Выждав, когда распекаемый с видимым облегчением устремился к выходу, прижимая папку к груди, Топаркин шагнул вперед и бросил руку к голове.
— Полковник Топаркин, командир особой группы УОД! — рявкнул он, чтобы перекрыть шум. Как раз сейчас общий гул резко утих, и его голос раскатился по помещению. На него удивленно заоглядывались. — Прибыл для наблюдения за экспериментом. Для меня есть какие-то указания?
— Да е...сь ты в рот конем! — во всю глотку рявкнул генерал. — Только общаков с кнопарями мне для полного счастья не хватало! Хоть обосрись тут, мне пох...й, только под ногами не путайся!
И гул голосов тут же взмыл к потолку грохочущей завесой, а генерал неожиданно шустро для своих габаритов оказался в противоположном конце бункера и принялся орать на очередного подполковника. Топаркин пожал плечами. Ну, нет так нет. Он выбрался на поверхность, после духоты подземелья с облегчением вдохнув морозный воздух, и подошел к своему фургону. Контейнеры с аппаратурой уже выстроились на снегу рядком. От фургона, где рычал генератор, выбрасывая через трубу над крышей сизый дым, змеился силовой кабель, а над самим фургоном мерно вращалась решетчатая антенна. Контейнеры поблескивали окулярами объективов, четверо техников сидели наверху и быстро устанавливали какие-то растопыренные пластины. Командовавший местный техник что-то негромко им втолковывал. Заметив Топаркина, он ткнул пальцем куда-то вдаль (и местные, и мокольские техники послушно уставились в указанном направлении) и легко спрыгнул с контейнера.
— Ну, господин полковник, пора начинать, — он вытащил из ящика с инструментами кусок ветоши и начал обтирать руки. — Думаю, тарарама здесь и так достаточно, чтобы напрягать излишним хозяев ожиданием. Еще искусают друг друга насмерть.
— Ты кто? — резко спросил Топаркин. Он не любил, когда с ним фамильярничали младшие по званию, тем более какие-то чумазые техники. Конечно, технарей и за людей сложно считать, разгильдяи и раздолбаи, никакого понятия о субординации, но на место их ставить следует сразу же. — Имя, звание, должность?
— Должность? — удивился техник. — Да я вроде как безработный. Тунеядец, прошу прощения, по вашим меркам.
Неожиданно у Топаркина по хребту пробежались торопливые мурашки. Глаза у техника казались бесстрастными и ледяными, пронзающими насквозь. Как... как у следователя. Или у профессионального убийцы. Рука полковника сама по себе легла на кобуру пистолета.
— Как ты сюда попал? — еще резче спросил он, пытаясь заглушить неизвестно откуда взявшийся страх. — Здесь совершенно секретный армейский объект! Твое удостоверение, немедленно, или я охрану вызову!
— Как попал? Знаете, Марк Афанасьевич, бородатый анекдот? — усмехнулся техник, все так же неторопливо и тщательно обтирая руки ветошью. — Про новобрачных? Там в конце муж жену спрашивает — "Сколько еще твой дядя гостить намеревается?" А та в ответ — "Мой дядя? Я думала, он ТВОЙ дядя!" Мне всего-то потребовалось оказаться в нужном месте в нужное время. Ваши посчитали меня за местного, а местные — за вашего. И вот я здесь.
Мелкие мурашки по хребту превратились в крупных тараканов. Откуда техник знает его по имени? Или он не техник? Топаркин дернул клапан кобуры — проклятая кнопка заклинилась в самый неподходящий момент! — и уже открыл рот, чтобы позвать охрану, но техник быстро выпрямил руку и коснулся его где-то сбоку шеи. В голове у полковника помутилось, и когда он пришел в себя, то стоял, тяжело опираясь, на "техника", а тот заботливо подпирал его плечом.
— Не суетитесь, Марк Афанасьевич, а то еще запнетесь и головой о что-нибудь ударитесь, — негромко проговорил странный парень ему на ухо. — Кончайте дергаться и идите за мной. Пора начинать представление.
Он выскользнул из-под руки полковника — тот потерял равновесие и чуть не упал, с трудом удержавшись на ногах — и неторопливо пошел к входу в бункер. Топаркин словно во сне поплелся за ним. Какая-то его часть панически вопила, требуя приказать охране скрутить наглеца и очевидного лазутчика, но странная заторможенность мутила ему голову, не позволяя мыслить ясно. Что происходит? Да же происходит, в конце-то концов?
Все в том же оглоушенном состоянии он прошел за "техником" через вход в будку (часовые проводили их удивленными взглядами, но ничего не сказали), во второй раз спустился по тускло освещенной лестнице и вошел в бункер, где царил все тот же бедлам. "Техник" с любопытством огляделся по сторонам. И тут Топаркин, которого наконец-то отпустило, все-таки вытащил пистолет и уткнул его лазутчику в спину.
— Не двигайся! — громко сказал он. — Или получишь пулю. Охрана...
Не обратив на него ровно никакого внимания, парень вложил в рот два пальца и свистнул. Нет, не так: СВИСТНУЛ. Звуковой удар буквально заставил полковника отшагнуть назад, едва не нажав на спусковой крючок, в уши ему словно вставили мягкие ватные пробки. Мгновенно наступила звенящая тишина.
— Добрый день, господа! — громко сказал "техник". — Прошу прощения за некоторую задержку, но мы дожидались готовности всех групп. Разрешите представиться: я Хранитель Сиолан, координатор нынешнего действа.
Он приложил руку к левому плечу, и над ним вспыхнул и закружился прямо в воздухе сине-желтый шар.
— Для всех, кто не в курсе дела, поясняю: сегодня на полигоне проводится демонстрация возможностей наших челноков. Они не столько боевые, сколько многоцелевые аппараты. Но мы намереваемся убедительно развеять любые иллюзии, что армия или спецслужбы Ростании смогут нам противостоять. Все собравшиеся стороны должны максимально полно зафиксировать происходящее. Надеюсь, аппаратура у всех работает как положено.
Генерал тяжело шагнул вперед.
— Значит, Хранитель? — буркнул он. — Чем докажешь?
— Опознавательного знака, похоже, вам недостаточно, — в голосе парня послышалась ирония. — Ну что же...
Он повернулся и шагнул к стене мимо Топаркина. Полковник не успел даже вздохнуть, как кулак "техника" с громким скрежетом ударил в железобетонную плиту, провалившись в нее, словно в песок. В лицо полковника плеснуло крошевом и пылью, и он в машинальном защитном жесте вскинул руку, едва не разбив себе скулу пистолетом.
— Устраивает, господин генерал? — поинтересовался Хранитель. — Или еще пару фокусов показать?
Он не спеша вытащил из стены руку, ушедшую почти по локоть, и продемонстрировал обломок арматуры. Рукав комбинезона оказался изорванным в клочья, но кожа под ним не выглядела даже поцарапанной. Небрежное движение кисти — и кусок ребристого металлического прута, мелькнув в воздухе, пробил железный шкаф в противоположном углу бункера. Генерал, побагровев, смотрел на Хранителя, хватая ртом воздух.
— Ну, поскольку дополнительных доказательств не требуется, начнем, — весело сказал парень. — Два наших челнока уже вышли в точку демонстрации. Прошу присутствующих обратить внимание на мониторы. Я позволю себе перехватить управление камерами наблюдения.
И внезапно тройной ряд экранов над длинным пультом вспыхнул белым.
27.03.1582, вторник
Хмурый дождь барабанил по окну. Низкие тучи быстро стлались над землей, гонимые необычайно промозглым для летнего времени ветром. Бегемот, постукивающий пальцами по столу, выглядел ненамного веселей заоконной погоды.
Олег по своему обыкновению сидел на краешке подоконника, покачивая ногой. Он задумчиво глядел на стенку над головой Бегемота, где в массивной покрытой бронзовой краской раме висел портрет нечесаного мужика в кацавейке.
— Слушай, Пашка, я вот давно у тебя спросить хочу...
Бегемот оторвался от своих невеселых раздумий и с вялым интересом посмотрел на Олега.
— Скажи на милость, кто у тебя над столом повешен?
— Над столом? — удивился Бегемот. — Над каким столом?
Он заоглядывался по сторонам, словно держал в кабинете другие столы, кроме собственного. Не найдя ничего подходящего на роль ориентира, он запрокинул голову назад и несколько секунд в таком положении рассматривал содержимое могучей рамы.
— Ах, этот... Он, братец, в свое время был фигурой! Головой считался, крупным ученым. Очкариков в Академии Наук как тараканов гонял. Мне много интересного рассказывали, как он одни законы природы открывал, а другие, которые не понравились, закрывал. Сам Железняк с ним за руку здоровался. Потом, правда, оказалось, что не те законы он закрывал, не тех гонял, в общем, не то делал, что надо. Тогда и его самого... того. Закрыли, как таракана. Фамилия что-то у меня из головы вылетела, не то Мушенков, не то Плешаков... в общем, вот так. Мне сиё произведение искусства от прежнего хозяина кабинета досталось, очень тот его уважал. А у меня сначала руки не дошли снять, а потом привык вроде... — Он вздохнул. — Неграмотный ты человек, Шустрик. И чему только тебя в школе учили?
— Тому же, что и тебя, Бегемотина, — усмехнулся Олег. — В одном классе, чай, сидели, за соседними партами. Или склерозом ранним страдать начал?
— Вот так всегда... — снова загрустил Бегемот. — Хочешь людям добра, просвещаешь их... а они тебя ранним склеротиком обзывают, бегемотом и вообще. Грубый ты человек, Олежка, хамовитый. К тебе со всей душой, а ты!..
Грустный Бирон еще более походил на бегемота, чем обычно.
— Уж какой есть, — фыркнул Олег. — Слушай, Пашка, что ты вообще себе думаешь? Что у нас происходит? Я Хранителей имею в виду. Появились непонятно откуда, и вдруг все из-за них на ушах стоят. Сплошной кипеш и шухер. Ты понимаешь, ведь сам Шварцман меня инструктировал перед тем, как с одним из них свести. Лично! Начальник Канцелярии! И физиономия у него выглядела... как бы помягче сказать... оглоушенной.
— Ты лучше поменьше думай, — посоветовал Бегемот. — Голова целей останется. Не твоего ума дело, ты пока что шестерка, не больше. Я вот предпочитаю про этих снеговиков не помнить, если только глазами не вижу. От одного воспоминания мороз по коже, бр-р. А что там у тебя со Шварцманом?
— Снеговиков? — переспросил Олег. — Ну-ну, остряк ты наш самоучка. Ты еще Треморову похожее имечко придумай да прилюдно выскажись, тогда и впрямь думать перестанешь, за неимением думалки-то. Я вот сейчас с такими людишками общаюсь, что не задумываясь на тебя бы стукнули куда надо. Точно знаю, что на меня по крайней мере двое из отдела анонимки пишут. Прохорцев показывал. Ты бы поаккуратнее с языком.
Олег помолчал.
— А со Шварцманом вообще комедия ужасов случилась. Вызывает он меня к себе, значит, неделю назад. Лично позвонил, не через Прохорцева, прикинь! Прошел я через все посты, заглядываю в приемную, а там пусто. Ни секретарши, ни охранников. Я немного обалдел, но поскольку Шварцман лично вызвал, то таки рискнул заглянуть еще и за хозяйскую дверь...
...обитая кожей дверь слегка скрипнула. Олегу уже растолковали, что с машинным маслом в Канцелярии все в порядке, и что если дверь скрипит, то так надо. Он представил себе террориста, попавшего как кур в ощип из-за скрипнувшей невовремя двери, и ему стало смешно. Усилием воли сделав серьезное лицо, он легонько постучал по косяку, просунул голову в кабинет и осторожно спросил:
— Здравствуйте. Можно?
Вздрогнув, Шварцман резко повернулся к двери.
— Кто?.. — Несколько секунд он напряженно вглядывался в Олега. — А, Кислицын, жертва терроризма. Ну, заходи, раз пришел.
Олег аккуратно прикрыл за собой дверь (та опять несмазанно скрипнула) и повернулся к Шварцману.
— Садись, — тот ткнул пальцем в кресло перед собой. — Как голова, болит?
— Да нет вроде, спасибо, — Олег осторожно пощупал шрам, оставшийся после удара. — Вашими стараниями вроде все залечили, три недели все-таки прошло...
Он выжидающе посмотрел на человека за столом. Тот молчал, и Олег вдруг увидел, что Шварцман сильно изменился с момента последней встречи. Раньше полные и тугие, как у хомяка, щеки сейчас висели складками, поперек лба пролегла глубокая морщина. Глаза запали и лихорадочно блестели, из них исчезла былая цепкость, присущая им раньше. Начальник Канцелярии Народного Председателя производил человека, который уже не первый день чего-то боялся. Олег попытался себе представить, что могло испугать второго (или третьего, как считать) человека в государстве, и не смог. Ему тоже стало жутковато, и он деликатно кашлянул.
— А? О чем я? — Шварцман вынырнул из своих мыслей. — Да, насчет головы. Неудачно получилось. Давненько Дуболом на меня не залупался, я даже и расслабился. Ну, исполнителей оперативный отдел уже вычислил, они свое получат. Да и самого Дуболома мы быстренько пожалеть заставим о такой акции...
Он замолчал. Олег тупо смотрел на него, чувствуя, как по спине медленно ползут мурашки.
— Мы тебя как национального героя на один пост намечали, — тяжело продолжил Шварцман. — В Минтрансе как раз должностишка одна освободилась, не очень высокая, но получше твоего вшивого отдела статистики. Нужен нам там свой человек, а тебя как великомученика мы бы пропихнули.
Начальник Канцелярии опять на секунду задумался.
— Так вот, пока забудь. Перспективы для тебя никто не отменял, проявил ты себя хорошо, но сейчас для тебя другое дело появилось, временное, — продолжил он, как бы не замечая вытянувшегося Олегова лица. — Или не временное, хрен уж его знает. Справишься — получишь и должность, и оклад, и все прочее. Не справишься... Сам понимаешь. Платить тебе станут по отдельной ведомости. Дела в своем отделе передашь кому-нибудь еще, пока человека не подберем. Усек?
— Да, Павел Семенович, — осторожно ответил Олег. — А что за поручение, если не секрет?
— Помолчи, — поморщился Шварцман. — Я еще не кончил
Он неодобрительно посмотрел на Олега, как бы раздумывая, какое наказание тому положено за непочтительность. На краткое мгновение Олег увидел в нем прежнего начальника КНП. Видимо, решив на сей раз смилостивиться, Шварцман продолжил:
— Тебя приставляют к одному... — он поперхнулся, — человеку. Да, человеку. Кто он такой и что ему надо — узнаешь сам. Все его указания исполнишь в точности. Вот, возьми, — он вытащил из ящика стола карточку и кинул ее на стол, пришлепнув сверху ладонью. — Возникнут проблемы, хоть в аппарате, хоть с постовым на улице — показывай мандат. Приказ всем органам и структурам содействовать, и вообще. Вот сейчас спрашивай, только короче.
Шварцман устало откинулся на спинку кресла.
— Задание секретное? — как назло, сходу Олегу не пришло в голову ничего более умного. — Я имею в виду, о нем можно кому-то рассказывать? А то такие вещи, — он кивнул на документ на столе, — не часто дают. Я...
— Ну что ты дурацкие вопросы задаешь, если сам все понимаешь? — Шварцман недовольно поморщился. — Ясно, что секретно. У нас других дел не бывает, — он вздохнул. — Разочаровываешь ты меня, дорогой. Рот на замке. Никому, даже себе самому во сне, ничего не рассказывать. Я — исключение, разумеется. Да, кстати, — у него на лице возникло озабоченное выражение, — раз в неделю, в среду или в четверг, отчитываешься передо мной лично. Письменно. Описывай все в самых подробных подробностях, для пущей памяти возьмешь диктофон в отделе Лысого... Лысакова, я имею в виду. Отдел технического обеспечения. Еще вопросы?
