Ижорский гамбит Византийца

— Смотри Алексий, вот кольцо из золота. Я брошу его на каменный стол, и... слышишь хрустальный звон? Так звенит только золото, а твоё звенит плохо. — Бен Барух подхватил кольцо со стола, положил обратно в шкатулку и стал внимательно рассматривать лежащие кучкой серьги, купленные мною в ломбарде.

— Что скажешь? — Художественной ценности изделия не представляли, а вот современная манера огранки камней, как и они сами явно должна была заинтересовать ювелира.

— Мёртвое золото, хотя сделано очень качественно. Подожди меня тут, я тебе кое-что покажу. — Барух привстал с лавки, зажёг ещё три свечи, помимо двух горящих, посмотрел по сторонам, что-то ища, и скрылся за дверью.

Через минуту перед моим взором предстала брошь. Тот, кто видел знаменитую скифскую пектораль из кургана Толстая Могила, наверняка обратил бы внимание на некоторое сходство, но не более. Молодая самка оленя заигрывала с самцом, и если закрыть глаза, то можно было представить, что они целовались. Листья деревьев окутывали пару и создавали полукруг, словно венчая благородных животных миром природы. Более тонкой работы я ещё не встречал. Вот, если меня спросят, каким критерием можно определить, талантлив мастер или нет, то я отвечу: если смотря на произведение искусства, у тебя включается воображение, и ты видишь наяву то, что не дорисовано, слеплено или отлито, представляя это единым целым, то талант присутствует однозначно. Так и здесь, вроде ничего лишнего, а пару завитков проволоки, золотых капелек росы и ты уже видишь весну и зарождение новой жизни.

— Это подарок моей дочери. Полгода ушло на работу.

Ювелир поближе подвинул свечу, и теперь, блики от полировки образовали ауру. Стало ещё красивее. Брошь притягивала взгляд как магнит.

— Великолепно! Тут частичка твоей души. Даже не знаю, во сколько это можно оценить.

— Любой подарок бесценен, но я смогу сделать нечто похожее, возможно, даже лучше, вот, например, за твоё золото, что на столе.

Глаза мастера налились влагой, наверно, он вспоминал о бессонных ночах, проведённых за предметным столом, когда ваялась брошь, но скорее всего, почувствовав явную выгоду от сделки, постарался разжалобить меня. Я согласился.

Спустя пару дней после осмотра броши, я вновь оказался в лавке ювелира, где мы и скрутили братьев Гримм с фальшивым золотом. О банальной истории с засадой и скандальным случайным покупателем даже не стоит упоминать, так как вся операция проходила по известным канонам этого жанра. Личности преступников, несмотря на уникальное актёрское дарование, в отличие от меня ни сколько не заинтересовали Баруха, а вот то, что венетские мастера наплевали на какие-то договорённости и смело экспериментируют со сплавами, оказалось для него открытием. Произнеся что-то вроде: 'а я ломаю голову, отчего изделия Кодоньято дешевле моих', ювелир даже позабыл про обещание сделать обрезание мошенникам. Абстрагировавшись ото всех, полез в сундук, отыскал там маленькую шкатулочку, извлёк из неё пергамент и стал внимательно читать про себя, шевеля губами. Беспокоить Бен Баруха по пустякам не стал. Выложив на стол большое увеличительное стекло, мы жестами договорились об обмене, а с молчаливого утвердительного кивка ювелира, его охранники подхватили преступников и поволокли за мной. Два мешка на головы, путы на ноги и руки, палка под колени и локти; глядишь, минуты не прошло, а два 'колобка' уже в телеге.

Лавка Евстафия от дома ювелира в нескольких минутах ходьбы, но добираться на телеге вышло с две трети часа. Пока запрягли лошадь, пока уложили груз, пока припорошили сверху соломой... в общем, куча времени утекло. Зато появилась идея, как завербовать ценных кадров. Избавленные от одежды пленники разместились в подвальном помещении пристройки, которую планировалось использовать как склад для особо ценных вещей. То есть блиндаж был оборудован на совесть: с гидроизоляцией, вентиляцией и даже освещением карбидной лампой. Едва кандалы были застёгнуты и мешки слетели с голов, как Якоб с Карлом заголосили в унисон:

— Господин! Мы сделаем всё, что вы прикажете.

— Конечно, сделаете. А чтоб вы не попытались улизнуть, я заберу вашу душу и кровь. — Шприц оказался в моей руке. — Будете вечными моими рабами.

— Аааа! Господи, спаси.

— По крови я всегда буду знать где вас искать, а с душой сделаю всё, что захочу.

Подглядывавший через щёлку двери Евстафий даже отвернулся, наблюдать за подобным было выше его сил. Братья сломались и обмочились. Склянки с пенящейся кровью перекочёвывая в сумку византийца, напоминали не просто дьявольское действие, а какой-то ритуал. И купцу показалось, что будь он на месте братьев, то не выдержал бы тоже. Однако скоро настанет время его выхода. Спустя час пленники получили воду и напутствие не злить чародея, дабы не превратиться в крыс.

Наши беседы продлились несколько дней. Бывшие студенты оказались не глупыми малыми, склонные к авантюризму и жаждущие всевозможных приключений. Иными словами, мне попались адреналиновые наркоманы, получавшие удовольствие от мошенничества и уверившие, что угодили в лапы к чернокнижнику. А как ещё меня можно было назвать, когда я продемонстрировал пленникам коротенький фильм про них? Только колдуном или чародеем. Естественно, были обрисованы перспективы по выкупу души и крови честным служением в течение шести лет. Первым заданием для братьев стало привычное им домушничество. Пробраться в хоромы Строгана и вынести из скотницы все ценные вещи. Если по Закону не получается привлечь боярина к ответственности, то пусть хоть это, скрасит наше поражение. Первый этап битвы за Ореховый остров и Новгород мы проиграли. Боярская верхушка не признала Пахома Ильича боярином Новгорода, право на владение островом поставила под сомнение, а Александра, нашу военную опору — изгнала.

5. На страже земель Новгородских.

Наступившие холода принесли с собой не только снег, Орден начал полномасштабное наступление на земли, входящие в зону интересов Новгорода. И тут оказалось, что защищать веси и погосты — некому. Кворума для сбора ополчения не собралось, а дружина князя, дай то бог, если оборонит своё подворье. Как только выяснилось, что в Изборске и Пскове уже хозяйничает временная администрация из местных, а в помощь им приданы отряды рыцарей, приказала долго жить и версия о кратковременном набеге, выдвинутая коалицией боярина Строгана. Известие же из Копорья, о начале строительства оборонительных сооружений заставило задуматься даже ориентированных на запад бояр. Одно дело Псков, с его вечным недовольством о доминирование Новгорода, а вот Копорье — это уже не камушек в сапоге. Как снимешь обувку, так уже и не наденешь. Сначала острог, там глядишь, и замок уже стал, а если ничего не делать, то через пару лет появится крепость и немцев оттуда будет не выгнать.

Почему так рьяно Орден пытался продвигаться на северо-восток, прорубая мечом путь к так называемому историческому праву германского народа на новые земли? Тут надо вернуться к событиям, произошедшим три года назад, когда Немецкий орден включил в свой состав Ливонский орден меченосцев, и на юго-восточном побережье Балтийского моря фактически возникло новое государство, простиравшееся от Померании до Нарвии. В этом государстве, как на дрожжах росло население, сводила концы с концами экономика и даже развивалась культура, в виде архитектурных сооружений военного назначения. Набираясь сил, оно вступило в большую политику, что не могло не вызывать противоречий в отношениях с соседями. Если упростить термины, то это выглядело так: у меня есть секира со щитом, а у соседа корова — я заберу корову и заставлю соседа работать на себя и точка. Кому понравится, когда вокруг твоего палисада наматывает круги жирующий волк? Хуже того, заборчик настолько редкий, что и не поймёшь, есть он или нет и волк, как бы в своём праве. Дело в том, что обширные территории были слабо заселены. Достаточно подчинить себе небольшой городишко в сто домов, как область превращалась, чуть ли не в княжество, сопоставимое по площади с Сицилийским королевством. С Невой вообще отдельная история. Новгород был удовлетворён своим геополитическим положением вплоть до этого времени, пока северные соседи не дали ясно понять: перекроем речку — вам капец. Силы для этого есть, в этот раз времени не хватило. Именно попытка возвести военное сооружение в Копорье, стала новой вехой в противостоянии Новгорода и Немецкого ордена. До этого момента финансовым потокам прямой угрозы не было, а сопутствующие расходы, куда от них деться? По идее, следующим шагом должен был стать ультиматум, вернее требование об оплате по защите западных рубежей. Не хотите содержать свою армию — кормите чужую. Прозападные бояре с этим бы согласились, да только никаких грамот не было, а все попытки начать переговоры — провалились. Новгородских послов выслушивали, интересовались, чьи интересы представляют и — просили обождать. Даже у оптимистов создавалось впечатление, что республику не принимали всерьёз: вы там пока работайте, тешьте себя иллюзиями, а мы тут уже всё давно обсудили. Последней надеждой был князь Андрей, точнее армия Ярослава, но папаша не спешил на помощь сыночку, когда силы были нужны на южных рубежах. Кочевники подходили к Киеву, и вот-вот будет решена судьба Киевского престола. А кто побеждает в престолонаследии? Правильно, тот, у кого сила больше. У Новгородской земли, на данном этапе преимуществ не было и вовсе.

Наконец, когда тянуть с решением глобальных проблем стало невмочь, было собрано внеочередное заседание лучших людей города.

— Вы бояре захотели на двух лодьях устоять. Смотрите, не потоните. Изгнали Александра, Пахома Ильича, что Неву оберегал — заклевали. Немец Водь под себя подмял, на Тесово уже рыбки спокойно не половить, через каждые пять аршин рыцарь с крестом и удой сидит. Опомнитесь, падите в ноги и зовите Александра назад. — Сбыслав Якунович закончил свою речь, и в палатах посадника на минуту воцарилась тишина.

Больше не было смешков и упрёков, мол, дружка своего поддерживает. Всё, о чём недавно предупреждали воинственные бояре во главе со Сбыславом и Гаврилой Алексичем — свершилось. А собрался боярский совет, вот по какому поводу. Два дня назад к воротам города подъехал рыцарь с отрядом из восьми кнехтов и обозом, почитай целое копьё. В принципе — рядовое событие, да только воротную пошлину за въезд платить отказался, и случай был не единственный. Рассказ начальника воротной стражи, поведанный им сухим, немного осипшим голосом, только добавил мрачности.

'Стражник! — кричал тевтонец, — Ты что, страх потерял? Или мёда опился? Новгород принадлежит Ордену, какая-такая с брата-рыцаря плата за сани'? — Говорил он, уважаемые бояре, вполне серьёзно, и чуть было не затоптал конём моего караульного. Пришлось провожать рыцаря вплоть до подворья и кун не брать.

Начальника стражи отпустили, но это было далеко не всё. Задолго до полудня к этим же воротам подошла шайка монахов, совсем непотребного вида. Ладно, что взять с убогих? Однако постулат о принадлежности Новгорода Немецкому ордену повторили за рыцарем точь в точь. Выяснив, что произошла ошибка, латиняне не ушли. Наоборот, стали возле ворот и начали читать проповеди, иногда прерываясь на пение псалмов нестройным хором. В довершении к утренним событиям подкатил ещё один немец, ведя на верёвке пленного жителя окрестностей. Его-то стражники чуть не прибили, когда опознали в полонянине смерда, что каждую неделю возил яйцо в столицу. Сумасшедший немец интересовался, где можно выгоднее сбыть раба.

— Если мы не ответим ливонцу, то решат, что Новгород — трухлявое дерево. Будут нас давить и шпынять во всех местах, пока не изведут совсем. Надо собирать рать и выжечь осиное гнездо, пока не расплодились схизматики. По уму, суздальцев кликнуть в помощь надо, да только Ярослав не придёт, пусть хотя бы сына своего, Лександра пришлёт. Сбыслава пошлём в Переяславль. Падай ему в ноги, моли, упрашивай, обещай всё, что хочешь... войско только приведи. — Михалко Сытиныч отвязал от пояса вышитый бисером кошель и бросил на стол пред посадником. — Серебро, пусть как виру примет, за скудоумие наше.

После этих слов на стол посыпались кошели. Бросали не все, преданные Строгану бояре — отказались, но их было явное меньшинство. Они даже в кучку сбились. Заметив это, Посадник произнёс:

— Строган, когда у тебя немец гривны отымать будет, смотри, не пожалей, что для общего дела не пожертвовал.

Посадник как в воду глядел. Есть такое понятие в социологии, как самоисполняющееся пророчество. Это когда данное кем-то предсказание прямо или косвенно влияет на реальность таким образом, что в итоге неизбежно оказывается верным. Спустя два дня, после отъезда посольского каравана в Переяславль, олигарха ограбили. Вынесли всё: мягкую рухлядь чёрного соболя, гривны, золотой песок, янтарь и самоцветы, долговые расписки, купчие на землю. Оставили только сундук с перепиской, который был спрятан у Строгана под полатями, на которых он почивал.

* * *

Дворня проснулась с первыми петухами и стала заниматься своими делами. Будить хозяина, спровадившего на днях жену с дочерями по святым местам — никто не рискнул. Вечером было слишком шумно от девичьего визга, мёд и вино лились рекой, так что все понимали: боярин после праведных дел устал и отдыхает. Сам же Строган, проспал сутки, так и не вспомнив, что он такое пил, отчего его так быстро сморило в сон. Не иначе, бес попутал. Что ж, вставшему на путь измены надо привыкать к такому соседству.

По прибытию в Новгород, братья Гриммы внимательнейшим образом изучили странного вида рисунки, с изображениями усадьбы хлебного олигарха. Объект расположился на небольшом холме. Справа протекал Фёдоровский ручей, напротив крепкого забора в два аршина высотой — Волхов. Маленький деревянный замок, со своей пристанью, с окованными железом воротами и двумя башенками. Из светлицы хором вид на кремль. Во дворе ухоженный сад с яблонями, хозяйственные пристройки, даже часовенка личная была в наличии. И если б не подземный ход, прорытый ещё при отце боярина, то попасть внутрь чужаку не представлялось возможным. Но никогда бы не стали братья теми, кем являлись, если бы не их склонность к импровизации. Рассмотрев все возможные варианты и получив безграничную от меня поддержку Гримы стали действовать.

В сопровождении оруженосца в Новгород прибыл знатный ливонский рыцарь, отметившийся в канцелярии посадника передачей каких-то свитков и обозначивший себя делегированным представителем. Событие хоть и не рядовое, но язык не поворачивался назвать его значимым, если бы после Софийской стороны рыцарь не был замечен в храме святого Петра, снова что-то передающем, после чего священник пустился в пляс. И наконец, под вечер, ливонец объявился на Готландском подворье, но уже в качестве арендатора небольшого, но весьма дорогого помещения, которое стали навещать иностранные гости. Всё это происходило в течение нескольких дней и когда Строгану донесли про эти события, то влиятельный гость отослал через любекского купца записку, с просьбой о встрече. В назначенное время, ливонский рыцарь и новгородский боярин предстали, друг перед другом в родовом гнезде Наездиничей. Рыцарь представился родным братом Ульриха, служившего в аппарате ландмейстера Немецкого ордена секретарём. С собой у него было послание в виде небольшого золотого католического креста и несколько слов, сказанные боярину на ухо: — Мы помним о тебе. За столом он рассказал о Хайнрике, не упустив несколько пикантных историй, которые могло знать только приближённое к будущему магистру лицо, чем и расположил к себе Строгана. Разговор незаметно перешёл на финансовое благополучие. Ливонец посетовал, что Устав запрещает личные накопления, и единственное, что ему нравится в Новгороде, так это то, что знатные люди могут иметь собственное серебро, хранить его дома и не сдавать в общую казну. Вот и сейчас, при рыцаре кругленькая сумма, и есть у него желание эти сбережения отдать на хранение в честные руки. В Риге — нельзя, пронюхают и будут неприятности. В родной Магдебург — слишком далеко. Остаётся только Новгород, где единственный человек, имеющий положительные рекомендации, Строган.