Вот таким принципиальным был Крагозей.
Пелей прицелился прищуренным глазом в тщедушного гнома.
— Зачем он нам? — спросил он у Хитрого Гвоздя.
— Представитель народа, — ухмыльнулся гоблин. — Мы с тобой что? Вертимся понемногу, тяжелым трудом, в поте лица, добываем себе на хлеб. И никто нас с тобой не любит. А они народ. Они все и решают. Требуют, чтобы открыли ворота.
— Кто их слушает, — Пелей явно относился к народу без особого уважения. — Черный Лейтенант и не собирается ворота открывать.
— Надо бросить клич, поднять народные массы и смести со своего пути эту жалкую кучку прислужников бургомистра, — предложил Крагозей. Он был беспощадным к врагам. А врагами своими, или, точнее, врагами народа, гном считал всех, кто находился на службе у городских властей.
— Нет, — не согласился Хитрый Гвоздь. — Ворота, надо думать, велел закрыть их пресветлость. Ломать нельзя. А лейтенанту с его сбродом тоже жить надо. Вы что, не поняли? На халяву нам ворота никто не откроет.
— Надо дать, — подтвердил Пелей. Он и дело свое развернул так широко, потому что всегда знал, кому и сколько надо дать. А сейчас почему-то сразу не сообразил. Слишком мелкими людишками были для него стражники. Суконщик считал, что раз он Пелей, то ворота откроются перед ним сами собой. А они не открылись. Значит, надо дать.
— Никогда! — возмутился Крагозей. — Это же подкуп! Никогда я не пойду на поводу у сатрапов! Никогда не унижусь...
— А я думал, что ты умный, — прервал непреклонного Крагозея Хитрый Гвоздь.
— Я принципиальный и не могу поступиться принципами! — не отступал гном.
— По-моему, сейчас для тебя самый важный принцип — достать побольше монет, для свержения бургомистра Слейга и торжества свободы в Геликсе, — подсказал гному Пелей.
— Да, — согласился Крагозей. — Монеты нужны нам не для наживы, как вам, олигархам, а для святого дела освобождения народа и возвращения украденных у него свобод. Интересы народа превыше всего.
— Ради кучи башлей, от которых зависит судьба народа, неужели нельзя сунуть меднолобым кусок? — спросил Хитрый Гвоздь.
— Хм... — сказал гном. Он оглянулся на толпу возле телег, где было немало его соратников по бескомпромиссной борьбе с гнетом, тиранией и бесправием, как бы надеясь, что они сейчас, как это положено у демократов, проголосуют, стоит ли пойти ради святого дела на маленький компромисс.
Но соратники по борьбе не знали, о чем идет разговор, и не могли проголосовать ни за, ни против. Приходилось решать самому. Крагозея это не смутило. Не первый раз ему приходилось самому определять тактику и стратегию действий всех своих сторонников.
— Ну, как? — спросил Хитрый Гвоздь. — Играешь с нами, или нет? Мы ведь и без тебя обойдемся. Просто с твоими мы станем собирать по две малые медные монеты с телеги, а без твоих, придется скидываться большими. Но впереди светит золото, так что мы скинемся.
— Ради святого дела можно пойти и на незначительный компромисс, — решил Крагозей.
Капрал Коорн старательно рассматривал гоблина в синем халате. Он готов был поклясться балахоном святого Фестония, что никогда не встречался с ним, но чувствовал, что знает этого гоблина.
"Рост высокий, телосложением тощий... — бормотал он. — Щеки розовые... Где же я видел его, растопчи эту образину бешеный тролль... Глаза веселые, улыбка добрая... Кто же он такой, заглотай его тощий ремнезуб! Откуда я его знаю? Бородка окладистая, короткая, аккуратно подстриженная, усы небольшие... Если бы я его раньше не видел, откуда бы я знал, что у него бородка окладистая... Носит просторный синий халат обшитый по краям дорогими серебряными позументами... — И тут капрала Коорна осенило: — Это же описание Хитрого Гвоздя! Злостного преступника. За поимку его обещано сто золотых монет!"
Вступив в свою должность, бургомистр Слейг начал непримиримую борьбу с преступностью и объявил, что выплатит по сто золотых монет тому, кто задержит Бритого Мамонта или Хитрого Гвоздя. Прошли годы, но никому не удавалось, не только поймать, но даже увидеть кого-то из этих преступников. А капралу Коорну неслыханно повезло.
"Вот это удача привалила! — капрал напрягся и проверил, легко ли выходит из ножен меч. — Сейчас я его поймаю. И получу сто золотых монет! Бургомистр Слейг сразу сделает меня сержантом. Нет, на сержанта я не соглашусь. Пусть делает лейтенантом. Брютц не может его поймать, а я поймаю. И лейтенантом должен быть не он, а я".
Капрал расправил плечи, подкрутил усы, и они стали грозными, как пики. Не сводя глаз с Хитрого Гвоздя он направился к толпе. Но сделал не более трех шагов, когда на плечо его опустилась тяжелая рука.
— Ты куда? — спросил сержант Нообст, подозрительно разглядывая капрала. Сержант Нообст разглядывал подозрительно всех, кто куда-то шел. Потому что понимал: просто так никто ходить не станет. Раз кто-то идет, значит, он ищет для себя какую-то выгоду. И ему, сержанту городской стражи, надо разобраться, что это за выгода.
Капрал не хотел делиться своим секретом а, тем более, золотыми монетами и славой. Он задумался, пытаясь сообразить, что сказать сержанту.
Сержант терпеливо ждал, когда Коорн начнет врать.
— По неотложному делу, — уровень умственного развития не позволил капралу придумать ничего разумней.
— По какому такому неотложному? — сержант прищурился. Он всегда прищуривался, когда чувствовал, что его хотят обмануть. И редко кто мог выдержать пронизывающий насквозь, заглядывающий прямо в душу, пронзительный прищур Нообста.
Капрал не выдержал. Он понял, что скрывать свой замысел от сержанта Нообста бессмысленно. Надо было немедленно сказать правду.
— Там Хитрый Гвоздь, — осторожным шепотом, чтобы никто не подслушал, доверительно, как будто он только и ждал сержанта, чтобы поведать ему это, сообщил капрал.
— Где? — лениво поинтересовался сержант Нообст. Ему стало скучно.
— В синем халате, возле суконщика Пекиса Пелея.
— Ошибаешься, — сообщил Коорну сержант.
— Все точно, клянусь дубиной святого Фестония! — глаза у капрала стали большими и круглыми, и даже нос немного увеличился. — Высокий, тощий, розовые щеки и добрая улыбка. У меня хорошая память, так записано в розыскном листе. А он высокий, тощий, и улыбка у него добрая. Одет в синий халат.
— Ну и что?
— Я его сейчас схвачу, — он не стал напоминать сержанту про сто золотых монет. — Его приказано задержать.
Сержант Нообст знал, что капрал идиот. Но не думал, что его идиотизм простирается до такой степени.
— Это не Хитрый Гвоздь, — сказал Нообст. — Это совсем другой гоблин.
— Он, — яростным шепотом стал убеждать сержанта Коорн. — Ты посмотри: на синем халате серебряные позументы. Об этом тоже в розыскном листе написано. — И, чтобы окончательно склонить сержанта на свою сторону добавил: — Сто золотых монет! Задержим вдвоем, монеты пополам, — предложил он.
Пятьдесят золотых монет — это было очень много. Имея пятьдесят золотых монет можно было бросить дурацкую службу и открыть свою таверну. Сидеть в таверне, попивать пиво, прислушиваться к неутихающим разговорам, и запоминать, о чем говорят посетители. Сержант Нообст многие годы мечтал об этом. Но он, также, всегда был уверен, что лучше быть живым сержантом, чем мертвым хозяином таверны, даже если она будет самой хорошей в Геликсе.
"И откуда он взялся на нашу голову, этот болван, — с тоской разглядывал капрала сержант. — Их же в сто раз больше чем нас. Они всю нашу стражу в одну ночь вырезать могут".
— Я знаю этого гоблина, — сказал он, сердито уставившись в круглые глаза капрала. — Это не Хитрый Гвоздь. Этот гоблин работает мастером у Пекиса Деляги. Вернись в строй.
— Но по описанию... — пытался отстоять свое славное будущее капрал. — Синий халат с серебряным шитьем...
— Сказано — вернись в строй! — рассердился сержант. Он не хотел заканчивать жизнь под ножами банды Бритого Мамонта. — И я тебе не лейтенант. Я тебе быстро усы выщипаю. Нужники чистить я тебя не заставлю, но если дотронешься до этого гоблина, я отправлю тебя в Казорский квартал ловить карманников.
Спорить с сержантом или доказывать ему свою правоту было бесполезно. Капралу, как и всем остальным жителям славного города Геликса хорошо было известно, что сержант Нообст всегда прав, и чем больше споришь с ним, тем более прав он становится. А в Казорский квартал капрал не хотел.
Так рухнула мечта капрала Коорна прославиться, разбогатеть и продвинуться в чинах. Усы его снова обвисли, маленький носик покраснел. Он уныло втянул голову в плечи и вернулся в строй.
Деляга, Гвоздь и Крагозей совещались недолго. Вскоре они вернулись в толпу и начали что-то растолковывать собравшимся. Толпа приняла их сообщение по-разному. Но крики и споры постепенно утихли. Люди стали шарить по карманам, гоблины развязывать кушаки, гномы вытаскивать глубоко спрятанные кошельки. Зазвенели монеты. Все шло правильно, как и должно было идти в свободном городе Геликсе.
Толпа тем временем рассеялась, каждый пошел к своей телеге и уселся на нее, не сомневаясь в том, что сейчас ворота перед ними откроются. К лейтенанту подошли трое: Пекис Деляга, Хитрый Гвоздь и Хартибур Крагозей, который гордо выставлял на показ свою испорченную рубашку. Он знал: завтра по городу пройдет слух, что рубашку ему изорвали жестокие псы-стражники по прямому указанию подлого бургомистра Слейга. Деляга держал в руке пакет, завернутый в серый платок.
— Мы от жителей города, — объявил рыжебородый. — Делегация.
Трезвый лейтенант угрюмо молчал. Ждал, что еще скажут делегаты от жителей города.
Стражники тоже молчали, но стали переглядываться и подмигивать друг другу. Они прикидывали, сколько придется на долю каждого. Сержант Нообст с великим уважением смотрел на лейтенанта Брютца. Только великий ум начальника городской стражи мог придумать такое. Оказалось, что закрытые вовремя ворота могут принести доход гораздо больший, чем открытые.
— Жители нашего славного города думает так, что ворота покрасить, конечно, надо, — сказал Деляга. — Мы же не против, мы понимаем, красные ворота, это очень красиво, — он посмотрел на грязно-серые створки, но удержался и даже не улыбнулся. — Так что решили оказать помощь. Собрали немного. Здесь на краску и кисти, и полная пошлина, и охранникам, чтобы перекусить могли, пока ворота будут сохнуть. Мы же понимаем, что отлучаться им нельзя. Так что вот... — и он протянул лейтенанту плотно завязанный пакет, в котором, судя по весу, находилось немало полновесных монет. — От каждого. А ворота, господин лейтенант Брютц, для нас открывать не надо. Пусть только одну створку немного... Мы быстро проедем, не задержим.
Рука лейтенанта Брютца привычно потянулась за пакетом и взяла его. Пакет был тяжелым.
Сержант Нообст, все еще восхищаясь светлым умом лейтенанта, приготовился приказать стражникам, чтобы отворили одну створку, но пошире.
Стражники не сводили глаз с пакета.
Рыжебородый взмахнул рукой и хозяева телег разобрали вожжи, собираясь отправиться в путь.
Лейтенант Брютц повернулся к сержанту Нообсту, собираясь отдать команду, и чуть не столкнулся с высоким монахом, задумчиво перебирающим четки. Лейтенант попытался обойти его, но рядом с первым, появились еще два монаха, перебирающих четки столь же задумчиво. А за ними стояли три нахальных эльфа, из канцелярии бургомистра. Вылупили зеленые глазища. Только и ждали, чтобы ворота открыли, сразу побегут бургомистру докладывать.
Лейтенант Брютц задумался.
"Ворота открывать нельзя", — вмешался внутренний голос.
"Это почему же нельзя?! — не согласился лейтенант, ощущавший тяжесть пакета с монетами. — Я начальник стражи. Захочу и открою! Всего одну створку..."
"Выгонят с треском, хорошим пинком под зад", — предсказал лейтенанту ближайшее будущее внутренний голос.
"Это кто же меня выгонит?!" — продолжал хорохориться лейтенант.
"Жирный подонок Слейг и выгонит. Ты бы лучше с ним не связывался", — посоветовал внутренний голос.
"Ладно, ладно, тоже советник нашелся на мою шею. И вообще, чего ты пристал ко мне? — попытался урезонить его лейтенант. — Не первый год служу. Я и сам знаю, что нельзя. Я и не открою".
"Надо вернуть монеты", — напомнил внутренний голос.
"Как это так: вернуть монеты?.. — не понял лейтенант. — Монеты не возвращают".
"А ведь придется", — предсказал внутренний голос и снова напомнил, о пожарной вышке, сороках и о хорошем пинке в зад.
Лейтенант Брютц снова задумался. Он чувствовал, что не сумеет отдать пакет с монетами.
"Ку-ку", — вывел его из задумчивости внутренний голос.
В трезвом состоянии лейтенант соображал плохо и действовал на уровне инстинктов. На этот раз вверх взял инстинкт самосохранения. Лейтенант медленно, медленно, как во сне, поднял руку и, ужасаясь своему поступку, протянул сверток с монетами рыжебородому. С не меньшим ужасом смотрели на это и стражники. Рыжебородый тоже не ожидал такого и растерялся.
— Это почему?! — спросил он, отдернув руку и всматриваясь в ничего не выражающие, пустые глаза Черного Лейтенанта.
— Лейтенанты городской стражи взяток не берут! — произнес Брютц, сам, недоумевая, откуда у него взялись такие дикие слова. Но сказал громко, с надрывом, так что его услышали даже на дальних телегах. И тут же сунул сверток с монетами в руки рыжебородому.
Наступила тишина. И длилась она, кажется, бесконечно долго. Потом ее неожиданно разорвал чей-то тоскливый голос:
— Как теперь жить будем?...
Тут же жалобно завыла какая-то собака, ее поддержали громкими воплями оба осла.
Потом раздался ропот. Пока это еще была толпа, где каждый говорил о своем. Одни стали рассказывать о знамениях, предвещающих большое несчастье, другие вспоминали оракула, который еще в прошлом году предсказал конец света, кто-то из сторонников Крагозея призывал своих соратников ценою жизни отстаивать свободу. Раздавались голоса и о том, что лейтенанту надо вправить мозги, стражников связать, а ворота немедленно открыть и сжечь. Назревал бунт.
Как раз в это время, к последней телеге, на которой стоял молодой отчаянный гоблин, и во всю глотку орал что-то о топорах на длинных топорищах и красном петухе, подошел монах и легонько дернул его за штанину.
— Тебе чего?! — не особенно почтительно спросил его разгоряченный удалец.
— Сын мой, — мягко, но убедительно промолвил монах, — жена и дети ждут тебя дома. Во имя святого драконоборца, дважды рожденного Фестония возвращайся под кров свой... — И он постучал дубинкой по краю телеги.
Гоблин посмотрел на внушающую уважение дубинку, потом в сторону ворот, где расположились не менее трех десятков телег? и увидел, что возле каждой из них стоит по монаху. И у каждого монаха в руке дубина. Гоблин был свободолюбив и храбр. Он мог один на один выйти на битву с хищным змееголовом. Но он был достаточно разумен, чтобы не вступать в конфликт с Орденом.
— Спасибо тебе за добрый совет, святой отец, — промолвил гоблин, — я так и сделаю. — Он взялся за вожжи и стал поворачивать лошадь.
