Три года в Соединенных Штатах Америки - 3

Все явились на неё одетые самым демократичным образом, а через три часа, после купания в бассейне, пилоты со своими куэрнами собрались в одной палатке, а наши технари в другой, чтобы поговорить о своём, о девичьем. Я предпочитал помалкивать. Вместо меня говорили в основном Анри или Дидье, а разговор шел о том, чтобы создать свой профсоюз и сделать нашу профессию не только уважаемой всеми, но ещё и безопасной для жизни. Среди куэрнов старшей была Таня, хотя и была моложе всех, но она одна имела девятый уровень и в самое ближайшее время я намеревался поднять её на десятый.

Таня в Бог весть какой раз рассказала о том, что куэрнинг способен помочь даже шахматисту стать ещё умнее, а уж автогонщику было бы грех им не заниматься. Только так можно было достичь высочайшего профессионального мастерства в чём угодно и с нею все были согласны. Ещё мы много говорили о профессиональной этике и взаимовыручке вне трассы. Тут уже выступил я и сказал, что намереваюсь создать в конце года после того, как пусть и не совсем, но всё же расстанусь с гонками, новую инвестиционно-финансовую компанию и предложил пилотам не тратить все деньги, а хоть что-то скопить, чтобы стать её акционерами, но только после того, как они увидят мой инвестиционный план.

Меня искренне порадовало, что к моим словам все отнеслись внимательно и не стали меня освистывать. После этого Дидье заявил, что было бы неплохо, будь у каждого из пилотов своя собственная марка спортивного суперкара и супербайка, которая приносила бы ему прибыль за счёт своей уникальности и авторской доработки, ведь каждому из них было что сказать разработчикам такой техники. Эти слова были восприняты даже с большим воодушевлением, чем мои. Тем более, что Дидье немедленно показал всем, какой автозавод вскоре станет собственностью нашей гоночной команды, заодно заявив, что мы не жлобы, жлобы не мы и готовы делиться куском хлеба.

В субботу на автодроме состоялись квалификационные заезды и по их итогам в сто семь процентов вошли только двадцать пять поликарбоновых болидов и разрыв между первым и последним болидом составлял всего семь секунд. Мы с Игорем-Анри заняли первые два ряда и мне предстояло начать гонку с поул-позиции. Во время квалификационных заездов я сразу же помчался так, словно от этого зависела моя жизнь. Игорь действовал так же, но только в третьем заезде мы с ним показали самое лучшее время. Нам противостояли лучшие гонщики планеты, асы, профессионалы большого автоспорта.

На их стороне было то, что все они прибыли в Буэнос-Айрес полностью исцелённые и потому намного сильнее, чем прежде и даже то немногое время, что они занимались куэрнингом, дало им очень много, но самое главное, они все до тонкостей знали своё дело и умели гонять, как черти, и это при наличии точно таких же машин, как и наши. Зато мы были выше них, как куэрны, но они-то будут теперь стремительно расти и их куэрны-наставники станут теперь тянуть своих учеников со ступени на ступень вверх. В этом я нисколько не сомневался и надеялся, что успехи коллег будут впечатляющими.

И вот наступил день гонки. В Буэнос-Айрес слетелось множество народу и гонку почтил своим присутствием президент Аргентины Хуан Перон вместе со своей третьей супругой Исабель. К гонке были допущены все двадцать пять болидов и вот мы заняли свои места на стартовой решетке. За пять секунд до старта я ускорился и стал пристально вглядываться в лежащую передо мной стартовую прямую и судью с флагом в руках. Медленно текло время. Двигатель машины мощно рокотал, но я его не слышал, а лишь ощущал всем телом лёгкие вибрации, пронизывающие всё моё тело.

Как только флаг в руках судьи стал опускаться, я нажал на кнопку и плавно вдавил педаль газа до упора, ощущая, как на меня наваливается тяжесть перегрузки. Мой болид выстрелил вперёд и стал быстро набирать скорость, приближаясь к широкому повороту "Нумеро уно". Тормозить перед ним я не стал, хотя и увидел, что монитор показывает скорость уже в двести двенадцать километров в час. Компьютерная консоль отреагировала мгновенно и так выставила все регулируемые антикрылья, что не смотря на сильную боковую перегрузку колёса болида не оторвались от асфальта. Пройдя первый поворот я вышел из ускорения, но перед этим внимательно посмотрел в зеркала заднего вида и увидел, что мне не удалось оторваться очень уж сильно. Мало того, что у меня на хвосте висел Анри, так за ним выстроилось в ряд ещё семь машин.

Уже после гонки я узнал, да, и увидел на экране консоли, что во время старта произошло сразу восемь обгонов, но машины прошли хотя и впритирку друг к другу, ни одного касания не было и в помине. У меня тут же мелькнул вопрос в голове: — "Вы что же, гады, уже научились ускоряться?". Вместе с этим я очень обрадовался. Второй поворот, в общем-то очень простой, но имеющий собственной имя "Конфитерия", я прошел без внутреннего ускорения, как и третий, куда более сложный, но не имеющий названия.

Игорь тут же попытался атаковать меня, но на этот раз, входя в левый поворот, я не оставил для него даже малейшей щёлочки, а не то что "калитку", а по внешнему радиусу он не был готов совершить обгон, хотя мощность мотора и позволяла ему сделать это играючи. Он обогнал меня по внешней стороне на четвёртом, также безымянном повороте и сразу же рванул занимать внутреннюю сторону широкого, правого пятого поворота, почему-то называющегося "N 8 Курвон". Ну, что "Курвон", это ясно, курва кривая, но почему восьмой? Спрашивается, куда делись остальные семь курвонов?

Нисколько не расстроившись, я увеличил скорость до двухсот восьмидесяти километров и обогнал своего соперника по внешнему радиусу, чтобы уйти на вторую длинную прямую и чуть ли не с ужасом увидел, что то же самое сделал и Франсуа Сэвер, стартовавший с восьмой позиции. Правда, на прямой Игорь удрал от него и снова обошел меня так резво, что я смог обогнать его только на стартовой прямой и по ней мы секунды полторы неслись все втроём, даря киношникам просто изумительной красоты картинку. Только на входе в "Нумеро уно" наша тройка рассыпалась и поскольку я ехал в крайнем правом ряду, а поворот был правым, то мне удалось обогнать и Франсуа, и Анри, но его быстро нагнал Эмерсон и мой друг два круга ехал четвёртым, пока не ускорился и не вышел на первую позицию.

Гонка проходила в диком темпе без дозаправок и без смены резины, зато с невероятным напряжением сил. Самым интересным в ней было то, что она более всего напоминала собой калейдоскоп. Стоило мне на несколько секунд расслабиться и я откатился на шестое место, но тут же ускорился, бросился в атаку и, как потом писали, совершил подряд сразу четыре самых красивых обгона обходя своих противников, как на трассе слалома, то справа, то слева.

А ещё мы все в этой гонке постоянно переговаривались и это слышали на трибунах благодаря консоли установленной в нашем ангаре. В основном мы подшучивали друг над другом, но иногда раздавались и громкие крики типа: "Вив ля Франс!" или какие-нибудь другие лозунги, когда кто-то из пилотов бросался в атаку и отыгрывал у соперника позицию. Это была честная борьба и всё решало мастерство и умение водить гоночный автомобиль. Именно об этом, гонять честно, мы договорились на нашей вечеринке. Всё правильно, ведь на этой гонке мы все были в равных условиях и пройдёт не менее трёх месяцев, прежде чем конструкторы, работая на нашем заводе, смогут подготовить для пилотов фирменные болиды.

Зрители, наверное, устали гадать, кто же в этой гонке выиграет, так как едва ли не треть пилотов сумела побывать в лидерах, а длинная стартовая прямая стала самым зрелищным отрезком трассы, ведь на ней болиды развивали просто бешеную скорость, чтобы потом на торможении войти в поворот "Нумеро уно", на котором по идее должна была решиться судьба гонки и оттого зрители то и дело взрывались громкими криками. Круговых в гонке не было вообще. Все пилоты ехали по трассе в пределах двадцати секунд, а круг проходили за минуту и шесть десятых секунды в среднем. Иногда на стартовой прямой в ряд выстраивалось сразу пять болидов и неслись по ней с оглушительным рёвом к повороту на сумасшедшей скорости.

Гонка давалась нам обоим с большим трудом, но я вовсе не жалел, что Советский Союз практически одарил всех этих великолепных автогонщиков такими прекрасными машинами. Вот только пощады от них ждать не приходилось и спуску они нам не давали. Чуть замешкался и всё, тебя уже обогнал противник и ты откатился назад. Поэтому нам обоим приходилось прикладывать колоссальные усилия, чтобы находиться в головной части пелетона, а он в этот день не разрывался на отдельные группы и в нём постоянно происходили перестроения. Подшучивая друг над другом, пилоты при малейшей возможности бросались в атаку и поскольку машины обладали огромной приёмистостью, то выходя из каждого поворота, они стремились в первую очередь выстрелить и обойти соперника.

Да, и при входе в поворот скорость снижалась буквально за два десятка метров от него. Самых выгодных траекторий искать не приходилось, болиды очень часто ехали в два, а то и в три ряда, что придавало гонке совершенно особый привкус остроты на всём протяжении трассы. О, эта гонка была очень острым блюдом, но я думаю, что всё же зрителям больше всего должны были понравиться наши комментарии к ней, беззлобные, но часто очень остроумные и к тому же с перчиком. Солёных шуточек тоже хватало.

Даже швед Ронни Петерсон, которому вроде бы от рождения полагалось быть невозмутимым, иной раз откалывал при обгоне такие шуточки по-английски, что вся англоговорящая публика должна была покатываться со смеху. Мы с Анри тоже не отставали и если он в запале часто кричал: — "Вив ля Франс!", чтобы лишний раз поддержать свою легенду, то я, атакуя соперника, не стеснялся громко воскликнуть: — "За Родину, за Сталина!" Ну, побейте меня, если сможете, только с этими словами мой дед в сорок втором, под Сталинградом, поднимал свою роту в атаку и замёрзшие, часто голодные бойцы вставали под пулями во весь рост и, повторяя его призыв, бежали в штыковую атаку и сражались с врагом с невероятной яростью.

Разумеется, сблизившись с немцами и орудуя то штыком, то прикладом, они кричали уже совсем другое, но всё же в этом призыве было что-то величественное, чего в две тысячи пятнадцатом году уже не стало. Правда, и тогда в русском человеке осталось очень многое от характера дедов и прадедов, выигравших великую войну. Потому и я, чтобы не допустить поражения, на этом автодроме сражался, как на войне, хотя моим врагом были не соперники по гонкам, а километры, минуты и секунды, точнее их сотые доли. Прямо в ходе этой гонки гонщики дали мне прозвище Рашен Солджер.

А ещё над всем автодромом витал сильный карамельный запах, приводивший зрителей в неистовство. Девяносто шесть кругов, триста двадцать один километр сто двадцать метров. Солидная дистанция и на ней каждый из пилотов выкладывался полностью. Неудачников в этой гонке не было, как и не было в ней везунчиков, которые смогли подняться на подиум только потому, что у кого-то случился прокол или сгорел двигатель. Метеоровские двигатели сухого скольжения не боялись никаких перегрузок и ни один из них за всё время не вошел в желтую зону, все работали в зелёной. Резина превращала в пыль асфальт, но не истиралась, не пузырилась и не лопалась сама, а управляемые компьютерными консолями антикрылья плотно прижимали все четыре колеса к дорожному полотну.

Было несколько вылетов, но пилоты мгновенно брали машины под контроль и снова выезжали на трассу. Дважды слетел с трассы и я сам. Один раз я даже оказался в самом хвосте и потом целых три круга пробивался вперёд и всё это время ехал на внутреннем ускорении, показывая свои самые быстрые круги, один из которых, пятьдесят шесть и три десятые секунды, в итоге и оказался самым быстрым в этой гонке и это время назвали потом фантастическим и немыслимым.

На последних десяти кругах пилоты разговаривали друг с другом всё реже и реже, а если что-то говорили, то в основном только такие слова: "Денни (Джеки или Ники), я тебя атакую, пропусти или сражайся." Говорилось это без зла, просто пилот атакующего болида констатировал то факт, что он ехал с большей скоростью и выходил на оптимальную траекторию атаки, закрывать которую — показать себя свиньёй. Сражаться же означало только одно, немедленно ускориться, что многие и делали, а если не успевали, то откатывались назад. На девяностом круге я шел седьмым, но когда проехал через стартовую прямую и вошел в поворот, стал третьим и к девяносто четвёртому кругу был уже вторым, а на девяносто пятом выстрелил и вместе с Анри и Франсуа ушел в небольшой, всего метров пятнадцать, отрыв, но и этого мне хватило, чтобы прийти на финиш первым.

Как только я увидел клетчатый флаг, то нажал на кнопку и из отсека прямо позади моей головы вверх выстрелил телескопический флагшток с алым полотнищем, украшенным серпом и молотом. Советский автогонщик впервые выиграл столь престижное состязание. Увы, но по политическим причинам на этой гонке не было ни одного официального представителя страны Советов, хотя русских болельщиков вполне хватало и над трибунами развивались красные флаги Советского Союза. Так я сделал свой первый круг почёта.

В паддоке царило всеобщее веселье. В этой гонке не было проигравших. В ней выиграли все пилоты потому, что все вместе мы подарили зрителям просто феерическое, фантастически красивое зрелище бескомпромиссной, но честной и благородной борьбы за победу. Поэтому, едва только выбравшись из болидов, мы тут же бросились обнимать друг друга и пожимать руки, благодаря соперников за прекрасную гонку. Наши машины добрались до паддока на последних каплях горючего. У меня, например, компьютерная консоль отключила семь из девяти цилиндров, чтобы я мог доехать своим ходом.

Через несколько минут нас всех попросили построиться в алфавитном командном порядке, поднять флаги и таким образом сделать последний круг по убитой в хлам и дребезги трассе автодрома. Механики плеснули в топливные баки по литру водородного топлива и мы, отсоединив фонари, проехались по трассе со скоростью не свыше ста километров в час, радуясь тому, что состоялась первая гонка сезона. Так мы и подъехали строем к тому месту, где уже установили высокий подиум. Анри, Франсуа и я поднялись на него и через пару минут мне на шею повесили огромный лавровый венок и вручили хрустальную вазу, оправленную серебром.

Оркестр принялся играть гимн Франции, я встал по стойке смирно и запел вместе с Анри и Франсуа. Подиум в этот день был полностью французским. После этого мы отправились на традиционную пресс-конференцию и рассказали о том, как проходила гонка и что мы о ней думаем. Я честно признался, что даже на последнем круге сомневался в том, что мне удастся прийти к финишу первым, ведь я обогнал Анри всего на две с половиной секунды, а тот закончил гонку обогнав Франсуа всего на половину корпуса. Тому же в свою тоже удалось обогнать Эмерсона Фиттипальди всего на треть корпуса. Следующая гонка должна была состояться одиннадцатого февраля в Бразилии, в городе Сан-Паулу, на знаменитом автодроме "Интерлагос", наверное самом зрелищном для зрителей.