Черная Рысь-2. Экзамен на прочность

Но так было лишь до того момента, пока мы не продолжили разговор и я не услышала новые нотки в его вечно уравновешенном тоне.

— Как ты разоблачил меня так быстро?— спросила я, находя новый повод подняться на цыпочки.

— Не так быстро, как хотелось бы. Ты похожа на свою сестру, но, к счастью, только внешне.

— И ее коронные фразочки не сбили?— допытывалась я. Дарин неопределенно хмыкнул.

— Разве что немного. Скорее нет, чем да. Все-таки я все продумал.

— И ты был уверен, что я приду?

— Анна, у тебя не было выбора, ты слишком сильно любишь свою сестру, чтобы позволить нам встретиться,— ответил он просто.— Но я рад, что не ошибся в тебе.

Мы продолжали говорить. Когда закончили танцевать и поблагодарили друг друга за эти несколько минут. И после, когда после ужина спускались с Эйфелевой башни обратно на землю, в ночной Париж, а Дарин помогал мне надеть плащ.

— Я ожидала худшего,— мой язык выдал то, что вертелось на уме весь вечер. Я правда ждала, что Дарин устроит мне худшее свидание в жизни с летальным исходом. Точнее устроил бы Марии, и я собиралась расспросить его о планах, пока он был в хорошем настроении.

— Почему же?— он подался вперед, желая приблизиться, но вдруг передумал, поймав мой встревоженный взгляд. Когда Эйфелева башня осталась за спиной и больше ничто не защищало меня, я держала с Дарином строгую дистанцию в один метр: не так далеко, как хотелось бы для возможной самозащиты, но и не близко, чтобы не потерять контроль над собой.— Я бы тебя и пальцем и не тронул.

— Тебе и не обязательно,— напомнила я, намекая на его сверхспособности. Дарин задумчиво промолчал.

— Моя машина на набережной Гренель,— сказал он,— повезти?

— Нет,— я поспешно отказалась. Дарина могло оскорбить мое решение, но я была достаточно опытна в отношениях с ним, чтобы просчитывать его будущие ходы,— точнее... я бы предпочла прогуляться.

— Ладно,— он не возражал, что меня удивило,— ты приехала сама или кто-то ждет?

Говоря "кто-то", Дарин многозначительно намекал на посторонних лиц, которые его волновали. Возможно, он подумал о Жульене, если знал его. Я помотала головой.

— Нет, я на такси.

— Тогда я провожу тебя.

Мы шли по направлению к набережной, и морозный ночной ветер с Сены обдувал лицо и руки, создавая на коже невидимую пленку. Дарин поднял воротник шерстяного пальто, а я накинула на голову голубой платок, который нашла в сумочке.

— Дэр, я буду говорить честно,— выйдя на набережную, я убедилась, что на ней было достаточно многолюдно, чтобы случайный прохожий в случае чего помог самостоятельно или вызвал полицию,— я не чувствую себя комфортно рядом с тобой, в особенности не зная твоих намерений. Поэтому, раз у тебя здесь машина, ты можешь ехать, а я доберусь своим ходом. И мне бы очень хотелось надеяться, что ты благопорядочно меня отпустишь.

Дарин тихо засмеялся, затем ответил:

— Отпустить тебя?

— Да,— я не думала почему-то, что это был риторический вопрос с предсказуемым продолжением. Дарин совсем по-доброму улыбнулся, будто смотрел на ребенка с лопаткой и горой песочка в ладошках.

— Дойдем до Елисейских полей. Я хочу, чтобы ты их увидела прежде, чем уехала.

Я не стала уточнять, откуда он знал про отъезд. Насколько я знала, Елисейские поля отличались особой посещаемостью, и среди людей мне опасность со стороны Дарина грозила в меньшей степени.

— Хорошо, далеко до них?

— Нет, недалеко. Через мост.

От набережной Бранли отходили мосты на противоположный берег Сены. По темно-изумрудным, которые подсвечивал отраженный свет огней, волнам неспешно проходили теплоходы. Праздный вечер на борту совмещал и вкусный ужин, и громкие песни, доносившиеся до берега. Остановившись по середине моста, я оглянулась на Эйфелеву башню. В этот момент ее верхушка, видневшаяся над маnbsp;лоэтажными строениями домов, зажглась мигающими светлячками. Я держалась за ограждение и не могла оторвать глаз от чуда, пока оно не закончилось через пару минут. Дарин был рядом и равнодушно следил за моим мнимым восторгом, после чего уголки его губ слегка поднялись.

— Пойдем?

Я кивнула, и мы направились по параллельной мосту улице до поворота на знаменитые Елисейские поля, о чем сообщила черная табличка в зеленой рамочке на стене дома.

— Оригинальное название полей — Элизиум,— сообщил Дарин,— в греческой мифологии это страна блаженных в загробном мире, где вечная весна и куда попадали любимые герои богов и праведники. Кронос и Миноса Радамант заправляют на этом островке без болезней, забот и страданий. Символичное место.

Аллеи деревьев с ровно постриженной кроной, образовывавшей отдельную от улицы стену, вели к площади Звезды с Триумфальной аркой посередине, от которой отходили в разных направлениях улицы, отчего и пошло название площади. Но до нее еще стоило дойти мимо самых дорогих офисов и магазинов Парижа.

— Так как ты не собираешь меня убивать,— я дождалась любопытного взгляда Дарина и продолжила,— я могу спросить тебя начистоту. То, что ты сделал с Маргаритой, ждало и Марию?

Дарин сцепил пальцы и за спиной и несколько ссутулил плечи.

— Нет, вряд ли то же. Я ведь обещал ее не убивать, но соблазн был дальше в большем количестве, чем основания.

— Идеальное убийство,— пробормотала я.

— Спасибо.

— Да нет, я говорила о Елисейских полях. Судя по их историческому значению, они прямо таки предназначены для идеального убийства, как думаешь?

— Анна,— прервал меня Дарин,— если бы Рита держала язык за зубами, мы бы расстались мирно, почти что друзьями. Но она захотела почета, славы и своего места под солнцем в обществе, где людям вход воспрещен. Она подрывала мою репутацию. Ты хоть представляешь себе, какой скандал вызвала бы новость, что кланом оборотней руководит иная раса?

— Дэр, мне не так важны подробности,— сказала я,— и не надо оправдываться передо мной. Мне важны лишь причины, почему ты не можешь оставить мою семью в покое. Мария тоже много знает, даже больше Риты, но ее ты не тронешь из-за какого-то соглашения. Тогда в чем смысл всего этого?

— Всего чего?— переспросил он, будто правда не понимал. Или издевался надо мной.

— Записки, цветов, тайной встречи...

— Анна, ты правда глупа или нарываешься на откровенность? Ее не будет.

— Знаю,— фыркнула я,— но мы бы положили конец этой тягомотине быстрее, если б ты сказал конкретно, чего добиваешься.

— Это слишком сложно,— ответил он,— и слишком лично.

— И "это" касается Марии или все же меня?

— Тебе понравились цветы?— спросил он, резко переводя тему.— Рейли сказал...

— Опять Рейли?— разозлилась я.— Опять чертов Рейли! Рейли спас меня от ищеек, Рейли выбрал букет, Рейли следил за моим детством, и при этом Рейли использовал свой радар против меня и помогал тебе. Везде Рейли как самый неоднозначный герой. Самый неоднозначный герой — это ты, Дарин, и я уже устала от твоих штучек и игр. Ты как кот, который играется с добычей перед тем, как перекусить ей горло.

— Мы плохо ладим с Марией,— произнес он загробным голосом, и я вздрогнула от тишины сказанных слов на фоне моей громогласной тирады,— мы давно знакомы и нас многое связывает. Она очень умная женщина, Анна, гордись своей сестрой. Она нашла лазейку там, где, казалось бы, выхода иного нет; ведь я вычислил убийцу и готов был мстить нещадно, как это принято.

— Но сейчас ты не мстишь?— у меня осталось мало веры ему.

— Нет. Сейчас нет, можешь считать меня своим личным ангелом-хранителем.

— Вряд ли осмелюсь,— я закатила глаза,— и ты хочешь сказать, что охота на Фарреллов уже не ведется? Что Марии и мне ничего не угрожает?

— "Нет" на оба твоих вопроса. Мало того, охота переросла в межклановую войну, о которой было столько разговоров. Отец объявил ее вчера ночью, но война оборотней отличается от войны людей. Мы истребляем соперников по одиночке, боясь поражения в массовой стычке.

Меня умиляла его привычка причислять свой род колдунов к оборотням, в клане которых так прочно засела и утвердилась его семья.

— Либо ты сам себе противоречишь, Дарин, либо ты лжешь, что в принципе одно и то же. Минуту назад ты сказал, что больше не охотишься,

Дарин пригладил каштановые волосы, встормошенные ветром, и спрятал руки в карманах пальто.

— Я нет. Но мой отец, старый маразматик, он не видит дальше своего носа. Вместо того, чтобы думать, как жить дальше, без Рейвел, когда наш род оканчивается на мне, он живет прошлым и пытается мстить. Я даже не пытаюсь подключать его к делу — он не поймет, да еще и будет мешать. Как мешал тогда, когда я пытался убедиться в твоей кровной связи с Марией.

— К какому делу?— я понадеялась, что, увлеченный рассказом, Дарин расколется, но он посмотрел на меня обнадеживающе; его синие глаза ясно говорили: "А вот и не попадусь, а вот и не попадусь..."

— Зря стараешься,— сказал он с изогнутой улыбкой,— мое условие еще в силе. "Все, что тебе надо знать — пока ты помогаешь мне, я спасаю тебя." Но чуть только ты встаешь в оборонительную позицию, наш дружеский лад обернется войной.

Я поняла, какую войну он имел в виду. Гораздо большее страшную, чем бессмысленное кровопролитие с участием невинных душ. Наша личная война, бушующуя все время нашего знакомства в виде противоборства характеров, рано или поздно выльется в то, что у Дарина кончится терпение и он забудет обо всех своих планах и целях, включающих сохранение моей жизни.

— Как много страданий и личных проблем люди могли бы избежать, умея признаваться в своих страстях и желаниях,— сказала я, размышляя вслух.— Поначалу самим себе, потом окружающим. Как много могли бы добиться, умея рисковать и договариваться. Все было бы проще, если б ты сказал мне, Дарин, чего хочешь, и мы бы покончили с этим раз и навсегда, и все были бы счастливы.

Я бы никогда не попросила его делиться своими замыслами, если бы не была уверенна на все сто процентов, что они связаны со мной. И осуществление их мирным путем было моей целью; предотвратить новые смерти — второй; положить конец бессмысленным скитаниям Дарина по свету вслед за сумасшедшей семейкой черных рысей — третьей.

— Все не могут быть счастливы — это утопия.

— Кажется, ты меня не слушал,— я обиженно надула губы. Напротив витрины Louis Vuitton в центре улицы я увидела спуск в метро на станцию Gourge V и нашла ее более удобным способом добраться до дома. Дарин шел рядом. Вечернее обличие Парижа хоть и создавало романтическое настроение, но не делало его менее спокойным городом, когда я слышала шаги Дарина, а, поднимая голову, еще и встречалась с ним глазами. Когда-то я боялась этих глаз: они причиняли боль. Теперь же я готова была стерпеть эту боль. То ли потому, что выработала к ней иммунитет. То ли потому, что стала слишком самоуверенной и самонадеянной. То ли потому, что я любила эту боль, потому что ее причинял Дарин, по собственному желанию или по принуждению; а я больная мазохистка. Хотя, если разобраться, причина ичезновения моего страха была немного другой. Как женщина я собиралась сделать все возможное, чтобы Дарин больше не причинил мне боли, даже если для этого придется заставить его думать, будто я ему подчинилась. В этом и состояло искусство выживания.

— Я тебя слушал,— сказал Дарин, когда я замерла перед лестницей в метро. Он достал руку из кармана и хотел было провести ею по моим волосам, но передумал и положил на плечо. На самую долю секунды, как делают друзья, чтобы приободрить друг друга.— Ты мне нравишься, Анна, и я хотел бы, чтобы это было взаимно, поэтому я тебе не отвечу ни сейчас, ни позже. Считай меня своим проклятьем и смирись с ним.

— Какими бы ни были твои планы, я рада, что все еще жива.

Он улыбнулся и показал на спуск в метро.

— Тебе пора,— сказал Дарин.— На выходе тебя встретит Рейли и доведет до дома. И не сопротивляйся, Анна,— добавил он, увидев мой зарождающийся испуг,— сейчас опасное время, особенно для тебя.

— Собираешься следовать за мной попятам?

— Обязательно,— на его щеках появились крошечные ямочки.— Я уже предатель для своего клана.

В эту секунду мне показалось, что я готова была его поцеловать, снова первой, ведь он, похоже, не решался на это. Без лишних слов, без лишних движений, просто прикоснуться к губам, прикрыв глаза, и убежать, не прощаясь и оставив его в изумлении смотреть вслед. Или, может, остаться чуть дольше, позволить ему положить руку на затылок и взять контроль на себя, но в этом случае легкий, как перышко, поцелуй перерос бы в более развязные действия, которые испортили бы воздушный момент. Но реальность была суровой, а момент ни капельки не воздушным. Я кивнула Дарину, коротко поблагодарив за вечер. Он стоял недолго; когда моя нога коснулась последней, самой нижней ступеньки, я обернулась — его уже не было, но я знала, что Дарин, хуже назойливого призрака, всегда будет неподалеку, молчаливо выполняя свой план. Шестое чувство подсказыло, что я узнаю о своей роли в его реализации только когда будет слишком поздно. Радовало одно: Дарин не навязывался и дал мне спокойно добраться до дома, а с Рейли я бы справилась.Доехав до нужной станции, я вышла из расписанного в стиле граффити поезда. Поднимаясь в Латинский квартал, я прокручивала в голове сегодняшний вечер и, сама того не желая, улыбалась.

— Annet!

У меня сердце в пятки ушло от внезапного возгласа. Подняв голову, я увидела вместо Рейли Жульена, скачущего у фонарного столба. "Как он узнал, что я еду на метро?"— подумала я, и ответ пришел на ум сразу же.

— Что случилось?— подбирая руками юбку платья, я взлетела по лестнице. Взлохмаченные волосы, запыхавшееся дыхание и покрасневшие щеки ярче всяких пояснений описывали результат быстрого бега.

— Marie,— прошептал Жульен, сбиваясь,— я не могу ее найти.

Не спрашивая что к чему, я закрыла глаза и представила карту, в которой алыми пятнами пылали точки-оборотни. Как кровная сестра, способная почувствовать родственника без сигналов с его стороны, я быстро обнаружила Марию. И она была без сознания.

— Быстрей!— крикнула я, принявшись бежать, и на ходу бросила.— Я знаю, где она.

"Au soleil, sous la pluie, a midi ou a minuit

Il y a tout ce que vous voulez aux Champs-Elysees" (Джо Дассен)

Глава 11

Как оказалось, не так сложно добраться до нужного места, если на кону не просто встреча с любимым папочкой, но и прекращение охоты на нас. Ценность последнего я поняла после того, как ночью мы искали Марию в переулках Монмартра, и себя не помнила от страха после небрежных рассказов Жульена о произошедшем.

Мои розовые иллюзии о довольно приятном вечере с Дарином и более о том факте, что я была цела и невредима после разговоров с ним один на один, растворились в призрачном тумане, когда я увидела перекошенное от непонимания и возбуждения лицо Жульена. Позже, почувствовав, что сестра отключилась непонятно где и непонятно почему, я забыла о всех предупреждениях Дарина и собственных знаниях о начавшейся накануне войне. Целость и сохранность Марии была гораздо важнее глупых мальчишеских игрушек.