"Попаданцы" в стране царя Петра

— А что возьмете в обмен на товары свои кроме злата — серебра?

— Нужны шкуры и шерсть, интересуют поставки соли.

При этих словах Строгановы переглянулись, уж чего-чего, а соли у поднявшихся на соледобыче купцах было достаточно. А между тем посланец города продолжал:

— Еще нужны ткани, деготь, смола, нефть, купим олово, свинец, медь.

— Это возможно, а что такое эта ваша нефть?

— Черная горючая жидкость, вытекающая из земли, ее еще персы привозят, есть она и на русской земле.

— Ну коль есть она в русской земле, то покажите где она вытекает, привезем ее Вам.

Прошло три необычно теплых и солнечных для Южного Урала дня. Первое посольство попаданцев в Московское царство к купцам Строгановым благополучно вернулось назад, привезя в полностью забитой паллетами грузовой кабине вертолета МИ-26 холщовые мешки с солью, огромные связки выделанной кожи, меха и немного слитков меди, свинца и олова. С цветными металлами в русском царстве семнадцатого века было плохо, в основном импортные и потому дорогие. Отдельно, в пилотской кабине, лежал неподъемной тяжести мешок с серебряными монетами — плата за изделия городской промышленности. Деньги предназначались на закупку у иноземных торговцев товаров, необходимых попаданцам. Теперь ход за купцами Строгановыми, оставалось ожидать прибытия русского торгового каравана.

Прошел месяц после Переноса, а старинная ярмарка на берегах Вельки приобрела необычайную популярность среди купцов. За производимыми городом диковинными товарами прибыли торговые караваны с ближайших к городу территорий. Не оставалось сомнений, что вскоре купцы со всех уголков необъятной евразийской степи и из государств Средней Азии, поспешат на ярмарку с грузами белоснежного хлопка, вяленых фруктов, скота, кожи, экзотических товаров из далеких Индии и Китая и многим другим. Несколько купцов застряли в торговом поселке на границе территории попаданцев, распродавая привезенный товар.

Неплохими темпами развивалось городское производство. Прибыл очередной автомобильный караван с грузом соли, добытой на озерах, расположенных всего в полусотне километров севернее города. Чтобы в дальнейшем не задействовать и так немногочисленных попаданцев, для добычи и доставки соли наняли местных башкир и население двух недавно появившихся в тех местах русских острогов. Соль, кроме использования в пищу и в качестве консервирующего средства была необходима для развертывания производства и, служила исходным сырьем для выработки кальцинированной соды, хлора, хлорной извести, каустической соды и в производстве десятков других веществ и материалов. С хроноаборигенами после нескольких стычек установились неплохие отношения. За забором торгового поселения продолжал разрастался 'Шанхай' из прибившихся к попаданцам башкир, русских и представителей других племен. Каждый день в нем появлялись новые люди, ставились не только временные юрты, шатры, возводились круглогодичные жилища — глинобитные дома и деревянные избы. Если говорить о взрослых аборигенах, то вряд ли они могли интегрироваться в общество попаданцев, а вот их дети, которых администрация обязала ходить в школу, открытую на территории торгового поселения, могли в будущем претендовать на статус полноправного горожанина.

За речкой на территории заброшенного завода заработала экспериментальная мартеновская печь, что резко снизило нагрузку на электропечь моторного завода. Сырье, пока не пошли железо и сталь от создаваемого металлургического кластера в районе Магнитки, давали городская свалка и пункты металлоприемки. Рядом с печью задымили трубами небольшой цементный заводик и производство кирпичей. Хотя степень механизации на них была весьма низкой, но первоначальные потребности города в строительных материалах они закрыли.

Жизнь горожан продолжала стремительно меняться. Уже через три — четыре недели в кранах будет течь техническая вода. Запасы реагентов для чистки воды на очистной станции водоканала заканчивались и, хотя водопроводную воду продолжат хлорировать и фильтровать, для питья она станет не пригодной. Предвидя это, коммунальные службы экстренно рыли и обустраивали по несколько колодцев в каждом городском районе.

Нельзя сказать, чтобы горожане спокойно встретили вынужденные изменения и надо сказать что у многих были к этому очень весомые основания. Целый ряд дефицитных лекарств, прежде всего антибиотики и инсулин и, целый ряд других, которых в ближайшем будущем город не сможет производить, стали распределяться лишь 'нужным' людям, ученым, промышленникам, рабочим дефицитных профессий и приближенным к администрации. Это обернулось валом смертей среди пенсионеров и тяжелобольных людей. Город подспудно кипел. Особенно злобствовали мелкие бизнесмены, ставшие из почти хозяев жизни, рабочими или крестьянами. Многочисленные магазины, ларьки вынужденно закрылись, а их хозяева и продавцы подались на появившиеся как грибы после дождя заводы, фабричные производства и новые сельскохозяйственные предприятия, от животноводческих ферм до тепличных хозяйств...

Регулировщица, так называл женщину весь город, была сумасшедшей. Говорят, что в юности у нее с головой все было в порядке и, даже была семья. Никто, кроме психиатров не знал, какое событие привело к тому, что ее разум утонул в пучине безумия, но однажды горожане увидели на обочине дороги одетую в по-цыгански длинную, но опрятную юбку женскую фигуру, с немного скуластым татарским лицом, суматошно размахивающую руками и карикатурно подражающую действиям милиционера — регулировщика. Из-за этой фобии она и получила прозвище. Горожане успели привыкнуть к регулировщице и машины мчались по улицам, не обращая на сумасшедшую внимания, лишь изредка кто-нибудь из водителей нажимал на автомобильный сигнал и тогда раскатистый звук пролетал по улицам города, а регулировщица безмятежно улыбалась. Ее тихое безумие проявлялось лишь в стремлении регулировать дорожное движение. Никто и никогда не видел ее агрессивной, так что даже дети к ней подходили без боязни. Их она любила, и всегда находила горсть конфеток чтобы угостить детвору.

Как одетая в темные и грязные одежды регулировщица появилась под свежеотштукатуренными стенами администрации, никто не заметил. Полуденное, яркое солнце палило не по-детски, душно и влажно. Немногочисленные пешеходы спешили пробежать по центральной площади города, чтобы спрятаться от нежданного солнца в тени деревьев. Многочисленны лужи на площади перед массивным зданием, построенном еще в девятнадцатом веке, почти ощутимо парили, расплескивались тысячами брызг под колесами проезжающих автомобилей. На бледном, в подтеках высохшей грязи, лице женщины лежал отпечаток безумия, и одновременно выражение усталой обреченности. Она остановилась в нескольких шагах напротив парадного входа в администрацию, что-то тихо бормоча под нос и не отводя взгляд от закрытых дверей. Два стоящих в расслабленных позах автоматчика в серой форме национальной гвардии, привычно скучали у входа в здание администрации. До конца смены им оставалось еще час. На городскую сумасшедшую они обратили на не больше внимания, чем на пьющих из луж на площади голубей. Лишь один из гвардейцев бросил на нее мимолетный взгляд поверх очков — дескать: 'Что ты тут делаешь?'

Неизвестно что спровоцировало неожиданную и странную агрессию всегда тихого и забитого существа, но регулировщица стала вначале медленно, затем все быстрее крутится вокруг себя, подобно турецкому дервишу, исполняющему ритуальный танец, пока наконец не рухнула на пыльный асфальт. Только тогда автоматчики перевели удивленный взгляд на городскую сумасшедшую. Несколько дней тому назад неизвестные развесили по городу листовки с призывами к вооруженному восстанию против тирании Соловьева. Коммунальщики потом до вечера срывали с заборов прокламации. Кто это сделал, сколько полицейские не искали, но так и не нашли. После этого национальных гвардейцев на случай волнений населения застращали и заинструктировали до слез.

— Ааааа! — не вставая, громко и страшно закричала — завыла, женщина, так что пронзительный звук был слышен в самых дальних уголках полупустой площади. Несколько ворон с карканьем сорвались с деревьев и закружились над валяющейся в луже женщиной. Гулкое эхо загуляло по площади:

— Ааааа....

Прохожие начали оборачиваться, закрываясь рукой от солнца, рассматривать, непонятные события, происходившие у входа в администрацию. Несколько человек неуверенно направились к входу в здание администрации.

Женщина прекратила выть, жалобно всхлипнула напоследок и медленно поднялась. Лицо ее в подтеках от грязи и непрерывно льющихся слез производило ужасное и дикое впечатление, ничем не напоминая прежнюю тихую городскую сумасшедшую. Повернувшись к постепенно густеющей толпе вокруг, она обвела безумным взглядом обмершую толпу и подняла вверх сухенькие кулачки. Ой! — громко воскликнула маленькая, опрятная старушка, стоявшая в первом ряду и прикрыла ладошкой рот. Еще только-что площадь пустовала, а вот уже около администрации множество людей, в основном по случаю рабочего времени любопытствующих стариков и детей. Проезжие машины на миг притормаживали, чтобы разглядеть что за сборище перед зданием администрации и мчались дальше.

-Придут, — промолвила сумасшедшая, делая странные пассы руками, — Придут! Повторила, скорее проорала она изо всех сил, так что гулкое эхо загуляло по площади отражаясь от невысоких зданий на противоположной стороне.

— Злая вода обрушится на город, за ним с неба падут огненные вихри, голод и мор, — продолжала громко и страстно вещать сумасшедшая, в дикой ярости потрясая сухенькими кулаками над головой.

Сумасшедшая еще несколько минут описывала предстоящие городу несчастья и люди не выдержали. Если вначале они улыбались, и со смешком комментировали происходящее, то вскоре потрясенная пророчествами толпа замолчала, лишь несколько старух лихорадочно омахивали себя крестом. Потемнело. Грозные зловещие тучи закрыли солнце. Люди в толпе начали заражаться религиозным безумием. В городе изначально стояло несколько старинных церквей, мусульманская мечеть и небольшой мужской монастырь. После Переноса они не только не пустовали, а ежедневно до отказа наполнялись горожанами всех возрастов от молодежи до стариков. Нервы у людей стали ни к черту. О причинах переноса можно было лишь гадать, но версия о том, что это Божья Воля, была самой популярной. Множество неверующих или лишь считающихся православными повернулись лицом к церкви.

В окне на втором этаже, там, где находился кабинет Соловьева, мелькнуло бледное лицо и исчезло. А горожане, заинтересовавшиеся необычным скоп людей перед администрацией, все продолжали и продолжали подходить. Автоматчики у входа, конвульсивно вцепившись в ремни оружия, застыли в нерешительности. С одной стороны, происходило явное нарушение порядка, с другой — их задача охранять вход в администрацию, а на него никто не покушался.

— Городу недолго еще стоять! Погряз он в грехах тяжких и блуде! И корысти! — продолжала сурово и громко вещать безумная пророчица, наливаясь внезапным вдохновением от внимания множества собравшихся вокруг людей.

— Это он виноват, Соловьев, антихристов приспешник, — указующий перст показал на второй этаж администрации, где размещался кабинет мэра.

Взволнованная толпа безмолвно смотрела на пророчицу, лишь вороны зловеще каркали, кружась над, немалых размеров толпой.

— Быть ему пусту! Быть пусту, быть пусту! К чёрту в Преисподнюю провалится! Как появился, так и сгинет! И месте его не найдут, окаянного!

Наконец толпа беспорядочно и заунывно зашумела. Отдельных выкриков неслышно, они слились в общий тревожный и испуганный гул.

Неожиданно тяжело хлопнула, открываясь, массивная дверь. Выскочивший из нее начальник национальной гвардии на миг замер, оглядывая насторожившуюся толпу. Повернувшись к караульным на входе и яростно раскрывая рот проорал им что-то гневное, но неслышное за беспорядочным шумом толпы, затем решительно кинулся плечом в плотное скопище вокруг новоявленной пророчицы. За охрану здания администрации и мэра отвечала не милиция, а он. Люди в толпе не расступились и не пропустили к новоявленной мессии. Наоборот послышался многоголосый возмущенный ор, замелькали предусмотрительно взятые зонтики. Пророчица продолжила вдохновенно вещать. Автоматчики торопливо ожили, скинув оружие с плеча ринулись вслед за начальником в толпу. Несколько выскочивших из здания национальных гвардейцев бросились им помогать. Трехэтажный мат, отчаянные крики.

— Бах, — раздался гулкий пистолетный выстрел, загуляв долгим раскатистым эхом над площадью. Никто не успел понять, что это, как вслед за выстрелом автоматная очередь громом ударила по барабанным перепонкам:

— Трататах!

Аааааа! — убили, — раздался над площадью пронзительный и одновременно жуткий женский крик. Настроение моментально изменилось с агрессивного перейдя в дикую панику, толпа моментально распалась. Старики, старухи, дети испуганными мышками помчались прочь, роняя зонтики и сумочки. Спотыкаясь в лужах и падая, они вновь поднималась и, все грязные, мчались прочь с площади и голосили так, что резало уши. Прошли считанные секунды и площадь обезлюдела. Перед дверью администрации осталась небольшая кучка растерянных и молчаливых людей в форме национальных гвардейцев с опущенными вниз автоматами в руках. На асфальте, в луже перед ними, валялась неподвижная фигура самозванной пророчицы. Застывшие глаза недоуменно уставились в хмурое небо, на светлой блузке с левой стороны набухала алая клякса. Кровь, стекала, смешиваясь с водой, отдельными розовыми ручейками текла по луже, постепенно растворяясь и пропадая, а рядом, посреди разноцветных обрывков одежды валялся переделанный из газового в боевой, пистолет, одно из первых постановлений городского Собрания разрешило такую переделку. Начальник гвардейцев присел рядом с телом и осторожно приставил два пальца к шее, пытаясь нащупать пульс, но тщетно, женщина была мертва. Недоуменно нахмурившись, он плотно поджал губы, руки непроизвольно сжались в кулаки. Он готов голову дать на отсечение, его люди не стреляли из пистолета, а автоматную очередь дали вверх! Поднявшись под вопросительными и умоляющими взглядами подчиненных, он лишь отрицательно покачал головой.

В противоположном углу площади, откуда открывался прекрасный вид на двухэтажное здание администрации, но густые тени от деревьев не позволяли ничего рассмотреть, стояла автомобиль с затонированными стеклами. В глубине салона угадывался человеческий силуэт и светился огонек сигареты. Когда площадь опустела, стекло с водительской стороны поползло вниз, дымящийся бычок огненным светлячком вылетел на асфальт. Еле слышно загудел мощный двигатель, автомобиль неторопливо сдал назад и вывернул на соседнюю улицу.

Вольный степной ветер беспечно мчался по плоской, словно тарелка и бескрайней евразийской равнине, лишь кое-где, мешая ему и разнообразя пейзаж, вздымались невысокие, заросшие сочной весенней зеленью с яркими красными точками цветущих тюльпанов, холмы. От его неожиданных порывов по весенней, усыпанной цветами степи катились неспешные разноцветными волны, подобные тем, что гуляли по настоящему океану, переходя от бледно-зеленых в сиренево-фиолетовые. Посредине ярко голубого, без единой тучки, неба яростно пылал золотой круг полуденного солнца. Жара — не детская, уже скоро, через считанные недели с просторов степи исчезнет яркая зелень травы и останется лишь выжженная земля и пыльный ковыль. Вокруг ни следа присутствия людской цивилизации, лишь на одиноком холме торчит шпиль сторожевой вышки и, у ее подножия, багги и несколько человек вокруг.