Гном и семь Белоснежек

— А при том. Знаешь, как один мой приятель, Юрка, уломал его ввязаться в одно очень мутное дельце? А легко, старо как мир. С Алинкой-калинкой пригрозил расправиться, если Лёнечка не согласится.

— Кошмар! П-п-по-го-ди... Ты что, девочку готова убить?

— Делов-то, — махнула собеседница рукой, — как раз она мне очень мешает. Именно из-за этой маленькой дряни Лёня у меня даже на ночь ни разу не может остаться, трахаемся впопыхах! Ещё даже сиськи не выросли, а уже мужиком манипулирует, соплячка!

Вспомнила этот разговор Таня только уже на кухне Лепниной, увидев за столом наворачивающего жаркое Храмова. Соня цвела, в принципе, как обычно, когда рядом был Лёня, и, казалось, сказанного ночью не помнила. Образцова немного расслабилась, но нет. Поздно вечером, проводив любовника, маникюрша вошла в Танину комнату и принялась очень правдоподобно корить себя:

— Слушай, неужели я правда такое сказала? — хваталась она за голову. — Бо-ооже... Нет, мне нельзя пить, с языка всякий бред слетает. Татка, ты же не поверила в тот абсурд? Это я так, в сердцах. Да, Алина, конечно, между мной и Лёней, как камень преткновения, но чтобы... О-хо-хо! Всё, это клиника. Так, больше и нюхать горячительное мне не позволяй!

Таня замолчала. У меня застучало в висках.

— И ты хочешь, чтобы я в это поверила?

— Я говорю правду!

— Что же ты, боясь Соню, тогда взялась ей помогать, приехала с ней сюда?

— Да Сонька нормально с того дня себя вела, — оправдывалась Образцова, — я поверила, что она правда это всё просто по пьяни наболтала. Ну, знаешь, что у пьяного в голове, то и на языке. Да и как не помочь, когда она в таком состоянии вчера прибежала домой, сама на себя не похожая? Я же все эти недели сомневалась, что ей кто-то угрожает или охотится на неё, никаких прецедентов не было. Но сегодня, когда сумку тебе выносила и случайно услышала, как она от ответов уходит, снова испугалась.

— А какие именно фразы тебя насторожили?

— Ты спросила, для чего она хотела втянуть в шантаж Олю, а она ответила: 'да была одна идейка'. Вот про эту идейку я тебе и рассказала. И ещё она что-то сказала про болевые точки Лёни. Это она Алинку имела в виду.

Я призадумалась. Сама насторожилась этими фразами... Да нет, ерунда. Соня не могла и помышлять об использовании Оли и убийстве ребёнка, бред! На такое она не способна! Вот только Олю тоже удивило и устройство Лепниной в замшелый 'Рококо', и внезапно вспыхнувшая со стороны бывшей наставницы дружба. И ведь действительно, для чего-то же Соня хотела втянуть девушку в аферу...

— Таня, а в богом забытую парикмахерскую Соня устроилась ради стабильного оклада?

— Говорит, да, — пожала та плечами, — но её приглашали в разные салоны, и, поверь мне, достойные. Я об этом знала, когда мы ещё не жили вместе. А она выбрала этот 'Рококо'. Может, потому что близко от дома. Хотя ради денег она бы и на другой конец города ездила, уж я-то её хорошо изучила. С другой стороны, она и в парикмахерской неплохо зашибает, всех своих постоянных клиенток туда переманила. Начальница очень ею довольна, она её того-то и взяла, знала, что Сонька им 'кассу сделает'. А, ещё. Знаешь, чего я боюсь и хочу уехать отсюда прямо сейчас? Смотри, ты же говорила, что Лёне позвонил кто-то из ментовки, когда нашли её медкнижку?

— Да.

— Ну вот. Вдруг ментура уже знает, где Соня? У них же собаки-ищейки там всякие, те могли след взять. А если Лёня тоже не ангел? В принципе, барашком божьим он мне никогда не казался. Что если ему мент знакомый уже назвал адрес, и он приедет сюда?

— Мне кажется, это уже от страха у тебя фантазия работает. Для чего ему сюда ехать?

— Чтобы отомстить Соньке. Ты-то уедешь, а меня он как лишнюю свидетельницу уберёт.

— Успокойся, повторяю, дурные мысли у тебя от страха.

— Ну не знаю. Мне сон плохой снился, как будто бабушка меня звала. А она десять лет назад умерла.

— А это уже серьёзно.

— Ну не смейся!

— Я и не смеюсь. Сама очень серьёзно отношусь ко снам и верю, что перед смертью человеку обязательно поступает 'звоночек'.

Мы обе замолчали и не заметили, что к нам приближается виновница беседы.

— Соня, блин, напугала! — вскрикнула Таня.

— Девки, вы чё тут мёрзнете? Дубак такой, — проговорила Лепнина заплетающимся языком и вошла в 'уголок задумчивости'.

— Ну всё, теперь точно не удеру, — раздосадовано прошептала Образцова и поднялась. — Ладно, пойдём в дом, надо ж теперь её обратно уложить. Или хотя бы проследить, чтоб она ещё не выпила, а то шофёр Тимурматвейча...

Таня удалялась, рассуждая сама с собой, я же осталась сидеть, придавленная грудой сведений. В чей бы шкаф не залезла — в каждом не просто скелет, а целый анатомический театр.

Соня прошмыгала в дом, даже не взглянув в сторону лавки. Через минуту, судя по донёсшимся звукам стекла, стало понятно, что она всё-таки выпила ещё.

Очумевая от мыслей, я просидела на улице довольно долго и наконец пошла за своим телефоном — почему-то захотелось предупредить Лару, где я.

В доме свет горел лишь в бардовом советском абажуре над круглым столом, Тани не было. Я заглянула в опочивальню. И Образцова, и Лепнина лежали по кроватям, но сразу было не разобрать, кто из них кто. Комнату освещала лишь полная луна в распахнутом окне, а девушки, обе в шортиках и маечках и обе теперь блондинки, лежали лицами к стенам.

— Таня, — шёпотом позвала я, — ты спишь?

Образцова не отреагировала. Я насторожилась и произнесла чуть громче:

— Таня, Соня.

Обе недовольно засопели. Я облегчённо выдохнула: они просто уснули, а я тут уже запаниковала. Ну с чего бы им умирать? Какая только ересь порой не почудится!

В окно ворвался ветер, ночь сулила быть прохладной. На цыпочках, чтобы не потревожить спящих, я прокралась к створкам и тихонечко их закрыла. На прикроватной тумбочке что-то блеснуло. Блистер. Я взяла его и сумела разглядеть надпись на оборотной стороне: 'Мелаксен'. Да это же снотворное! Всё понятно. Странно только, что и Образцова его глотнула, ещё совсем недавно она хотела уехать, а не спать. Что ж, зато не придётся возвращаться на лавочку, можно, не боясь никого разбудить, поговорить по телефону прямо в доме.

Экран смартфона снова извещал о непрочитанном сообщении в вайбере. Я нажала на послание и похолодела.

'Посредине леса домик,

В домике живёт том Гномик,

Гномик любит Белоснежек,

В домике шкатулку держит,

В ней цветочек, ноготочек,

В ней волосиков клубочек,

Очень любит Белоснежек,

Что с тебя тот Гномик срежет?'

Глава 21

Глаза перечитали текст несколько раз. Цветочек, ноготочек, волосиков клубочек... Срежет?.. С меня?.. Что за жуткий розыгрыш? По телу пробежалось полчище мурашек, мелко-мелко затрясло. Вне себя я побежала в коридор, нащупывая по всем стенам выключатели и зажигая свет, донеслась до двери в огород, захлопнула её, задвинула засов, опустила толстый крючок и закричала, вбегая в спальню:

— Соня! Таня!

Девушки не отвечали. Я включила свет и принялась их поочерёдно трясти. Тела были липкими и почему-то едва тёплыми, лица бледными, а на лбу каждой выступила испарина.

— Соня, проснись! — хлопала я её по щекам.

Потом бросилась к Тане. Её веки слабо задрожали, следом задёргалось всё лицо, рот свело судорогой. Издав какой-то страшный хрип, Таня резко раскрыла охваченные ужасом глаза и стала приподниматься. Её заметно колотило, почти побелевшие руки рассеянно пыталась схватиться за тумбочку.

— Таня, Танечка, что с тобой? — обняла я её плечи и ощутила невероятную дрожь.

Таня силилась что-то сказать, но не получалось, она лишь мотала и трясла головой, зубы её стучали. Тут же зашевелилась и Соня, я подлетела к ней. Точно так же она приподнялась, заколотилась и с бешенными глазами стала хвататься руками за постель, тумбочку. Пальцы её крючило, ногти впивались в простыню. Таня, со страшными звуками глотая воздух, старалась встать. Я снова кинулась к ней. Явно теряя сознание, она закрыла глаза и упала в мои руки, мы обе завалились на пол. Пару раз дёрнувшись всем телом, Таня отключилась. Я не успела опомниться, как встала качающаяся Соня, сдавленно всхлипнула и рухнула следом. В полной панике, трясущаяся уже сама, я ползала от одной к другой, проверяя дыхание и пульс.

— Две молодые девушки при смерти, возраст до тридцати! — провопила я в телефон диспетчеру 'скорой'.

— Адрес? — тоскливо спросила тётка.

— Пионерская, шесть.

— Пионерская, Пионерская... Это в каком же районе?

— Это... это село Косички... — безнадёжно произнесла я.

— Девушка, в местную звоните.

— Но я не знаю телефона!

Тётка положила трубку. Вот так вот. Я набрала Геннадия и заорала:

— Девушки умирают, вызывайте местную 'скорую' и полицию, быстрее!

— Ща-ща-ща, у меня как раз врач под рукой, — протараторил Балдаков.

Я тщетно пыталась привести лежащих в чувства, не помог даже отысканный на кухне пузырёк нашатыря. Соня и Таня находились будто в коме, дыхание было слабым. Ни Геннадий с врачом, ни полиция всё не появлялись. Полная злобы, я решительно позвонила Гномику.

Гномик принял звонок, но молчал. Из тишины доносились лишь какие-то стрекочущие звуки. Сверчки! Он на природе. Где-то рядом? Надеюсь, не в огороде. Я медленно покрутила головой по сторонам — от страха начало казаться, что за мной кто-то наблюдает.

— Ответь же мне, Гномик.

Молчание.

— Ты следил за мной?

Молчание.

— Тебе нужна я?

Нет ответа.

— Белоснежки живы, а тебя найдут, сволочь. Мразь, тебя вычислят по телефону.

Гномик отсоединился.

Я осмотрелась. Окно, по моему возвращению оно было распахнуто. Так вот как ты прокрался. Я подошла к раме и изучила её. На подоконнике обнаружилось немного земли, скорее всего, с подошвы мерзкого Гнома, но больше никаких улик. А снотворное? Девушки не сами приняли его? Подмешал в ликёр? Или вместо усыпляющего там лежало другое, более страшное средство? Я вернулась к столу под абажуром. Из блистера 'Мелаксена' было выковырнуто четыре пилюли, но в целом упаковка выглядела не нарушенной. Значит, таблетки никто не подменял. Я аккуратно сунула улику в свободный кармашек своей сумочки. Маловероятно, что на блистере обнаружатся пальчики злодея, к тому же здесь хватает моих, но отдать его Крутолаповой стоит.

Раздался стук в дверь:

— Евдокия! Это Геннадий, со мной врач, менты скоро будут!

— Медицинская карета тоже скоро будет, а пока осмотрю я, — уже на подлёте к двери услышала я усталый голос, видимо, доктора.

В предбанник с рослым Балдаковым вошёл низенький худощавый мужчина лет за пятьдесят с обвисшими щеками и брежневскими бровями.

— Вот, познакомься, Евдокия, Пётр Петрович, вместе рыбачили.

— Очень кстати, не до реверансов, пойдёмте быстрее.

— Не думал, что увижу здесь такую девушку, — сказал фельдшер, расстёгивая камуфляжную куртку. — Можно не разуваться?

— Здесь, кажется, годами никто не разувался. Какую такую? — на ходу обернулась я.

— Красивую и пахнущую вкусными духами, чай не дешёвыми. Вы как оказались в этом притоне?

— Долгая история, Пётр Петрович, прошу вас, скорее!

— Да иду я, иду, — неохотно плёлся он за мной, почти бегущей. — Только чем я помощник? Я ж без ничего. Сегодня вообще не моя смена, думал, с удочкой посижу споко... Ба-ааа! Ещё две красивых, — застыл он в проёме. — Откуда вы, такие девки, взялись в Колькиной хате?

— Пётр Петрович, любезный, может, всё-таки осмотрите девушек и вынесете хотя бы вердикт, раз уж вы здесь, пускай и без ничего? — начала я терять терпение.

— Ну, вердикт, так вердикт, — меланхолично отозвался клятвенник Гиппократа и сел на корточки меж двумя телами. — Как они очутились на полу?

— Их трясло, а потом они упали, едва встав на ноги.

— Трясло, а потом упали, — пробормотал эскулап, — а поподробней симптомчики?

Слушая описание симптомчиков, Пётр Петрович деловито щупал запястья и лбы 'Белоснежек', двумя пальцами раздвигал им веки.

— Та-аак, зрачки расширенны, угу... А что у нас здесь? — приподнял он Соне майку и, изучив живот, почти радостно возвестил: — А вот и наш след от инъекции! Угу, и у второй. Всё понятно, гипогликемическая кома.

— Матрёшкины вошки, — почесал затылок Геннадий.

— Что? — переспросила я фельдшера.

— Странно только, что больше уколов вокруг пупка нет, — не слыша меня, бубнил тот, — у диабетиков весь живот обычно исколот. Да и если они сахарницы, не могли уколоться и не поесть.

— А могло быть, что они на таблетках сидели, а сегодня решили уколоться? — поинтересовался таксист. — Поэтому и укол один.

— Исключено, таблеточники и инсулинозависимые — это два разных типа диабетиков.

Я начала сползать по стене. Инсулин...

— Эй, и ты туда же? — подхватил меня Балдаков.

— В карете только двое носилок, имей в виду, — предупредил Пётр Петрович, грозя пальцем.

— Они выживут? — с надеждой спросила я.

— И не таких откачивали, — поднялся доктор и оттряхнул колени, — щас глюкозу поставим и одуплятся.

— Пока эту вашу карету с глюкозой дождёшься... Геннадий и то скорей бы отвёз девушек в больницу, — пожалела я о затее с вызовом 'скорой'.

Пётр Петрович как бы в знак солидарности кивнул и посмотрел на наручные часы.

— Машина приедет минут через десять, они тут рядом, слава богу, в соседней Бревёнке. Десять минут, и мы поставим капельницу. А Геннадию, поверь мне, добираться до плевцовской больнички дольше.

Он подошёл к высокому платяному шкафу и, вытянув шею, стал изучать ассортимент видеокассет.

В голове всё навязчиво крутились строчки: 'Цветочек, ноготочек, волосиков клубочек... Гномик срежет'... Я принялась скрупулёзно обследовать еле дышащие тела. Все ноготочки у девушек оказались на месте, тронуты ли волосы, понять было невозможно, пуговицы на шортах присутствовали.

— Не пойму, ты что-то ищешь? — полюбопытствовал врач, опускаясь рядом со мной.

— У них должно было что-то пропасть с тела или одежды, — задумчиво пробормотала я.

— Прямо-таки должно?

— Непременно.

Фельдшер потёр подбородок.

— Ну, у этой, — показал он на Соню, — серьги одной не хватает, но, может, закатилась куда. А у той, посмотри-ка сюда, — и он дотянулся до Таниной правой руки, — видишь, полоска незагорелой кожи.

— Кольцо!

— Угу. А оно золотое было?

— Не помню, — честно призналась я, — вообще не обратила внимания на её руки. Да и потом, она незадолго до всего этого красила волосы, могла просто снять украшение и куда-то положить.

— Так получается, у вас тут ограбление произошло?

Мне не хотелось отвечать.

— Ну что ты на меня так смотришь? Нормальный вопрос. Ладно, — принял он вертикальное положение и снова подошёл к шкафу, — не буду ничего спрашивать, сами разберётесь, мне своих забот хватает. Только если б ограбление, грабитель бы сорвал обе серьги, чай в комплекте дороже, чем поштучно.

Нет, Гномика не интересует стоимость куска белого золота с болтающейся розовой жемчужиной, ему серёжка дорога в другом смысле — как памятный трофей. В своей таинственной шкатулке он коллекционирует сувенирчики с жертв. В подвале Рада облачилась в выпускное платье с атласными розочками на корсете — это цветочек. Выдающийся по длине маникюр был у Насти Лагачёвой — это ноготочек. Интересно, он отломал кусок ногтя или выдрал его с корнем? И чей же тогда клубок волос? С меня душитель ничего не состригал, я бы ощутила. Разве что какая-нибудь прядь сама сбежала с моей головы от стресса и осталась в пакете, который Гном унёс с собой. Хотя он же ещё выкрал из моей сумки диск с фотографиями, но об этом в стишке не упомянул.