Москва-36

Шульц, тот самый резидент, описывая вчерашнее задержание полицией двух наших агентов на конспиративной квартире, упомянул, что республиканские ищейки заходили также в контору 'Сименс' (явка располагалась напротив неё через дорогу), одну из ячеек разведывательной сети, раскинутой абвером в Испании. Зашли, походили по пустому магазину и отбыли. Почему по пустому? Так не открылся он ещё, хотя Марта, помощница управляющего, накануне докладывала, что в магазин заходил какой-то важный русский с охраной. Ещё пара уточняющих вопросов и забрезжила надежда: по описанию выходило, что этим русским вполне мог быть Чаганов.

-Хуан, ты хочешь чтобы я поискала его в городе?— Затянувшаяся пауза заставила её занервничать.

'В германскую кровь в Силезии попало слишком много славянской: куда делись дисциплина, терпение и порядок'?

-Ни в коем случае,— поджимает губы Штольце.— ты будешь ждать его у себя в магазине хоть до скончания веков. Если он появится, ничего не предпринимай. Инициатива должна исходить от 'Джокера', назовём его так. Вот если он тобой заинтересуется и пригласит куда-нибудь, тогда ты получишь следущую команду. Это понятно?

-Понятно.— Смиренно опускает глаза Марта.

'Шульц сказал, что все русские живут в 'Метрополе', вот там в первую очередь мы и начнём искать 'Джокера''.

Глава 9.

Валенсия.

Тот же день, 18:00.

На аэродром Валенсии наша группа, состоящая из Берзина, Хаджи-Умара, двух телохранителей, двух сестёр Абрамсон и меня, прибыла как и положено к семи утра. Часам к десяти подъехал пилот и механик (испанцы), выкатили из ангара большой и относительно новый правительственный 'Дуглас' (DC-2). Оказалось, что из пятнадцати пассажиров (кроме нас в Мадрид летели представители генштаба и разных министерств) указанных в списке, на рейс явилась только мы. Как выяснил, начавший обзванивать випов, комендант аэродрома скоро подъедут двое, остальные от полёта отказались.

'Знакомая картина, как под копирку'.

Хорошо, что открылся бар эскадрильи, где мы перехватили кофе и сандвичи. Старшая сестра изучающе поглядывает на меня, младшая ходит за ней хвостиком и краснеет когда случайно наши взгляды встречаются.

'И чего она себе там навоображала? Или у них в Аргентине обычай такой: станцевал с девушкой танго— женись? Только вот припоминается, что первоначально танец был мужским и олицетворял борьбу двух претендендов на одно девичье сердце. В любом случае, я ещё слишком молод для серьёзных отношений'.

Сижу себе тихонько на лавке и пытаюсь читать без словаря местную газетёнку. Люди Котова с уважением косятся на меня, Хаджи и Берзин стоят в сторонке и что-то вполголоса обсуждают.

'Интересно, зачем генерал потащил меня за собой в Мадрид? Вроде бы уже много раз говорено и о внешнем виде 'Энигмы' и даже, в общих чертах, о её внутренностях'. По настоятельной просьбе Берзина Москва (сам Ежов?) дала добро на мою задержку в Испании, к тому же через несколько дней прибудут ещё двое сотрудников для охраны и обслуживания 'БеБо': Базаров и Петров уже на пределе.

В полдень, разругавшийся вдрызг с комендантом пилот начал прогревать двигатели, жизнерадостный механик выбросил из салона восемь пассажирских кресел, а на их место неторопливая обслуга загрузила ручные пулемёты и ящики с патронами. Пилот, чернобровый красавец, в расшитой золотом фуражке и форме , ответил на мой просящий взгляд широким жестом: пригласил меня на кресло второго пилота, отправив механика в салон, пыхнул огромной сигарой и отпустил тормоз. Большая тяжёлая машина начала неторопливо разгоняться, покачиваясь на кочках, подняла хвост, легко оторвалась от земли и стала быстро набирать высоту.

Где-то десяти тысячах футов (показания приборов в британских единицах) лётчик повернул на северо-восток, стараясь лететь над горами и держаться вдали от населённых пунктов.

'Хочет подойти к Мадриду с востока, а не с юга'...

За Теруэлем пилот набрал ещё высоты, до двенадцати тысяч. Летим уже два часа, хотя по прямой всего триста пятьдесят километров, и тут отключился правый двигатель. Это неприятное событие никак не отразилось на лице лётчика, он продолжат невозмутимо дымить сигарой, так что у меня начало пощипывать глаза. Механик также беззаботно болтает с сёстрами: похоже, что такое лётное происшествие для них— обычное дело. Так с неработающим двигателем, потихоньку снижаясь, мы через полчаса вышли к Мадриду. Не долетая до столицы с десяток километров, на выходе из нескончаемо долгого виража, пилот выключает второй двигатель и идёт на посадку посреди какого-то поля. Ещё минута и мы мягко покатились по мокрой траве, поднимая фонтаны брызг, и остановились у перекладины буквы Т, сложенной из полотнищ на земле.

Поле оказалось самым настоящим аэродромом Алькала-дэ-Энарес, на котором царили самые жёсткие меры маскировки. Взявшаяся как из под земли аэродромная обслуга, свернула полотнища, подогнала грузовик и, дождавшись пока пасажиры покинут самолёт, начала буксировку воздушного судна. Эта быстрота и слаженность— без сомнения, результат твёрдого руководства

* * *

-Рассказывайте всё подробно, товарищ Фидель,— сухо сказал Берзин. — здесь присутствуют люди, которые не в курсе последних событий. Да и присаживайтесь, пожалуйста. Присутствие лейтенанта Тымчука— нового особиста авиаполка, прилетевшего позже нас из Барселоны, болезненно-худого мужчины лет сорока, на оперативном совещании, придавало ему некоторую официальность, которая, похоже, не нравилась главе военной разведки.

Голованов пригибаясь, чтобы не задеть по пути тусклую электрическую лампочку, чьи провода тянулись к завешенному одеялом окну, занимает своё место рядом с Мамсуровым: по левую руку от Берзина, сидевшего в голове стола, и напротив нас с особистом.

'Фидель'...

Я улыбнулся, вспоминая как на пароходе 'крестил' своих попутчиков, встревоженных сообщением, что все военные советники должны иметь испанские псевдонимы.

-Вчера в тринадцать тридцать, здесь на этом аэродроме осуществил посадку немецкий самолёт 'Юнкерс-52'. Он подошёл с востока, с выключенными двигателями, ну почти как вы сегодня. Из него вышел только пилот, испанский офицер и заявил, что давно хотел отдать себя в распоряжение республиканского командования и использовал для этого первый удобный момент, когда командир и стрелок-радист (оба немцы) пошли на обед, оставив его одного в самолёте.

-Долго он что-то ждал 'удобного' момента,— проскрежетал зубами особист, оглядывая присутствующих и ища у них поддержки.— четыре месяца. Что побежали крысы с тонущего корабля? Запахло жареным?

'Как же, побежали они... тут надо разбираться, вполне может статься, что переметнулся он по семейным обстоятельствам: девушка у него здесь или сослуживец предложил заманчивую должность'.

-С какого аэродрома он вылетал?— Мамсуров поворачивается к Голованову, игнорируя слова особиста.

-Аэродром Таблада, Севилья. На нём ещё базируется 'Легион Кондор'.

-Осиное гнездо! Приведите мне сюда этого летуна, я выведу его на чистую воду!— Бушует Тымчук.

На меня вопросительно смотрят три пары глаз, мол, уйми своего коллегу.

'Теперь понятно зачем Берзин притащил меня в Мадрид'...

-Тарас Григорьевич,— пользуюсь моментом вставить слово, пока особист закашлялся.— да куда он денется-то из под замка. Утро вечера мудренее. Товарищи, предлагаю перенести этот вопрос на завтра, что-то я тоже устал с дороги.

-Я распоряжусь.— Поднимается Голованов, поймав согласный кивок Берзина.

Выходим все на воздух и закуриваем. Все кроме меня. Решительно бросил.

-Откуда он такой взялся?— Смотрим вслед Тымчуку, уходящему в темноту в сопровождении дежурного.— Что-то надо с ним делать.

-Есть у меня одна мысль... связь с Мадридом есть?— Подношу часы к глазам.

-Как не быть,— торопливо тушит сигарету Фидель, как наиболее заинтересованный в моей мысли человек.— пошли, Алексей.

-Отель 'Флорида', слушаю вас.— После нескольких попыток попадаю куда надо.

-Здравствуйте, соедините, пожалуйста, с номером синьора Кольцова.— 'Мой испанский быстро идёт в гору'.

-Кольцов слушает.— В трубке раздаётся знакомый, но как всегда жизнерадостный, голос спецкорра 'Правды'.

-Миша— это Алексей. Мне нужна Лиза.

-Ну и что прикажешь отвечать нахалу, которому среди ночи понадобилась моя жена?— Пытается хохмить Кольцов.

-Срочно, мне не до шуток.

-Если срочно, то приезжай сейчас. Завтра утром ты её уже не застанешь.— Легко соглашается он, в трубке слышатся весёлые голоса и звон посуды.

-Понял. Выезжаю.

(Здесь будет эпизод с Хэмингуэеем).

Аэродромом Алькала-дэ-Энарес.

27 ноября 1936 года. 08:00.

-Куда это Тымчука с утра пораньше понесло?— Весело спрашивает Голованов, глядя как я вешаю на гвоздь свой американский плащ, по которому стекают капли дождя.

-Не знаю, у него своё начальство,— Выказываю полное равнодушие к заявленной теме, однако почувствовав интерес к этому у замолчавших на минуту разведчиков, добавляю.— но сюда он точно больше не вернётся.

Вошедший вслед за мной дежурный держит в руках котелок и закопчёный чайник.

'Кофе, то что надо! И нелюбимая с детства пшёная каша'...

Ставит их на стол, лезет в прикраватную тумбочку (небольшая комната служит комполка и спальней), достаёт оттуда и приносит на стол тарелки, кружки и убирает две полные пепельницы с окурками. Отказываюсь от каши, после выпитого во 'Флориде' виски немного мутит, и наливаю себе полную кружку ароматного напитка.

'Судя по покрасневшим векам и тёмным кругам под глазами— не ложились'.

-По хорошему,— тряхнул шевелюрой Голованов, за минуту проглотив тарелку каши.— мне надо лететь. Я Ю-пятьдесят второй неплохо знаю, ребята из 'Дерулюфта' (совместное советско-германское авиационное предприятие 20-х — 30-х годов) давали поводить, когда перегоняли борта из Ленинграда в Москву.

-Об этом не может быть и речи,— монотонно, кажется, что уже не в первый раз, отвечает Берзин, так и не притронувшись к своей тарелке.— ты командуешь всей бомбардировочной авиацией республики. Твоё место здесь, на земле.

-Тут вы заблуждаетесь, Ян Карлович.— У лётчика даже перехватывает дыхание от возмущения.— Авиационный командир обязан летать, особенно командир бомбардировочной авиации. Вывести полк точно на цель— это искусство, тут опыт нужен. Между прочим, у меня уже два боевых вылета на счету в Испании.

'Ого, когда успел? Он же здесь только неделю'.

-Товарищ Голованов,— в голосе генерала прорезались железные нотки.— вы должны в течение недели подготовить пилота для 'Ю-52'. Точка. Только взлёт и посадка. На испанского лётчика надежда маленькая.

-Теперь с вами.— Берзин повернулся ко мне.— Хаджи, расскажи коротко об операции и объясни товарищу Чаганову его задачу.

На столе появилась карта и спокойный невозмутимый голос Мамсурова разрядил напряжённую обстановку в комнате. Появление 'Юнкерса' в рукаве, похоже наконец-то, внесло уверенность в смятенную душу Хаджи-Умара, что операция осуществима. По первоначальному плану команда делилась на две группы: первой— предстояло связать боем внешнюю охрану аэродрома, состоящую из франкистов, а второй— быстро просочиться на лётное поле, заминировать и при отходе взорвать стоящие там самолёты.

Смена цели операции, захват 'Энигмы' вместо диверсии на аэродроме, спутала все карты и значительно усложнило задачу отряду Мамсурова: теперь приходилось столкнуться со вторым кольцом охраны, расположенным вокруг штаба 'Легиона Кондор', общежития лётчиков, казармы механиков и узла связи. Это кольцо состояло из немцев, преимущество которых перед испанцами состояло не в большем опыте (многие испанские военные получили достаточный опыт боевых действий в Марокко), а в дисциплине и пунктуальности при несении службы. Теперь же появлялась возможность проникнуть на аэродром не с боем, а совсем без шума, на немецком самолёте. 'Хитро придумано! Напоминает чем-то операцию израильтян в Энтеббе по освобождению заложников на аэродроме. Мысленно я ему аплодирую'!

-Только не уверен я, Алексей,— Хаджи-Умар поскрёб ладонью, отросшую за ночь чёрную щетину.— что 'Энигма' находится в радиоцентре. Вполне может быть в штабе, расстояние между ними пятьдесят метров, там радиограммы шифруют, а радисты только работают на ключе.

'Алексей! Прогресс налицо. Первый раз Мамсуров назвал меня по имени. Похоже, набрал я очки у него после этой истории с Тымчуком'.

-Не может такого быть!— Уверенно отвечаю я.— 'Энигма' должна быть на рабочем месте радиста.

Действительно, процедура установления связи и обменом сообщениями между корреспондентами радиосети с использованием 'Энигмы' была непростой: для начала они оба должны в соответствии с записями шифроблокнота на текущую дату выставить начальные установки машинки (на самом деле до конца 1938 года установки менялись раз в месяц первого числа, позднее— каждый день в двенадцать ночи по берлинскому времени): порядок следования роторов (три ротора можно переставить шестью различными способами, пять роторов в три позиции— шестидесятью), положение кольца ротора (положение выступа, которым левый ротор, после полного оборота, сдвигает на шаг правый), положение перемычек (перемычка меняет одну пару букв между собой) и начальное положение ротора (например, АОН, означает, что первый ротор в положении А, второй— в О, третий— в Н).

Получившегося астрономического количества (десять в степени двадцать три) комбинаций немецким криптологам показалось недостаточно и они решили, что каждое собщение должно начинаться с нового начального положения роторов, которое выбирает сам передающий. Итак передающий ставит роторы в положение АОН и решает, что сообщение будет кодироваться с начальным положением EIN. Теперь ему надо сообщить об этом своему корреспонденту и он печатает на клавиатуре EINEIN (повторяет слово EIN дважды), 'Энигма' шифрует это слово в XHTLOA, которое летит адресату. Тот в свою очередь печатает у себя машинке XHTLOA и видит на индикаторе EINEIN, ставит свои роторы в положение E-I-N, подтверждает получение и теперь готов принять основное сообщение.

-Короче, 'Энигма' всегда должна быть под рукой у радиста, который является по факту и шифровальщиком.

Мой проникновенный спич был воспринят собравшимися в целом благосклонно и возражений не встретил. Спор возник по другому вопросу.

-Как взлетает и летит обратно?— Голованов вскакивает с лавки.— Даже если ему и удастся взлететь, так его истребители вмиг догонят и собьют. И 'Энигма' эта ваша разобьётся. Зачем тогда всё это было затевать?

-Во-первых, если уничтожить узел связи, то на соседние аэродромы никто ничего передать не сможет.— Терпеливо объясняет Мамсуров.— Во-вторых, машинки на 'Юнкерсе' не будет. Будем выносить её по земле. Ты же сам говорил, что на самолете есть автопилот, вот пускай твой лётчик уведёт его от аэродрома, поставит на автомат и сигает с парашютом.

-Так ведь, в конце концов, по обломкам выяснят, что не было 'Энигмы' на борту...— не сдается лётчик.— поймут, что диверсанты вынесли.

-Когда ещё поймут,— не сдаётся Хаджи-Умар.— а тогда ищи нас свищи в горах. Не пойдут франкисты в погоню, да и немцы— вряд ли, здесь нужны егеря. 'Не знаю, не знаю... Вопрос сложный, будут искать тело пилота, могут найти парашют. Ладно, они специалисты— вот пусть сами и решают'.