Не торопясь, по-хозяйски оглядев зал, он целенаправленно направился к нам и, не спрашивая разрешения, плюхнулся на лавку напротив меня. Эллина рефлекторно положила руку на эфес своего меча, но я сделал ей успокаивающий жест и внимательно посмотрел на нового персонажа. А тот, соответственно, смотрел на меня. Секунд тридцать мы с ним играли в гляделки, а потом он, очевидно, сделав какие-то выводы, кивнул и сказал, негромко, но при этом чрезвычайно внушительно:

— Господа, не имею чести знать ваших имен...

— Виконт де'Брюсси, — этим именем я теперь представлялся постоянно, чтобы не путаться. — Эллина, моя племянница.

— Благодарю, — вряд ли он поверил насчет "племянницы", но ни словом, ни жестом не дал мне этого понять. — Виконт Гейно, к вашим услугам, господа.

— Вы хотели нам что-то сказать, виконт?

— Да. Дело в том, что в этом... хм... населенном пункте я отвечаю за порядок и безопасность его жителей. Вы меня понимаете?

— Да, разумеется. Вы хотите нас предупредить, чтобы мы вели себя тихо, ни с кем не задирались, не устраивали скандалов по пустякам и, не дай боги, никого не убили. В противном случае мне придется иметь дело с вашим мечом, а также, возможно, с несколькими вооруженными арбалетами парнями, которые у вас на подхвате. Я вас правильно понял?

— Абсолютно верно. Я могу рассчитывать на ваше благоразумие?

— Разумеется. Даю слово, что если никто не станет оскорблять нас и не попытается напасть, ограбить или еще каким-либо образом причинять вред, я, в свою очередь, не причиню вреда ему.

— Благодарю, — страж порядка встал, церемонно кивнул мне и чуть вразвалочку вышел из зала. Ну все, можно сказать, с местной властью контакт установлен.

Что интересно, местные вели себя адекватно, то есть не пытались нас цеплять. Это заставляло уважать "шерифа", который не только защищал своих, но и не давал им потерять чувство меры от ощущения собственной безнаказанности. Да и моя точная формулировка, наверное, сыграла определенную роль — я ведь обещал не нападать первым, но если наедут — порублю в капусту с чистой совестью. А может, все было еще проще. Среди сидящих в зале, кроме нас, естественно, дворян было ровно двое, и выглядели они вполне мирно, скорее всего, в силу своего почтенного возраста. У простолюдинов же, даже вконец потерявших нюх в своей провинциальной безнаказанности, хамить дворянам особой склонности нет. Так или иначе, мы смогли и спокойно закончить ужин, и просто посидеть, расслабившись и послушав выступление на удивление приличных музыкантов, и спокойно выспаться перед дорогой.

К перевалу мы выехали утром. Не с рассветом, разумеется, все же ехать сегодня предстояло недалеко, и я воспользовался ситуацией для того, чтобы поспать. Ну и еще, прежде, чем выдвигаться, мы в сопровождении вчерашнего мальчишки проехались по лавкам, где закупили продовольствие — мало ли что, а запас, как известно, карман не тянет. Мне, правда, каждый раз, когда вспоминалась эта поговорка, в голову приходил намного более жесткий ее вариант, но все же при дамах его произносить как-то неприлично. Хотели еще прикупить меховых вещей, но здесь, как оказалось, ими не торговали — была между жителями этого поселка и того, который располагался непосредственно около гор и, соответственно, служил точкой, в которую стекались желающие эти горы перейти, негласная договоренность. У нас бы, конечно, к ним могла живо прицепиться какая-нибудь антимонопольная комиссия, и взятки свели бы на нет всю дополнительную прибыль, но в этом мире купцы между собой договаривались запросто, ни на кого не оглядываясь и, соответственно, рубили за счет отсутствия конкурентов дополнительное бабло. Впрочем, конкретно для нас в этот момент я ничего страшного в таком положении дел не нашел. Ну, потрачусь больше... С моими финансовыми возможностями лишняя пара золотых к банкротству не приведет, и вообще погоды не сделает. Тем более что вариантов все равно не было — не замерзать же на перевале от собственной жадности. Хотя, конечно, у меня цены задирать сверх меры, равно как и поставлять некачественный товар, купцы боялись — что с конкуренцией, что без. Все-таки фискальные органы были на высоте, добровольных (а иногда и не очень) стукачей найти тоже было несложно, и после нескольких показательных процессов торговый люд уяснил простейшую истину: я — не президент, а они — не Ходорковские, так легко не отделаются. Повешу — и фамилии не спрошу. То, что слова "президент" и "Ходорковский" были им ни с какой стороны не знакомы, дела не меняло и на понятливость торгового люда влияния не оказывало.

Еще у меня, честно говоря, была мысль поменять лошадей, но, к сожалению, ее пришлось оставить. В Медвежьем Углу я как-то лопухнулся, упустил из виду этот момент, а здесь не нашлось, как мы ни искали, ничего достойного внимания. То есть у кого-то в конюшнях, может, и удалось бы найти приличных коней, но среди тех, что выставлялись на продажу, были только клячи еще хуже моих. Поразмыслив немного, я решил, что и пес с ними — если уж до этих мест мои лошади как-то, причем, надо отметить, без особых проблем добрались, то и дальше выдержат, тем более, недолго осталось. Да и потом, мне не в скачках участвовать, справятся. Так что, честно расплатившись с мальчишкой-проводником (он даже не ожидал подобной щедрости — серебряная монета была по местным меркам серьезным капиталом), мы с легким сердцем двинулись дальше.

По мере приближения к горам природа резко менялась. В ходе неспешного, но притом неумолимого повышения рельефа становилось прохладнее, и постепенно лиственные деревья начали уступать место хвойным. У подножия гор, где и располагался поселок с очень оригинальным названием Подгорный (насколько мне было известно, в этих местах так называлась половина населенных пунктов, и еще треть носила имя Пригорный), было не то чтобы холодно, однако лес был почти сплошь кедровым, с редкими вкраплениями елей. Ну а дальше дорога начинала круто забирать вверх, чтобы, перевалив через перевал, выйти на равнину в трех днях пути от столицы Светлого Владыки.

Поселок, как можно было легко догадаться, не бедствовал — добротные каменные дома, здоровенный постоялый двор, единственная улица широкая и чистая. А ведь жили здесь только и исключительно за счет торговли — местные горы были сродни Альпам, то есть изобилием полезных ископаемых не блистали. По всему выходило, что через перевал ходит намного больше народу, чем я предполагал. Почему же тогда в поселке у реки такая маленькая гостиница? Хотя... Ну да, все правильно. Подгорный рассчитан на поток народу с двух сторон, кроме того, сюда ведет еще одна дорога, правда, намного более узкая, но все же вполне наезженная. Плюс ко всему, от реки не так и далеко, а значит, те, кто высаживается с кораблей утром, могут двигаться прямо сюда, не задерживаясь. Пожалуй, и нет ничего удивительного в том, что жители Подгорного — люди зажиточные.

Причину их зажиточности я определил, как оказалось, правильно, но не полностью. Помимо и впрямь довольно интенсивного потока народу, правда, не сейчас, а во второй половине лета и начале осени, когда на перевале была стабильная погода, и практически исчезал снег, на благосостояние жителей поселка весьма положительно влияли цены, которые они, за отсутствием конкурентов, устанавливали, какие хотели. На постоялом дворе я лишь восхищенно присвистнул, а когда мы отправились покупать экипировку, глухо выматерился про себя. Нет, мой кошелек вполне способен был выдержать и куда более серьезное кровопускание, но все же жаба меня давила нешуточная. Больше всего сейчас хотелось всех тут перебить, причем медленно и мучительно, насколько можно растягивая удовольствие. Однако сколь бы ни были маньячны мои желания, и сколь бы легко они ни были осуществимы, приходилось терпеть и платить. Хорошо еще, что избыток жадности не перерос у торгашей в желание обогатиться любой ценой — продаваемая ими одежда была вполне качественной и удобной. Как и большинство русских, я имел представление о том, как бывает холодно зимой, и какая нужна одежда, чтобы бродить по снегу, поэтому и обмануть меня в том, что касается полушубков, рукавиц и валенок, было довольно сложно. Что характерно, сделать это никто и не пытался, так что затарившись и подогнав одежду под свои габариты, благо швейная мастерская здесь имелась, мы вернулись на постоялый двор, попутно сделав, правда, мысленно, неприличный жест в сторону продуктовой лавки.

Вечером мы сидели и ужинали в общем зале, большом и в меру замусоренном. Цены для приезжих тут были, разумеется, бешеные (как я заметил, местные, сидевшие в этом же зале, платили заметно меньше), но я хорошо помнил — дальше минимум два дня нам придется идти через перевал, где вряд ли удастся с комфортом устроиться на ночлег. Соответственно, и о цивильном питании лучше забыть, так что стоило с максимальной эффективностью использовать оставшуюся у нас возможность как следует поесть. Народ здесь подобрался куда более шебутной, чем в прошлый раз, но пока что нас задевать не пытались. Оно и к лучшему — мне совершенно не хотелось искать неприятности на собственную... хм... голову. Не боялся, естественно, но тратить время и силы на ерунду было попросту глупо, и Эллина была со мной полностью согласна. Поэтому мы ели, не обращая внимания на окружающих, словно отгородившись от них глухой стеной. Этой тактики удавалось придерживаться минут двадцать, пока в зал не вошла средней колоритности группа искателей приключений.

Их было четверо. Тот, который шел впереди остальных, был, очевидно, за главного. Высокий, всего на пару сантиметров ниже меня, хотя, чуть присмотревшись, я понял, что росту ему прибавляют необычные для этих мест сапоги на высоком каблуке. А так — ничего такой, крепкий парнишка, гладко выбритый, с соломенно-желтыми, отроду нечесаными длинными волосами и наглой мордой. Одет в обычную для этих мест меховую куртку, похоже, из волчьего меха, на боку короткий меч.

Второй, стоящий за его спиной, был чуть ниже ростом, и даже немного мешковатая одежда не могла скрыть, насколько быстро и плавно он двигается. До кошачьих его движения, конечно, не дотягивали, но все равно внушали уважение, и потому он чем-то напоминал мне индейца из старых югославских фильмов. Да и мускулатура у мужика, судя по тому, что можно было разглядеть, была соответствующая. Волосы темные, короткие, но больше всего притягивала взгляд мягкая черная повязка, закрывающая нижнюю часть лица. Если судить по шрамам на смуглой щеке, она была призвана скрыть изувеченную нижнюю челюсть — помню, мальчишкой лето в деревне проводил, так один там лицо точно так же перевязывал, после того, как ему по пьяной лавочке дробью чуть голову не снесли. Меч на поясе он, как и его товарищ, носил с тем небрежным изяществом, которое выдает опытных воинов, привыкших ощущать оружие частью себя самого.

Двое оставшихся были ничем особенным не примечательными субъектами, чуть пониже ростом и поуже в плечах. Оба щеголяли короткими бородами, один черной, другой — рыжей. Тот, который с рыжей, был счастливым обладателем изрядной ширины лысины, а чернобородый и такой приметой не мог похвастаться. Подобных умников можно встретить везде — и так же легко о них забыть, скользнув безразличным взглядом. Правда, мечи у обоих, а ведь меч — оружие недешевое. Хотя, с другой стороны, для наемника оружие — инструмент, от надежности которого зависят не только состояние кошелька, но и жизнь, так что эта братия на хороших мечах не экономит. Однако, судя по поведению, эта парочка тут была за шестерок, и наличие оружия ничего не меняла в их статусе.

Если честно, на всех четверых мне было глубоко наплевать. Ну, пришли люди с желанием хорошенько нажраться — так флаг им в руки, барабан на шею, и могут возглавлять колонну, идущую на мужские гениталии. Тем более что и они на нас в первый момент внимания не обратили. Окинув взглядом зал и не найдя в нем свободных столиков, предводитель этого общества анонимных алкоголиков резко дернул щекой, и двое бородачей тут же выдернули из-за ближайшего столика в гордом одиночестве наливающегося пивом старикана задрипанного вида. Тот возмутился было, но на него рявкнули и вышвырнули из зала, после чего компания тут же уселась и затребовала пожрать и выпить. Пожелание клиентов было, что характерно, удовлетворено моментально. Остальные присутствующие даже не обратили на происходящее внимания. И вышибала, что характерно, тоже предпочел в происходящее не вмешиваться.

— Обрати внимание, — слегка толкнул я локтем Эллину. — Вот тебе показатель того, что эта страна находится на своем закате.

— С чего ты так решил? — удивленно повернула ко мне голову девушка.

— Там, где какое-то хамло запросто измывается над ветераном, а остальные воспринимают это, как должное, просто неоткуда взяться будущему.

Кстати, я ведь не шутил. И, надо сказать, в той стране, которую мы создали, военные, даже бывшие — это был статус. Нагло слямзив идею у Хайнлайна, я в свое время ввел закон, по которому полноправными гражданами, имеющими право занимать государственные должности и вдобавок к тому получающие кучу серьезных привилегий, могли быть только отслужившие в армии. В том числе и поэтому армия у меня никогда не знала проблемы с добровольцами, а военные, как находящиеся в строю, так и пребывающие в отставке, были особой, крайне уважаемой и очень лояльной правительству кастой.

— А с чего ты взял, что он ветеран?

— Для наемницы ты не слишком наблюдательна. У него нашивка, если не ошибаюсь, за ранение, и на шее серебряная цепь. Довольно потрепанная, кстати, но зато орден на ней хоть и невеликий, но воинский. И дают его в этих местах за храбрость.

Эллина, подумав, кивнула и вернулась к терзаемому ножом бифштексу. Потом, задумчиво прожевав очередной кусок, она спросила:

— Почему ты не вмешался?

— А зачем? — безразлично пожал я плечами. — Это — не моя страна, не мой солдат. Пускай сами разбираются со своими проблемами.

Вряд ли ей понравилась моя логика, но заострять на происшедшем внимание девушка не стала. Убедилась уже за время поездки, что у меня своеобразный, отнюдь не завязанный на любовь и сочувствие ко всем подряд взгляд на жизнь, в сострадании к ближнему я вовсе не замечен, и спорить по этому поводу со мной бесполезно. Самое интересное, что, как и многие русские, я склонен к самокопанию, размышлениям в духе Достоевского и прочей мути. Ну, ничего тут не поделаешь — менталитет. Однако я давно нашел сам с собой разумный компромисс: если меня заденут, я, разумеется, подумаю над высокими материями и о том, что мой враг, в сущности, не такой плохой человек, а дело в обстоятельствах... В общем, о многом подумаю, но вначале я его пристрелю. А с совестью мы уж как-нибудь договоримся, между собой, тет-а-тет и без привлечения сторонних наблюдателей. Другим же людям обо всех этих высоких материях вообще знать не положено. Вот и Эллина не знала, а потому даже не пыталась спорить. Просто она вновь принялась резать бифштекс с такой яростью, что я испугался, как бы тарелку пополам не перепилила. Ну а буквально через несколько минут события понеслись вскачь, и стало вовсе уж не до споров.