Слишком много врагов

Вздохнули с облегчением болгары. Их такой вариант не во всем устраивал, были там на границе спорные вопросы, но с греками им спорить было полегче. Вообще, как ни странно, и на Балканах, и в Центральной Европе в результате этой истории началось откровенное бурление. Из игры фактически выбыл сильный и жестокий игрок, история стала развиваться по-новому. Не сказать, чтобы всегда позитивно. Не прошло и полгода, как Венгрия и Румыния в очередной раз сцепились из-за Трансильвании. Но это пока дело будущего. А вот у Югославии возникли очередные претензии к Албании, про которую было прекрасно известно: вся ее независимость лежит в кармане у Рима. Что-то такое там готовилось.

Турки на конференции сначала попытались что-то вякнуть. Пообещали сами отбить Стамбул, а Дарданеллы они вообще не теряли. Тут им и напомнили, что в Дарданеллах английский флот стоит, и, если кто-то не доволен, то в Лондоне есть специальное министерство по делам колоний. Взять ему то, что от Турции осталось, под управление — нечего делать. На этом недовольные кончились.

Делегация НКР на конференции долго ждала, когда же и ей что-то такое предложат. Стамбул на Босфоре мы же взяли! Пытались на что-то такое намекать в разговорах тет-а-тет с англичанами. Те недоуменно пожимали плечами:

— А вы что, не понимаете, что мы вас в очередной раз выручаем? Вы вечно с этими турками какие-то войны затеваете, а нам приходится урегулировать после этого возникший беспорядок! Кто вас просил брать этот самый Стамбул? Вам что, турки мешали спокойно свои товары через проливы вывозить, или кто-то к вам что-то не пропускал? Или у вас есть военные корабли, которые могут выйти через проливы в дальний поход? И вот теперь нарушен баланс, мы вынуждены тратить время и силы на его восстановление, а вы еще что-то требуете?

И тут опять в поле зрения появились представители САСШ. Формально они не входили в число участников конференции, но своих наблюдателей там держали. Наблюдатели эти охотно шли на контакты с киевлянами, сокрушались по поводу неприятного поворота дела, вспоминали о своих разногласиях с бывшей метрополией. И, как бы между прочим, выражая удовлетворение совместной борьбой с Японией и успехом в реализации автомобильных и прочих промышленных проектов в русских городах, завели разговор о делах действительно миллиардных. При всем богатстве природных ресурсов НКР стране остро не хватало энергии. Угольные электростанции были хороши для снабжения городов и отдельных промышленных объектов, но, во-первых, уголь доставался недешево, да и возить его замучаешься, а, во-вторых, медики уже начали бить тревогу — выбросы в атмосферу делали снег к концу зимы вокруг крупных станций практически черным. Но закрыть потребности обширных территорий и особенно энергоемких производств угольные станции не могли. Нужна была дешевая электроэнергий и в больших количествах. Дать такую могли только гидростанции на крупных реках. Перекрыть Днепр или Волгу технически было не так уж и сложно, но требовались колоссальные разовые инвестиции, в том числе и на переселение населения из затапливаемых районов, и оборудование. И то, и другое могли обеспечить американцы. И вот об этом они сейчас завели разговор.

Пускать иностранцев в энергетику не очень хотелось, но выхода не было. В территориальном плане по итогам войны Киев ничего так и не получил. И Верховному пришлось вновь напрягать борзописцев, которые в очередной раз вынуждены были изобретать, как выразился один из них, запах несуществующей победы и активно торговать им в разнос и в розницу. Разговоры о новых супергидростанциях, рукотворных морях и дешевой электроэнергии, которая осветит всю страну до последней деревни в этой ситуации были более чем кстати. Как эти проекты были связаны с провальным походом в Стамбул объяснить не смог бы ни один разумный человек, но в данном случае, как это часто бывает, причинно-следственная связь была заменена туманными намеками и предположениями. И находились люди, которые верили, что американцы предложили поставить свои турбины именно потому, что были потрясены мужеством и стойкостью киевских воинов. Дураков всегда хватало.

Глава семнадцатая

Федор уже третью по счету войну оттрубил от звонка до звонка. Позже у него даже было ощущение, что судьба, Бог, или кто там есть на небесах решил по полной возместить ему недобранное в Польше и Монголии.

С первой волной десанта он, конечно, не высаживался. К тому моменту, когда передовой перевязочный пункт, которым ему поручили командовать, высадился прямо в стамбульском порту, передовая отодвинулась от берега примерно на километр, но вот потом и медикам хлебнуть пришлось через край. Раненых было столько, что медики сбились с ног. Только за первые дни турки во время контратак трижды прорывались практически вплотную к их расположению, и тогда все: и раненые, и санитары, и даже врачи брали в руки оружие. Пощады ждать от потомков янычар не приходилось. Федор давно перестал различать, кого ему приносят на перевязку: "кавказцев", которых в строю оставалось все меньше, или морских пехотинцев из крымской дивизии. А позже на берегу оказались и отряды моряков с подбитого линкора.

В стратегическом плане городские бои, может быть, и не выглядели особо тяжелыми, но для их непосредственных участников все было несколько иначе. К началу операции крупных войсковых соединений в районе Стамбула у турок действительно не было, но вот мелких нашлось в избытке. Впрочем, что значит мелких? Для целого корпуса все эти бесчисленные военные училища, комендантские батальоны, части береговой обороны, гарнизонные команды, дивизионы жандармов и прочее, прочее, прочее, возможно, и были мелочью, но для первой, да и второй волны десанта они превратились в бесконечные цепи контратакующей турецкой пехоты. К счастью, эти контратаки приобрели массовый характер тогда, когда десантники в основном уже вышли на окраины города, так что оборону они держали в городских постройках от пехоты, подходившей в основном по открытой местности. Командование десанта прекрасно понимало, что отступи они вглубь городской застройки, и турки задавят десант своей массой. Да никто и не знал толком, что творится в глубине городских кварталов. Население бежать из города не успело. Жители попрятались как могли, но сколько среди них было турецких военнослужащих, полицейских или просто решительных людей с оружием, которые в решающую минуту начнут стрелять обороняющимся в спину, никто сказать не мог.

Перевязочный пункт Федора стал как бы базовым. К нему подтянулись медики из морской пехоты, затем подошло тыловое усиление. По первоначальной задумке после первичной обработки раненых их предполагалось срочно эвакуировать на корабли и вывозить в Крым, но с восточным, азиатским берегом пролива что-то пошло не так, турки сохранили там свои позиции и продолжали простреливать и пролив, и залив Золотой Рог. Крупные суда отошли обратно в Черное море — кто успел и смог, конечно. Раненых стали вывозить катерами по ночам, но турки не зевали, и от этого варианта тоже пришлось отказаться.

Медики посовещались, Федор вспомнил польский опыт. Поблизости нашлась брошенная турецкая больница, и его подразделение, которое явно давно переросло рамки простого перевязочного пункта, перебралось туда. Начали делать операции, наладили послеоперационное лечение, перевязки, питание. Командование инициативу одобрило, подбросило еще медиков и имущества. Появился подполковник медицинский службы, назначенный начальником нового базового госпиталя, который сходу попросил Федора стать его заместителем. Про бригадный госпиталь было известно, что он работает на другом берегу Золотого Рога и тоже зашивается от количества раненых.

Все это безумие продолжалось около недели. Затем напор турок ослаб, пленные жаловались на то, что подкреплений они практически не получают, а всем войскам дана команда уходить на берег Мраморного моря, к Дарданеллам. Высадившиеся на черноморском берегу войска пробили и крепко удерживали коридор вдоль берега пролива. Федор с радостью увидел на улицах города бронемашины и танки с эмблемой того ударного корпуса, где ему пришлось служить. Казалось бы, медики могли немного передохнуть. Но не тут-то было. Оказалось, что в войсках в строю осталась масса легкораненых, которые теперь потянулись в госпиталь, пострадавшие и больные нашлись и среди мирного населения.

— Вот сейчас все самое интересное и начнется! — мрачно предрекал Федору его начальник-подполковник. — Мы еще период боев вспоминать будем. Город-то какой! А, не дай Бог, эпидемии начнутся. Сейчас надо срочно перед командованием вопрос ставить, чтобы турок, что ли, мобилизовали погибших срочно собирать и хоронить. А кто, кроме них, все здешние закоулки знает и сможет проверить.

Федор согласно кивал головой. Ему безумно хотелось спать, но еще больше ему хотелось как можно скорее покинуть негостеприимные берега Босфора, вернуться к Маше и жить с ней, спокойно занимаясь своим делом. Он вдруг поймал себя на том, что уже почти два года с момента окончания университета он занимается какими-то глубоко неприятными ему делами, оказывается в местах, где ему совершенно нечего делать, и, главное, решительно не понимает, кому и зачем нужна вся эта кровавая и тяжелая суета.

Его больше не прельщала ни красивая военная форма, ни щедрое денежное содержание военного врача, ни награды и видимое благоволение командования. За это время он сумел доказать прежде всего самому себе, что он может не трусить в сложных ситуациях, умеет трудиться с полной отдачей, быть распорядительным и хладнокровным, но стоило ли ради приобретения этого знания затевать три войны? И Федор поймал себя на том, что всю эту неделю он ни разу даже не вспомнил ни о святой Софии, ни о каком-то там по счету Риме, а сейчас вообще не понимает, что он делает в этом турецком городе. В голове все время крутилась фраза из какой-то прочитанной еще в детстве повести о событиях революционных лет в России: "А ты что, в Константинополь повезешь картошку на базар продавать?" — речь там шла о спорах по поводу дальнейшего участия России в Великой, или как ее называли революционеры, империалистической войне.

Глава восемнадцатая

Управляющий одним из крупнейших магазинов Киева с детства был не очень доволен своим именем и потому уже в зрелом возрасте предпочитал, чтобы к нему добавляли приставку "пан". Так его знакомые и называли — "пан Бонифаций". Некоторый непопулярный в те годы в Киеве польский акцент в этом слышался, но в целом получалось вполне пристойно. Он и манеру поведения себе выработал соответствующую: подчеркнуто корректную и несколько даже изысканную. Со всеми подчиненными только на "Вы", жизнь строго по расписанию, честность и добропорядочность возведены в принцип, никаких излишеств и легкомыслия. Того же и от домашних требовал. Хозяин сети магазинов его ценил, ставил в пример другим управляющим, хотя общаться предпочитал по телефону. И как человек практичный экономил на ревизиях — недостачи или какого другого непотребства в этом магазине и представить себе было невозможно.

Пан Бонифаций прекрасно знал все основные категории покупателей, которые появлялись в его магазине: родители с детьми, взрослые, которые покупали игрушки по заказцу и те, кому был нужен подарок, но они понятия не имели, что покупать. Наиболее перспективной выглядела, конечно, последняя категория.

Однако в этот день с самого утра косяком пошел непонятный покупатель. Сначала были две студентки, которые подозрительно оглядываясь и шикая друг на друга, купили простую коробку с оловянными солдатиками. Затем были другие студенты, женщины, интеллигенты разного достатка и просто обыватели — и все брали военные игрушки. Поразительно было то, что всем им было практически безразлично, что покупать. Главное — военное: солдатики, модели броневиков, кораблей и аэропланов, игрушечные сабли, пистолеты и ружья. Посетители отличались только достатком. Один потертый студент вообще попросил одного солдатика. Приказчицы к этому моменту — естественно, с разрешения пана Бонифация — распотрошили один из наборов и продали ему одну фигурку конника. Впрочем, вскоре разошлись и остальные солдатики из этой коробки.

Покупатели шли один за другим, приказчицы сбивались с ног, полки пустели, а запасы на складе подходили к концу. К обеду пан Бонифаций бросился звонить сначала на центральный склад их фирмы, а затем и прямо на две фабрики игрушек, которые находились прямо в городе. Кое-что удалось выцарапать, но, судя по всему, аврал был везде. Знакомый директор фабрики даже поднял отпускную цену на пару процентов, но обещал доставить товар немедленно. Еще и экспедитору пришлось добавить за срочность.

Но, главное, удалось продержаться до вечера и даже кое-какой задел оставался на следующий день. Хорошо сработала идея с продажей не коробок, а отдельных солдатиков. Как оказалось, покупателям было все равно, что покупать и сколько, главное — военная игрушка. Так что главный принцип пана Бонифация — "ни один покупатель не должен уйти от нас неудовлетворенным!" — пока удавалось выдерживать. Приказчицы пытались аккуратно выяснить у покупателей причину такого ажиотажа, но те, как правило, только загадочно улыбались или отвечали откровенную ерунду. Мол, у племянника день рождения.

Управляющий ушел домой усталым. Ему и ночью снились бесконечные ряды покупателей у прилавка. И все с солдатиками в руках.

На следующее утро он, как всегда, по дороге на работу купил в киоске газеты. Обычно он читал их за стаканом чая, который любил пить часов в 11, убедившись, что в магазине все в порядке. Кроме обычного набора — одна центральная и одна городская — он на этот раз прихватил и одну из "желтых" газет. Почему-то ее брали все, а очередь у киоска была чуть не вдвое против обычного.

До газет, однако, дело дошло не скоро.

Первым посетителем магазина оказался полицейский пристав, который, буркнув что-то в виде приветствия, с порога спросил:

— Военные игрушки есть?

— Да, конечно, — бойко ответила одна из приказчиц, — вот, пожалуйста, солдатики, машинки, игрушечные пистолеты...

— Убрать немедленно! — рявкнул на нее пристав, — торговать военными игрушками запрещено!

Девушка удивленно отступила, а пан Бонифаций понял, что надо вмешаться.

— На каком, извините, основании? — вежливо поинтересовался он. — Списки предметов, запрещенных к продаже, утверждаются городским собранием по представлению соответствующих подразделений управы. Мне ничего не известно о таком запрещении в отношении отдельных категорий игрушек.

— Без всяких оснований! — когда полиции нечего сказать, она обычно берет на голос и пристав исключением не был, — убрать с полок и все! Нельзя ими торговать! Что непонятно?

— Вообще-то ничего непонятно, — вежливо продолжал пан Бонифаций и говорил при этом чистую правду. — Извольте объяснить, что происходит и что мы нарушаем.

— Не знаю, что вы там нарушаете, но у меня приказ начальства: торговлю военными игрушками прекратить! Не знаете, что ли, что у дворца происходит со вчерашнего дня? Вот же у вас газета лежит — почитайте! И сами подумайте — надо вам в этом участвовать? В общем, я вам приказ передал. Не выполните — пеняйте на себя!