— Вот именно. Правитель должен рассуждать точно так же. Быть правителей — это значит постоянно взвешивать риск и пользу. Давай составим план. Мы должны приготовить сколько-то лекарей с помощницами, они едут в разные места, делают первую серию, и по ходу дела обучают местного лекаря с помощницей, чтобы дальше он мог сделать тем, кому не сделали в первый раз по болезни или беременности, да и подрастающему поколению. Конечно, процесс надо будет контролировать, чтобы не затухло. Плюс внимательное изучение неудач. Сколько лекарей ты сможешь обучить за один раз?

— Человек двадцать. Но думаю, что надо будет обучать не всех за один раз. Кроме того, часть людей привьём, обучаясь.

— Хорошо, я поставлю этот вопрос перед носящими льяуту. Заседание состоится в ближайшие дни. Когда точно — тут многое зависит от обстоятельств, но ты будешь на него приглашён, — Асеро с грустью подумал о Небесном Своде. А если он не оправится от болезни? Последствия тут себя ждать себя не заставят, заместителя, который в случае внезапной смерти Первого Инки и тому подобных обстоятельств возьмёт власть в свои руки, придётся выбирать срочно. А в нынешних условиях этим заместителем может быть только Киноа, остальные варианты ещё хуже. — Надеюсь, тебе не сложно подождать несколько дней.

— Не сложно. Я проведу их в Куско с пользой, ибо тут большая библиотека. Да и пообщаться с местными амаута я не прочь. Надеюсь, что до обсуждения носящими льяуту из проекта не нужно делать тайну?

— Ну, тайну теперь всё равно делать бесполезно. Я уже знаю, что ты про это рассказал и Главному Амаута, и Главному Лекарю... Да вот только они побоялись принимать решение, и так что придётся всю тяжесть ответственности брать мне напополам с тобой. Кстати, если будет принято положительное решение, а это, скорее всего, так и будет, то лучше вызови к себе жену. Детей есть на кого оставить?

— Думаю, на сестру можно; ладно, государь, пора мне. В случае чего знаешь, что за мной надо в гостиницу посылать.

Когда лекарь ущёл, Луна сказала:

— Асеро, всё-таки разберись с делом изобретательницы.

— А сама она сейчас в столице? Когда ей на суд удобно прийти?

— Так она же в тюрьме сидит, её в любой момент вызвать можно! Да только не думаю, что ей там по нраву, — это был намёк на давнюю историю, когда Луна по собственной девичьей глупости и чужой подлости попала в тюрьму, и это едва не стоило ей жизни. — Асеро, умоляю тебя, назначь суд на завтра. Бумаги ты за сегодня прочтёшь.

— Луна, ты как будто боишься чего-то... Я понимаю, что тебе жалко изобретательницу, которая Золотая Кружевница засадила в тюрьму, но кажется, ты к тому же чего-то опасаешься...

— Боюсь, что будет, если Киноа станет вторым человеком в государстве, она на него влиять будет сильно. Киноа честный, умный, прекрасно разбирается в хозяйстве и на своём месте очень даже неплох, но у него совсем нет чутья на людей, он в упор не видит их мотивов. Послушай, Асеро, если вопрос встанет напрямую, то почему ты не можешь назначить своим заместителем того же Инти? Не как за брата прошу, но я ведь в этих делах понимаю... Горный Ветер вполне справится и без указки отца, он уже набрался для этого достаточно опыта.

— Я бы назначил, если бы решал только я. Но его не утвердят. К тому же Инти не очень здоров. Как будто не видишь, что у него мешки под глазами.

— В любом случае он здоровее Небесного Свода.

— Но всё равно его не утвердят. Как и Горного Ветра. В утешение тебе могу сказать, что не утвердят и Жёлтого Листа. Киноа — наиболее вероятный кандидат на Жёлтое Льяуту. Ничего с этим не поделать. Но пусть хоть увидит завтра на суде, что его подчинённая... делает то, чего не надо, и заслуживает как минимум строгого выговора. Ибо изобретателей надо беречь.

Асеро тут же назначил заседание на следующий день, известив всех, кто должен был обязательно явиться, а сам углубился в материалы дела. Главная Ткачиха описывала свои повреждения весьма в красках. Мол, охромела и окривела. Мда, если всё так плохо, то дела изобретательницы незавидны. А его власть тут весьма ограничена — не в его власти единолично судить и выносить приговоры. Он мог только пересмотреть приговор, если найдёт в нём явную несправедливость, но многое зависит от Киноа и Искристого Снега, который как назло отлучился по делам.

На следующий день пришли изобретательница и Главная Ткачиха. Увидев последнюю, Асеро вздохнул с облегчением: та не хромала, да и синяк под глазом уже явно проходит. Получается, что её жалобы надо делить на пять.

Оглядев зрителей, Асеро с удовлетворением заметил, что Славный Поход на месте. И Киноа пришёл, не стал отговариваться делами. В общем-то, правильно: Главная Ткачиха, наряду с Главным Горным Инженером, Главным Строителем, Главным Пастухом и прочими главными по отраслям, всё-таки, его прямая подчинённая, а если твой прямой подчинённый замешан в нехорошей истории, то надо разобраться. С чувством долга у Киноа всё в порядке. Жаль, Искристого Снега не удалось застать, он уехал куда-то по делам как раз вчера после приёма посла.

Среди зрителей Луна, хочет глянуть на этот чудесный механизм, заменяющий стирку руками. Накануне перед сном она не вытерпела, созналась, что если аппарат окажется годным, то во дворце он будет никак не лишний. И это верно, дворцовой прачке, обстирывающей всю охрану, будет не лишним такое подспорье.

Ну и Жёлтый Лист тут как тут, ему же для газеты писать надо.

Наконец ввели саму изобретательницу, которая из-за совершённого ею преступления вынужденно провела несколько дней под арестом. На вид это была обычная крестьянка уже далеко не первой молодости. В толпе народа на такую никто бы внимания не обратил. Почтительно поклонившись, она сказала:

— Можно было и не держать меня под стражей, я бы и так никуда не сбежала, Государь. Я сумею доказать, что ни в чём не виновата, а эта бесстыжая на меня наговаривает.

— Это чего-то это я наговариваю! Испорченные платья я с собой принесла, пусть Государь полюбуется!

— Я готов внимательно выслушать вас обеих, — сказал Асеро, — однако соблюдайте порядок и не перебивайте друг друга. Пусть сначала говорит подсудимая Медокачка. Так ведь тебя зовут?

— Да, Государь. Я простая крестьянка, дочь бортника, от того и имя у меня такое — Медокачка. Красно говорить я не умею, но рассказать, как всё было, могу. Дома у меня муж остался и детей мал мала меньше. Стирала я, стирала на них на всех, да и задумалась: а можно ли это дело как-то облегчить? Вот отец мой не руками мёд качает, а специальной штукой, почему бы мне тоже в чане такую штуку не сделать, чтобы она бельё волтузила? Короче, сделала я такую штуку, стирка легче пошла, вдвое меньше сил занимать стала. А потом меня надоумили, мол, надо с таким изобретением к нашей Главной Ткачихе идти, ведь сотканное и сшитое стирать приходится, вот, думаю, помогу им. Так собралась я и поехала со своим изобретением в столицу.

— Я прочёл, — сказал Асеро, — что эта штука довольно большая по размеру, как же ты её одна везла? Или помогал кто?

— Ладно, государь, скажу — помогали мне, конечно. Только вот о большем пока говорить не буду, напрямую это к делу не относится.

— Ну что же, не говори пока, рассказывай дальше.

— Добилась я приёма у Главной Ткачихи, показала ей аппарат, рассказала, как им пользоваться, ну а она его проверить решила в деле. Принесла свои платья с жемчугами, каменьями и кружевами, и решила их там простирать. Ну, я её честно предупредила, что надо бы что попроще, сама такое стирать не пробовала, и если попортится, то не виновата я. А она всё равно. Ну и платья её там пострадали немного. Ну, она разъярилась, готова была аппарат разнести просто, а я её не пускаю, умоляю остыть, ну и поколотили мы друг друга немного. Да, погорячилась, ну а как мне ещё своё детище спасти? А она стражу позвала, ну и меня в тюрьму повели. У меня всё, Государь.

— Хорошо, а теперь пусть наша Главная Ткачиха говорит.

— Государь, да она меня просто измордовала. Посмотри, у меня синяк под глазом. На люди показаться стыдно.

— А кроме синяка что?

— Государь, ты же мужчина, я не могу при тебе раздеться.

— Хорошо, а если при моей жене?

Золотая Кружевница заколебалась. Видимо, такой вариант она не предусматривала.

— Государь, там примерно такие же синяки, как под глазом. Однако вопиющ сам факт, что на меня, как на представительницу власти, подняли руку. Я ей лишь приказала отойти от аппарата. И — Государь, я как представительница власти, имела право приказать ей отойти от аппарата.

— Уничтожать не имела права! — крикнула Медокачка.

— Ты покушалась на аппарат?

— Было дело. Очень меня порванные платья разозлили.

— Тогда зачем ты стала стирать платья с кружевами? Ведь тебя же предупреждали, что их попортить можно.

— Хотела испытать. Ведь она даже не знала, каков результат будет.

— Ну, хорошо, испытала неудачно, но зачем после этого истерику устраивать, аппарат ломать? Или тебе неизвестно, что любой изобретатель своим изобретением дорожит? Но я не думаю, что ты столь недалёка.

— Это изобретение я считаю глупым и вредным, — сказала Главная Ткачиха, — ведь если оно тонкую ткань рвёт, то, значит, и грубую изнашивает. Это значит, что прясть и ткать придётся вдвое больше. Это значит, прощайте шелка и кружева, будем ходить в драной дерюге, как во времена Великой Войны! Я не согласна! Я после того, как эта штуковина порвала мне платье, прямо высказала, что эта машинка нас разденет, а она твердила, что раз мне не нравится, то она другим покажет. Вот я и хотела предотвратить катастрофу.

— Вот что, Кружевница. Даже если твои опасения оснований не лишены, то почему нельзя было это решить при помощи обсуждения, а не рукоприкладством?

— Потому что я слишком хорошо знаю, что если бы я её изобретение не оценила, так она бы к Главному Кузнецу пошла бы. Главное ? выдумать и опробовать чего-нибудь новенькое! А что от этого новенького одни проблемы — никто и понимать не хочет!

— Я предлагаю аппарат испытать. Установим их хоть штук десять в военных городках и посмотрим, насколько сильнее будет снашиваться одежда. Славный Поход, ты согласен?

— Сначала я хотел бы посмотреть агрегат в действии, — сказал Славный Поход, — как это можно сделать?

— Для этого нужно подключить его к водопроводу. И нужно мыло и бельё, которое можно постирать. Причём сразу много, иначе будет слишком трясти.

— То есть эта штука имеет смысл, только если стирки много за раз? На отдельную семью смысла нет? — спросил Киноа.

— Ну почему, если семья большая... Или собрать вещи за несколько дней.

— Допустим, — ответил Киноа. — Хотелось бы тоже посмотреть на эту штуку. Если дорогих материалов не надо, то, думаю, не будет вреда выпустить несколько образцов.

Главная Ткачиха сверкнула глазами от ярости. Асеро сказал:

— Вот что: приказываю воинам, под руководством Медокачки, установить эту штуку у меня во дворце. Разрешаю подключить к водопроводу возле бани. Медокачка, сколько человек тебе нужно для этого? И кто помогал тебе устанавливать эту штуку перед Главной Ткачихой?

— Помогал мой брат. Но я не знаю, где он теперь. Дело в том, что он приехал в столицу незаконно... Наш старейшина его не отпускал, но брат нарушил запрет.

— А что не отпускал-то? Важные работы?

— Нет, в тот момент важных дел не было. Только он не хотел, Государь чтобы мы со своим изобретением в Куско ехали. Почему — того не ведаю. Мы сначала к нему за помощью обращались, а он — сначала согласен был, а потом ни в какую. И нам самим ехать запретил. Ну, я-то женщина, что мне его запреты, а вот смотрителя оросительной системы не очень-то отпустишь даже на несколько дней. Хотя сейчас и не сезон орошения....

— Так, значит надо искать твоего брата.

— Его арестовали. Пусть тоже приведут из тюрьмы.

— Он тоже участвовал в драке?

— Он старался нас разнять...

В этот момент в зал вошёл Горный Ветер вместе с ещё одним человеком:

— Брат! — ахнула Медокачка, — где ты был?

— Побывал у людей Инти.

— Ах! Тебя там пытали?

— Нет, чаем с лепёшками поили.

Медокачка, видимо, решила, что это обозначение какой-то особенно ужасной пытки, потому что схватилась за сердце. Горный Ветер ответил:

— Да ничего мы с ним страшного не сделали. Сама видишь, Сладкий Мёд жив и здоров. Кроме того, удалось выяснить некоторые важные подробности. Разреши Государь.

— Давай, выкладывай.

— Старейшина не выпускал их из селения по приказу Золотой Кружевницы. Он заранее сообщил ей об изобретении, а она сказала чинить всяческие препятствия, заранее решив, что от изобретения больше вреда, чем пользы. И сказала это ещё до того, как между нею и Медокачкой случилась драка.

— В чём же причина этого?

— Пророчество Слепого Старца. Он испугалась его.

Асеро и сам вздрогнул. Не каждый день прикасаешься к подобной тайне. Старый Амаута, которого все звали Слепой Старец, а не по имени, данному при рождении, читал пальцами старые кипу, и на основании оных сделал некоторые выводы, которые иные считали крамольными, иные же просто бредом. Впрочем, слепого никто бы не решился тронуть.

Слепой Старец говорил следующее: что инки всё ещё недостаточно воплотили заветы Манко Капака, чтобы считать своё общественное устройство разумным. Оно лишь стремилось к разумному.

Строго говоря, любой инка знал, что заветы Манко Капака не были выполнены в полном объёме. Но это принято было объяснять тем, что в полном объёме они были выполнимы только при распространении его учения на всей земле. А пока этого не случилось, некоторые вещи, типа привилегий высших инков и полигамии, неизбежны. Однако Слепой Старец считал, что заветы Манко Капака выполнены настолько не до конца, что это угрожает самому существованию Тавантисуйю. А эта угроза смущала очень многих.

— Так чего именно она испугалась? — спросил Асеро.

Горный Ветер ответил:

— Манко Капак говорил нам, что в управлении должно участвовать всё взрослое население, как мужчины, так и женщины. Мы выполнили это, женщина в рамках айлью имеет право голоса. Женщина может даже занимать высокий пост. Однако на деле редко пользуется этой возможностью, предпочитая детей и быт. Однако Манко Капак говорил, что отныне всякий труд должен быть трудом на общество. Ты знаешь, сколь по-разному это понимают разные амаута?

Да, Асеро это понимал. Одна трактовка понимала это так, что именно общество, в конце концов, получает результат любого труда. Вот вырастила женщина детей, именно общество получило новых членов. Потому женщина, работающая дома и растящая детей, не считалась собственностью мужа, а если он начинал плохо с ней обращаться, общество имело право вмешаться. По той же причине развод со стороны женщины был возможен всегда, а мужчине ? только по определённому списку причин. Чтобы мужья не бросали жён с маленькими детьми в поисках более удобных пассий.