— Признаюсь, Верховный Септон, своей речью вы поразили даже меня. Полагаю, с чернью проблем не будет, — заговорила старая, сморщенная септа, стоило клирикам закончить хоровую молитву Семерым.

— Дай-то Семеро, дай-то Семеро, — тяжело дыша, ответил Верховный Септон. Сняв с себя корону, он тяжело опустился на лавку. По его лицу текли большие капли пота. Было видно, что старый и упитанный сверх всякой меры септон очень устал. И физически, и морально.

Священники близкие по комплекции к своему начальнику тоже опустились на лавки. Те же, кто имел более стройную фигуру, остались стоять, да и особенно вымотанными не выглядели. Ко второй группе и принадлежала первой подавшая голос, старая септа.

— И все же, почтенные коллеги, я считаю, мы совершили тяжкий грех, который еще отзовется всем нам сторицей. В наш мир явился Неведомый, а мы все продолжаем думать о своих, низменных, плотских потребностях, вместо того, чтобы принести истинное покаяние, отринув от себя всю эту греховную роскошь.

— Уважаемый септон Кендрик, не следует излишне драматизировать. Да согласен, событие, коему все, здесь присутствующие, были свидетелями, есть настоящее чудо. Последний раз что-то подобное видели только наши предки, андалы. Можно днями и ночами спорить, что именно хотели нам сказать боги. Явно, не просто наказать тех мздоимцев. Но, помимо служения Семерым, на нас лежит огромная ответственность, направлять заблудшие души на путь истинный. Как и говорил лорд Бейлиш, я с ним полностью согласен, у черни могли появиться весьма нехорошие мысли, которые могли привести к нежелательным последствиям. Своим словом Верховный Септон сделал очень важное и, что самое важное, угодное Семерым дело. Не дал случиться кровопролитию. Что же в этом греховного? Касаемо всего остального... не следует торопиться одеть на себя рубище. В конце-то концов, не в бедности же, в самом деле, благочестие.

Между двумя относительно молодыми септонами разгорелся жаркий спор. Точнее жарким он был только с одной стороны. "Блаженный" священнослужитель совсем раздухарился и начал обличать и клеймить направо и налево, а "хитрожопый" с тихим, чуть мурлыкающим голосом буквально оплетал его паутиной логически выверенных доводов.

Остальные септоны не вмешивались в этот спор, а только с интересом наблюдали за развитием событием. Им не хватает только кружечки пива. С данным атрибутом картина увлеченных наблюдателей все-таки не полная.

Надо сказать, наблюдать за священнослужителями в естественной, так сказать, среде обитания очень интересно. До этого я был знаком с данной публикой только во время всяких церемоний или молитв. С Верховным Септоном, который служил моему отцу, у меня как-то особенно не возникало желание общаться. Он являлся полностью послушной трону фигурой, не имеющей собственного политического веса. Кто сидит на Железном Троне, тому и служит. На моей далекой родине подобная позиция называлась: "колеблется вместе с линией партии".

Мои предки долго и упорно приводили Церковь Семерых к покорности, и другой человек стать Верховным Септоном стать просто не мог. В связи с этим я не рассматривал септонов ни, как инструмент для борьбы за власть, ни, как помеху. Они мне были просто не сильно интересны. Возможно, я ошибался. Даже в столице, среди высокопоставленных септонов, оказывается, есть по-настоящему страстные натуры и люди редкого ума.

Что-то на меня нашло. Сбрасываю с себя одновременно и невидимость, и искажающий внешность морок. Я стоял у входа, за одной из колонн, поэтому меня даже так никто не заметил.

Быстрым, уверенным шагом иду к септонам. Специально даже не пытаюсь заглушить свои шаги. Сталкиваясь с мрамором, латные сапоги производят громкий и довольно грозный звук.

— Достопочтимые септоны, не найдется у вас чуточку времени на усталого путника? — поднимаю правую руку на уровень плечплечь, выставляю вперед два пальца и приветливо улыбаюсь, повернувшимся на посторонние шаги септонам.

Между мной и ими было меньше десятка метров, и они имели прекрасную возможность рассмотреть меня во всех подробностях. Выражения лиц клириков варьировались весьма широко. От возмущенных и недоуменных до откровенно офигевших.

— Ик! — икнула старая септа, которая до этого разговаривала с Верховным Септоном. Ее глаза, обращенные на меня, были не просто квадратными, а трапециевидными.

— Кто ты такой?! И как проник в Священную Септу Бейелора?! — громко осведомился у меня сам Верховный Септон. Голос у него, надо сказать, очень мощный. Как у какого-нибудь сотника.

— Да так, никто. Просто мимо проходил. Так вы уделите мне чуть-чуть вашего драгоценного времени? — продолжаю сохранять на лице простоватую улыбку.

— Ваше высочество, мы с радостью поможем вам всем, чем сможем, — спокойно проскрипел маленький, лысый, сгорбленный, старый септон, чуть поклонившись. На вид самый старый из этой компании. Он был настолько усохшим, что буквально утопал в своем балахоне. Старичок, в отличие от своих коллег, которые после этого в шоке уставились на него, был совершенно спокоен.

— Чудно, септон...

— Бертран, ваше высочество.

— Так вот, септон Бертран, не подскажете ли вы мне, кто сейчас управляет Королевской Гаванью?

— В отсутствие короля и лорда-десницы забота о городе ложится на присутствующих членов Малого Совета.

— Спасибо, уважаемый Бертран, за столь ценную информацию. Не могли бы вы потратить еще немного времени и сообщить мне их имена, и желательно чуть-чуть рассказать мне о них, — подпустил я в голос изрядную долю сарказма. Он бы еще сказал, что вода мокрая, а трава зеленая.

Глава 20

Ну, и параноидальная же здесь система безопасности. Сначала пройти по извилистому лабиринту, потом, оказавшись на месте, завести откровенно бредовый разговор-пароль с привратником. Затем ты заходишь в тесную комнатку, где на тебя нацеливает арбалеты целый взвод головорезов в латном доспехе.

Я был в плаще с низко опущенным капюшоном. Из защиты на мне был только плотная кожаная куртка, которую вполне можно почитать за доспех. Из оружия только пара кинжалов. В общем, облегчился, как только мог. Визерис рассказал мне только кодовые фразы, которыми я должен буду отвечать на вопросы привратника, больше ничего. Сказал только, что после этого меня должны проводить к Рейенис. Но никакого особого доверия к людям, к которым иду, у меня не было. И я решил максимально возможно скрыть свою, если можно так выразиться. "публичную" личность. Рыцарь-бастард Бринден Хилл не должен иметь никакого касательства со мной настоящим. Пока, по крайней мере.

— Сир, я вынужден просить вас опустить капюшон, — низким басом произнес стоящий чуть позади привратник.

— Такого уговора не было, сир... Как вас там? Я сказал нужные слова, на этом все. Вы обязаны пропустить меня к своей госпоже.

— Мы не можем пропустить к госпоже того, кто прячет свое лицо. Опустите капюшон, сир, если у вас на душе нет дурных намерений, и вы не замышляете ничего худого, боятся вам нечего, — а арбалетные болты направлены прямо мне в грудь. Что-то эти вояки явно превышают свои служебные полномочия.

— Разве мое лицо как-то покажет вам мои намерения? Что ж, в таком случае я вынужден покинуть вас. Потом своей госпоже будете сами объяснять, почему не пустили важного гостя, — будут они мне еще условия ставить.

— Прошу вас, пока никуда не уходить. Я посоветуюсь с... со своим командиром.

— Что ж, я подожду. Недолго.

И привратник вышел в дверь, путь к которой мне преграждали арбалетчики. Прислонившись к пыльной стене, я принялся ждать.

— Эй, парни, а сколько вам платят? Золотой? Два? Неужели пять? — захотелось мне немного растормошить этих сторожей с самострелами.

На откровенно постных лицах не отражалось и тени эмоций. Благо, с помощью эмпатии я чувствовал, что они в той или иной мере раздражены. И источник этого раздражения, разумеется, я. Видимо, не нравится ребятам, что не согласился явить им свое лицо.

— А у вас всегда такие рожи или просто запор схватил? Знаете, я тут подумал, у вас же все равно дуб под шлемом, не одолжите мне свои головные уборы? Я из них кресло сделаю. Будет трон, только не из мечей, а из шлемов. А зачем вам такие большие арбалеты? Или вы ими утешаетесь, глядя на свои крошечные стручки? Молчите, вы немые что ли? Хотя вам при приеме на работу, наверное, языки отрезали и пришили на их место хрен. Все сходится! Немые, с большими арбалетами. Слушайте, а вас случаем не из Астапора завезли? Вы эти, как их... Безупречные, — да, я целенаправленно доводил этих горе вояк. Меня откровенно взбесило такое, откровенно хамское отношение. Надо этих "бдящих" немного проучить. Самому нападать было бы некрасиво, все-таки я в гостях. Однако почему бы их немного не подразнить? Если не поведутся, повезло служивым. Но эмпатия мне подсказывает, что они еле сдерживаются от нажатия на курок самострела.

— Прошу прощения за то, что задержал вас, сир! Вы можете пройти, там вас встретят и проводят к госпоже, — буквально ворвался сюда привратник. Его вид не казался уже таким строгим и бравым. И от него прямо несло растерянностью и страхом. Однако страх этот был не за себя, а... за что-то другое. Будто он стыдится. А, ладно. Буду еще разбираться в эмоциональных оттенках совершенно незнакомого человека!

Покинув эту неприветливую комнату, я оказался во вполне приличном коридорчике, чем-то напоминающее то ли какое-то, весьма занятое государственное учреждение, то ли офис крупной кампании. Множество дверей, за которыми чувствуется активная деятельность. Кадки с непонятной, тропической травой. И, как вишенка на торте, стол с аккуратно лежащими свитками и стопками бумаги, за которым сидел классический секретарь. Относительно молодой, прилизанный парень. К нему неплохо подходит определение: "дрыщ".

Так как никого, кроме этого "секретаря", в зоне видимости не было, я подошел к нему.

— Привратник сказал, что меня должны проводить. Я так понимаю, провожатый — это вы?

— А?! Да-да! Извините, я отвлекся. Да, я провожу вас к госпоже. Прошу вас за мной, сир, — когда я подошел, "секретарь" во что-то очень внимательно вчитывался, меня он не заметил. Стоило мне обратиться к нему, как он тут же подорвался и начал суетиться.

Повел он меня в самый конец левой развилки т-образного коридора. Мы зашли в желтую дверь с резьбой, изображающей, судя по всему, охоту на льва. За ней обнаружился еще один коридор. Только в этот раз дверей было всего ничего, да размеры, по сравнению с предыдущим, раза в два поскромнее.

— Мы пришли, сир, госпожа уже ждет вас, — остановившись уничем не примечательной двери, отрапортовал парнишка.

— Чудно, — толкаю дверь, будто в омут ныряю.

Я оказался в довольно уютной, небольшой комнате. Под потолком, как и в других помещениях, висели лампы с горящими свечами внутри. На стенах висели гобелены, изображающие драконов в различных вариациях. Общая цветовая гамма варьировалась от бежевого до бордового.

Сняв капюшон, я прошел дальше. За небольшой, искусственной стенкой обнаружился стол, весьма обильно заставленный разнообразными блюдами, от некоторых из которых шел едва заметный пар. Неподалеку от него находился небольшой провал со ступеньками, в котором были два дивана, стоящих друг напротив друга.

А на одном из них... Мое сердце пропустило удар. Как же она похожа на свою мать.

На одном из диванов сидела молодая девушка со жгуче-черными волосами и молочно-белой кожей, в достаточно скромном, темном платье. Если не считать загара, вылитая Элия. Молча, не отрываясь, она смотрела прямо на меня. В эмоциях у девушки творился настоящий шторм. Да и сам я в этом отношении недалеко от нее ушел.

Я стоял, как дурак, и не знал, что сказать. Просто поприветствовать ее было бы слишком банально, к тому же, в данной ситуации это будет звучать по-дурацки. Но ничего другого в голову не приходило. Что сказать родной дочери, которая видела тебя последний раз, будучи четырехлетней девочкой?

— Рейенис... — робко произнес я ее имя через пять минут неловкого (с моей стороны) молчания. — Прости, если сможешь... прости.

Дочь, так и не сказав ни слова, молча, впившись в меня взглядом своих фиалковых глаз, поднялась с дивана, сделала пару шагов навстречу...

...а потом буквально рванула в мою сторону. Я даже не успел ничего понять, как был стиснут в поистине костедробильных объятиях достаточно хрупкой на вид девушки. Она по-прежнему ничего не говорила, однако действия говорили лучше любых слов. Я тут же обнял ее в ответ. Нежно, так, чтобы ей было, как можно более, комфортно в моих объятиях.

Практически сразу она начала мелко подрагивать, и от нее стали доноситься всхлипы. Девочка рыдала. Несмотря на то, что я и так находился на эмоциональном пике, у меня в этот момент чуть не разорвалось сердце. Мозг отключился напрочь, ее настроение через эмпатию передалось и мне.

Глажу ее по волосам, чтобы как-то успокоить. Через минуту до меня доходит, что я полный идиот. Через ту же эмпатию начинаю транслировать дочке любовь и заботы. Довольно быстро это подействовало, Рейенис обмякла в моих объятиях и перестала всхлипывать. Эмофон потихоньку пришел в относительное спокойствие.

— Я... очень рада видеть тебя... папа, — чуть отстранившись, произнесла дочка. Глаза блестели от влаги, веки опухли. Но, несмотря на это, она была настоящей красавицей. Моя маленькая малышка, в одночасье ставшая взрослой.

— И я тебя, малышка Нис. Прости меня... — к горлу снова стал подкатывать ком.

— Тебе не за что извиняться... — Семеро, она смотрит на меня, словно я — бог, а она жрица, посвятившая всю жизнь служению этому богу. Пришедший в норму эмофон Рейенис выдает такие волны любви и восхищения, что мне становится очень неловко. По факту, я не заслужил от дочери светлых таких чувств.

— Нет, я виноват. Во всем, что произошло с тобой, есть доля моей вины. И доля эта слишком велика.

Дальнейший разговор, прямо скажем, не клеился. Я толком не знал о чем с ней говорить. Рейенис же тоже особенно не пыталась начать общение. Ей просто было хорошо от того, что я рядом. Какая же рана образовалась в ее душе, раз она так реагирует на одно мое присутствие. Такие чувства выходят за рамки обычной радости от лицезрения любимого родственника, которого ты долгое время считал мертвым. Ну, мне так кажется.

Некоторое мы время обедали. И молчание в некоторое было оправдано, но когда большинство тарелок опустело, а наши животы наполнились, я собрался с духом и снова попытался ее разговорить.

— Ну, рассказывай, как ты тут устроилась? Я смотрю у тебя настоящая тайная армия, — говорю, полушутливо, и непринужденно улыбаюсь.

— Что тебе сказать? Ты, наверное, уже все знаешь от Виза. На самом деле моей заслуги во всем этом не так уж много. Мне помогали.

— Ну-ну. Не надо скромничать. Брат рассказал мне, как всего за три годы ты опутала Вестерос своей паутиной. А ведь тебе было тогда всего пятнадцать лет. Не стоит принижать свои заслуги.