Архивы Конгрегации

Матиас Фиклер, 47 лет, стряпчий. 30-го марта тело выловили в Шмихе за городом, вниз по течению, а до того последний раз видали его в Светлую Пасху. Соседи говорят, был он тогда изрядно навеселе, скорей всего, с моста в реку по пьяному делу и свалился. Родных в Эбингене нет.

Карл Мюллер, 50 лет, цветочник. 5-го апреля обнаружили тело на пустыре за городской стеною, истерзанное да зверьми попорченное. Родных также не имел".

Курт поднял голову от листа, исписанного убористым почерком старательного секретаря рата, и потер лицо пальцами.

— Зараза... — протянул он обреченно. — Господи, вот же зараза...

— Ты что-то новенькое углядел в этом? — уточнил Ван Ален, беззастенчиво взяв список в руки и пробегая глазами по строчкам. — Повторюсь, многовато происшествий такого рода на столь мелкий городишко, но системы я что-то не улавливаю.

— А ты вчитайся повнимательнее, — Курт отобрал у охотника листок и ткнул пальцем в текст: — Гляди. Кожевенник Ланге двадцать седьмого выехал из Лауфена, и больше его никто живым не видел. Вдову Хайне нашли седьмого, если верить Циммерманну, труп был свежий. Девицу Краузе в последний раз видели тринадцатого, каменотеса Пикеля — в Вербное воскресенье, двадцатого, стряпчего Фиклера, — он на мгновение запнулся, произнося эту фамилию, — на Пасху, двадцать седьмого. Мюллер, насколько я могу судить, убит пару дней назад. Их всех в последний раз видели в воскресенье, — подытожил Курт, подняв взгляд на Ван Алена. — Сейчас уже не определить, сколько времени провалялся каждый труп, прежде чем его обнаружили, но по всему выходит, что каждый из них был убит в воскресенье или в понедельник, а вернее всего — в ночь между ними.

— А белошвейка? — спросил охотник. — Ее бездыханное тело нигде не нашли.

— Не мне тебе объяснять, что это ничего не значит, — передернул плечами Курт. — Я побеседую с ее родней, но уверен, что сей девицы давно нет по эту сторону жизни, просто на этот раз убийца получше спрятал труп.

— Хочешь сказать, он их убивает раз в неделю? — проговорил Ван Ален, снова отобрав у майстера инквизитора исписанный лист и перечитывая список более вдумчиво. — Но почему? Крыша набекрень?

— Десять с лишним лет назад, — со вздохом отозвался Курт, — в Кёльне один выживший из ума малефик провел ритуал, при помощи которого пробудил и призвал некую сущность. Три жертвы, раз в три дня. Распотрошенные тела, взломанные ребра...

— Хочешь сказать, — напряженно проговорил Ван Ален, — здесь то же самое, только раз в семь дней? Но тогда и жертв должно быть семь, что ли?

— А зная, каковы были последствия кёльнского ритуала, я боюсь вообразить, кого призывают здесь и что начнется в этом городе, если задуманное удастся, — мрачно договорил Курт.

— М-да... — протянул охотник. — Черт, хреновая штука выходит. Что собираешься делать, Молот Ведьм?

— Для начала — опросить родственников и соседей жертв. С кем покойные общались в последнее время, может, упоминали что-то необычное или вели себя как-то странно... Заметь, ни об одном насильственном похищении ни слова, а, кроме кожевенника, все пропали из города. Ergo, уходили добровольно, по крайней мере, внешне. Conclusio: их выманивали или обманом, или воздействуя на разум.

— Со сбором сведений могу помочь, — предложил Ван Ален. — Опыт у меня по этой части, сам знаешь, немалый, а времени у нас в обрез, если твоя версия верна. Побеседую хоть бы с семьей белошвейки и с соседями стряпчего...

— Побеседуй, — кивнул Курт, поколебавшись мгновение; в конце концов, в способности Ван Алена с толком добывать информацию он уже имел возможность убедиться, а помощник ему сейчас был весьма кстати.

* * *

На следующий день Курт в который уже раз за тринадцать лет службы подумал, насколько метко прозвали следователей Конгрегации псами Господними. Побегать по узким улочкам довелось изрядно; к полудню он перестал уточнять, как пройти к интересующему его дому, а к вечеру майстер инквизитор был вполне в состоянии сам подсказать дорогу не хуже местных обитателей.

Помимо глубоких познаний в топографии Эбингена, Курт стал обладателем немалого количества разнообразнейших сведений, почерпнутых из бесед с родичами и соседями погибших. К сожалению, нитей к разгадке весь этот ворох информации давал удручающе мало.

У охотника улов был не хуже по количеству, однако и не лучше по качеству. Курт слушал его, то и дело хмурясь и чувствуя, как над переносицей зарождается знакомая ноющая боль.

— В общем, — подвел итог своему рассказу Ван Ален, — не знаю, Молот Ведьм, может, ты из этого что и сумеешь вывести, а я пока вынужден признать, что ни черта не понимаю.

— Кое-что могу, — медленно проговорил Курт, потирая лоб. — Пожалуй, за это даже можно зацепиться...

— Ну? — поторопил охотник, подавшись вперед и всем видом выражая любопытство.

— Кожевенник возвращался с хорошей выручкой; его ограбили. Лавку вдовы обчистили, судя по всему, прямо в ночь убийства. Белошвейка, как ты выяснил, после воскресной службы отнесла выполненную работу и получила за нее плату, а вот до дома ее не донесла...

— Ну да, отец ее так и сказал: "На дорогу прихватила", — невесело усмехнулся Ван Ален.

— Porro[77], — продолжил Курт. — Жена каменотеса по возвращении обнаружила, что в доме в ее отсутствие неплохо пошуровали. Жилище стряпчего тоже, как я понимаю, обнесли подчистую. Denique[78], дом цветочника также разграблен, и произошло это позапрошлой ночью.

— Хочешь сказать, наш малефик с протекающей крышей еще и вор? — сощурился Ван Ален; Курт качнул головой:

— Нет. Своими глазами последствия ограблений я, понятное дело, не видел, даже дом Мюллера уже со всех сторон успели обнюхать магистратские, однако по всем свидетельствам можно заключить, что во всех этих домах работал знаток своего дела. Поверь моему опыту, хороший вор не станет лишний раз связываться с убийствами, тем более столь изощренными. Кроме того, как я уже говорил, цветочника убивали не менее нескольких часов. Остальных, вероятнее всего, тоже. Убийца попросту не успел бы в одну ночь и убить жертву, и как следует обшарить дом так, чтобы не попасться никому на глаза.

— А если он как раз и выпытывал, где что лежит, чтобы потом быстренько пробежаться и сделать ноги?

— Возможно, — нехотя признал Курт, — хоть и маловероятно. Слишком нехарактерно для тех кругов. Скорее похоже на то, что наш душегуб заодно подвизается наводчиком у кого-то из местного ворья. Пока он убивает очередную жертву, другой очищает ее жилище от всего мало-мальски ценного.

— И какую зацепку ты здесь углядел? — поинтересовался охотник.

— Придется нанести визит обитателям местного дна, — пожал плечами Курт. — Сегодня поздновато, большинство наверняка уже на улицах. Значит, завтра.

— Ты умом тронулся, Молот Ведьм? — почти ласково уточнил охотник; он поморщился:

— Я знаю, что делаю, Ян. Ничего со мной не случится, не в первый раз.

* * *

Следующий день принес даже меньше плодов, чем предыдущий. Опрос еще некоторого количества свидетелей из числа приятелей и знакомых убитых, на который не хватило времени накануне, был проведен ad imperatum[79], однако значимых результатов ожидаемо не дал. Покончив с расспросами горожан и, казалось, изучив Эбинген уже как свои пять пальцев, майстер инквизитор вернулся к папаше Карлу и затребовал обед.

Когда начали сгущаться сумерки, Курт вышел из трактира и углубился в хитросплетения узких улочек, забираясь все дальше от "приличных" кварталов. Месторасположение той части города, где почтенным горожанам лучше не показываться, он выяснил без труда, однако найти местные трущобы было мало.

Курту действительно уже доводилось вести расследования в подобных кругах, но до сих пор ему везло. В Кёльне он знал все входы и выходы и сохранил кое-какие знакомства среди обитателей городского дна, что сильно облегчило ему задачу. В Бамберге выручил старый приятель Финк, у которого обнаружились и там свои связи. Здесь же предстояло работать, что называется, с чистого листа. Хорошо, если отребье в этой дыре хотя бы слышало о воровской гильдии, созданной Финком, но и на это надежды было мало. Ergo, оставалось действовать по ситуации.

То, что пересек некую незримую границу, Курт понял тотчас же, заметив выскользнувшую из неприметной подворотни тень, а затем и еще две, с другой стороны, и еще... Следовало признать, что в кольцо майстера инквизитора брали грамотно, быстро и без лишнего шума. И снова вспомнился Кёльн и первое посещение старых кварталов в новом status"е. Все было так, да не совсем.

Курт остановился, давая местным обитателям возможность во всех подробностях рассмотреть вывешенный поверх фельдрока Сигнум.

— Никак, с дороги сбились, майстер инквизитор? — произнес наконец один из встречающих, по-видимому, главный. — Вы скажите, куда путь держите, а мы уж проводим, чтоб лишнего-то не плутать.

— Да вот ищу, где бы горло промочить, — спокойно отозвался Курт. — Весь город обошел, дай, думаю, и сюда загляну. Может, тут мне больше понравится.

— Это вряд ли, майстер инквизитор, — послышался насмешливый голос с другой стороны. — Лучшего пива, чем у папаши Карла, в Эбингене вы не сыщете. Уж всяко не здесь. Так что шли бы вы, по добру-то по здорову.

— Нету вам тут интереса, — поддержал товарища кто-то.

— А вот я в этом не так уверен, — заметил Курт, переводя задумчивый взгляд с одной темной фигуры на другую.

— Да полно вам, майстер инквизитор, — чуть не заржал прежний насмешник. — Куда уж нам!

— А вы проводите меня туда, где ваш люд собирается перед работой, там и расскажу, что за интерес меня к вам привел, — предложил Курт.

По сомкнувшемуся вокруг господина следователя кольцу пробежал шепоток. Наконец первый заговоривший с незваным гостем подвел итог краткому совещанию:

— Ну, будь по-вашему. Проводим, а там видно будет.

Провожали Курта главный и тот, что зубоскалил больше всех. Остальные исчезли, точнее, следовали на почтительном расстоянии, кое не мешало майстеру инквизитору ощущать их присутствие. Только самый шустрый — или самый младший — умчался вперед, нырнув в малоприметную щель в заборе. И так тоже было в Кёльне...

Провожатые вышагивали чинно, как будто не инквизитора в местный кабак, а самого Папу по новому храму вели. Курт шел молча, запоминая дорогу; местные удальцы тоже помалкивали, только сопели тяжело и поглядывали неодобрительно, мол, не соизволит ли майстер инквизитор передумать и назад поворотить. Миновав во второй раз домишко с приметно сколотой черепицей и одним косо висящим ставнем, Курт отметил про себя этот факт, мысленно усмехнулся и составил в голове прямую дорогу.

Наконец, спустя время, за которое можно было обойти половину города, а не только пару бедных кварталов, главный толкнул низкую массивную дверь в доме на углу и остановился на пороге, пропуская майстера инквизитора вперед. Курт вошел, мимоходом порадовавшись собственному невеликому росту — будь он повыше, пришлось бы пригнуться. В душном зале яблоку негде было упасть. Похоже, пока они с провожатыми нарезали круги по переулкам, все бодрствующие обитатели местного дна успели собраться, дабы поглазеть на странного гостя. Возбужденный гомон мигом стих, стоило Курту шагнуть внутрь; вслед за ним вошли его провожатые, и дверь со скрипом захлопнулась.

Курт оглядел помещение. Перед столом, стоящим в самом центре, призывно торчал единственный свободный табурет, а вокруг стола расселись трое "серьезных людей", тех, кто станет говорить с заезжим следователем от лица сообщества.

Садиться на демонстративно предложенное место, к тому же спиной к двери, Курт не стал; неспешно пересек зал, давая всем рассмотреть и себя, и Знак, небрежно облокотился на стойку, расположившись в пол-оборота к залу.

— Пива, будь любезен, — Курт положил на стойку монету, дождался, пока лысеющий толстяк-хозяин постарается как можно чище вытереть захватанную кружку засаленным фартуком и нацедит из бочки пойла, сходящего здесь за пиво, отпил глоток и произнес, ни к кому конкретно не обращаясь: — Неспокойно, смотрю, стало в вашем городе.

— Да вот, говорят, оборотни пошаливают, — чуть насмешливо, растягивая слова, отозвался сидевший слева от стола. — Вроде ж как по его шкуру вас сюда и высвистали. Нешто брешут?

— Скорее не обо всем знают, — ответил Курт, делая еще глоток из кружки. М-да, у Бюшеля в "Кревинкеле" и то пойло было приличнее. Оставалось надеяться, что приученный к большинству ядов организм и с этой отравой справится без потерь. — Я знаю больше, и не только о том, что творится в Эбингене. А вот об оборотнях, обносящих дома своих и не своих жертв, слышать не доводилось, а главное, верится с трудом.

— Это на что это такое вы намекаете, майстер инквизитор? — недобро сощурился другой местный авторитет, сидевший справа. — Коли даже кто и пошарил по пустым домам, так то, поди, не ваше дело.

— Не мое, — покладисто согласился Курт, задумчиво переводя взгляд с одного собеседника на другого. — И выяснять, кто именно чистил дома цветочника, стряпчего, каменотеса и лавочницы, не собираюсь. Мне другое интересно — от кого этот умелец узнавал о том, какой именно дом вот-вот останется без пригляда?

— Ну уж вы скажете, майстер инквизитор! — откровенно заржал сидевший слева. — Да с чего вы взяли, будто кто-то наводил? А ежели и так, не знаю, как там у вас в инквизиции, а у нас своих не сдают, хоть режьте. И заказчиков да наводчиков — тоже.

— Знаю, — кивнул Курт миролюбиво. — Я, видишь ли, о вашей жизни вообще знаю много и все больше по личному опыту. У меня и приятели в ваших кругах имеются... Финк, например. Доводилось слышать?

Ссылаться на свои связи было довольно рискованно — в этой дыре о кёльнском главе воровской гильдии могли не слышать вовсе, что было бы еще не худшим вариантом, а могли и знать, но не поддерживать, и тогда ситуация могла сложиться не в пользу майстера инквизитора. Но Курт все же посчитал риск оправданным.

— Финк? — наморщил лоб правый. — Что-то слыхал про него...

— Это тот кёльнский удалец, который подмял под себя весь север, — разомкнул губы молчавший доселе третий представитель эбингенского дна, самый старший на вид, по всей вероятности, и самый главный. — Знаем про такого. Вот только до нас он дела не имеет, а нам и не надобно. Так что, майстер инквизитор, ежели думали тут найти помощи через такое знакомство, промашка вышла.

Курт равнодушно пожал плечами:

— Да не в знакомстве дело... Тебя как звать? — он кивнул старшему из троицы.

— Допустим, Риттер[80], — с едва заметной усмешкой ответил тот.

Курт отметил про себя своеобразную изысканность прозвища, но виду не подал, продолжил, обращаясь теперь лично к местному главарю:

— Так вот, Риттер, дело не в моих связях и знакомствах в ваших кругах или в каких других, а дело в малефиции, творимой в Эбингене. Насколько мне известно, такие дела не слишком-то по понятиям.

В кабаке повисла тишина, смолк даже глухой ропот и шепоток, то и дело доносившийся из углов полутемного зальчика.