, ощутив знакомую теплоту внутри. Всегда так — когда думал о ней.
И снова — о Кибе. Достать его из атрайда будет непросто, но других вариантов Кельм не видел. Непросто — но все-таки можно. Ради такой цели, пожалуй, стоит рискнуть.
Вот только эта непонятная слежка в последнее время.
И Эрмин. Что теперь делать с ним? Вытаскивать сразу двоих? Кельм сомневался, что такой вариант пройдет. Поэтому — лучше не думать.
Киба находился, как уже удалось выяснить, в Южном атрайде, на другом конце города. Кельм стал размышлять об этом, и подъезжая к воротам лиара, уже знал в общих чертах, кого и как задействует в операции. Гнусно, что самому надо держаться от всего этого подальше. Эта слежка... Чем бы она ни была вызвана — надо быть осторожным.
Очень осторожным сейчас.
Кельм машинально помахал карточкой перед сканером, въехал в открывшуюся щель ворот, сразу свернул к парковке. Поставить машину удалось под крышей, очень удобно, Кельм не любил парковаться под открытым небом, машине это на пользу не идет; он тщательно запер дверцу, боковым зрением отмечая безлюдие в гараже, ровные ряды машин, и чью-то маячащую у лифтов фигуру. Неважно. Кельм подхватил кейс с ноутбуком, двинулся к лифту, на ходу готовя радушную улыбку. Мужчина курил, стряхивая пепел прямо вниз, сквозь отверствия решетки на железную широкую лестницу. Кельм кивнул, здороваясь ("добрый вечер") и вдруг приостановился. Он знал этого офицера, и простая вежливость требовала обмена двумя-тремя репликами.
— Здравствуйте, Кэр, — произнес дараец, — так поздно на работу?
— Были дела в городе, — пояснил он, — задержался на перерыве. А вы что-то тоже сегодня поздновато... Вьеро? Я не ошибаюсь?
— Нет, это я и есть, — ответил офицер, — и кстати, пользуясь случаем, хочу еще раз поблагодарить.
— Ну что вы, какие пустяки, совершенно не за что...
Дараец загасил сигарету и сделал шаг назад, подальше от лифтов. Кельм невольно последовал за ним.
Несколько декад тому назад ему случилось выручить Кийна Вьеро, простого армейского офицера, вир-гарта. Кельм тренировал группу вангалов, коими командовал как раз Вьеро. Обычно генетически измененные солдаты в мирном состоянии добродушны и незлобивы, но случилось так, что меж ними возникла драка, и один вангал был необратимо покалечен. Отправлен в результате в Колыбель. Вьеро грозило разжалование, а может быть, даже увольнение, но Кельм написал докладную о том, что драка случилась в то время, когда вир-гарт совершенно законно на занятиях отсутствовал. Сам Кельм никоим образом не мог нести ответственность за поведение вангалов. Собственно, и быть свидетелем невиновности Вьеро его никто не обязывал и даже не просил. Сам Вьеро, как и многие дарайцы, даже не подумал о дейтрине, о том, что тот может быть свидетелем защиты. Но вот Кельм это сделал, сам не зная толком, почему. И как видно, офицер это не забыл — да такое ведь и не забудешь.
— Кэр, — заговорил снова Вьеро, — услуга за услугу... Я хотел вам кое-что сказать. Не знаю, пригодится ли это...
Кельм напрягся. Вьеро щелкнул зажигалкой, поджигая новую сигарету. Он был северянин — и по фамилии, и по внешности: невысокий для дарайца, круглолицый, с крупными голубыми глазами.
— Я вас ждал здесь специально. Понимаете, завтра я ухожу со своей частью в экспедицию. То есть неизвестно, когда теперь... а вам это может быть интересно.
— Да, я слушаю.
— Я случайно узнал вот что. Из штаба поступило сообщение. Словом, аналитики просчитали, что все оружие, произведенное в нашем Лиаре, оказывается неэффективным. Все наши маки... они не работают вообще.
Кельм смотрел на дарайца не отрываясь.
— Вы уже кому-нибудь об этом сказали? — спросил он.
— Нет. Только вам. Я, конечно, убежден, что вы не имеете к этому никакого отношения. Но ведь вы дейтрин, и понимаете, что...
— Да. Спасибо. Я вас очень прошу... не советую вам говорить это еще кому-либо. Ведь вы понимаете, о чем идет речь? В нашем лиаре работает дейтрийский шпион. Я не единственный у нас дейтрин, есть и другие, шпион, безусловно, среди них — и он не должен ничего знать. Мне вы можете доверять, спасибо большое. Жаль, конечно, что мне не доверяет начальство. Но ведь это естественно, моя принадлежность к дейтрийской расе... — Кельм пожал плечами, — словом, спасибо вам большое.
— Не за что, — ответил Вьеро, — я надеюсь, что мы с вами еще увидимся. Когда я вернусь.
— Конечно, — энергично ответил Кельм, — желаю вам уцелеть, Вьеро ! Уверен, что мы еще встретимся.
Ивик начала ходить на курсы вождения машины. Управление не слишком отличалось от триманского, поэтому приходилось слегка тормозить себя, не особенно демонстрируя навыки. Кельм обещал купить ей собственное авто.
И то — чтобы добраться до дома, требовалось порой часа два. В тивеле не было станции метро, добираться приходилось на автобусе издалека, а он ходит раз в час. Ну ладно — я, думала Ивик. Молодая, здоровая одинокая гэйна. А как ездят пожилые люди? Матери с маленькими детьми? В Дейтросе, положим, тоже с транспортом плохо — но там ведь обычно все, что нужно — прямо возле дома. И работает человек всегда рядом. Все иначе организовано.
Ивик и сама рассчитывала с первой же получки взять машину в кредит. Но зарплата несколько разочаровала ее. Ивик раньше никогда не получала деньги за работу, это оказалось забавно. И немного печально — сумма, вроде бы, и немаленькая, 700 донов. Но тут же 400 с лишком пришлось отдать за квартиру, а оставшегося только и хватит на питание и может быть, стиральный порошок с зубной пастой. Кредит на машину — это еще сотня в месяц, самое меньшее. Ивик поинтересовалась, какое же пособие получают сиббы — оказалось, тоже около 700. Выходит, что она работает за те же деньги, за которые можно сидеть дома и ничего не делать. И все ее необразованные коллеги — за те же деньги. Но это "сидение дома" — постоянный контроль и атрайды. Это унижение и страх. И потом, у работающих есть надежда на лучшее. Например, Санна мечтает пойти учиться на медсестру. Медсестра в той же Колыбели получает больше тысячи в месяц. Уже и кредит можно взять...
Не все, правда, могут пойти учиться — большинство коллег Ивик закончили всего лишь интеграционную школу, и профессиональное образование им даже не светило.
У Ивик все это в голове не укладывалось. Как же так — ведь Дарайя — общество всеобщего благополучия. Они же учили.
Да, в каком-то смысле даже у последнего сибба уровень жизни выше, чем у образованного работающего дейтрина.
Но ведь они несчастны. Опустившиеся люди, без будущего, без надежды, униженные, выброшенные...
И чем измеряется уровень жизни? Кусок хлеба и крыша над головой? Но ведь есть еще и другие вещи — дать образование детям, учиться самому, читать, ходить в театр, иметь хобби, ездить в отпуск. Все это есть у якобы нищих дейтринов, живущих, действительно, в тесноте и не в таком уж продуктовом изобилии. И этого нет у сиббов, и у малозарабатывающих дарайцев. Так у кого уровень жизни выше?
Издалека легко думать, что "они сами во всем виноваты", кто же их заставляет быть несчастными и тем более — опускаться. Но здесь, среди них — понимаешь, что все это неизбежно.
Треть общества — никому не нужна. И сколько еще таких, как Ивик или Хэла, с зарплатой не выше пособия или чуть выше?
Машины с прозрачным верхом, особняки, россыпи барахла в магазинах — все то, чем их соблазняла Дарайя — оказывается, далеко не для всех, хорошо, если хотя бы для половины населения. Да и для той — очень ограниченно.
Ивик вспоминала Дейтрос с его полупустыми распределителями, ситцевыми выцветшими платьями, залатанной обувью у большинства. Хуже? Да, очевидно, что хуже. Да, это аргумент для таких, как Хэла. Но ведь эти люди в убогонькой простой одежде — они же счастливы. Они строят, работают, несут ответственность, совершают открытия, растят детей, растут духовно, и они — всегда вместе, всегда рядом со своими. Они нужны, они важны и интересны друг другу.
И не всегда же в Дейтросе будет так, как сейчас. Становится все лучше и лучше. И появятся в распределителях горы барахла, и витрины, наполненные едой, и новенькие эйтроны для каждого... Главное только не делать все это барахло — сверхцелью. Стремиться к большему — тогда и меньшее придет. Ищите прежде всего Царства Божия и славы его, а все остальное приложится вам.
С урока ее забрал Кельм и повез к себе домой. В машине рассказал о новостях.
— Что теперь делать? — спросила Ивик, — вообще встречаться нельзя?
— Почему же, нам-то можно. Наоборот, резкое прекращение нашей связи вызвало бы подозрения... Делаем все, как раньше. Никаких лишних движений.
Ивик беспомощно взглянула на него. Кельм был, как обычно, веселым и деловым.
— Не волнуйся, ласточка. Разберемся. Ситуация штатная.
— Они подозревают, наверное, тебя или Холена?
— Не только. У нас работают еще трое дейтринов. Преподавательница физкультуры, программист и один из шоферов. Последний, конечно, вряд ли, а вот другие тоже имеют доступ к компьютерам, макам... особенно программист. Так что под подозрением несколько человек. Это под основным — но ведь и дараец может быть завербованным агентом, то есть круг подозреваемых на самом деле для них шире. Я так мыслю.
Машина зарулила в подземный гараж Кельма. Дейтрины поднялись наверх.
— Посидим немного. Пока время есть.
Они выпили кофе. Сели на диван — Кельм усадил Ивик на колени. Он любил ее так держать и прижимать к себе.
